скачать книгу бесплатно
Бестолочи
Alisabet Argent
За вами когда-нибудь наблюдало небо? За мной – да. А ещё оно умеет смеяться и плакать навзрыд. И просто жить своей жизнью.Это Лондон, мой дорогой читатель. Над Лондоном небо особенное. Или история о том, как жизнь двух братьев разбилась, словно небо во время грозы.
Alisabet Argent
Бестолочи
ALISABETARGENT
БЕСТОЛОЧИ
ГЛАВА № 0
ПРЕДИСЛОВИЕ
Привет, читатель. Оставшуюся часть книги я буду вашим проводником по мокрым английским улицам. Постарайтесь не отставать. Это местечко не для неженок.
Утро. Преддверие Хэллоуина. Ярко-оранжевые, словно цветки календулы, тыквы гниют на витринах магазинов.
Район Хакни. Восточная часть Лондона. Огромное количество зданий разной величины плотно прижаты друг к другу. Они теснятся на небольших клочках земли, разделённых асфальтированной дорогой, отвоёвывают право на существование. Если расфокусировать взгляд, то они становятся похожи на спичечные коробки грязно-горчичного цвета. Здесь можно найти удивительные места. Начиная от дешёвых парикмахерских, уютных кофеен, рынка, и заканчивая Музеем детства на Бетнал Грин. Совсем рядом находится Риджентс-канал – широкая мутно-зелёная лужа.
Запомните хорошенько эту локацию. Именно здесь будет происходить большая часть всех событий. Запомнили? А теперь сместимся немного влево. Быстренько пробежимся взглядом по нескольким переулкам с уличными музыкантами и имбирным пивом, и вот мы попали в жилую часть района. Кучка одинаковых домиков. Будто незримый художник устал рисовать что-то новое и заполнил всё пространство под копирку.
Что вы видите? Посмотрите внимательно. Это не просто коробки из камня, черепицы и цемента. В каждом доме скрывается кое-что необычное – целый небольшой мир. Я бы даже сказал – совсем крошечный. Миры бывают разные. В каком-то доме находится хрупкий мир. Он будто сделан из стекла и вот-вот развалится. К тому же он серый. Этот цвет будто пришит к дому изнутри. И люди в нём тоже серые, как городские голуби. В этом маленьком мире люди разговаривают только шёпотом, боятся громких звуков. Они странные.
Где-то есть книжный мир. В нём пахнет пылью, а в воздухе висит шелест сухих страниц и запах горького кофе. Люди там никогда никуда не спешат и редко говорят друг с другом. Классные ребята.
Есть даже актёрский мир, в таком доме живёт ложь. А ещё в нём слишком много шума и фальшивых эмоций. Но сами люди внутри пусты. Их можно сравнить с манекенами. Они лишь меняют позы и маски на лицах, но всегда остаются пустыми внутри. Просто играют свои роли: каждый день говорят заученные слова, каждый день делают одно и то же. Мне кажется, что они чокнутые. Спросите почему? Потому что им всё нравится.
Сейчас мы заглянет в один такой мир. Я покажу. Нам нужен крайний дом справа на этой широкой улице.
ГЛАВА № 1
Джонатан Гетте
Большая серая птица ударилась в окно, и с кряхтением свалилась вниз. Там осталась лишь трещинка и капелька крови.
Я тут же дёрнулся и проснулся.
– Что за нахрен?
Оставшиеся 3 минуты до будильника, я с тупым лицом смотрел в своё отражение в окне.
– Боже. Ты живой? – Это мой брат пришёл, познакомьтесь. И со мной тоже знакомьтесь, Джонатан Гетте. А мой брат – Томас. Или зануда, тут как вам угодно.
– Иди в задницу. – Утром я не слишком доброжелателен.
Знаете, это самый неприятный возраст – когда мелкий противный человек уже имеет своё мнение, но не умеет его нормально формулировать.
– Да, доброе утро, Джо.
07:00.
Механический треск будильника.
Я дёрнулся уже во второй раз. Тут же эта штука летит в стену и со звоном раскалывается на две части. Да, я не догадался его просто выключить. Раздражающие звуки прекращаются, и снова наступает тишина. Упоительное ощущение.
– Чёрт. Чёртово утро. Чёртова школа. – Со вздохом, я плюхнулся обратно на кровать и укрылся одеялом.
– Ты уже достал кидать будильники в стену. Третий за этот месяц. Бабка тебя убьёт.
В ответ послышалось моё неразборчивое мычание.
– Чего говоришь? Ничего не понятно, бухтишь как старикан.
– Да пошёл ты, Томас.
– Да-да, я каждый день это слышу. Как бы далеко ты меня не посылал, ты всё равно пойдёшь в школу. Вставай. Пора собираться.
