скачать книгу бесплатно
– Как ты? Всё в порядке? Я не могу ни дозвониться до тебя, ни достучаться. Ты появляешься дома? Где ты был? В деревне?
Сергей говорит без намёка на претензию, он искренне взволнован. Осмотрев Колю более пристально, доктор едва уловимо меняется в лице. От младшего Андреева будто бы одна полупрозрачная тень осталась. Исключительно неопрятный внешний вид также резонирует с прежним обликом Коли. Он нервным движением пятится назад. Уже вторая незапланированная встреча за последние несколько часов вынуждает Клаэса пожалеть о том, что он покинул своё жилище. Андер прекрасно относится к доброму доктору и знает, что тот искренне хотел бы помочь ему, но в данный момент Клаэса заботит лишь содержимое коробки, которую он ещё крепче прижимает к груди.
– Я тороплюсь, извините.
– Постой хотя бы минутку, – почти умоляюще просит Сергей и преграждает Клаэсу дорогу, когда тот пытается обойти его стороной. – Что с тобой происходит? Мы с Адли беспокоимся за тебя.
– Да всё нормально. Мне правда пора. Давайте как-нибудь в другой раз.
– Ты завтра будешь дома? Я хотел бы зайти ненадолго.
– Ага, – отвечает Клаэс уже на ходу, почти бегом удаляясь от оставшегося смотреть ему в след доктора.
Сергей не бежит за ним и не пытается остановить, пусть сам того и хотел бы. Он понимает, что чрезмерная навязчивость только усугубит положение.
Доктору Василевскому тридцать семь лет. Он всегда безупречно выбрит, причёсан, свеж и хорош собой. Одет утончённо, дорого и со вкусом, обладает неправдоподобной благовоспитанностью и учтивостью. Десять лет назад Сергей поступил на интернатуру в психиатрическую клинику на окраине города, теперь же занимает должность заведующего врача-психиатра в одном из отделений, собирает анамнез болезней, разрабатывает план обследования, ставит диагнозы и назначает лечение. И своей профессии доктор Василевский предан всей душой, он продолжил бы заниматься этим даже в том случае, если бы ему перестали платить. Сергей полностью посвятил себя изучению устройства многогранного человеческого сознания и сбоям в его работе. Он уверен в том, что трудится на благо всего человечества и что с каждым годом психиатрия развивается. Большинство людей склонно полагать, что доктора в подобных заведениях способны лишь пичкать пациентов препаратами, которые делают их равнодушными к внешним раздражителям, безопасными для самих себя и для общества. Но Сергей искренне верит, что если усердно трудится, то в конечном итоге возможно помочь даже самому тяжёлому пациенту.
Если бы он уделял больше внимания личной жизни, а не работе, то сейчас, возможно, не был бы одинок. Сергей был женат, мечтал о ребёнке, но его супруга, как выяснилось, в тайне принимала противозачаточные препараты и неоднократно изменяла ему. Развод прошёл тихо и без скандалов, благодаря мягкому характеру Сергея. Тогда работа окончательно поглотила всё его свободное время. Единственный человек, с которым он сейчас общается вне стен больницы – это Аделаида, его пятнадцатилетняя племянница. Родителей давно нет в живых. С родной старшей сестрой и её мужем отношения сугубо символические ввиду отсутствия общих тем для разговоров и заключаются в поздравлениях друг друга с днём рождения в электронном формате.
С Наумом Андреевым доктор Василевский познакомился именно благодаря Адли. Инцидент произошёл четыре года назад. В один из морозных зимних дней девочка вместе с одноклассниками по обыкновению гуляла после уроков. Дети тайком пробрались в старую заброшенную школу. В процессе игры в прятки Адли провалилась в подвал. При падении она ударилась головой и потеряла сознание, друзья искали и звали её, но девочка не слышала их. В итоге одноклассники просто разошлись по домам, решив, что Адли убежала раньше них, испугавшись историй про якобы водящихся там призраков, и никому ничего не рассказали, потому что за игры в опасном месте непременно получили бы выговор. Когда к вечеру дочь так и не вернулась домой, родители подняли панику, начали обзванивать всех знакомых, пытаясь узнать, с кем именно гуляла Адли, а она тем временем уже умерла бы от переохлаждения. Но раньше, чем это успело произойти, её нашёл Наум и доставил в больницу. Тратить время на поиски её родителей не пришлось, так как Наум сам продиктовал их имена и личные телефонные номера.
