скачать книгу бесплатно
Здесь зимою искрится морозцем стена,
Покрывая и лёгкие вскоре подобием.
Как сказал бы поэт, по весне влюблена
Арестантами всею утробой обдолбанной
Одиночки не в лёгкие – в сердце твоё,
И ему предлагая своё содержание.
Ах, рубаха бетонная – здесь бытиё,
Ах ты, счастие дембеля, должность сержантская.
Душам не уберечься: всё путь да вокзал,
А телам – так взаимны сохранность и бдение —
Год с лихвой на «губе» ты других охранял,
А теперь те другие тебе охранение.
Том истории счастья всея на столе
Да устав, как инструкция по исполнению, —
Что из книг сюда вхоже…
Но кто там сто лет
Взглядом перебирает слова к исправлению,
За спиной – к превращенью. И вот табурет
Одноногий, железный, в бетон замурованный,
Перебрав позвонки да по веткам – скелет,
Ледяным это деревце делает поровну.
Гауптвахта Дрогобыча, сей монолит —
С горстью чисел и смыслов, кирзовых
да яловых,
В откровеньи устава твой голос хранит —
В одиночке, оттаявшем сердце диавола.
Железка
Школяр стал грузчиком – среди дорог
Зубря железных жизнь… И вот красотка
Учётчица, под платьем зрея соком,
Зовёт, взирая вкривь… Ей невдомёк:
Любовь – мечта (обёртка – облака,
А лепестки – безумные страницы), —
На безымянненький её косится
В кольце… Все пальцем вертят у виска.
Все, да не все: в шампанском из горла,
Том, что положено на бой с излишку,
Струящемся по торсу дяди Гриши,
Русалочка – наколка замерла.
Чернильною рудой разбавя кровь
Давно – вся из неё так и не вышла, —
Полней созвучья ищет, ибо свыше —
Созвездьем в глубину струится вновь.
И как бы ни был вид открыт и прост,
Чем ни облит, сожжён, обласкан взглядом,
Разымчевее не сыскать наряда:
Хорошенькая грудь, игривый хвост,
Как ни купайся, тело налегке
В морской, шампанской пене и бездонной —
В расширенных глазах испуг мадонны
Сикстинской… и дрожание в руке.
Птицы
1
Если в каждой слезе есть мечта – этой капле
Господней
(помнят небо дожди и, сжимая, уносят в себе),
Жизнь – мечта, оглушенная гулом, глубины
исходят
Дотянуться волной… умножённо в единой
трубе.
И когда истощается гул, и ты скажешь, я вижу:
«Всё есть прах, только прах и замешан
на мёртвой воде»,
Небосвода воронка затянет расхристанной
жижей
Горстку птиц – это ты, сколько выпало тверди
тебе.
Но сбивается кучею рваною
Клин каравана —
Умри на восходе,
Крылья – гири, взмах невозможен,
И жжение схоже
Со звездою, проглоченной с ночью,
И лёгкие – в клочья,
Дыхание – пепел,
Сам воздух, как чаща
Хлыстов или петель…
Зависнув на миг —
Тело бросить – лететь без него —
Пока не выходит.
И тогда держит в небе
Кри-и-ик…
Один только крик.
2
Все когда-то летают… Кто сквозь океан
на манер
Альбатроса крылом-плавником загребая,
В перевёрнутом небе (всегда и во всём
отражённом,
Так идеи в своих эманациях)[3 - Тайным ракурсом небо повсюду: в любви и проклятии, в пропасти, вопле и в погребе сутью рубахеИз глины в излучинах света, в мышином чулане – бабулином пугале детства, и в пуле, и в клюве,Тем паче, в ноже, тёплом, ласканном сердцем и пальчиками, ледяном, голубом, сером, ржавом —Но чтоб цвета глаз: от любимых и до ненавистных. По кругу оно – напослед – в той же, тойИзначальной слезе, что сжимает всё, всё перечисленное, плюс его двойников,Пусть не названных тут, как графиты алмаз (оттого и алмазной) безмерною зрячею каплей.], в сводах воды,
Уподобя глубины высотам, теченья – ветрам.
Кто кротом иль червём прогрызая, буравя
землицу:
Облака отражаются в россыпях твёрдых,
а тучи
В тектонических плитах, что трутся краями,
искрят
До ворчания старческого, то бишь, каменных
молний,
Что когда-то и своды взорвут, то бишь, череп
