скачать книгу бесплатно
– Ничего не хрень, – ответила Женя. – Это концепт.
Алина хмыкнула.
– В буддизме считается, что жизнь полна страстей, которые мешают человеку, – продолжила объяснять Ольга Алексеевна. – Пока не избавишься от этих страстей и привязанностей, пока будешь совершать плохие поступки, будешь вечно перерождаться. А когда достигнешь просветления, то попадешь в нирвану.
– А кто считает плохие и хорошие поступки? У местного бога должен быть суперкомпьютер, – улыбнулась Вика.
– В буддизме боги стоят ниже, чем люди, – сказал я. – Они ничего не решают. Это все карма. Каждому воздается по его заслугам.
– Тем более. Буддизм нелогичный. И при чем здесь отсутствие души?
Вика все считала нелогичным, кроме математики. Возможно, она была права. Но тут внезапно я сам кое-что понял.
Я погрузился в это понимание целиком и полностью. На несколько секунд я даже забыл, что надо дышать. И я понимал, что должен был объяснить это.
– Духовные учения не должны быть логичными, – сказал я, глядя Вике в глаза. – Они должны приносить умиротворение. Спокойствие. Если буддизм не приносит тебе спокойствия, то это просто не твое. Наверное, тебе нравится наука, вот и все.
– Конечно. Наука рулит.
– А кому-то нравится концепция буддизма, – продолжил я. – В буддизме нет души, есть просто составляющие ее дхармы. Мельчайшие частицы, из которых состоит человек. Как из атомов. Если человек не достигает просветления, то он проводит много жизней в сансаре, умирая и рождаясь снова. Но если он достигнет просветления, то он избавится от всех страстей и привязанностей. Он избавится даже от самого себя. Он распадется на составляющие его дхармы, чтобы создать что-то новое. То, чего еще никогда не было. Это и есть настоящее просветление. Отпустить этот мир. Отпустить все. Полюбить все. Но знаете, что самое интересное? – я улыбнулся, ожидая, что кто-нибудь спросит что. Все молчали, и я продолжил: – Современная наука говорит, что когда человек умирает, его атомы становятся чем-то другим. Карл Саган говорил, что мы все были рождены в звездной колыбели Большого взрыва. Нам всем уже несколько миллиардов лет. Когда мы умираем, мы распадаемся и даем начало новой жизни. Новым звездам. Мы в любом случае попадаем в нирвану.
Все молчали. И я тоже замолчал.
До конца второго академического часа осталось пятнадцать минут.
– Думаю, на этом стоит закончить, – подытожила Ольга Алексеевна.
Никто не был против, и мы пошли домой.
Вечером к нам должна была прийти Людмила Сергеевна, но я не слишком расстроился. У меня появилось нечто свое. Нечто важное.
Я пришел домой и вырвал из альбома для черчения два листа. Склеил их скотчем и написал карандашом цитату Линьцзи.
Иногда у меня хороший почерк. Если я стараюсь писать ровно и красиво.
Я обвел буквы черным маркером и повесил листы на стену.
«Встретишь Будду – убей Будду,
встретишь патриарха – убей патриарха,
встретишь архата – убей архата,
встретишь отца и мать – убей отца и мать,
встретишь родича – убей и родича.
Лишь так достигнешь ты просветления и избавления от бренности бытия».
К тому времени, как мама, Людмила Сергеевна и Игорь пришли домой, я подготовил уроки на пятницу (география, английский язык, геометрия и обществознание).
Я остался в комнате, слушал «Времена года» Антонио Вивальди и думал о том, что я всегда был один.
Ничего в этом мире нам не принадлежит. Даже мы сами. Это пугало и одновременно умиротворяло.
В 20:02 меня позвали ужинать. Мы ели овощное рагу, которое приготовила Людмила Сергеевна. Я съел оттуда весь картофель и после смотрел в окно. На улице было темно, небо было желтым и низким. Людмила Сергеевна и Игорь о чем-то говорили.
– Ты закончил? – спросил Игорь.
Я посмотрел на него и кивнул.
– Какое неуважение к собственной бабушке, – сказал он и посмотрел на Людмилу Сергеевну. – Он же совсем ничего не ест.
– Да можете не говорить. Знаю я, – Людмила Сергеевна махнула своей костлявой рукой.
Мама, как обычно, промолчала. Я тоже.
Что я мог сказать?
Мы ужинали вчетвером всего три раза, но мне казалось, что это длилось всю мою жизнь. Интересное свойство человеческого мозга.
– А как у него в школе дела? – спросила Людмила Сергеевна.
– Да вот тройку получил, – ответила мама.
– Тройку?
– Да. По русскому.
Хорошо, что мама сказала про одну тройку.
– И как он умудрился получить тройку по русскому? Предмет простой же, – хмыкнула Людмила Сергеевна.
– Можно мне пойти в комнату? – спросил я.
– Сиди, – сказала Людмила Сергеевна и отпила вина. – Лучше расскажи, как ты «три» получил.
– Я отвечал у доски.
– И? Говори нормально, не мямли.
– Мне тяжело отвечать перед всем классом.
– Разбаловала ты его, Лиза. Почему не научила нормально говорить со взрослыми?
Мама сделала большой глоток белого вина из своего бокала и ничего не ответила.
– А как ты одеваешься? – продолжила Людмила Сергеевна. – Надень рубашку, а то носишь водолазку, как голубой.
– А что такого в?..
– Иди в комнату, Леша, – сказала мама.
Я молча встал и ушел.
У меня дрожали руки.
Если бы у меня спросили о чем-нибудь, я бы мог рассказать им. Но никто ничего не спрашивал. Они только констатировали. Будто бы они всё обо мне знали.
Меня раздражало, когда обо мне говорили в третьем лице. Ужасно раздражало.