– Я. Не. Хочу. – Многозначительная пауза после каждого гневного слова.
– Ух, какой злой. Захочешь.
После этих слов, Томас одним движением сорвал с меня одеяло и отбросил его в сторону.
– Эй! Да чтоб тебя!
– Это я тоже слышал. Ничего нового, Джон. – Том тяжело вздохнул, явно начал терять терпение. – Да ладно тебе. В жизни есть много радостей, кроме теплой постели. Например, главный праздник осени. Скоро же Хэллоуин: ночь проказ. Ты ведь любишь этот праздник. Можно собрать тухлых яиц и забросать дом миссис Памкинс.
Пока беседуем, давайте рассмотрим нас немного поближе.
У Томаса чёрные волосы, глаза цвета вылинявших синих джинс. Не знаю, как ещё их описать – смесь грязно-синего и серого. Я – чистый блондин с жёлтыми глазами. Волосы по цвету напоминают агатовый серый, только с желтизной.
И нам обоим 14, но Том родился на 27 минут раньше.
Ярко выраженные британцы: бледная, будто бумажная кожа, через которую можно рассмотреть голубоватые вены, миндалевидные глаза, довольно высокий рост и подростковая худоба. У Тома волосы длиной примерно до щёк, он всегда собирает их в маленький пучок на затылке. У меня крутая короткая стрижка как у морских пехотинцев в США.
Посмотрите в окно. Моросит мелкий дождь. Капли на окне собираются в тонкие ручейки, и они плавно стекают к металлическому карнизу. Горит листва. Я тоже смотрю сквозь стекло. Подхожу к большому окну, раскрываю его. В нос ударил резкий запах сырости и мокрой деревянной крыши.
– Что ты там увидел?
Томас заглянул за моё плечо и тоже уставился на вид из окна. По мокрой дороге ползут старые автомобили с дребезжащими карбюраторами, из тротуара торчат газовые фонари.
– Даже странно. Уже третья осень проходит без неё, а ничего так и не изменилось. Ни эта улица, ни этот дом. Странно.
Меня зовут Джонатан Гетте, и моя история начнётся с конца октября 2011 года. Всё это – мои воспоминания. Среди серых школьных будней есть кое-что важное, и я собираюсь это вам показать. Воспоминания – просто сувениры, которые остались от более счастливых времён. Но есть такие воспоминания, которые могут сразить нас наповал.
В 2009 году пропала наша мама. Просто пропала, она не вернулась с работы. Маму звали Эбигейл. Она работала воспитателем в детском саду. От неё частенько пахло стиральным порошком или средством для мытья посуды. Эти два запаха будто въелись в женские руки.
Место мамы заняла наша бабушка – Долли. Не очень приятная женщина. Она переехала к нам и поселилась в маминой спальне. Долли была старой и часто болела. Не могу вспомнить, сколько ей лет. 60? Да, примерно так. В любом случае выглядела она плохо.
Прошло 2 года с момента пропажи мамы. Старуха в очередной раз лежала в больнице из-за обострения какого-то заболевания сердечной мышцы. Кажется, это называется ишемическая болезнь. Точно не могу сказать, ничего не понимаю в медицине. Да и мы особо не вникали в это, не было желания. Ни я, ни брат не чувствовали к бабке особо тёплых чувств, поэтому делали вид, что это нас не касается.
Про маму мы говорили редко. Или вообще не говорили. В каком-то смысле мы даже привыкли к её отсутствию в нашей жизни и уже не ждали появления. В конце концов, ко всему можно привыкнуть, если пройдёт достаточное количество времени.
Ладно, что-то я заболтался.
– Джонатан Гетте, немедленно поднимай свою ленивую задницу и иди собираться! – Это Том ругает меня. Четырнадцатилетний юноша, каким я был когда-то, решил снова прилечь на тёплую постель. В следующую секунду Томас стаскивает меня с кровати и тащит в ванную комнату, а я упираюсь, как только могу.
Уже тогда Том был слишком ответственным.
И так начинается каждый новый день в этом доме.
Сырой октябрь. Утро, чайник шипит на плите. Мы сидим за столом, одетые в школьную форму. Кофе, горький осадок на стенках стакана. Я приготовил тосты. Кусочек белого хлеба, поджаренный на сливочном масле и абрикосовый джем. Обожаю. Тому нравятся сэндвичи с горчицей и мёдом. Извращенец. Пока пил кофе, вспомнил, как ночью барабанил дождь. На самом деле, это очень специфичный звук. Будто миллиарды крошечных ножек топают по тисовой крыше, окнам и проезжающим машинам.
Пора идти, а то опоздаем на автобус. Сейчас мы увидим мир глазами ребёнка, каким я был.
