NOFX: ванна с гепатитом и другие истории

скачать книгу бесплатно


Один из них показал пальцем на Эрика и сказал: «Ты ни хуя не видел». И они понесли девушку дальше, по темной лестнице, позади зала в подвал.

Я, конечно, хотел бы похвастаться, что мы помогли этой девушке, но мы знали, что последствия могли быть со смертельным исходом, попытаясь мы это сделать. Даже если бы кто-нибудь позвонил в полицию, мы знали, что менты вряд ли бы поспешили помочь каким-то панкам в Саут Централ. И даже если бы они действительно приехали, все бы знали, кто именно их вызвал, и в таком случае последовала бы расплата за стукачество.

Так что мы просто вернулись на концерт. Играли The Vandals, а их певец, Стиво, стоял на сцене без штанов, проходясь по своим гениталиям шипованным ремнем, как зубным флоссом. Все смеялись. Эрик и я просто стояли с бессмысленными взглядами на наших лицах, ощущая собственную никчемность.

Может, у меня и нет каких-либо видимых шрамов из-за тех деньков, но в меня с тех пор вселились демоны. Чувство вины и стыда за то, что мы не помогли той девушке, всегда будут мучить. Если бы можно было вернуться в прошлое, я не уверен, что мы смогли бы поступить по-другому, тем не менее меня это преследует и по сей день. Я уверен, что Эрика тоже.

Я не могу передать вам, как выглядело ее лицо, но я до сих пор вижу, как ее рука сжимает плечо Мэлвина. Это была панк-тусовка, и мы были ее частью.

7

Смэлли

Меня всегда тянуло на темную сторону. Были ли это панки «У Годзиллы» или байкеры в моем районе, или учебные сериалы Afterschool Specials, где Джонни курит марихуану, а затем в его глазах вращаются алмазы, и он думает, что он превратился в курицу, и спрыгивает со здания; все это всегда вызывало во мне любопытство, а не страх.

Мне было суждено стать пьяницей. Мой папа давал мне отхлебывать первый глоток любого пива, которое я приносил ему в детстве; выпивку я тайком проносил уже к десятилетнему возрасту. Наркотики интриговали гораздо больше.

Некоторые из друзей моего отца жили в трейлере, припаркованном на нашем заднем дворе, и я знал, что они курили там траву. Однажды, когда я знал, что их не было дома, я зашел в прицеп и обнаружил бонг. Я понятия не имел, как он работает, поэтому попытался приложить свой рот к мундштуку и втягивать воздух. Потом я затянулся через трубку чашечки и получил полный рот сожженного пепла. Как следует прокашлявшись и выковыряв мелкие кропалики из зубов, я решил углубить свои исследования.

Вскоре после этого мой друг Марк принес курительную трубку и показал, как ее нужно зажигать. Я превратился в тотального укурка в течение ночи. Меня даже не цепляло первые несколько раз; мне просто нравилась идея идентифицировать себя с курильщиками анаши. Здесь более важным было: «Эй! Посмотрите на меня! Я крутой контркультурщик и употребляю наркотики!», так что я курил всякий раз, когда мог, но укурком быть трудно, когда тебя на самом деле не прет.

У меня был постоянный приток марихуаны от моих тети и дяди, которые жили по соседству с нами. Они были байкерами и, как оказалось, торговцами наркотиками. У них был огромный напольный морозильник, заполненный сотнями однофунтовых пакетов с травой, так что я отсыпал немного из каждого мешка каждый раз, когда нянчил своих двоюродных кузенов; таким образом, я был обеспечен курительным материалом в течение многих лет. Но именно их ганджубас наконец-то хорошенько меня вставил после достаточно длительного кривляния. Однажды я шел по улице и курил с некоторыми из своих приятелей, как вдруг все начало двигаться как будто в стоп-кадре. Солнце как будто бы превратилось в огромный, медленно действующий стробоскоп, и каждая секунда существовала сама по себе, отсоединенная от секунды до и после нее. Ну, наконец-то! (Меня перло настолько, что я не мог говорить.)

Доучившись до старших классов средней школы, я курил каждый день до и после нее. В классе труда я сделал себе собственную трубку и курил, когда был в школе. Со временем я вырастил свой собственный куст марихуаны в маленьком пластиковом террариуме, в котором первоначально росла венерина мухоловка (это был случайный подарок моей бабушки-барахольщицы). На заднем дворе к моим услугам всегда был зарытый пенополистироловый кулер, забитый наркотиками и причиндалами для их употребления.