Я лег на диван и включил «Так говорил Заратустра». Я думал о смерти в космосе и о том, что многие люди путают Рихарда Штрауса и Иоганна Штрауса. Это меня тоже ужасно раздражало. Людмила Сергеевна, наверное, тоже их путала.
Игорь отвез ее домой (Людмила Сергеевна жила на Волгоградском проспекте), но потом вернулся и остался ночевать у нас.
Я хотел поговорить с папой по скайпу, но он написал, что занят. Поэтому я читал Карла Сагана, пока не уснул.
Утром я быстро встал, собрался и ушел в школу.
Я шел по мокрому от выпавших осадков асфальту, серое небо низко висело над головой. Поразительно, как Москва похожа осенью на Санкт-Петербург.
Несмотря на слова Людмилы Сергеевны и Игоря, в школе дела налаживались. Теперь я ходил обедать с Артемом Хвостовым, Гришей Зыбиным и Надей Соловьевой. Обычно они ели в «Макдональдсе», и мне тоже пришлось. Артем Хвостов и Гриша Зыбин курили, и иногда я просил у них сигареты.
Надя Соловьева стала садиться рядом со мной на лабораторных работах, потому что Артем Хвостов сидел с Гришей Зыбиным. Раньше Надя сидела с кем-то другим, а я сидел с Викой, но теперь Надя решила сидеть со мной.
Почти каждый день после школы мы с Артемом, Надей и Гришей ходили ко мне в гости. Обычно мы сидели у меня в комнате и смотрели разные видео с ноутбука. Точнее, Артем, Надя и Гриша смотрели, а я сидел рядом и читал. Это было проще, чем я думал. Каждый день, когда они приходили ко мне, я считал победой.
Они бывали у меня дома, ели мою еду, значит, мы приняли друг друга. Я точно это знал, потому что это универсальное действие в разных культурах: от древних племен до нынешних корпоративных вечеров.
По средам я посещал занятия по психологии и многое узнал про разные теории и отрасли этой науки. А еще я мог общаться с Алиной Шишкиной.
Даже Саша Соколов после дня здоровья больше не называл меня вундеркиндом. И вообще никак не называл.
Я почти привык к своей новой реальности.
Когда я начал близко общаться с одноклассниками, в моей жизни стало больше энтропии, чем раньше, но это было не так страшно, как я раньше думал. Надо было просто молчать и улыбаться.
Этого было достаточно.
Я вышел из метро на «Сухаревской», и кто-то тронул меня за руку. Я обернулся и увидел Артема Хвостова.
– Доброе утро, – сказал я.
– Сегодня прогуливаем всем классом френч.
– Что?
– Прогуливаем французский, говорю.
– А разве можно прогуливать? – спросил я. – В электронном журнале же все отобразится.
– Да француженка на него вообще забивает, – Артем Хвостов махнул рукой. – Тем более если все вместе прогуляем. Понял?
Я понял. Галина Михайловна действительно не заполняла электронный журнал.
Да и вряд ли кто-то узнает, если я один раз прогуляю. Мне было немного страшно, но этот поступок мог помочь мне закрепить свои позиции в организованной микрогруппе. В последние дни у меня это хорошо получалось.
У меня бы еще были сомнения, если бы не вчерашний ужин. Я до сих пор злился.
– Хорошо, – сказал я.
Весь учебный день я думал о том, как это – прогуливать. В своей жизни я не прогулял ни одного урока. Наверное, это очень волнительно.
Я даже отметил 17 октября в календаре смартфона. Мой первый прогул.
К седьмому уроку ветер сдул облака с неба и выглянуло солнце. Стало даже тепло.
По несколько человек мы вышли из школы и собрались у ближайшего дома. Даже Алина Шишкина в этот раз согласилась уйти с урока. Артем Хвостов сказал, что мы пойдем в рок-магазин.
Мы отправились в рок-магазин пешком, и я боялся встретить кого-то из учителей. Нас было так много, что, если бы мимо проходил какой-нибудь учитель, он бы точно нас заметил. От этого мне было не по себе. Вдруг об этом прогуле узнает мама? Что она тогда скажет?
Один раз я ее уже обманул, когда сказал, что ночую дома один.
Я не мог включить плеер, потому что находился в группе других людей. Мне говорили, что слушать музыку в чьем-то присутствии недопустимо (конечно, если мы не на концерте).
Поэтому было сложно. Я не мог представить, что все вокруг – это клип.
Мы шли по Сретенке: слева возвышались громады домов, справа проносились машины. Пестрели рекламные щиты, взлетали и приземлялись на тротуар птицы, открывались двери домов, из них выходили люди.
Люди шли навстречу, люди обгоняли, люди курили, люди разговаривали, люди смеялись, люди спешили, бежали, кричали, смеялись, обгоняли, шли навстречу, бежали, курили, смотрели, не смотрели, спешили, бежали, говорили, обгоняли, шли навстречу, толкались.
Их было так много, и солнце светило очень сильно, и рекламные щиты были яркие, так что у меня заболели глаза.
Передо мной шла Женя Смольникова, и я обратил внимание на ее рюкзак. Он был красно-желто-черным, и на нем было написано EVA-02. Я поравнялся с ней.
– Крутой рюкзак, – сказал я. – Мне тоже нравится «Евангелион».
– Ага. А у тебя кто любимый персонаж?
Я задумался. Раньше я никогда не думал над тем, кто мой любимый персонаж.
– Мисато, наверное, – ответил я.
– О!.. А мне Кадзи нравится.
Я хотел сказать, что он мне тоже нравится, но тут между нами вклинился Гриша Зыбин, растолкав нас в разные стороны.
– Здорово, – сказал он. – О чем болтаем?