Всё разрешилось благополучно. Состояние ребёнка вскоре стабилизировалось. Доктор Василевский нашёл спасителя своей племянницы спустя два дня после случившегося. Дежурный узнал Наума, потому что он когда-то мыл в больнице полы, но отозвался о нём крайне нелестным образом. Позже на вопрос Сергея, откуда Наум узнал телефоны, тот ответил, что девочка сама назвала, но Адли не помнила, чтобы приходила в себя. Ещё больше интересовала причина, которая тем вечером привела спасителя в подвал заброшенной школы. Когда доктор Василевский спросил его и об этом – Андреев сказал, что собирает пустые бутылки, а в том месте их оставляют много.
С тех пор Сергей чувствует себя в неоплатном долгу перед Наумом. Так вышло, что им даже удалось почти подружиться. Когда он впервые появился в жилище Андреевых, чтобы отблагодарить, то непреднамеренно задержался на несколько часов. Поначалу Наум повёл себя, мягко говоря, не вполне гостеприимно, а затем вдруг раздобрился и велел Коле сделать доктору чай. Как-то само собой завязался разговор на тему работы Василевского, а поговорить о ней он очень любил. Первая «психиатрическая клиника» была основана, предположительно, в середине четырнадцатого века, но предназначалась не для лечения, а сугубо для изоляции «пациентов». Организация их жизненного пространства была крайне примитивна: для ограничения передвижений использовались цепи и наручники, в качестве наказания или усмирения применяли плети и палки. Дни и ночи безумцев проходили в одиночных камерах, куда не проникал ни солнечный свет, ни свежий воздух, а пол был устлан гнилой соломой. Их содержали в антисанитарии и голоде, а по праздникам за умеренную плату допускали посетителей, жаждущих поиздеваться над душевнобольными людьми. Лишь пять столетий спустя с узников сняли цепи, ослабили тюремный режим и занялись изучением отклонений. Их больше не приковывали к койкам на чрезмерно длительные сроки, как это делалось ранее для удобства персонала, в эксплуатацию вошёл более гуманный метод стеснения – смирительные рубашки. Сергей говорил, что даже тогда пациентов ужасно мучали, используя приспособления, которые современному человеку показались бы пыточным инвентарём. Популярность приобрела методика изгнания болезни при содействии ужаса: применялись жгучие втираний, раскалённое железо и погружение в ледяную воду. Терапии сменяли друг друга, и каких только зверств не натерпелись несчастные подопытные. Например, уже в относительно цивилизованном обществе девятнадцатого века всё ещё практиковался метод лечения женской истерии путём удаления матки. А своеобразной кульминацией развития психиатрии стало изобретение лоботомии. Несмотря на то, что после данной процедуры люди становились «овощами», её объявили грандиозным научным достижением. Сейчас к этой процедуре уже не прибегают. После этого Сергей начал расхваливать свою больницу, повествуя о том, как хорошо теперь живётся пациентам, о них заботятся, содержат в комфорте и всячески стараются облегчить их страдания. Но вскоре гордость сменилась унынием, доктор Василевский каялся, что не может вылечить всех, и очень сильно горевал по этому поводу.
Затем тема перешла на злободневную сводку повсеместно творящихся ужасов. Новорожденный младенец найден задушенным в мусорном контейнере, подросток зарезал собственную бабушку и обокрал её, найдена четвёртая жертва маньяка-насильника – о подобного рода происшествиях едва ли не каждый день сообщают в телевизионных новостях и социальных сетях, это интересует Сергея в первую очередь как доктора. Он сказал, что жаждет найти причину, по которой люди теряют рассудок и решаются на столь чудовищные преступления. В здоровом обществе такого быть не должно.