Трава переросла в таблетки амфетамина с крестовидной насечкой. Амфетамин перешел в транквилизатор метаквалон. Транки превратились в амилнитрат. Это было классическим экспериментированием в геометрической прогрессии, о которой я был малоэффективно предупрежден всеми этими слащавыми Afterschool Specials. И все это случилось, прежде чем мне стукнуло тринадцать лет.

По мере того как я перешел из средних классов в старшие, я также перешел с марихуаны и таблеток на кислоту. Когда мне было пятнадцать, мы с подругой Моникой сели на автобус и отправились в Голливуд за пластинками. Я не помню, где я нарыл кислоту, но я помню, как шел по Голливудскому бульвару и все вызывало во мне смех. Какой-то бездомный пристал к нам с милостыней, а я просто лопался от смеха. Бурное веселье не прекращалось несколько часов, пока мы не оказались в доме ее родителей. У меня стала развиваться паранойя, потому что я знал, что родаки дома, и боялся, что они вдруг просекут, что я упорот.

Когда я сидел на кухне, то услышал надвигающийся шум, и мои чувства пришли в полную боевую готовность. На кухню вбежали два семилетних близнеца-карлика. Это была не галлюцинация: братья Моники реально были фактически идентичными близнецами-карликами! Я пришел в ужас. «НИ ХУЯ… ААААА… ИСПУГАЛСЯ… БЛЯ, ЧЕ ЗА ХУЙНЯ?!»

Моника пыталась меня успокоить: «Возьми себя в руки!» Потом ее мама вошла на кухню. Я знал, что ее мама не любит меня, вероятно, она видела все то же шоу о панке у Donahue, что и моя мать, потому я сел на еще большую измену. Карликовые дети бегали, мама сердито смотрела на меня. Тут-то меня нехило замкнуло.

Мой мозг убедил меня в том, что я не должен идти домой привычной дорогой, потому что мои родители могли ехать мимо и спалить меня; поэтому я перепрыгнул через забор и забрался в бетонную дренажную траншею глубиной 12 футов, которая должна была в итоге привести меня домой. Траншея, однако, проходила мимо двора изолятора для несовершеннолетних преступников, и тридцать или сорок детей побежали к забору на краю двора. Они бросали камни, трясли забор, и кричали: «Пошел на хуй!», и это – с высоты в 12 футов над моей головой. Я скулил, как перепуганный щенок. Я побежал к дому подруги моей мамы Ди Ди[6 - Интересная пикантность: Ди Ди была иллюстратором оформления обложки альбома Give Me Convenience or Give Me Death группы Dead Kennedys, где изображено пламя. Кроме того, она как раз та, кто спала с Ли.]. Она была художником и хиппи; я знал, что она наш человек. Я появился у ее дверей, и слезы текли по моему лицу.

– Я на кислоте, бля, я не могу справиться с этим. Мне нужно сесть и расслабиться.

– Садись, дорогой, все хорошо, все будет круто. Ты в безопасном месте.

Она уболтала меня и отвлекла от всей этой мозгоебли: от перегрузок с гномами, мамой Моники и дренажной траншеей; Ди Ди также проконтролировала мой трип в течение последующих трех часов.

Это был такой чертовски пугающий опыт, можно было подумать, что я зарекусь юзать ЛСД навсегда. Но, как и все остальное, что было создано, чтобы оттолкнуть меня, это только привлекало меня ближе. Так же, как с тем первым панк-шоу, меня прокрутило, как в стиральной машине, отжало и выплюнуло. О, я выжил. И я хотел вернуться в тот момент снова.

Вместо того чтобы попытать счастья во внешнем мире, я просто приходил в дом Ди Ди и триповал с ее сыном Джошем, там я всегда был в безопасном месте. Она никогда не подгоняла нам стафф, но давала спокойно употреблять его под ее крышей. Я закидывался кислотой по крайней мере один раз в неделю, и за годы хорошие трипы начали превалировать над плохими.

Помню, как однажды смотрел на веснушку на своей руке, и она превратилась в муравья; в свою очередь, муравей дополз до кончика моего пальца и превратился в каплю воды, которая капнула наверх, вызвав рябь на потолке, который превратился в водоворот, из которого появилась лошадь, придрейфовавшая к моему лицу, и когда я был с ней нос к носу, от ее головы отслоилась кожа, оголив белоснежный череп.

