скачать книгу бесплатно
– Ты прав. Хочешь в императоры, будь любезен, родись в императорской семье, иного не дано. А могло ведь все сложиться очень хорошо. Кого она собиралась облагодетельствовать дзэндзё? Понятное дело, обладателя добродетелей разных. К тому же, если запамятовал, монаха, у которого нет и в перспективе не предвидится детей.
– Ну и что?
– А то, что если она совершит дзэндзё, то и Докё никуда не денется, поступит также и пошло, поехало по цепочке – императорами будут только добродетельные люди.
– И?
– Неужели не дошло? Наконец-то Япония утрет нос танскому Китаю, центру мировой цивилизации. У них нет и никогда не было, а у восточных варваров появится идеальная система передачи власти. Вот о чем наверняка размышляла Сётоку, заранее гордясь задумкой. У островитян этих всегда так. Сперва очаровываются заморской идеей, потом разочаровываются, прознав как обстоят дела с ее реализацией в стране происхождения, и в конце концов, внеся в идею некоторые изменения, учитывающие местный колорит, пытаются осуществить в надежде достигнуть морального превосходства. Если же достигнут, то непременно сохранят достигнутое. У них талант к этому делу, и доказывать здесь ничего не нужно. Просто сходи в Сёсоин и посмотри на тамошние экспонаты. На их родине их уже давным-давно днем с огнем не отыщешь, а у японцев сегодня, в двадцать первом веке, пожалуйста, имеются. И вот еще какая штука. Нередко успехи женщины нивелируются каким-нибудь надуманным сексуальным скандалом, особенно в подверженных конфуцианству странах. Предположим, ей удается выиграть конкуренцию у мужчин, заняв приличную должность. И тут же начинаются разговоры, у нее, мол, способности так себе, но смогла все-таки затащить в постель работодателя. И официальные историки истолковали именно в этом русле действия Сётоку, усмотрев в них лишь плотское непотребство, тем самым вольно или невольно упрятав в куче небылиц ее огромную заслугу в предотвращении безумного плана Накамаро напасть на Силлу. И не только это. Намерения императрицы здорово напугали кое-кого из власть предержащих, которые славно постарались ради сокрытия задумок и заслуг Сётоку, чтобы, не приведи господь, зараза вольнодумства не полыхнула когда-нибудь вновь, пошатнув основы государства. Да и какие убеждения, скажите на милость, у женщин, как были, так и останутся слабыми на передок, если рубануть правду-матку прямо с плеча, по-конфуциански. Под таким напором никакой дзэндзё не устоит, и тэнноизм продолжит сверкать в лучах славы божественной Аматэрасу. Добродетельность же сама по себе вещь, разумеется, полезная, если к ней с умом подходить.
– Упоминая про власть предержащих, ты кого имеешь в виду? Уж не про священных особ императорского дома идет разговор?
– Больше них в тэнноизме заинтересован клан Фудзивара, для которого это вопрос жизни и смерти, поскольку дзэндзё и котэйизмы всякие сделают невозможным паразитирование на теле императорского дома да и всей Японии в целом.
– Ты, того, не слишком ли загнул? Что-то прежде мне не приходилось слышать или читать про это.
– Они и не кричали на каждом углу про паразитизм, наоборот, тщательно скрывали главный принцип своего безбедного существования, что давалось, правда, совсем нетрудно. Ведь с эпохи Хэйан до эпохи Камакуры Япония представляла по сути «фудзиварово царство». И стоило кому-то выступить против них, взбунтоваться, из него лепили злодея. Во все времена, особенно до эпохи Эдо, за всеми историками маячили Фудзивара. И это не преувеличение. Посты регента, канцлера и других главных чиновников двора, если угодно, правительства, заполонили именно они, Фудзивара. Кто отважился бы критиковать их? Кого-нибудь, по мелочи, куда ни шло, а так, чтобы по-серьезному, систему в целом, боже упаси. Я сейчас-то десять раз оглянусь, прежде чем раскрыть рот, что же говорить про те, темные времена?! Тут не до критики, о собственной головушке озаботиться надо. Если же наперекор разумности отыщется смельчак, сотрут в порошок злодея, фигурально выражаясь, вычеркнут из истории, оставив лишь рожки да ножки в виде пакости какой, выдуманной, правда, с большим искусством. Тот же Тайра Масакадо взбунтовался скорее не против императора, а против фудзиваровской системы управления. И что? Историки ловко вылепили из него одного из трех главных злодеев страны наряду с Докё и Асикага Такаудзи. Не все у них однако ладилось, особенно с поддержанием порядка на улицах. Повсюду орудовали грабители, не встречая никакого отпора. Почему, спросишь. Потому что правительство упразднило регулярную армию. Без нее же с огромными шайками не совладать.
– Может, она уже и не требовалась?
– Требовалась, еще как требовалась, но без денег какая армия?! Государственная казна опустела. Чиновники не могли даже привести в надлежащий вид Радзёмон, а это, что ни говори, главные ворота императорского дворца, но к ним и приблизиться то боялись, вот-вот обрушатся из-за ветхости.
– Неужели государство настолько обнищало?
– Если судить по состоянию Радзёмон, деньги, действительно, отсутствовали. Если же взглянуть на Зал Феникса в Бёдоине, возникнет совсем иное мнение – деньги, причем в немереном количестве, имелись, правда, не у всех, а только у Фудзивара, сотворивших из своей загородной резиденции настоящее произведение искусства. Вот и получается, одно, императорское, рушится, а другое, фудзиваровское, сверкает роскошью. Причина подобной ужасающей картины кроется в придумке, вернее, махинации под названием сёэн. Так назвали частную землю, освобожденную от налогообложения.