«А где оно, это здоровое общество? Даже если ты пока ещё никого не покалечил и не отправил на тот свет – это не доказательство твоей адекватности. Здорового человека от психа отличает только осознание уголовной ответственности. И это всё, что останавливает. Ты даже не представляешь, какое омерзительное безумие творится в головах большинства людей, которые ходят по улицам, улыбаются и кажутся нормальными. Лучше бы тебе никогда и не знать об этом. Многие твои дурачки в пижамках гораздо безобиднее и здоровее», – говорил Наум.
Коля в их беседе не участвовал, но доктор заметил, с каким недоумением он периодически косился то на гостя, то на своего брата. Причина стала ясна потом, когда Сергей понял, что Наум далеко не с каждым шёл на контакт. Когда он устроил его в больницу, то стал свидетелем неоднократных наездов Андреева на сотрудников. Он на всех огрызался и оскорблял без причины, а когда Василевский интересовался, чем конкретно не угодил ему тот или иной человек, то Наум отвечал, что вот этот «редкостная мразь», а тот – «вообще наглухо больной ублюдок». Обоснований своим словам он не приводил, да и как мог бы, учитывая, что с большинством из жертв нападок вообще не был знаком.
Наум Андреев не отличался добродушием, но Сергею, тем не менее, нравилось общаться с ним. Иногда он оценивал его с профессиональной точки зрения, пытался анализировать поведение и ставил предположительные диагнозы, но это лишь по привычке. Прежде всего, для одинокого доктора Наум был другом.
Теперь Сергей считает, что должен спасти Колю, как Наум однажды спас Адли. Ведь у последнего из Андреевых совсем никого не осталось. Да, ему уже двадцать семь, он далеко не ребёнок, который, к тому же, прежде не давал поводов усомниться в своей самостоятельности, но это не значит, что ему не нужна поддержка. Сергей всегда был исключительно сердобольным и умел глубоко сопереживать. Будь он верующим, то непременно ходил бы в церковь и часами молился за каждую страдающую в этом мире душу. Вместо этого доктор Василевский регулярно поддерживает финансово несколько благотворительных фондов и не может пройти мимо ни одного человека, просящего милостыню на улицах.
Когда Коля скрывается из вида за поворотом на перекрёстке, Сергей печально вздыхает, поправляя очки, и решает, что завтра хоть целый день просидит у подъезда, но Андреева точно дождётся.
***
Добравшись до квартиры, Клаэс даже не разувается в прихожей. Он устремляется на кухню, садится за обеденный стол, сдвигает накопившийся мусор на одну сторону и на освободившееся пространство с трепетом опускает коробку. Затаив дыхание, Клаэс открывает её и некоторое время в ошеломлённом ступоре смотрит внутрь. Там стопка тетрадей разной толщины, оттенка и степени ветхости. Большая их часть выглядят настолько древними, что кажется, будто они вполне способны рассыпаться в прах от малейшего прикосновения. Некоторые гораздо новее, Клаэс и сам писал в точно таких же, когда делал вместе с бабушкой уроки. Он решает начать ознакомление с самой старой. Замасленные, тёмно-жёлтые страницы совсем тоненькие, часто встречаются чернильные кляксы и следы от капель воска. Текст, очевидно, был нанесён пером при свечах. Исходя из общего состояния тетради, складывается впечатление, что ей не меньше пары сотен лет. Поначалу Клаэс не может определить язык из-за специфики почерка, но вскоре узнаёт латынь. Кроме него встречаются и руны, и совсем странные символы, не похожие ни на одну существующую письменность. Тот почерк, который был в самом начале, вскоре сменяется другим, за ним следует новый, кардинально отличающийся от предыдущей манеры и так далее. Записи не идут сплошным текстом, они кажутся обрывочными заметками, одни длиннее, другие короче. Во второй тетради дела обстоят так же, Клаэс понимает лишь редкие, отдельно взятые слова, но от этого толка никакого нет. Бабушка пыталась обучить его этому языку, но Клаэсу он никак не давался, и Ида в итоге сдалась. В последних, самых новых тетрадях, в которых писали уже ручками, Клаэс узнаёт её хорошо изученный подчерк. А после следуют совсем неразборчивые каракули Нэми. Он, видимо, не особенно напрягался, потому что оставил после себя всего пару строк. Клаэс проводит по ним кончиками пальцев и сосредоточенно хмурится, усердно пытаясь возродить в памяти скудные знания этого языка, но тщетно. На протяжении часа он снова и снова перелистывает каждую тетрадь, надеясь, что записи магическим образом вдруг станут понятны ему.