Жизнь на темной стороне была охуительно крута.

8

Мэлвин

Чак Норрис обучал моего отца карате.

Нет, по правде говоря, партнер Норриса, Пэт Джонсон, преподавал моему папе корейское боевое искусство под названием тансудо, а Чак проводил несколько занятий, на которых присутствовал мой отец. Кстати, Пэт был парнем, который играл рефери в фильме The Karate Kid, так что это все-таки довольно круто.

Перед тем как стать кинозвездой, Чак открыл небольшую сеть студий карате в Южной Калифорнии, и мой папаша регулярно посещал занятия в Мид-Уилшире. Я хотел бы похвастать, что Чак (или даже Пэт) преподавали мне тоже, но тогда мне было всего девять или десять, когда мой отец начал брать меня с собой в студию, где отдельный инструктор преподавал детям.

Так как Чак был друганом Брюса Ли, ученики из всех студий Чака стали участниками выставки в честь премьеры одного из фильмов Брюса в кинотеатре «Китайский театр Граумана» на Голливудском бульваре! Они перекрыли уличное движение по такому случаю, и там был один из таких китайских драконов, который волнами вился по дороге, в то время как я и несколько десятков моих сокурсников хвастались навыками тансудо в центре всего этого действа. На самом деле мы не были как-то организованы или делали что-то из наших совместных тренировок в унисон или что-нибудь в этом роде; мы просто хаотически ударяли ногами, наносили пробивные удары и перекрывали доступ воздуха. Мы чувствовали себя крутыми, но, наверное, это выглядело бездарно и смешно.

Я могу только предположить, что именно мое тансудо-обучение придало мне уверенности в том, чтобы продолжать изучение панк-сцены в Лос-Анджелесе. Другого логического объяснения, почему ребенок с моей тощей подростковой фигурой мог чувствовать себя в безопасности в таком месте, как Olympic Auditorium, нет.

Olympic был массивной бетонной спортивной ареной с 55-футовыми потолками и вместимостью на более чем 7000 человек. Стадион был построен для Олимпийских игр в 1932 году в Лос-Анджелесе, и прежде чем это место стало центром нервной системы хардкор панк-сцены 80-х, там прошли десятки исторических матчей по боксу, и он был использован для съемок таких фильмов, как Rocky и Raging Bull.

Это было символично, потому что каждый раз, когда в Olympic проходило панк-шоу, кто-то получал нокаут. Еще до того, как ты входил вовнутрь, было возможно увидеть на парковке по крайней мере двух парней, с энтузиазмом уклоняющихся от ударов. Однажды ночью я наблюдал с балкона, как на нижнем этаже рой из членов Suicidals ополчился на какого-то парня. Видны были только кулаки, локти и руки, и никто даже не пытался остановить их. Это была кровавая расправа.

А в конце ночи полицейские вертолеты кружили над головой, и иногда приходилось уворачиваться от дубинок на пути к своему автомобилю. Это не было местом для нормальных, здравомыслящих людей. Я благодарен, что я избежал каких-либо серьезных ссор там внизу, потому что моего зеленого тансудо-пояса, вероятно, не хватило бы.

И, конечно, он мне не помог, когда я бежал от полицейских после печально известного бунта на концерте Dead Kennedys в зале Longshoremen’s Hall в Уилмингтоне. Когда Dead Kennedys закончили, полицейские уже ждали нас, выстроившись в две шеренги по обе стороны от выхода. Люди пытались спокойно уйти, но полицейские навалились на нас и били с плеча. Когда мы выбегали, меня треснули дубинкой по руке, в тот момент, когда всех прогоняли через строй. Рука оставалась опухшей в течение недели. Я прикрывал голову рукой, так что дубинка могла бы приземлиться и в гораздо более худшем для меня месте. На самом деле я в ужасе наблюдал, как других, менее везучих чуваков настигала именно такая участь.

Но все равно я возвращался туда снова и снова. Несмотря на то что сцена сильно страдала от кровожадных психопатов и варваров в погонах, она была насыщена довольно увлекательными персонажами. Люди иногда говорят, что ирокез является частью «униформы» в панк-роке, но на самом деле не бывает двух одинаковых ирокезов! Все переиначивали панк-рок-стиль на свой собственный манер.