– Постой, постой. Насколько помнится, вся земля по законам Рицурё принадлежала государству в лице императора и частной просто не могла считаться по определению. Правительство, осваивая целину, передавало землю в аренду, обложив налогом. И только попробуй увильнуть от него, власти вмиг образумят любого.
– Да, налоги беспокоят всех, особенно Фудзивара, которых императоры за верную службу наделяли землей немерено. Много земли, много налога, а платить то не хочется.
– Понятное дело, но закон есть закон, против него не пойдешь.
– Они и не пошли, просто взяли и поменяли закон то, не сразу, конечно, но поменяли. Как это происходило, объяснить не берусь, я в этих тонкостях не очень, но получилось в конечном счете так – освоил целину, наладил там заливное или суходольное сельхозпроизводство, земля твоя, ты становишься ее частным владельцем.
– А что, вещь вроде неплохая, но налоги все равно надо платить.
– Вот именно! Однако Фудзивара не долго тужили. Люди они башковитые, сообразили, что к чему. Название сёэн не с потолка ведь взяли, а с далеко идущим умыслом. Посуди сам. Сёэн буквально обозначает дачный сад, но никак не возделанные поля. Имеется, значит, дачка, а при ней садик, для отдыха само собой. И за что тут платить государству? А чтобы никакому налоговому инспектору не взбрело вдруг в голову пойти и проверить, что там в садике этак в несколько гектаров происходит – или сплошь одни лужайки с садами камней и площадки для кэмари или же везде посажен рис или овощ какой, фудзиваровцы добились экстерриториальности сёэнов, давая отлуп желающему проникнуть туда, будь он хоть уездный чиновник, хоть провинциальная шишка. И все по-честному, по закону. В общем, сёэны оказались вне объектов государственного налогообложения. Сёэнизировав собственные земли, Фудзивара принялись за чужие.
– Неужто отнимать стали?
– Зачем насильничать? Это не их метод. Люди сами бросились жертвовать им землю.
– Как это?
– Предположим, ты мотыжишь землю, арендованную у государства, платишь немалый налог, однако платить, естественно, желания нет. Поэтому берешь и жертвуешь или преподносишь землю Фудзивара. Они ее быстренько сёэнизируют и, привет, никаких налогов. Ты уже числишься как бы управляющим, по бумагам, конечно, на самом же деле как был хозяином, так и будешь. Только вместо большого налога станешь платить толику малую новому формальному владельцу, за хлопоты, так сказать.
– Вдруг обманут? Землю прикарманят, меня же с носом оставят.
– Могут, конечно, но других спугнут. Знаешь, сколько к ним народа повалило?! И ради тебя терять немереный доход? Нет, без обмана намного выгоднее выходит. В общем, сёэнизация зашагала по стране. У Фудзивара прибывало, а у государства, наоборот, убывало. Облагаемые налогом площади сокращались, казна императорская пустела. Фудзиваровцам принялись подражать другие влиятельные клана, правда, не в таких масштабах, но все же. Да и храмы старались не отставать. Деньги текли к Фудзивара рекой со всех сторон. Если бы они хотя бы часть неправедно нажитого направляли на общественные нужды, скажем, на ремонт Радзёмона, я бы их так не критиковал. Куда там! Когда Фудзивара Митинага затеял строительство личного храма Ходзёдзи, знаешь, откуда ему таскали камни? Из разваливающегося фундамента этих самых ворот! И это человек, находящийся на вершине государственной власти!
– Неужели с фудзиваровским произволом нельзя ничего поделать? Ну, хотя бы ограничить как-то.
– Можно, конечно, издав указ, запрещающий дальнейшую сёэнизацию, т.е. пойти напрямую против паразитов этих. Дело отчаянное, но смельчаки нашлись – императрица Сётоку и преподобный Докё. Я ведь уже говорил, Фудзивара следует уподобить паразитам, которые живут на теле хозяина, питаясь его соками. Данная метафора не элегантная, но точная по смыслу. И что интересно, сколько бы не высосали соков, в хозяина не переродятся, как были, так и будут паразитами, только более тучными и холеными. Такое положение вещей вполне устраивало Фудзивара, паразитизм для которых стал главным принципом существования. А подходящих ситуаций занять престол у них возникало предостаточно. Но даже Митинага и во сне отгонял от себя подобные мысли.
– А Накамаро?
– Ты прав. Денег и власти ему показалось мало, поэтому решил прикарманить всю страну, переведя на рельсы котэйизма. Сётоку воспротивилась, однако вряд ли бы сладила со злодеем без поддержки других Фудзивара.
– Не любили что ли его?
– Почему? Может, и любили, потакая своевольничаю – не только ведь ради себя одного старался. Но Накамаро замахнулся на главнейший принцип существования Фудзивара – быть паразитами при императоре и не в коем случае не занимать его место. Вспомни, какой герб у них? Цветок глицинии! А что символизирует их родовой храм в Наре? Я имею в виду Касуга тайся. Глициния ниспадающая!
– Что-то не пойму. Про паразитов, кажись, разговор шел, и вдруг глициния. Не складывается как-то.
– Все прекрасно складывается. Глициния должна обвиваться вокруг другого растения, опираться на него, иначе, беда, зачахнет. Наглядная иллюстрация принципа бытия Фудзивара.
– Может, и правда так. Тогда становится понятным и смысловое содержание фамилии Фудзивара. Она ведь состоит из двух иероглифов – глициния и поле. И получается поле глициний, другими словами, поле паразитов. Но мне почему-то кажется, что Накатоми Каматари, основатель клана Фудзивара, вряд ли бы с радостью принял от императора Тэндзи фамилию с подобным смыслом, нашел бы способ увильнуть от высочайшего подарка.