Вдруг внимание привлекает страница, целиком исписанная крупными руническими знаками, она едва ли не в самом начале древнейшей из тетрадей. Вместе с ней Клаэс выходит в прихожую, ногой отодвигает грязный коврик и сверяет показавшиеся знакомыми символы с теми, что выцарапаны на полу. Один в один. Появляется совершенно безумная мысль, что тетради содержат собрание заклинаний, которые передавались и дополнялись не одним поколением. Бабушка передала эту реликвию Нэми, а он всё это время хранил тетради в банковской ячейке, потому как знал, что если спрячет их где-нибудь в квартире, то Клаэс рано или поздно непременно их найдёт во время уборки. И лишь после своей смерти он удостоил брата чести посвятить его в семейное наследие. Наверное «так надо». Вот только зачем же… Если уж Нэми не хотел делиться с ним секретами, то мог и в могилу их с собой забрать, если бы не было весомой причины именно сейчас открыть их.
Отложив тетради, Клаэс в раздумьях несколько раз обходит квартиру, открывает окна, чтобы проветрить, наконец, помещение, выпивает три подряд кружки кофе, но в итоге всё равно засыпает прямо за кухонным столом. Когда он открывает глаза и снова видит тетради, то даже немного удивляется, потому что весь вчерашний день кажется странным и смутным сном. Тело затекло от долгого нахождения в неудобной позе. Первые движения не скоординированы, Клаэс удручённо морщится и трёт поясницу. Собравшись с силами, он отмывает, наконец, гору посуду в раковине, разбирает грязную одежду в ванной, принимает душ и даже готовит яичницу. Одну тарелку Клаэс ставит перед собой, вторую – напротив. Подобным образом всегда поступал Нэми, чтобы на предназначенную для второй персоны порцию набежали крысы. Ел Клаэс неохотно, без аппетита и не чувствуя вкуса, в отличие от своих шустрых питомцев. Затем Клаэс вновь возвращается к тетрадям, отвлекаясь лишь на то, чтобы отыскать в пепельнице не до конца докуренные бычки. Несколько раз кто-то стучит в дверь. Наверняка, это детектив или доктор наведались с обещанным визитом, но Клаэс ни с кем не готов коммуницировать в данный момент.
На свежую голову думается лучше, удаётся понимать не только отдельно взятые слова, но и целые фразы. Клаэс сосредоточивается на послании, оставленном Нэми. Оно содержит описание предназначения того самого мышиного черепка, который брат носил в ухе. Дословно перевести не удаётся, но суть заключается в том, что человек волен выбрать любое животное и установить с ним связь на ментальном уровне, которая позволила бы то ли управлять конкретным представителем фауны, то ли вообще превращаться в него. Половину приходилось додумывать, потому что Клаэс даже не все буквы латинского алфавита помнит. Смахивало на абсурд. Но, тем не менее, Клаэс поднимается и идёт за крысиным черепком. Он бережно сдувает с серёжки частицы пыли и внимательно осматривает, а потом идёт в ванную, к зеркалу. Ещё не успевшие зарасти дырки в его ушах остались с подросткового периода. Клаэс смотрит на своё мрачное лицо в отражении и думает, что медленно, но верно начинает сходить с ума, раз воспринял всерьёз подобную чушь. Даша долго смеялась бы. Хорошо, что сейчас её нет рядом. Закрыв глаза, Клаэс начинает думать о крысах, об их хаотичном передвижение по квартире, о том, будто он и сам крыса. Его фантазия оказывается настолько богатой, что скоро явно начинает ощущаться наличие хвоста, как ощущаются руки и ноги, вот только вместо них сейчас лапки. Клаэс становится совсем крошечным. Отдалённым эхом до слуха доносится