скачать книгу бесплатно
Вечером Адель, забрав копии материалов по новой жертве, вышла из отдела и села в машину. Она тщетно пыталась завести её минут пять – как назло, железяка и не думала начинать работать. Пешком идти было долго и холодно – осенняя промозглость пробирала до костей. Марк не мог покинуть дежурство, чтобы подвезти её, а остальных просить не хотелось. Адель решила доехать на автобусе, вышла из машины, со злостью хлопнула дверью и столкнулась лицом к лицу с коллегой, Максимом Холиным.
– Макс, – невольно вырвалось у вздрогнувшей Адели.
– Проблемы с машиной? Давай подвезу, Тигранова, – Холин дружелюбно улыбнулся.
Адель замялась. Максим не вызывал у неё неприязни, но что-то в нём было не так. Марк обсуждать Холина резко отказался. Заревновал, что ли? Сначала она не доверяла ему, потом, проработав с ним какое-то время, поняла, что объяснить причину своего недоверия не может. Просто с Холиным действительно что-то было не так. Так она считала, но в этом она была одинока. Ни у кого больше нареканий ни к его работе, ни к нему самому не было. Наверное, они просто были слишком разными. В любом случае, свои чувства она старалась скрывать, и надеялась, что у неё это получается.
– Ну так что?
С одной стороны, ей не очень хотелось ехать в машине с Холиным, о чём-то с ним говорить и вообще обременять его. С другой стороны, на машине она доедет гораздо быстрее, чем на том же автобусе, а ей так не терпелось продолжить изучение материалов, тем более, что нужно было сопоставить сегодняшние новые с уже имеющимися… Страсть к работе победила.
– М-м-м, тебя это не слишком затруднит?
– Вовсе нет, мы же коллеги, должны помогать друг другу! – в голосе Максима послышалась издёвка, но Адель слишком устала, чтобы услышать её.
– Хорошо, спасибо.
– Помочь? – Холин потянулся к пакетам в руках Тиграновой. По-видимому, его желание было вызвано тем, что, помимо пакетов, Адель держала сумку, ключи от машины и мобильник, что затрудняло её посадку в автомобиль.
– Нет-нет, – поспешно ответила Адель, – всё в порядке.
Материалы она не даст в руки никому. Ни-ко-му. Они целиком и полностью должны принадлежать ей. Если хоть что-то пропадёт – картина не будет полной. А именно это ей и нужно – полная картина.
– Ладно, тогда садись.
Адель объяснила, как проехать к её дому, и они отъехали. Пару минут помолчав, Холин спросил:
– Ещё одна жертва Дирижёра, да?
– Да, – вздохнула Адель.
– Есть какие-нибудь зацепки?
– Будут, – с уверенностью ответила она, веря в собственную правоту.
– А я вот что подумал… Вам с Марком помощь не нужна?
«Нет!» – мысленно крикнула Адель, но потом задумалась. Действительно, пока это дело ведёт она, Марк ей помогает. Три жертвы. Если она не найдёт разгадку, если появятся новые жертвы, то им и правда понадобится помощь… Хотя она предпочла бы, чтобы к ним присоединился Белов, а не Холин.
– Я надеюсь, что мы скоро найдём Дирижёра, – неопределённо ответила Адель. – Но если убийства продолжатся, думаю, что на это дело бросят весь отдел, – добавила она, нажимая на слово «весь».
– Да, возможно. Весёлое времечко, а? То ничего, то – бац! И в городе обнаруживается маньяк. Да ещё такой… экстравагантный. Не было печали… – покачал головой Максим.
– Угу. Сейчас направо.
– Я помню, Тигранова, – кивнул Холин. – У меня очень хорошая память.
И действительно, он довёз Адель домой без её повторных подсказок.
– Спасибо.
– Обращайся. И желаю найти что-нибудь стоящее, – кивнул Максим на пакеты.
Догадался. Чёрт, да какая разница?
– Я тоже этого желаю, – невесело усмехнулась Адель.
На том они и расстались.