– Фамилия, действительно, не простая. И дарована была в 669 г. особым императорским указом одному лишь Каматари. Только он и потомство его сына Фухито обладало правом величаться Фудзивара. А в 694 г. императрица Дзито назвала новую столицу страны Фудзивара. Хотя, про эту столицу и помнить наверное уже перестали, вряд ли она паразитов имела в виду.
– Что-то я совсем запутался…
– С самой фамилией Фудзивара все довольно ясно. Каматари корнями своими уходит в корейское царство Пэкче. Когда его разгромили враги, оттуда все бросились бежать на японские острова, где якобы и произошло, в символической форме, разумеется, слияние Пэкче и страны Ва, в результате чего и возникло государство Япония, т. е. Фудзивара обозначает «Пэкче плюс Ва равно Японии», иначе говоря, ни много, ни мало саму Японию. Если не учитывать императорскую семью, которая как-то обходится без фамилии вообще, то Фудзивара – самая важная и почетная фамилия. Вот почему Каматари добивался ее от императора Тэндзи. Чтобы быть не просто Накатоми Каматари, а Япония Каматари, т. е. Каматари всея Япония. Помимо фамилии он завещал потомству еще и главный принцип существования Фудзивара, ибо, пока блюдется божественный указ Аматэрасу, фамилия Фудзивара будет первой в Японии.
– Они и стала первыми, поглядывая на всех свысока. Каким же образом, интересно, можно ограничить их беспредел? Перебить что ли как Накамаро и еже с ним?
– Ну, это ты хватанул, дружище! Не все же Фудзивара такие уж плохие. Просто надо подорвать фундамент их материального благополучия. Без лишних денег ведь особо не забалуешь. Этим и озаботились Сётоку и Докё. А путь здесь один – запретить дальнейшую сёэнизацию. Пусть желающие осваивают целину, хозяйничают там, но пусть и налоги платят. Правда, кто теперь вспомнит про столь радикальный поступок. Забегая вперед, скажу, в 772 г., когда Докё лишился положения, запретительный указ отменили и больше никогда к нему не возвращались вновь. Фудзивара и сотоварищам как в центре, так и на местах, а также храмам и монастырям уже ничто не мешало набивать карманы, опустошая государственную казну. К тому же поведение Сётоку, точнее, молва о поведении, надолго отбило охоту японцев к экспериментам с женским правлением, вернув в лоно конфуцианства. Более 850 лет правящих императриц не наблюдалось. Вступившая на престол в 1629 г. Мэйсё формально считалась правящей, однако в реальности страной уже давно рулили самураи. Про указ же этот, поди, и не слышал никто. Про солидный фаллос монаха Докё – слышали, о слабости Сётоку «на передок» – слышали, а вот про их попытку сохранить законы Рицурё против воли Фудзивара – не слышали. Про планы Накамаро напасть на Силлу – слышали, а чем это грозило стране – нет. Про то, что планы эти не осуществились – слышали, как и про то, кто воспротивился замыслам Накамаро. А почему воспротивился? Тут и разъяснять ничего не надо и так всем все ясно. Падкая до мужиков императрица охладела к старому любовнику, воспылав страстью к новому, монаху с завидными причиндалами. Ради них, мол, любая на все пойдет. Тут уж не до Силлы, сам понимаешь. И вот такой «исторической правде» все мы обязаны Фудзивара. Стоило кому-то по-настоящему взбунтоваться, они непременно лепили из него отъявленного злодея. Благо под рукой имелись толпы прикормленных писак, а им только дай повод. Вместо истинных побуждений такого насочиняют, порой, довольно талантливо впрочем, что в памяти людской про человека сохранятся лишь пасквили и анекдоты скабрезные. Читателю, то бишь покупателю, больше ничего и не надо. Кто выложит трудовую денежку за книгу об императрице-девственнице и истинном монахе, объединенных заботой о государстве?! Вот если бы их объединила постель – совсем иной колор. Представь, страсть бросает ее в объятия преступника, в корыстных интересах воспользовавшегося женской слабостью. А? Красота! Если же преступник – монах? К тому же только его фаллосище способен утихомирить ненасытную вагину Сётоку. Вот этот сюжет! Я ради него готов выстоять длиннющую очередь в книжный магазин. Кого взбудоражат, позволь заметить, разговоры о благочестии и бескорыстии монаха Распутина, разбивающего в кровь лоб в непрерывных молитвах и терзающего плоть постами и аскетами? А вот грешил ли он с Александрой Федоровной, это, безусловно, продаваемая тема. Добавь таланта и успех обеспечен. Отсутствие же или незнание достоверных фактов лишь на пользу дела. Сбросив тяжкие оковы разумности и морали, творческая натура способна воспарить к вершинам самореализации. И попробуй, разберись, правда это или бред воспаленной фантазии. Взять, к примеру, шанского императора Чжоу Синя, прославившегося в исторической литературе жестокостью и развратом. Являлся ли он действительно отпетым негодяем, неизвестно, однако свергнувшему его У-вану, основателю династии Чжоу, полагалось очернить предшественника, чтобы доказать справедливость и легитимность собственного появления на престоле. Вещь, в общем, понятная. В Китае старая и новая династия – совершенно чужие люди, поэтому могут писать друг про друга все, что душа пожелает, лучше, конечно, пострашнее и позлобливее. В Японии же и те, кто свергнул, и те, кого свергли, – родственники в прямом смысле этого слова. Почему? Иначе никак нельзя, ибо из этого посыла исходит имперский взгляд на историю, суть которого сводится к тому, что с первого императора Дзимму до нынешнего 125-го Акихито династическая линии не прерывалась, т.