Солнце цвета облепихи. Зонты. Мы стояли, вдыхая приторный запах сырой земли и влажного асфальта. Листья на деревьях светятся медным и золотым. Осколки лета. Они выцветают. Слоистые облака на льдисто-голубом небе похожи на разлитое молоко, которое продолжает растекаться. Атмосферные осадки лениво плывут по воздуху, отражаются в тёмных лужах-зеркалах. Кстати об этом. Люблю смотреть в большие лужи. В них всё перевёрнутое. Весь город стоит вверх ногами. Машины едут по перевёрнутой дороге вверх колёсами, дома стоят вниз этажами, пешеходы плывут на своих зонтиках. Перевёрнутый Лондон живёт своей зеркальной жизнью.
Светофор на перекрёстке мигает изумрудным светом. Красный автобус. Машина медленно ползёт по мокрой дороге и останавливается, с пыхтением раскрывая автоматическую дверь. Оплатили проезд. Поездка до школы займёт около 10 минут. Пока я ворчу на холод и растираю замёрзшие руки, Томас ищет в рюкзаке пачку сырных палочек, которые он успел схватить со стола перед выходом.
Давайте снова посмотрим в окно.
Люди суетятся: спускаются в метро, спешат на работу, заходят в магазины. Прохожие идут ещё куда-то по своим делам, некоторые гуляют по тротуарам, романтично держатся за руки, сидят в кафе. Их не смущают ни огромные лужи, наполненные мутной дождевой водой, ни шумный, бурлящий поток, который несётся с самого начала улицы и разбивается фонтаном брызг о решётку ржавой канализации. Улицы набиты большими круглыми шляпами зонтов. Может быть, горожане хотят укрыться за ними от этой сырости?
И, кажется, словно ничего не изменилось. Будто все осталось прежним. И этот дождь, и эта улица, даже шёпот холодного ветра. Но это не так. Если бы она была здесь, то наверняка, ничего бы не узнала. Ни эту улицу, ни этот дождь, ни даже своих детей.
Наша остановка. Нехотя поднимаемся с тёплых сидений и выскакиваем из транспорта. Опаздываем. Идём широкими шагами по тротуару, огибая лужи и медленных пешеходов. Нам в лицо летят мелкие капельки, которые больше похожи на морскую кисею. Изморось. Влажность висит в воздухе, особенно ярко её можно почувствовать на стенках носоглотки при вдохе. Странное ощущение. Всегда представляю, будто вдыхаю кусочек облака.
Вы можете взглянуть на эту картину с высоты птичьего полёта. Посмотрите на эту серость! Среди хмурого холодного цвета можно заметить яркие пятна. Это дети. Дети, которые идут в школу. И мы тоже есть там. Я – в ярко-бирюзовом непромокаемом плаще, Томас – в прозрачном. Такой отстой. Он – тоже серое пятно.
«Ты самый скучный брат на свете» – думаю в тысячный раз.
Старая школа. Вялые рукопожатия с нашими друзьями, познакомлю вас с ними немного позже. Уроки. Тетрадь. Конспекты. Ручка почти закончилась, надо купить новую. Стопки новых книг и миллионы букв. Время пролетело незаметно. Мимо мелькают люди и часы. Устали. Едем домой.
Мы дома. Пыль на полках. Горшок с засохшим фикусом. Бедняга, я снова забыл его полить. Стаскиваю с плеч портфель и бросаю прямо в прихожей. Взгляд блуждает по стенам цвета лаванды и упирается в фоторамку. На большом металлическое блюде лежит нечто, похожее на плоский тёмный хлеб. На самом деле, это кекс. Неожиданно для самого себя, я улыбнулся.
И вдруг на несколько секунд я вновь оказался там, почувствовал запах выпечки и услышал, как старый плеер жуёт кассету.
ГЛАВА № 2
Джонатан Гетте
Я проснулся около полудня, лёжа на спине. Ещё несколько минут провёл в полудрёме, пока мне на лицо не прыгнул солнечный зайчик. Противный. Недовольно приоткрываю глаза. Кровать Тома стоит напротив моей. Она пуста. Солнце заглядывает в комнату через открытое окно, яркие оранжевые пятна дрожат на обоях. Южный ветер принёс с улицы запах полыни. Он горчит на губах. Сегодня последний день июля. Воскресенье. Мне 5 лет.
Решил лежать до последнего. Если я не показываюсь на кухне раньше часу дня, мама сама приходит, чтобы разбудить. Такая возможность бывает только когда у миссис Гетте выходной, сегодня как раз такой день. В остальное время за нами присматривала бабушка Долли. Мама работала воспитателем в частном детском саду. Она несколько раз пробовала брать нас с собой, но это всегда заканчивалось истерикой. Быть среди кучки чужих детей мне и Томасу категорически не хотелось.