«От передозировки кофеина ведь не умирают, правда?» – думала Адель, не смыкавшая глаз почти три дня, через несколько недель то же, что и до этого. Может, и не умирают, но желудок, осатаневший от количества вливаемого в него кофе, зачастую натощак, бунтовал. Особенно его возмущало то, что Адель не обращала на него ни малейшего внимания. Только закидывала в него какие-то таблетки. Запивая их, конечно же, кофе.
Документ к документу, схемы, тексты писем, даты совершения преступлений, точное время смерти, полные, насколько это возможно, биографии жертв, фотографии… разные ракурсы, разный масштаб… чёртовы знаки на ладонях, чёртово «моя симфония», районы проживания жертв, их общие знакомые, которых пока так и не удалось выявить, показания обнаруживших тела, опять записи, записи, записи… в голове Адели всё, абсолютно всё перемешалось. При этом ничего существенно нового так и не удалось найти. Ни в письмах, ни на фото с мест преступлений, ни в биографиях погибших… Марк тоже ничего нового не нашёл.
Либо она абсолютно слепа, либо он слишком хорош. Лучше, чем она. Проклятье. Уже почти бездумно пролистав ещё одну папку, Адель не выдержала и заснула в ворохе бумаг и фотографий. Разбудил её звонок телефона.
– М-м-м, – промычала она спросонья. – Тигранова.
На том конце провода что-то взволнованно сказали. Сон как рукой сняло.
– Четвёртая, – прошептала Адель.
Страх, мгновенно сковавший внутренности, почти сразу вспыхнул и уступил место ярости, обжигающей и поднимающейся до самого горла.
2
Марк приехал на место преступления позже Адели. На той лица не было.
– Адель…
– Там, – махнула она рукой и отвернулась.
Жертва была привязана к металлическому шесту посередине помещения. Колючая проволока обматывала всё тело, впиваясь в него острыми шипами. Из ран текла кровь. Шест был разделён на несколько равномерных отрезков, каждый из которых поворачивался и затягивал прилежащий к нему участок проволоки. Когда повернулся верхний отрезок, у шеи и головы, колючая проволока прорезала сонную артерию и стянула лицо. В руке у женщины – а на этот раз жертвой стала именно женщина – было стиснуто письмо. Конверт валялся на полу. Кровь стекала по плечам и предплечьям, обагряя раритетную бумагу и с неё капая на пол.
Марк охнул. Письмо осторожно высвободили из пальцев женщины и отдали Адели. Та прочитала, покачала головой, протянула его Марку. Матвеев натянул перчатки и вчитался в письмо.
Твоё время, четвёртая.
Ты достаточно молода, но уже успела разрушить не только свою жизнь, но и жизнь своих близких. Твой хронический алкоголизм разбил вдребезги твою семью, ты лишена родительских прав, твои родные страдают по твоей вине, но тебе на всё это наплевать. Из целостной личности ты превратилась в жалкие осколки, не способные отражать ничего, кроме твоей навязчивой потребности и твоей фальши.
Тебе повезло. Сегодня ты сможешь избавиться и от неё, и от своего порока. Твоя последняя партия в оркестре жизни будет болезненной, но через спасительные раны ты сможешь снова стать единым целым. Снова обрести гармонию.
Можешь не благодарить.
Всё место преступления тщательно обфотографировали, тело женщины начали освобождать.
– У неё во рту был кляп, – к Марку подошёл Белов, которого с четвёртой жертвой назначили вторым помощником Тиграновой. – Она даже покричать толком не могла перед смертью.
Матвеев промолчал.
– Что скажете? – подошла к ним Адель, закончившая письменное описание места преступления и немного пришедшая в себя.
– Да что тут скажешь…
– Ладонь рассечена?
– Да, – ответил Белов, – так же, как и в прошлые разы. Всё сфотографировали.
– Хорошо. То есть, ничего хорошего, конечно… Существенных видимых улик нет, результаты всяческих анализов придут завтра. Нам надо вернуться в отдел.
Матвеев, Тигранова и Белов ещё раз осмотрели место преступления, затем уехали.