е. с древних времен до сегодняшнего дня Японию возглавляют потомки Аматэрасу. Родственников же охаивать нехорошо, тем более если они к тому же голубых кровей. Официальная история подходила к вопросу Сётоку довольно деликатно, лишь намеками и обиняками давая понять о недостойном ее поведении, не перегибала в целом палку. Здесь штука тонкая, чуть переборщил и, привет, оскорбление императорского достоинства. За такое преступление спуску не давали в те времена. Это уж потом послабление вышло. Новые хозяева страны – самураи особо за императорский авторитет не переживали, выдумывай, что пожелаешь, только их не задевай. Тут и печатное дело расцвело массовым порядком, поэтому читать да писать бросились кому не лень. И мастера изобразительного жанра старались не отставать, создавая произведения на злобу дня, так сказать. И ты мог бы выдать какое-нибудь сочинение, но только кого оно заинтересует? Это я не в обиду, не дуйся, просто к слову пришлось. А на творения Хокусая все захотят посмотреть. И что увидят? «Панцирь и шлем Докё». Картина так называется. Кацусика Хокусай много чего нарисовал из мимолетных наслаждений, не обошел, естественно, и наших героев. Разумеется, идущего в бой Докё в панцире и шлеме никто не видел, поскольку воины-монахи в эпоху Нары еще не появились, не созрели подходящие условия для этого. Правда, великому мастеру простительны даже вольности, далеко выходящие за рамки скучной реальности. С первого взгляда, вроде, на панцирь похоже, но если вглядеться повнимательнее, увидишь… э… и говорить то неловко, штуковину, по форме заметно отличающуюся от моего представления о панцире. Оказывается, он предназначен для удовлетворения не военных, а совсем иных нужд. Насаживаешь панцирь на пенис и зришь чудо – толщина оного увеличивается. Еще на нем углубления и выступы имеются, в общем предусмотрено все необходимое для достижения женского счастья. Прямо скажу, неплохая секс-игрушка для взрослых.
– Кто бы спорил, но ты, кажется, и про шлем упоминал.
– Шлем этот вроде колпачка, который на головку полового члена одевают.
– Куда одевают?
– Куда, куда… Да на залупу, вот куда, как шлем на голову.
– Шлем этот сразу слетит, начни в нем воевать по-серьезному, с усердием.
– Соскочит, не соскочит… Откуда мне знать? Я в деле им не пользовался, так, рассуждаю по нарисованному. Может, хитрость какая прилагается, к шлему то. Человек ведь мастак на приспособления всякие. У Хокусая, кстати, еще сюжетик имеется – «Коробочка с благовониями императрицы Кокэн». Крышка приоткрыта и все видят, что лежит в круглой коробочке – точь-в-точь женское влагалище. Тут без вопросов. Хочешь – любуйся, хочешь – воскуривай, хочешь – еще к какой надобности приспособь. И размера оно немалого. Иначе никак нельзя, если вспомнить, какой член молва Докё приписала, да еще в панцире и шлеме… Не, нельзя иначе, не поверят. Вообще-то штука полезная, ароматы эти. Разные вещества в порошок изотрут, замесят в тесто вместе с медом и древесным углем, нагреют и занимаются ароматерапией. Если же подмешать туда физиологические выделения женские, приворотное зелье получается. Пригласит, значит, она мужичка, разожжет зелье и пойдет такой дурман, что гость бросится на нее как зверь голодный. А хозяйке только того и надо!
– Поставил точку, говорят, в истории с Докё и Сётоку инцидент с храмом Уса Хатимангу.
– И правильно говорят. Докё слетел со своих высот после божественного откровения Хатимана из Усы. Сейчас о нем мало кто помнит, но это было очень серьезное событие, определившее по сути форму государственного правления. В мае 769 г. начальник управления западных земель Югэ Киёхито (младший брат Докё) и Асомаро, главный синтоистский священник при управлении, доложили Сётоку о божественном откровении Хатимана из Уса дзингу – если, мол, Докё взойдет на престол, страна успокоится и народ возрадуется. Заявление, прямо скажу, серьезное, поэтому, естественно, императрица пожелала подтвердить правдивость доложенного объективно, беспристрастно и бескорыстно. Она вверяет эту миссию фрейлине Вакэ Хиромуси, преданность которой не вызывала сомнений. Так, в 762 г., по примеру госпожи она принимает монашество, отказываясь от совсем не чуждых ей радостей бытия. Дело закипело, но когда до момента отъезда оставалось всего ничего, выяснилось, что ослабленная болезнью фрейлина неспособна к длительному и тяжелому путешествию, а путь и вправду предстоял немалый. Поднялся переполох, однако вскоре все уладилось – на Кюсю отправился младший брат Хиромуси, Вакэ Киёмаро. Потянулись томительно-тревожные дни и ночи ожидания. Что за ответ доставит из Уса Хатимангу официальный посланник Сётоку?.. Наконец, доложили о прибытии Киёмаро. Императрица сразу почувствовала неладное. Напряженная походка, полубезумное выражение глаз однозначно свидетельствовали, посланник вопреки здравому смыслу и внутреннему голосу собирался сообщить очень даже неприятную вещь. Или предчувствие обманывало ее? «…Жрица застыла в ожидании божественного откровения. Прошло довольно много времени, но она оставалась неподвижной, словно скованная невидимыми путами. Вдруг пошевелилась, вроде бы пробуждаясь от глубокого сна, глаза сверкнули в отсвете факелов, а из уст раздался громоподобный, явно не женский голос. Без сомнения через нее вещал сам Хатиман. Мне со страху почудилось, что теряю сознание, однако слова откровения четко фиксировались в памяти, как будто туда их заколачивали молотком. Испокон веков заведено, престол вправе и должен занимать только член императорской семьи. И никому не дозволено менять сей закон законов. Да будет так!». Сётоку пришла в замешательство, выглядела растерянной, чувствовалось неотвратное приближение вспышки гнева…
– Беспристрастно, бескорыстно, объективно… Сказки это! Наверняка рассчитывала на совсем другой ответ, поэтому и вспылила, не сдержалась.