Итак, мой план не сработал. Мама не пришла. Я ещё не потерял надежду и продолжаю упорно лежать. С первого этажа слышится какой-то шум. Напряжённо вслушиваюсь в звуки. Люблю подслушивать. Это мама возмущается, её рассерженный голос я узнаю где угодно. Судя по всему, она пыталась сделать просто немыслимое – накормить Тома нормальной едой. Даже находясь в спальне, я прекрасно слышал что происходит, каждое её слово. Хоть для этого мне и приходилось изо всех сил напрягать слух.
– Ешь суп. Ты съел всего 2 ложки.
– Но я не хочу суп, я хочу кашу.
– Ты же никогда не ешь кашу. Я сейчас приготовлю, а ты не будешь её есть. – Недоверчиво произносит она.
– Нет, буду! – Все мы прекрасно понимаем, что не будет. Это только короткая отсрочка от завтрака. Если подумать, уже слишком поздно для первого приёма пищи. Днём Том ел мало, или вообще не ел. А ночью мы совершали набеги на буфет, где хранились сладости, и съедали буквально всё.
Тут всё затихает минут на 6. Пока жду, вспоминаю, как этой ночью мы объелись засахаренного мармелада и горького шоколада. С нетерпением жду продолжения спектакля. Первым слышу голос брата.
– Мам, тут комочки… нет, я не буду её есть. – Наверняка после этих слов мой брат отодвигает тарелку с несчастной кашей. Даже через стену я ощущаю на себе гневный взгляд мамы.
Одно я знал точно – если Томас не перестанет упорствовать, мама скоро взорвётся. А в гневе это очень страшная женщина. Но я знал ещё одну вещь – Том не заткнется. Он будет до последнего доказывать свою точку зрения, хоть и знает, что ему хорошенько влетит. Более того, брат всегда цеплялся к любой мелочи. С годами эта привычка не изменилась.
– Я тебя сейчас прибью. ЕШЬ КАШУ, Я СКАЗАЛА! – Приказным тоном.
– НЕ БУДУ! – Рявкнул на неё в ответ этот мелкий засранец.
Я спрятался под одеяло.
– Я сейчас надену эту тарелку тебе на голову. Закрой рот и ешь. Сейчас же. – Голос мамы стал пугающе тихим, с ярко выраженными стальными нотками. Она на грани бешенства.
– А как я могу есть, если мой рот будет закрыт? Я же не могу запихнуть эту кашу себе в рот, если не открою его. – Язвительным тоном произносит мальчишка. Да, Том совсем не изменился. Такой же вредный маленький говнюк.
Страшно. Очень страшно. Дальше в кухне нависает короткая пауза. И кульминация – звук отодвигаемого стула. Маминого стула. Нет ничего страшнее, чем этот скрежет.
– Нет, я передумал! Я буду кашу, могу ещё и суп съесть! – Выпалил мальчик. Я мог только догадываться, что послужило причиной такой резкой капитуляции. Скорее всего, непослушный ребёнок просто испугался наказания за свою дерзость и решил отступить, пока не стало слишком поздно.
Далее слышится то, что заставляет меня вздрогнуть.
– ДЖОН! – Она выбрала более эффектный способ, чтобы меня разбудить. Одного лишь слова хватило для того, чтобы я вскочил с кровати и уже через 10 секунд стоял возле женщины.
– Доброго утра, мамочка. – Произношу, заглядывая ей в глаза.
– Доброго полудня, малыш. Ты хорошо выспался? – На удивление она абсолютно спокойна.
Краем глаза я замечаю недовольного Томаса, который ковыряет ложкой кашу. А рядом с ним стоит тарелка супа. Едва успеваю подавить смех, который застрял в горле при виде страдальческого лица брата. Том запаниковал и этим загнал себя в ловушку.
– Да, мамочка. Можно мне суп? Пожалуйста. – Сейчас Джонатан Гетте может быть только паинькой.
Её левая бровь вопросительно дернулась вверх. Мама удивленно смотрит на меня, пытаясь понять, с чего вдруг я такой вежливый.
– Конечно. Иди умываться. – И я, как самый идеальный сын на свете, послушно пошёл в ванную комнату.
Прошли 5 минут водных процедур, которые я просто терпеть не мог и вот сижу возле Тома. Он кое-как съел половину каши. Мальчик со скучающим видом елозил по ней ложкой.
На кухне пахнет хлебом и специями. В супнице остывал тыквенный суп-пюре, рядом овсяная каша.
Без любых пререканий я начал есть. Вряд ли бы пришлось меня заставлять: суп очень вкусный. Раньше я любил всякие жидкие блюда, теперь просто терпеть не могу.