– Итак. У нас было три жертвы, и ни одной зацепки. Вы до сих пор ничего не смогли найти, до сих пор не смогли сузить круг подозреваемых, до сих пор позволяете водить себя за нос! Теперь у нас появилась четвёртая жертва. Вы только вдумайтесь – четвёртая! Дай-то бог, чтобы завтрашние результаты не оказались такими же бесполезными, как прошлые. Тигранова, ищите! Ищите лучше, чёрт возьми! Эти преступления обязаны быть раскрыты до следующей жертвы! – начальник отдела стянул с себя галстук и отшвырнул его на стул.
– Я… Мы понимаем. Мы не допустим следующей жертвы…
– В прошлый раз я слышал те же слова! Вы практически не сдвинулись с места!
– Это правда. – Адель ненавидела оправдываться и никогда этого не делала. Ну, пожалуй, только прямо сейчас. – Но он не оставляет никаких улик! У нас пока нет чего-то, что помогло бы сузить поиск! К тому же непонятно, как он выбирает жертв, не следуя никакому принципу… – Адель знала, что начальник прав, и знала она это слишком хорошо. Но просто стоять и молчать она не могла.
– Или же вы до сих пор не увидели этот принцип, – начальственный тон зазвучал жёстко и обвинительно. – Сколько ещё убитых вам нужно, чтобы разобраться с этим делом? Сколько ещё невинных людей должно поплатиться за вашу нерасторопность?!
– Не такие уж они и невинные, – подал голос Белов. – Хотя, надо признать, четвёртая жертва отличается от предыдущих. Сначала это были убийцы, потом насильник. Теперь же – официального преступления жертва не совершала, она наказывалась только за свой порок. Жертвы отличаются не только полом, но и совершенным грехом…
– Это всё очень любопытно, но времени у нас совершенно нет. Все теории и догадки должны проверяться немедленно. Да вы и сами это прекрасно понимаете! Продолжайте работать. И, чёрт возьми, без подозреваемых не возвращайтесь!
Следователи покинули кабинет начальника и вышли на улицу. Стоя у входа в отдел, они продолжали обсуждать дело.
– Да, интересно, почему он выбрал именно эту жертву? Первая испытанная женщина, да ещё и не преступница. Что подтолкнуло его сделать такой выбор? – Тигранова закурила.
– Адель, ты же не куришь… – расстроенно отреагировал Марк.
– Уже курю, – отрезала Адель.
– Тогда и я, блин, курю! Может, и ты с нами? – обратился он к Белову, протягивая ему тиграновскую пачку сигарет.
– Нет, спасибо, ребята, но я воздержусь, – улыбнулся Белов, но улыбнулся как-то невесело.
– Так что там с выбором жертвы? – Матвеев с наслаждением выдохнул сигаретный дым. Да, давненько он не курил… Сначала бросил, потом сама же Адель была против… Но теперь это и вправду немного успокаивает.
– Конечно, первое, что просится на ум, это то, что Дирижёр – кто-то из её родных. Кому она сломала жизнь, кого заставила страдать. Таким образом он решил её наказать или отомстить ей. И это «можешь не благодарить» – это может быть что-то личное. Но не обязательно. Второй вариант – это вообще не Дирижёр, – Адель стряхнула пепел с сигареты, – а кто-то, кто решил под него подделаться, убрать ненужного человека и остаться безнаказанным, свалив всё на Дирижёра. В этом случае всё становится ещё хуже – нам придётся искать уже двух преступников, к тому же этот второй Дирижёр тоже не промах, устроить такую «симфонию» дилетант не смог бы… Но подтвердить или отвергнуть эту версию мы сможем, только когда получим и тщательно изучим все фотографии и результаты анализов с места преступления. Потому что при осмотре ничего отличительного обнаружено не было. Когда, кстати, будут фотографии?
– Скоро, – отозвался Белов и посмотрел на часы. – Мне позвонят, когда можно будет их забрать.
– Хорошо, – кивнула Адель, закуривая новую сигарету и протягивая Марку вторую. – Ну и третья версия – это всё тот же Дирижёр. При этом он либо просто переключился на женщин и меньшие грехи, либо знал её – а это уже превращается в первую версию, либо тут вообще какой-то иной принцип, который мы и вправду пока не видим.
