скачать книгу бесплатно
– Дружок у него вроде рядом всегда… Руки золотые. Мужик тихий, но характерный. Безобидный правда… Не по женской части… Зря не пустословит, конфликтов избегает…
Тут на стол выпала тройка карт, среди которых была червовая дама.
– Вижу, какая-то сучка белобрысая окрутила его, а сама на сторону… На сторону…
Марго представила Люську.
– Не сомневалась… Бабушка, ты мне главное скажи… Где сейчас эти двое?
– Идут вроде…
– Куда и зачем?
– Вопрос идут решить какой-то… – бабка ткнула в червовую даму пальцем.
– Судя по раскладу… Полюбовный…
– Полюбовный значит! Вот сука! Прости, бабушка… Посмотри-ка… И у моего мужа тоже интимный вопрос?
Бабка постучала сморщенной рукой по выложенной на столе колоде.
– У обоих, девк… Интимный вопрос… Полюбовный… Не пойму только, куда они идут… К кому, не пойму никак. Карта, видишь, обманчивая. Ни валет, ни дама…
– А, поточнее? Если повнимательнее посмотреть? – Марго достала из дамской сумочки пятитысячную купюру. – Если вот так?
Ульяна незаметно «слизала» бумажку со стола и встала.
– Ну если так, то можно и поточнее… Собирайся. Там все узнаем…
– Где? – поинтересовалась Марго и взяла протянутую ей куртку.
– На природе… Есть у меня местечко одно… Наработанное… Заговоренное… Там все, как на яву, видно… Я в этом уголке травки пожгу, ягодки сварю, дух лесной вдохну… А ты погуляешь и сил заодно наберешься. Пойдем… Пойдем, пока совсем не стемнело.
…
А троица охотников за чудесами приближалась к сторожке.
– Долго еще, Сусанин? – Зальцбург устало вздохнул.
Петрович махнул рукой.
– Еще чуть-чуть и на месте.
– Может, ну ее… Бабку эту… Ну ее на фиг… – запротестовал вдруг Иван.
– Да ты что, дружище? Боишься что ли?
– Я в первый раз к гадалке иду. Что хоть делать-то с ней?
Зальцбург заржал.
– Чего, чего? Обычное дело… Если молодая, то…
– Ёсич, я серьезно…
– Все… Пришли… – поставил в споре точку Петрович.
Метрах в двадцати от героев стояла избушка.
Зальцбург мысленно перекрестил товарища.
– Ну, Ваня, иди, ни пуха…
– Мне с ней не уток стрелять…
– Иди, доктор! Иди!
Остап подтолкнул Ивана вперед.
С другого края к лесной сторожке, вооружившись посохом, бабка Ульяна, как заправский экскурсовод, вела Марго.
– Недолго осталось…
– А как мы обратно вернемся? Темнеет уже…
– А чего нам возвращаться-то? В доме том и заночуем. Там все есть для сна… Иль торопишься ты куда?
– Да некуда вроде…
– В избе той… Будто мир иной открывается. Ученые места такие магнитными называют.
– Гео… Геомагнитными, бабушка…
– Там прям вижу я так отчетливо, так отчетливо… Как если бы голых в бане…
– Чего мне видеть совсем не хотелось бы…
За женщинами метрах в двадцати, поглядывая в бинокль, поторапливался Боцман.
– Вот ведь акула – пиранья… Сожреть, не подавится…
Куды ведет девку, старая клешня?
…
Иван открыл дверь.
– Можно войти?
– Входите… Входите…
Иван вспомнил «Вия» и ему захотелось перекреститься.
За столом сидело нечто в бордовой шали – ни баба, ни мужик, ни цыганка, ни танцовщица, с тюрбаном на голове, монисто на шее, в тапках, как у Хоттабыча. В общем, смесь Шахерезады, старой ведьмы и фокусника.
Перед гадалкой на столе чего только не было – свечи, карты, миски, спички, травы, магнитики с холодильника, знаки зодиака, рокерские атрибуты.
Тетя жестом пригласила Ивана присесть.