Кстати, музыка тоже была довольно хороша. Это была Та Самая Трехаккордовая Простота Панка, которая дала мне уверенность снова взять гитару в руки. Мой друг Бенни показал мне, как играть аккорд из двух нот двумя пальцами. Я сделал авансовый платеж в $25 за модель Charvel Рэнди Роадса, принадлежавшую моему знакомому в школе, но, когда я не смог придумать, где взять остальную часть наличных денег, он забрал гитару и оставил аванс у себя. Позже я купил гитару Peavey за $ 170 с естественной отделкой под дерево и черной накладкой за деньги, которые я накопил, работая спасателем в бассейне JCC. Таким образом, Бенни и я создали свою первую группу.

Все же «группа» здесь может быть слишком громкое слово. У нас не было имени, мы не писали никаких песен, у нас не было барабанщика, басиста и солиста, а главное, мы никогда не выступали на публике. На самом деле мы просто вдвоем зависали дома у Бенни, показывая друг другу гитарные партии, которые мы подбирали, слушая записи Black Flag /Черный Флаг/ и Descendents /Потомки/. Но мы называли себя группой, и, вообще, кто ты такой, чтобы говорить, что мы ею не были?

Майк во времена Palse Alarm.

Проблема заключалась в том, что Бенни жил далеко, в Игл Рок, а я не имел водительских прав. Я хотел организовать реальную группу, с реальными песнями и реальными концертами. Мне надоели старшеклассники из Фейрфакс Хай, которые смеялись надо мной и моими друзьями и называли нас позерами. Я читал отчеты о концертах в журнале Maximum Rocknroll, где панки со всей страны писали о группах, клубах и трагедиях окрестностях. Я хотел отправиться в путь и исследовать такие экзотические места, как Техас, Флорида и Айдахо.

Мой друг Дилан был барабанщиком, так что он был первым, кого я рекрутировал. Дилан знал стрейт-эдж панк-парня по имени Стив из графства Орандж Каунти, который был должен начать петь в группе под названием America?s Hardcore /Хардкор Америки/. Вместо нее мы убедили его петь у нас. Кроме того, Дилан знал еще одного музыканта, который мог бы заполнить последнее оставшееся место в нашем составе:

«Я позвоню парню, которого я знаю, его зовут Майк. Он играет на бас-гитаре».

9

Майк

Крис, Митч и я хотели трахаться. В нашей школе была панк-девушка по имени Лаура, и мы думали, что если создадим группу и заставим ее петь, то каким-то образом, в процессе, убедим ее переспать с одним из нас. Папа купил Митчу гитару на Рождество, в связи с этим Крис сказал, что он будет играть на барабанах, а я выступил в качестве добровольца, чтобы играть на бас-гитаре.

Эрик Мэлвин.

Я купил подержанный бас Hondo II и усилитель Fender в гитарном магазине на Сансете, и мы начали джемовать под названием РТА /Родительское Собрание/. Но Митч никогда не учился игре на гитаре, поэтому он просто тренькал по одной струне. А Крис пренебрег нами ради того, чтобы присоединиться к группе Майка Нокса Rigor Mortis. Вдобавок у нас не было звукоусиливающей аппаратуры, поэтому все планы в отношении Лауры так и не материализовались.

Я понимал, что членство в группе в конечном итоге поможет мне с кем-нибудь трахнуться, поэтому я организовал новую группу с моим другом Флойдом, которого привлек в качестве вокалиста/гитариста, и нашим другом Джастином – на барабанах. Мы назвали себя False Alarm /Ложная Тревога/, и можно сказать, что мы были почти настоящей группой, так как сыграли одно шоу.

Нам удалось написать и записать девять ужасных хардкор-песен и отправить кассету в журнал Maximum Rocknroll для обзора. Тим Йохеннон писал: «Я ни хрена не могу разобрать слова, так как они выплевывают их со скоростью 150 миль в час и используют такой метод записи, который использовался в 20-е годы». Затем Тим по праву издевался над одной из песен, которую написал Флойд, под названием «Пидоры Сосут».

Эрик Сандин.

Мы договорились о шоу на крутой андерграунд-панк-площадке под названием Anti-Club, но мама Флойда узнала об этом и запретила нам играть, так что концерт пришлось отменить. Таким образом, наш первый и, как потом оказалось, единственный концерт был на вечеринке в Беверли-Хиллз.

Мы исполнили наши девять песен, и люди были достаточно вежливы, чтобы понаблюдать за нами и не уйти, но, судя по всему, они не испытывали потребность в том, чтобы побаловать нас своими танцами. Но одна классная вещь, которая случилась той ночью, заключалась в том, что я повстречал свою первую возлюбленную Натали.