– Тут ты прав, спору нет. Иначе вряд ли бы доклад Киёмаро признали злонамеренной выдумкой. Понизив в должности, его сослали в Осуми на Кюсю, «назначив» новое имя – Вакэбэ Китанамаро. Не забыли, естественно, и внезапно занемогшую сестричку Вакэ Хиромуси. Выполни монахиня-фрейлина предназначенный долг, глядишь, повернулось бы все иначе. Подговорил кто или своим умом дошла, трудно сказать, что случилось, то случилось. Ее расстригли и отправили в Бинго, изменив имя на Вакэбэ Хиромусимэ. Императрица любила наказывать провинившихся, даруя в приказном порядке новые имена.
– Была Маша, стала Даша, и в чем здесь наказание?
– Тут вещь тонкая, деликатная. Если помнишь, у нас в алфавите всего тридцать три буквы, крутись как хочешь, хотя вроде справляемся. У них же иероглифы в ходу, количество которых тысячами измеряется. С непривычки все одинаковыми кажутся, но только с непривычки, от невежества, скажем, на самом же деле разный умысел содержат. Чуть поменял что, ну, там черточку добавил или хвостик какой и, привет, смысл иероглифа засиял иными красками. Нам то все одно, а японец сразу узрит что к чему и зачем. Был Киёмаро – чистый Маро, превратился в Китанамаро – грязного Маро. И это не та грязь, которую можно соскоблить или, на худой конец, смыть мылом или стиральным порошком. Здесь что-то наподобие того, что паршивого кобеля не отмоешь до бела. Но об этом как-нибудь потом, при оказии.
– Нельзя ли подоходчивее?
– Можно и подоходчивее. Был ты, к примеру, Чистов, а стал Грязнов, вернее Говнов. «Господин Говнов, вас к телефону», «Привет, Говнов!». Приятно такое слышать постоянно? Не начнут ли путать форму с содержанием? Или взять Хиромуси. Была широкой душой, а превратилась в узкую душой, т.е. мелкую душонку, к тому же и продажную. В общем, гражданку Великодушную, прозвали гражданкой Блядевской. Ясно?
– Не очень. Если бы плетью, да по голому заду, это наказание, а так словоблудие одно.
– Боль причиняет не только плеть, отношение людей также может оказаться весьма болезненным. Загрязнение в его идеалистической, духовно-психологической ипостаси безусловно играло и продолжает играть важную роль в истории Японии и повседневной жизни ее населения. Мы обязательно к нему вернемся, однако сейчас я хотел бы поговорить вот о чем. Инцидент с откровением в Уса Хатимангу окончательно утвердил тэнноизм в качестве основы монархической системы Японии. Править страной должен только потомок Аматэрасу. Попытки изменить сей порядок закончились неудачно. По иронии судьбы и Накамаро и свергнувшая его Сётоку являлись, как ни странно, идейными единомышленниками, смотрели на мир сквозь призму конфуцианского учения, полагая всякие там божественные указы суеверными пережитками, лишенными разумного обоснования. С другой стороны, их противники, консерваторы, воспринимали конфуцианство, впрочем, как и буддизм, заморскими штучками, годными лишь для развития ума, но для сохранения суверенной Японии требовался исконный «путь богов». Вот почему официальные представители японского народа не упускают случая воздать должное вставшему на этот путь человеку, который по сути сохранил для людей завещанное великой Аматэрасу. Кто изображен на десятийеновой банкноте эпохи Мэйдзи? Вакэ Киёмаро! Кто красуется, сверкая бронзовым отливом в лучах заходящего солнца, недалеко от ворот Хиракавамон императорского дворца? Опять он, Вакэ Киёмаро! Полюбуйтесь, мол, как богиня солнца ласкает своего любимца.
– А где ласкает, не напомнишь?
– Проверить хочешь? Тогда выходи на станции метро «Такэбаси» на линии «Тодзайсэн», и сразу увидишь бронзовую скульптуру Киёмаро в полный рост. Такую не заметить трудно, метра за четыре высотой будет. Выражение его лица, полное достоинства и решимости, не оставляет сомнений – направляясь во дворец, он слово в слово передаст пророчество, чтобы это не стоило. В общем, взору твоему предстанет чистый душой и светлый сердцем человек, этакий образец долга и чести.
– Если один чистый и светлый, значит, второй, которому подставил ножку первый, грязный и темный. Так что ли? Такой вполне мог склонить императрицу к порочной связи. Именно эта мысль наверняка придет в голову любому, задержавшемуся на минуту у памятника. Может, он и задумывался для того, чтобы увековечить не только геройство Киёмаро, но и злодейство Докё?!