– А что, если ему подкинули эту идею? – добавил Матвеев. – Так сказать, заказное убийство. Некто каким-то образом связался с ним, рассказал свою душещипательную историю, и Дирижёр решил, что жертву можно счесть подходящей.
– Господи, Марк… Нам только такого не хватало. В любом случае, перво-наперво надо всё тщательно изучить, и основная задача – прошерстить хорошенько всех её близких и знакомых. Насколько я понимаю, это первая жертва, у которой имеются родственники, с которыми можно будет нормально поговорить. Первые три жертвы жили одни, родственников не имели, друзей практически тоже. Так что тут у нас есть надежда найти хоть что-то.
Вскоре Адель получила долгожданные фотографии. Все трое долго их изучали, сравнивали с предыдущими и выискивали что-то новое, но впустую.
– Конечно, я ещё заберу их и тщательно проверю всё с самого начала, но пока надо признать, результата нет, – вздохнула Тигранова. Её надежды не оправдались. – Высеченный знак на ладони идентичный, никаких отличительных особенностей на теле жертвы, как и на самом месте преступления, нет, фактически это место преступления ничем не отличается от предыдущих: такая же чистая работа. Всё идентично. Отличается только сама жертва – на это и сделаем упор.
На следующий день она разговаривала с Беловым. Он был младше её на семь лет, но она считала, что он далеко пойдёт. Иногда он мог выдать какую-нибудь глупость, но такое случалось всё реже. Он твёрдо верил, что Тигранова раскроет это дело, чем только раздражал её. И подстёгивал тоже. Она знала, он хочет помочь. Хоть как. Да только им с Матвеевым до сих пор не удалось понять, с какой стороны им требуется помощь.
– Неужели проклятые конверты вообще ничего не дали? – Белов осторожно прикрыл за собой дверь в курилку.
– Это обычные конверты. Просто покрашены под золотой металлик, чем сейчас никого не удивить. Их не отследить. Продаются в каждом втором канцелярском, – пожала плечами Адель.
– А… какую-нибудь подозрительную оптовую закупку?
– Подозрительную? Сколько конвертов покажется тебе подозрительными? Сто? Пятьсот? Думаешь, он планирует убить ещё пятьсот человек? Да даже если так, это всего лишь конверты. Если бы он закупал что-то более угрожающее, было бы легче. Но мы всё проверили, если хочешь быть спокойным. Никаких подозрительных оптовых закупок симпатичных конвертиков.
– Извини. Я просто пытаюсь думать. Хоть что-то найти. Что-то, что мы могли пропустить.
– Ты имеешь в виду, то, что я могла пропустить? – Адель выдохнула сигаретный дым. – Буду рада, если найдёшь. Иначе я в тупике.
– Извини.
– Перестань извиняться.
– Ладно. А сами письма? Пока в работе?
– Всё ещё да… И это жутко раздражает.
Бумага, на которой печатались дирижёрские манифесты-симфонии, пока была их единственной зацепкой. Оказалось, что такую бумагу не выпускают с 1975 года – то есть это почти антиквариат и точно раритет. Более того, потом выяснилось, что и машинка, которая бы могла печатать по такой бумаге, не прорывая её, тоже должна быть особенной. Причём целиком. Лента, каретка и щадящий бумагопроводящий механизм должны были вместе действовать так, чтобы рычажки с литерами ударяли по ленте достаточно сильно, отпечатывая букву на такой старой и хрупкой бумаге, но так, чтобы не повредить её. Им удалось выяснить, что, скорее всего, такая машинка собрана вручную из элементов от разных экземпляров – подобраны наиболее подходящие и щадящие части, воплощённые затем в единое целое. Произведение искусства, сказали им, и всё бы ничего, если бы на этом произведении искусства маньяк-психопат не печатал своим жертвам предсмертные письма и если бы эту машинку удалось отследить. Сейчас велась работа с антикварными форумами и сообществами любителей печатных машинок в интернете (может быть, маньяк – один из таких любителей, но, скорее всего, он просто не может отказать себе в утончённой зрелищности своего ритуала, но при этом не хочет попасться). Они надеялись, что всё-таки смогут разобраться с этой проблемой.