Я предполагаю, что она была помешана на неопрятных еврейских музыкантах, потому что сразу после того, как мы отыграли, она утянула меня за кусты целоваться и обжиматься со мной. Оглядываясь назад, я должен, наверное, был знать, что она в конце концов обманет меня и меня чуть ли не убьют из-за нее, но тогда все это не имело значения для шестнадцатилетнего девственника. Нахождение в группе наконец начало окупаться[7 - False Alarm продержались всего несколько месяцев. После того как я ушел из группы, я не разговаривал с Джастином в течение почти тридцати лет. Теперь он парикмахер. Флойд держал группу вместе в течение какого-то времени, они даже выпустили пластинку, на которой написано «с участием Фэт Майка из NOFX!», несмотря на то что я не сыграл и ноты на этом альбоме. В настоящее время Флойд работает адвокатом, поэтому я предполагаю, что судиться бессмысленно.].

* * *

Моя мама не могла не заметить моих взъерошенных волос, странных друзей и иногда появляющихся фингалов и ссадин. Она была расстроена, что ее план по перемещению меня в Беверли-Хиллз и содержанию в ежовых рукавицах так или иначе обрел неприятные последствия. Я думаю, что последней каплей стал мой звонок из тюрьмы в Вилкоксе.

Мои друзья и я пили в переулке позади клуба Cathay de Grande перед шоу группы Personality Crisis /Кризис Личности/, когда вдруг четыре полицейские машины выскочили на нас из темноты. Когда они окружили нас, Боб Бонхед (тот самый «друг», который украл мой бумбокс, чтобы прикупить наркоту) бросил свой героин на землю, рядом со мной, чтобы его не приняли с ним «на кармане». Менты нашли героин, предположили, что он мой, и набросили на меня наручники. Нас всех упекли в тюрьму, и моя мама была единственным выходом из нее.

Я тусовался со всеми этими наркоманами и панками на скамейке, когда вошла моя мама, швырнув в меня свою сумочку, она разразилась тирадой: «Что ты, блядь, делаешь?! Почему ты так поздно тусуешься?! Я говорила тебе об этом!» Копы, наркоманы и панки прыснули со смеха.

Но по классическому «Майка-всегда-проносит» сценарию с меня были сняты обвинения, и ей позволили забрать меня домой. Это была ночь пятницы перед выходными. Всех остальных заперли до вторника. Ну и кто теперь смеется последним?

После этого случая мать запретила мне посещать Cathay de Grande, до кучи записав к терапевту. Я игнорировал ее требование держаться подальше от панк-шоу, но согласился на терапию. Какой подросток не имеет проблем, о которых можно было бы немного поговорить вне дома? В течение примерно шести месяцев я давал выход своим чувствам о проблемах с отцом и всем остальном, что тянуло меня вниз. Вскоре дело приобрело иной поворот…

После первого шоу False Alarm Натали и я продолжали целоваться и обниматься на регулярной основе, а потом однажды ночью, после концерта группы Peter and the Test Tube Babies /Петр и Пробирочные Дети/, она вернулась в квартиру моей мамы, чтобы провести со мной ночь. Мы целовались на кровати, и я нервно начал вставлять свой пенис в ее влагалище. Она остановила меня и сказала: «У меня месячные». Я сказал: «Ничего страшного», потому что – дамы! Серьезно! – вашим кавалерам на это насрать. В особенности когда они просто в миллиметре от того, чтобы перестать быть девственниками. Она объяснила: «Ты должен вынуть», но я просто сказал: «Давай сделаем это!» И начал ее ебать.

Через пять минут или около того она сказала: «Я великолепно себя чувствую, но я все-таки должна вынуть тампон. Это слишком странно».

Она пошла в ванную комнату, пока я смотрел вниз на мой замазанный кровью член и думал: «Урааааа!» Все в этом мире было в порядке. За исключением влагалища Натали: ее тампон застрял внутри, и она должна была сходить в больницу на следующее утро, чтобы удалить его. Ой!

После двух сессий терапии и после потери девственности мои психические проблемы, казалось, полностью исчезли.

* * *

Натали была жесткой телкой. Она состояла в женской банде под названием «Girls Brigade». Они избивали других телок и отнимали у них обувь и кошельки. И она была отрывной: мы ебались в автомобилях, на строительных площадках, и она как-то сделала мне минет под столом в то время, как в Cathay играла группа Crucifix /Распятие/. Я был дико влюбленным подростком.