– Еще бы! И священную особу в постель затащил, махинации придворные затевал. И какие! Неудивительно, что через мрак столетий в нем рассмотрели японский аналог российского Распутина. Был ли Григорий Ефимович святым или ловким проходимцем, какую роль играл в государственной политике, людей интересовало, но не очень. Вот спал ли с Александрой Фёдоровной – совсем другая вещь, вокруг которой такие сюжеты закручивались, обзавидуешься. Сопоставление само напрашивается на кончик пера или кисти. И мало кто вспомнит, что в докёвские времена строго соблюдались обеты и правила, когда монах ни то что прикоснуться, взглянуть на женщину боялся. И правильно поступал, ибо мог запросто вылететь из братии за подобное. Встал на путь, предначертанный Буддой, дави в себе желания всякие, но для этого, как ни крути, решимость и воля требуются. Человеку поверхностному сие не по плечу, на отречение от житейского, привычного он не способен. Война с плотью – тяжелейшая битва. Докё же пошел на это по зову сердца, а не ради, скажем, уклонения от налогов. Для него соблюдение буддийских заповедей – первое дело, поэтому к женскому полу глушил на корню. Сила воли имелась, молитвы и послушания разные помогали, думается. Да и по возрасту Сётоку и Докё не очень то годились в пылкие любовники. Ей под пятьдесят, ему, поди, все шестьдесят стукнуло. Самая пора о вечном озаботиться, а не в постелях кувыркаться.
– Ладно, а про замыслы на императорство, тоже навет что ли?
– Женщина приблизила к себе мужчину, чтобы вырваться из лап одиночества, ведь ей и посоветоваться то было не с кем, о том же наследнике к примеру. А выбирать из кого? Вокруг, куда ни глянь, одни фудзиваровские толкаются, от которых душу воротит. Так и норовят гадость какую учинить. Докё же оказался преданным и к тому же неглупым. Разбирался в науках, кумекал по-китайски, говорил на санскрите. Где выучил, ума ни приложу, ни словарей, ни учебников, за границей не обучался, в общем, очень достойный человек. Поставь такого на престол, страна только спасибо скажет. Государыня и призадумалась… И вот еще что. После кончины Сётоку он и пальцем не пошевельнул для сохранения своего положения, лишь неустанно молился за упокой души благодетельницы, хотя мог, точно мог еще побрыкаться. Если бы Докё и вправду грешил с императрицей, наверняка бы расстался с монашеским саном, слетев с самой верхотуры вертикали. А за умысел на императорство вместе с саном и головы бы лишился, но нет, обошлось как-то. Понизили в должности и сослали настоятелем храма Якусидзи в Симоцукэ. За такие-то преступления?! Умеренность наказания ненавистного монаха убедительнее всего доказывает ложность наветов на него. Да и Киёхито с тремя сыновьями отделались легко, попав в провинцию Тоса.
– Просто ангел какой-то получается. А он, занимаясь буддийскими делами, и мирские не забывал. Младшего брата Киёхито продвинул аж до дайнагона второго младшего ранга. Десять родственников Докё достигли пятого и выше рангов. Как прикажешь понимать такое подвижничество светлого монаха?
– Тут и понимать нечего. Подумаешь, невидаль какая, своих проталкивал. Ничего темного в этом нет. Практика то довольно привычная, кто наверху, тот и пир правит. Зависть вызывает, но и только! Кого этим удивишь то? Фудзиваровцев что ли? Докё просто пошел по давно протоптанной ими дорожке. Да и не о себе он заботился, об императрице, которой преданные люди ой как требовались. Правда, преданность – штука капризная, ее ублажать надо, лучше всего землицей, но и ранги сгодятся. Был бы ранг, должность к нему всегда подберут, не сомневайся, а к должности содержание полагается, мануфактура там разная, рис, еще чего по мелочи, в целом не пропадешь, жить можно. Логика простая, но беспроигрышная.
– Не стояли ли Фудзивара за спиной Киёмаро?
– Очень даже вероятно, ибо божественное откровение о невозможности Докё занять престол вполне отвечало их интересам. Они обошлись бы и без вмешательства свыше, однако всегда предпочитали насилию более элегантные методы, так спокойнее и надежнее с учетом перспектив. Зачем, скажи, нужен меч, когда есть откровение?! Хотя могли действовать и жестко.
– Ты про что это?
– Про план убийства Сётоку!
– Разве существовал такой?
– А что? Когда она слегла от недомогания, появился довольно странный указ. Право верховного командования, принадлежавшее дайнагону Югэ Киёхито, передавалось левому министру Фудзивара Нагатэ, а семь страж императорского дворца переходили в подчинение правого министра Киби Макиби. Несколько сот стражников взяли дворец в плотное кольцо, изолировав от внешнего мира. Никто, даже сам Докё, не мог навестить Сётоку, не велено и все. Исключение сделали только для дочери Макиби. Помнится, к заболевшему экс-императору Сёму пригласили сто двадцать шесть монахов. И не простых, а монахов-сиделок, точнее, сидельцев, назовем их так. Они не только читали сутры и возносили молитвы, но и неплохо разбирались в медицине и лекарствах, лечили, значит, не одними заклинаниями. Докё, кстати, тоже из таких. К Комё также приставили немало монахов, да и в храмах по всей стране не смолкали молебны за ее здравие. А вот у постели Сётоку ни одного сидельца так и не увидели. Об официальных службах и речи не шло. Странно? Очень даже! Но и это еще не все. Императрицу похоронили через пару недель после кончины. К чему, спрашивается, подобная спешка?
– Ну, а что если заранее место подготовили?