– Рассказывайте… А я пока ауру Вашу подчищу…
И тут гадалка щелкнула кнопкой плеера, и Оззи Осборн заорал на всю избушку.
О! Это была одна из любимых композиций Ивана.
– Вы это серьезно, бабушка?! – обрадовался он.
Гадалка весело подмигнула.
– А то!
– Да там не бабка по ходу… – засомневался снаружи Зальцбург, услышав голос известного во всем мире рок идола.
– А кто? – на Петровиче не было лица.
– Праздник там, Петрович… – ускоряя шаг, Остап рванул к сторожке.
А там…
После самогона и сморщенных сушеных ягод, Клава полностью расположила к себе хирурга, который в одночасье напрочь забыл о своей миссии и полностью отдался атмосфере праздника и свободы.
Пока к сторожке в сопровождении Ульяны приближалась Марго, из теплых краев в родные пенаты вернулась Гертруда Семеновна Швах.
И первое, что сделала женщина, прежде чем зайти в дом, она достала из почтового ящика накопившуюся в ее отсутствие корреспонденцию.
Услышав совсем не деревенские мотивы, Марго с опаской посмотрела на подсвеченные цветомузыкой окна лесного домика.
– По-моему, мы не туда попали.
– От чего же? Туда… В самое яблочко…
Ульяна посмотрела на Марго.
– Как мужа-то зовут?
– Ося… Простите… Остап.
– А я, дура, картам не поверила. Не соврали родимые. Как есть бабник… Пойдем, девк, Осю твоего из лап дракона спасать.
– Какого дракона?
– А вот сейчас посмотрим, какого…
И тут природа взбунтовалась, и по округе разнеслись устрашающие раскаты грома.
От увиденного в лесной сторожке действа Марго оцепенела.
Иван, Зальцбург и Петрович, сидя на полу и покуривая неизвестного происхождения скрутки, наслаждались танцем полуголой Клавдии, впервые исполняющей стриптиз для такой приличной публики.
Рядом со зрителями в тазу дымила собранная бабкой Ульяной трава.
Выросший как из-под земли за спиной Марго Боцман определил сцену следующим образом:
– Вот тебе, бабушка, и девятый вал.
А Гертруда Швах в эти часы с любопытством рассматривала распечатанные на принтере пикантные сцены свиданий своего предателя мужа.
На деревню «Збуново» обрушился ливень, за которым было не разобрать ругательств женщин, обвиняющих своих благоверных в измене.
Только очевидцы поговаривают, что слышали, как в спину бежавшей супружеской паре москвичей Боцман кричал, имея в виду Клаву:
– Не виноватый он… Это Клавка все – Синяя борода… Мужики от нее, как есть страдают.
А Петрович, скрываясь от возмездия, голосил в свое оправдание, обвиняя все того же фигуранта:
– Не виноватый я… Она сама туда пришлаааа.
Возможно, Зальцбург бы и выкрутился, ведь с Клавдией он был не один. Но…
Фортуна отвернулась от него в тот самый момент, когда к дому Петровича прирулила иномарка с приглашенными им подружками.
Тут уж Марго церемониться не стала, забыла о культуре поведения и о том, что она нежное создание, и вложила в уши скачущему по бабам мужу все, что накопилось за долгие годы мучений.
Дорога в город в машине наедине с супругой показалась невропатологу сущим адом, конца которого в ближайшие часы ждать не приходилось.
Иван же по приезду домой нашел на столе записку от Люськи:
«Я ухожу… ПроСЧай!»
Оскорбленный такой несправедливостью, он взял кисть и пририсовал Люськиному, висящему на стене портрету уши, как у слона, и усы, как у Сальвадора Дали, а потом, не раздеваясь, упал ничком в холодную постель и уснул.
Ожившее Люськино лицо на наброске этюдника исказилось от злости, а на ухо Ивану уже знакомый голос проблеял:
– Эх, Ваня, Ваня… Говорил я тебе…
Тайна мироздания или Эх, Люся, Люся
Утро показалось Ивану невероятно холодным. Нарушив все свои принципы, он впервые в жизни в столь ранний час позволил себе выпить пятьдесят грамм коньячку.