Символ, который Дирижёр высекал на ладонях своих жертв, тоже особенной зацепкой не был. Выглядел он как решётка, что наталкивало на мысль о правосудии и возмездии, особенно учитывая, что первые три жертвы так или иначе ускользнули от полноценного правосудия и должны были бы гнить за решёткой. Но вот про Софию Солнцеву такого сказать было нельзя. Может быть, это один из элементов его безумной дирижёрской игры – может быть, это не просто решётка, а знак «диез». Если бы он его вытатуировывал, было бы, наверное, полегче. Адель поймала себя на мысли «если бы…» уже второй раз за день, и ей это не понравилось. Её работа – использовать то, что они имеют, а не мечтать о дополнительных подсказках.
Если в первые разы он ещё словно бы нащупывал почву, осваивался, не спешил – убийства в морозильнике и в квартире жертвы были мучительными, не быстрыми, но и не кровавыми, не с такими ухищрениями, какие пошли дальше, – то места убийств насильника и алкоголички были залиты кровью, и орудия убийства – и пыток перед убийством – содержали в себе явную инженерную мысль. И явный посыл – «я только тренировался, я могу большее и сделаю большее». О своих намерениях Дирижёр заявил ещё в манифесте для второй жертвы. Если первые две «симфонии» чисто в техническом плане можно было оценить на двоечку, максимум троечку, то тиски насильника – это уже твёрдая четвёрка, а убийство Софии тянет на пятёрку. Какие же чудеса жестокости, сплетённые с инженерной мыслью и желанием удивить и запугать их всех, ждут их дальше? Он вошёл во вкус. Совершенствуется. Усложняет свои «симфонии». Наверняка прямо сейчас он создаёт какое-нибудь жуткое в своём назначении устройство. А то и не одно. Они обязаны поймать его до того, как он с гордостью представит им свой очередной шедевр.
Они прошерстили всех работников мясокомбината и их родственников. Это, так же как и отсутствие камер наблюдения вкупе с плохой охранной системой, ничего им не дало. Маньяк просто удачно проник в морозильник, очевидно, подгадав нужное время, убил человека и ушёл незамеченным.
Они прошерстили всех дирижёров города и их родственников, проверили все подозрительные сведения и намёки, которые получили по ходу, но ничего не добились. Проверили, как могли, тех, кто поступал и не поступил на дирижирование, кого отчислили в ходе учёбы и кто был замешан в каких-нибудь подозрительных учебно-музыкальных скандалах. Всё это оказалось делом неблагодарным, потому что полностью проверить такие вещи невозможно и потому что это опять ничего им не дало. Они решили, что Дирижёр просто запутывает их своими манифестами в золотых конвертах, этими симфониями, оркестрами, партиями и фальшью, и что на самом деле никакого отношения к музыке он может и не иметь. Подумали – и так и не решили, поверить в это или в то, что они просто ничего не могут найти. Потом появилась инженерия. Проверить всех инженеров в городе было невозможно, и они опять прошлись по верхам и скандалам, но опять же, он мог и не быть инженером. Чёрт, они почти ничего не знали про него наверняка!
Всё, что они сейчас предполагали – этот маньяк обладает инженерными навыками (судя по последним «симфониям»), психическим расстройством (судя по манифестам в золотых конвертах), мужчина, вероятнее всего – от тридцати до пятидесяти лет, проживает в этом же городе… По таким признакам найти убийцу практически невозможно, особенно если первый и второй признаки неявные (то есть инженерству он мог научиться сам, а о сдвинутой психике никто не знает, и на лечение он не направлялся). Сузить район проживания тоже не удалось – никакой связи между адресами жертв или их часто посещаемыми местами не обнаружилось. Это может быть кто угодно.
Пришли неутешительные результаты. Ни отпечатков, ни каких-либо следов, ничего.
– Проклятье.
Адель опустила руки, бумаги выскользнули из них и рассыпались по полу.
– Эй, Тигранова, – как раз в это время мимо проходил Холин. Он поднял бумаги и отдал Адели. – Опять ничего, да?
– Он чертовски осторожен.
– Да уж. А как семья, опросили уже?