Однажды я даже защитил ее честь, когда увидел, как бывший бойфренд тянул ее за волосы одной рукой, а другой лупил на улице рядом с клубом в Долине. Он был членом FFF и отвратительным типом. Но я нашел в себе достаточно мужества, чтобы подойти и сказать: «Э-э, вы можете прекратить делать это?»

Он оттолкнул ее в сторону, и вдруг меня окружил с десяток членов FFF. Он ударил меня в лицо, и я сполз вниз. Двое других парней пытались схватить меня, но мне как-то удалось ускользнуть, и я побежал к машине своего друга. Я нырнул в открытое окно автомобиля, и мы уехали. Принимая во внимание все обстоятельства, это было высотой панк-рыцарства в Лос-Анджелесе 80-х.

Таким образом, вы можете себе представить, насколько я был подавлен, когда через четыре месяца наших отношений какие-то чуваки из Suicidals прижали меня к стене в Olympic и предупредили: «Если будешь общаться с Натали снова – мы тебя убьем». Вот так она порвала со мной отношения.

Я и понятия не имел, что произошло между нами. После того как мы «разошлись», я столкнулся с ней рядом с Olympic. Она завизжала: «Ты что, блядь, здесь делаешь?!», сняла свой шипованный ремень и неоднократно хлестанула меня пряжкой. В мгновение ока мы привлекли внимание толпы, вероятно, сотни людей. Я знал, что, если я ее ударю в ответ, буду растерзан слюнявыми пастями волков, окружавших нас. Они все ждали самого маленького повода, чтобы разорвать меня на куски, поэтому я просто побежал, настолько быстро, насколько мог.

Говорят, что вы никогда не забудете свой первый поцелуй. Говорят, что вы никогда не забудете свой первый трах. А я говорю вам, что вы никогда не забудете тот первый раз, когда получили пизды в общественном месте от шестнадцатилетней девчонки.

10

Смэлли

Я всегда был высоким, но в детстве чувствовал себя худым и слабым. У меня всегда была хуева туча вопросов в отношении своей неполноценности. Ладить с моим отцом и ездить на мотике, собранном по кусочкам из мусора, было нелегко. Я справлялся со всем этим при помощи юмора и превратился в клоуна-всезнайку в нашем классе. Если кто-то посмел бы взять меня «на слабо», чтобы я выпил полный стаканчик «Тако Белл» с грязной сточной водой, для смеха я залпом осушал его. Если кто-то «на спор» хотел, чтобы я прыгнул с крыши, я рисковал жизнью и здоровьем для того, чтобы получить одобрение всяких придурков.

Поэтому, когда я прогрессировал от потребителя наркотиков к наркоторговцу, это было не только из-за того, что мне были нужны деньги. Мне жутко хотелось самоутверждения.

Я отсыпал горстями марихуану из тетиной и дядиной массивной морозильной заначки и продавал ее своим коллегам-старшеклассникам. У одной из мам моих друзей было несколько хирургических операций, и у нее оставались сотни таблеток, которые мы воровали и продавали. Я затаривался целыми листами для поддержания своей собственной привычки и делал «промокашки», раскидывая часть этих листочков по своим друзьям.

Я делал несколько сотен долларов в неделю, и это было значительным количеством денег для четырнадцатилетнего парня. Но я не мог их тратить, зная, что мои родители заметили бы, если бы вдруг появился новый мотоцикл, за который они не платили. Поэтому большую часть наличных денег я спускал на игровые автоматы или просто покупал больше наркотиков.

Мой отец хотел развить во мне строгую трудовую дисциплину, поэтому летом меня устраивали на работу, начиная с десятилетнего возраста. Я начал с доставки газет, затем с одиннадцати до тринадцати лет я подметал за доллар в час в деревообрабатывающем цеху. В четырнадцать я работал уборщиком на заводе. В средних классах школы я вкалывал на сборочной линии, выкладывая бутылочки для витаминов на конвейер в течение восьми часов в день, как в комедийном сериале Laverne and Shirley, только без закадрового смеха. Я зарабатывал всего три доллара в час, так что я не мог замаскировывать моим законным доходом какие-либо крупные покупки за счет продажи наркотиков, но я решил рискнуть ради одного дорогостоящего товара: подержанной барабанной установки.