– Это сейчас становится модным заранее обустраивать могилу. Живешь и строишь, а построишь, значит, долго проживешь, примета такая имеется. Однако в те далекие и темные времена, о которых мы речь ведем, обстояло все иначе. Буддизм еще основательно не потеснил в сердцах людских пережиток старины глубокой – синтоизм с его духом слова, суть которого проста – как сказал, так и будет. Какому синтоисту, скажи мне, взбредет в голову идея, фигурально выражаясь, рыть самому себе могилу?! Только молвишь слово про нее, жди в гости старуху с косой. Так что лишь после смерти высочайшей приступали к возведению кургана, никак не раньше. А с трупом что делать? Укладывают в гроб и дожидаются.
– Чего?
– Пока могилу закончат. Еще и проверить надо, умер или прикидывается. Если разложение пошло, кожа побелела, значит, все по честному, не мухлюет. И молебны всякие проводить нужно. В общем, без спешки процесс продвигался. До года порой доходило, а то и поболее. Естественная кончина тогда считалась самой уважаемой, совершенной, так сказать. Как у дерева, крепкое, растет долго, но приходит срок, ослабевает, сохнет и сходит на нет. Но если там несчастный случай какой, болезнь, по голове чем трахнут, да мало ли чего, казнить ведь тоже могут, такая смерть считалась несовершенной. И дух умершего или погибшего сильно досадует на подобное несовершенство: вроде бы мертвый, но не совсем. И это пугало людей. А вдруг задумает исправить положение?!
– Это как?
– Ну, вернется в исходное состояние, вернее, тело, возродится значит, и повторит попытку, чтобы в этот раз уже наверняка, до полного совершенства дойти.
– Слишком мудрено для меня, не понимаю.
– Представь себе, дух от тела отделился, однако должного места не нашел, с пути вроде сбился, из-за большой досады, хотел, мол, подольше с телом не расставаться, но не получилось, лиходеи помешали. Остановился, значит, на пол дороге и поглядывает назад, раздумывая, не вернуться ли, не отомстить ли разлучникам. Любого испугает одна лишь мысль о появлении озлобленного духа.
– Тут ты прав, возразить нечего. И что же делать?
– А заупокойные службы для чего? Дух покойного ублажают, чтобы не осерчал. Если же этого покажется мало, другие уловки предусмотрены. Положат, предположим, в ногах усопшего, любимую шапку, разорванную на две части, а на голову обувку какую…
– Это еще зачем?
– То, что валяется в ногах, не одевают на голову, а то, что на голове, не одевают на ноги. Сиди, мол, в гробу и не рыпайся. Без шапки и обувки какая дорога, тем более дальняя?!
– И вправду сидит дух то?
– Да кто его поймет, там сидит или отправился куда. Только время покажет. Посыпятся на живущих несчастья разные, уловки не сработали, выбрался из гроба, значит, если же все тихо и спокойно, не осмелился, выходит, наружу вылезти. Ну, это все в древности, сейчас же совсем иные времена. Наиболее дальновидные люди заранее могилами обзаводятся. При жизни построишь себе могилу – долго проживешь. Теперь общественное мнение к этому склоняется. Годы все перемалывают, и кости человеческие, и мозги, плохие приметы – в хорошие и наоборот. Может, так и должно быть? Подумай сам, вот умирает кто-нибудь, сразу слезы, переживания, суета. Агент из ритуальной конторы, естественно, попытается воспользоваться ситуацией, живет то с процента. Когда же похоронная горячка схлынет, боль утраты притупляется, приходит четкое осознание того, что тебя надули, правда, очень сочувственно и умело, грубо говоря, развели на деньги. Но ничего не поделаешь, учились то мы, вопреки пословице, на собственных, как правило, ошибках. Поэтому лучше всего заранее позаботиться о могилке то. Спокойно обустроишь гнездышко, по вкусу, лишив лихоимцев шанса ободрать тебя до нитки, и жди удачу: долголетие, процветание потомства, согласие в семье, если, конечно, приметам доверяешь. Потратился и поступай как вздумается, хоть сам ложись, хоть передавай кому, при этом налога на наследство не будет, поскольку прижизненная не является объектом налогообложения. Вот так. В общем, дело верное, если свободные деньги имеются. Правда, и бюджетный люд не обойдут вниманием. Подберут местечко удобное, недалеко от электрички или автобусной остановки. Порекомендуют что-нибудь подешевле, надгробие там или оградку, пусть и неказистую, но справную. К тому же китайские умельцы всегда наготове, сумеют подсобить за толику малую японскому соседу.
– Кажется, мы ушли куда-то в сторону.
– О чем разговор?
– О Сётоку, разумеется. Неужели запамятовал?
– Ничего не запамятовал. Так вот. Где-то с апреля 770 г., когда заболела, до начала августа, когда умерла, она была полностью изолирована от внешнего мира. Именно в этот период Сётоку лишает Киёхито права военного командования и вообще отворачивается от клана Югэ, которому до болезни очень доверяла. Мало того, запретила принимать самого Докё. Кошка между ними не пробегала, и вдруг лютая, очень неожиданная неприязнь.
– Скорее всего, пока бедняжка валялась в бреду или с кляпом во рту, недруги Докё сочиняли что хотели, пользуясь вседозволенностью, выдавая за волю императрицы. И после ее смерти не прекратили этого занятия. Сётоку вроде бы не указала наследника. Не велика беда! Заговорщики, посоветовавшись, сошлись на внуке Тэмму – Фунъя Ооти, и не медля состряпали подложный указ, по которому выходило, что императрица указала на Ооти как на преемника. К такому средству в Японии наверное прибегли впервые, однако подобные уловки не раз встречались в китайской истории, большим любителем которой являлся Фудзивара Нагатэ. Когда же указ официально огласили, люди услышали, что наследником должен стать принц… Сиракабэ!
