скачать книгу бесплатно
С кремлевской башней изваял
Отца народов с голым задом.
На дифирамбы не скупа,
Тогда б фанатиков толпа
На Красной площади галдела,
Свое здоровье не щадя,
И вечно задница вождя,
Вся зацелована, блестела.
В начале 1919 года из ленинского ЦК вышло постановление, в котором было записано: «Провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно».
«Мы любим Сталина не просто так…»
Мы любим Сталина не просто так,
И я твердить об этом не устану,
Мы любим Сталина за то, что нас по плану
Уничтожал как бешеных собак.
Михаэль Казакевич
Родился и вырос в городе Вильнюсе. В 1990 году репатриировался в Израиль. Стихи начал писать несколько лет назад. Публиковался в сборниках «Лирика и Дебют» 2017 года, номинант премии «Наследие-2017». Член Интернационального Союза писателей.
Лауреат медали имени Антуана де Сент-Экзюпери «За вклад в развитие русской поэзии» (2018).
Паук, приносящий счастье
Суровые мужчины читают эти строки
И сотни неизвестных, чьи мерки очень строги.
Здесь женщины прекрасны да с добрыми глазами
За толстыми очками, текущими слезами.
А между мной и ими – натянутые нити
Тех образов и жизней, тех строчек и событий.
Сижу – паук мохнатый с седою бородою –
И строчки украшаю своею я судьбою.
Я беды объясняю и бури укрощаю,
По морю проплываю, и нет у моря края.
Но люди у штурвала, меня не замечая,
Ведут корабль к цели, которой я не знаю.
Ведут корабль ныне, ведут корабль присно
Сквозь волны и сквозь мысли, видна им уже пристань.
Суровые мужчины, вы, женщины, прекрасны,
Я ж лишь паук мохнатый, не выброшен на счастье,
Не пойманный случайно матросом корабельным,
Кто в жизни не читает совсем стихотворений.
Прошу, за эти нити не дергайте сурово.
Я, как и вы, здесь зритель. Сначала было слово.
Руки матери
Никому ведь не нужны – мамам, да и только.
Столько верности у них, чувств забытых столько!
Все им кажется, что вот нас они рожают,
И за это любят их папы, обожают.
Мы до самого конца будем им «ребята»,
Этим жизнь и хороша, этим жизнь богата.
Подарите им цветы, весточки и внуков,
В бескорыстности любви море добрых звуков.
Рiдна мати моя, ти ночей не доспала…
Для меня всем была – как теперь тебя мало.
Эта память любви до последнего слова,
До последнего вздоха и снова, и снова.
Мне от самого дна и до самого верха,
От глотка молока до дрожащего нерва,
На котором висит все, что прожито в жизни,
Не сказать тебе, мать, как был рад, что ты дышишь.
Никому мы не нужны, мамам своим только.
Я учился долго жить. Горя видел столько.
И когда сидел в тени на руинах дома,
Вспомнил руки я твоi, добрi i знайомi.
Так кто же? Я…
Так кто же? Я иль вдруг не я пишу вам эти строки?
И до каких, позвольте, пор свободен я в своих:
Своих мечтах, своих делах, в словах и голос плоти,
Что укротил рукой души, и боль руки, и стих?
И все, что делает со мной мое на свете тело,
И то, что делаю в ночи я, управляя им,
И все, что думаю о вас, когда лежу без дела,
Могу ли ненависть назвать, любовь свою своим?
А рядом мать детей моих – твердит она, что любит,
И дети, и друзья, и все, чем в жизни дорожу.
Что станет с ними без меня, когда меня не будет?
Не стоит, право, о плохом… О жизни я сужу.
Так кто же? Я иль вдруг не я строчу вам эти строки?
А вам-то что? Читайте их, пока дают – пишу.
А будет чудо или бред – узнаете в итоге,
Где я, конечно, вас о всем подробно расспрошу.
Поиск веры
Доверие, уверенность и верность
Струятся из старинного кальяна,
И высится альпийская надменность
Вершиной непокорного Монблана.
И надо изловчиться эти нити
Связать, и протянулась вверх дорога.
Ну, с богом, люди, пробуйте, идите,
Берите все, молитесь с верой в Бога.
Искал его в Калькутте и Рабате,
В старинных лавках, на Советах Братства,
Среди добычи каперов корсаров,
Калифов Африканского пиратства.
Но встретил только подлость и покорность,
Но видел только алчность и упрямство,
И праздность, как жевание попкорна,
Продажность голливудского пространства.
И в никуда не тянется дорога.
Да что дорога, даже не тропа ведь.
И нет на свете веры чистой в Бога.
Монблан, он что – лежащий серый камень.
Когда надежда, уходя…
Когда надежда, уходя,
Утонет прямо в волнах моря,
Мы поднимаем якоря,
О смысле жизни с жизнью споря.
И скрип заржавленных цепей
Из тел выносит страх и хмель.
Когда надежда, уходя,
А с верою осечка вышла,
Я дерзко жертвую ферзя,
Поставив на крупицу смысла.
Жизнь предлагает взять назад,
Мол, ты идешь не в адекват.
А кто-то верит и поет,
Когда надежда в море тонет.
И цепь скрипит, как скрипка, стонет,
А жизнь в ответ все не идет.
Тогда сквозь тонны черных туч
Прорвется вдруг не солнца луч.
Не в смысле жизни цель, поверьте,
А в том, чтоб спорить с ней до смерти.
Плохой солдат
Я вот уже который год тебя не обману,
Люблю уже который год я женщину одну.
И не который этот год, но третий год подряд,
А за спиною говорят, что он плохой солдат.
И я не лезу на рожон и жен не завожу.
Хоть и живу совсем без жен и очень я тужу.
Я каждый день раз шесть подряд звоню одной домой.
«Вот видишь? – люди говорят. – Пошел он головой».
А я ногами бы пошел, но только чтоб к тебе.
Но столько странных стран в пути, и труден путь в судьбе.
И не цыганка мне, а Бог провел великий путь.
Мне б отказаться, да не смог, ведь с Богом спорить – жуть.
Но я, тебе благодаря, ни утро ни заря
Глаза открою и пою, чтоб день прошел не зря.
И я, тебе благодаря, с Всевышним третий год…
А люди в спину говорят: «Подвинься, пусть пройдет».
И там, где люди на восток, молюсь я на восход,
Где ты взошла моей звездой на бледный небосвод.
«Ты как?» – воскликнули друзья. Ответил им: «Я так!»
Все отвернулись от меня, а я сказал: «Пустяк!»
А я стихи тебе пишу – ты знаешь толк в стихах.
Но на расправу скор, на суд народ: «Иди в кабак!»
К чему в кабак спешить, идти, ведь он давно внутри?
А ты свети мне и свети, гори во мне, гори!
Есть много стран
Есть много стран прекраснейших вдали,
К ним по морям проходят корабли,
По синим океанам и морям.
Сегодня будут здесь, а завтра там.
Идет в горах торговый караван.
Богатства дальних стран везет он вам
По пыльным перевалам среди скал,
Где даже кот, конечно, каракал.
Среди пустынных караванных троп
Их ждет бандит – задумчив он и строг.
И бригом управляет капитан