– Как так?
– Нагатэ с сотоварищами каким-то образом ловко подменил один подложный указ другим, а что сказано прилюдно языком, не исправишь и топором. Никто не посмел противиться последней воле покойной императрицы, поэтому на престол взошел принц Сиракабэ. Обманутый Макиби топал ногами, грозился, впрочем, поостыв, предпочел уйти в отставку. А ведь на него Сётоку серьезно рассчитывала. Вытащив из низов, сделала министром с одной лишь целью – противостоять фудзиваровцам. Именно он по ее замыслам должен был стать главной опорой будущего императора Докё. Однако не успела она заболеть, как Макиби переметнулся на сторону левого министра Нагатэ.
– Получается, предал благодетельницу…
– Я бы выразился поэлегантнее – попался на удочку. Нагатэ же умел и подкормить рыбешку и вовремя подсечь, чтобы не сорвалась с крючка. Знатный рыбак, ничего не скажешь, недаром, что из Фудзивара. Нагатэ сыграл важную роль в устранении противников Накамаро. Потом, правда, повздорили, что-то между ними полыхнуло. На заседании Госсовета, обсуждавшем новации Накамаро по китаизации придворного обихода, всем бросилось в глаза демонстративное отсутствие Нагатэ. Во время мятежа занял сторону экс-императрицы Кокэн, хотя не раз выражал недовольство быстрой карьерой феодалов-земляков Докё из Кавати. Действовал, в общем, по обстоятельствам. В эти обстоятельства и вляпался Макиби, стольким обязанный императрице. Без нее вряд ли бы в санги выбился, а тут нате вам – министр! Разумеется, Макиби питал особую признательность императрице. Это с одной стороны. С другой же ему, здравомыслящему и образованному человеку, знакомому с заграничными мыслительными тенденциями, претила сама идея добровольной уступки престола не пойми кому. С древнейших времен Япония является теократическим государством, в котором все творится по божественным указаниям и откровениям. Тео – бог, кратос – управлять, и никак иначе. Поэтому нутро Макиби сильно противилось искажению законов предков. На это своеобразное раздвоение личности и обратил внимание прозорливый Нагатэ. А дальше, как говорится, дело техники. Вряд ли он потратил много времени на уговоры Макиби вместе встать на защиту традиционного императорского строя. Сначала, мол, издав подложный указ, лишим военных полномочий семью Югэ, чтобы фортиль какой ни выкинули, а заодно, так, на всякий случай изолируем императрицу от Докё, ее, бедняжку, в покое содержать требуется, а не утомлять разговорами бестолковыми. Подоспеет же время, возведем на престол кого-нибудь достойного по линии Тэмму, чтобы все по закону. Примерно так наверное. Как оценить поступок Макиби? Если по-человечески, субъективно, то форменное предательство, если же, копнув поглубже, откинуть шелуху предвзятости, сделав упор на важность сохранения завещанной небесами сути императорского правления, то поведение Макиби выглядит вполне справедливым. К тому же активное участие, вернее, соучастие в продвижении нового императора гарантировало как ему самому, так и его родне неплохое будущее, поэтому и согласился участвовать в заговоре против Сётоку и Докё. Размечтавшийся Макиби ослабил бдительность и проморгал искусную комбинацию Нагатэ, вопреки договоренности поставившего на Сиракабэ, который вообще-то и думать о престоле не мог, ибо происхождением не вышел. Однако именно такой человек и требовался Нагатэ, бесперспективный и беспомощный. Вознесясь на вершину власти, он по гроб жизни не забудет, кому обязан, и сделает для того все, что нужно для процветания клана Фудзивара. При подобном раскладе исчезнет необходимость сюсюкаться со всякими Киби, и всем скопом их можно будет выгнать взашей. Ничего нового Нагатэ, разумеется, не сочинил, просто пошел по дорожке, протоптанной его старшим двоюродным братом Накамаро.
– Говорят, к этому сценарию руку приложил еще один двоюродный брат – Фудзивара Момокава.
– Вполне допускаю. Еще тот интриган, сто очков любому вперед даст. Наверняка подсобил советом Нагатэ, и сообща превратили принца Сиракабэ в императора Конина, вышвырнув Макиби из политической жизни. Вернее, он сам ушел на покой, по собственному желанию. И поступил очень даже благоразумно. После провала затеи с принцем Ооти у него не было никаких шансов. Если Нагатэ или Момокава взбредет в голову выдвинуть против Макиби самое нелепое обвинение, новый император Конин вмиг даст ему ход. И тогда всех Киби под корень без остатка. Это уж как водится. Кто не помнил печальную судьбу принца Нагая?! Если порешили семью внука императора Тэмму, то с каким-то Макиби церемониться не будут. А ведь сам то Макиби слыл великим хитрецом, но вот тебе – провели как мальчишку, опозорили на старости лет. Да, умели Фудзивара жить, знали секрет успеха, недаром же «Рикуто» изучали.
– Что это?
– Книга китайская, «Шесть секретных учений Тай-гуна» называется. Мудреная вещь, но видимо полезная, большой прок дает.
– Что ж другие этим проком не пользуются? С китайским совладать не могут?
– Язык то не проблема, умельцев пруд пруди, хоть по-китайски, хоть по-корейски, а то и по-вьетнамски. Однако главное не прочитать, а прочитанное к делу приспособить. В этом вся закавыка. У Фудзивара же здесь полный порядок, раз столько лет при власти держатся.
– Ты вроде про убийство Сётоку говорил?
– Говорил.