цокот коготков, но с каждой секундой приближается, пока Андер не осознаёт, что сам же и издаёт этот звук. Он быстро перебирает лапками и видит собственные усики, но инициатива передвижения ему не принадлежит. Клаэс бежит всё дальше, петляя узкими проходами меж стен и не понимая, куда направляется. Вдруг тьма расступается, и перед глазами предстаёт светлая чистая кухня, точно такой же планировки, как в его квартире. Клаэс всё видит огромным – огромные стены под сводом потолка, будто небесного купола, огромные ящики антресоли, огромный сосед-самогонщик, обедающий перед огромным телевизором за огромным столом. Крыса принюхивается и шустро мчится к примитивной мышеловке, на которой его ждёт аппетитный кусочек засохшего сыра. Но нет, нельзя же! Клаэс ясно осознаёт опасность, но не может заставить себя сменить направление. Стоит зубкам вонзиться в приманку, как срабатывает механизм, и оглушает треск собственных ломающихся костей.
Клаэса передёргивает, словно от разряда током. Он хватается за края раковины, чтобы сохранить равновесие, сгибается пополам и часто моргает, перед глазами пляшут искорки. Дыхание перехватило, защемило в груди, на лбу выступил пот, наверное, нечто подобное из себя представляет предынфарктное состояние. Клаэс кое-как выпрямляется, смотрит в зеркало и испытывает ещё больший шок, чем несколько мгновений назад перед моментом своей смерти в мышеловке. Белки его глаз стали абсолютно чёрными, как крысиные глазки-бусинки. Клаэс зажмуривается и начинает в панике растирать их кулаками, потом вновь опирается о раковину и подаётся вперёд, ближе к зеркалу. Глаза вернули привычный человеческий вид. Клаэс потрясённо пялится на себя ещё пару минут, затем включает холодную воду и тщательно умывается. Теперь у него ещё и галлюцинации, просто превосходно. Наверное, настало время нанести визит доктору Василевскому. Подобно бессознательной сомнамбуле Клаэс отправляется к соседу. Жующий самогонщик явно недоволен тем, что его оторвали от трапезы. Одет он точно так же, как в видении. Мужчина сперва немного приоткрывает дверь, затем вновь закрывает её, удалившись на пару минут, а возвращается уже с пластиковой полторашкой.
– Нет, мне сейчас не надо, спасибо. У меня вопрос… эм… у вас стоят мышеловки?
– Ну, стоят. Эти твари табуном из подвала лезут. Вот только что огроменная гадина попалась.
Клаэс с отсутствующим видом разворачивается, идёт обратно к себе и вновь сосредотачивается на тетрадях. Крысы забираются на его колени, лазают по плечам, щекоча усами шею, и топчутся по листам на столе, пару раз норовя даже откусить кусочек бумаги.
– Кыш, – раздражённо шипит на них Клаэс. – Эй, Нэми же вы слушались. Теперь я ваш хозяин.
Клаэс неверно растолковал записи. В само животное превратиться никак нельзя, а вот временно перенести своё сознание в его шкуру – запросто. Но вот каким именно образом контролировать это состояние – Андер так и не разобрал. И всё равно ерунда какая-то. Требовалось в срочном порядке раздобыть словарь, в личных имеющихся познаниях латыни Клаэс окончательно разуверился. Следовало внимательнее относиться к бабушкиным урокам. Просто на тот момент Клаэс не понимал, зачем ему учить язык, на котором никто больше не говорит, а бабушка улыбалась и отвечала: «Никогда не знаешь, что в жизни пригодится». Нэми в этом плане был прилежнее, он вообще никогда не перечил бабушке и делал всё, как она велела.
Вдруг раздаётся стук в окно. Клаэс вздрагивает, едва на месте не подпрыгнув, и поднимает голову. Там, за стеклом на карнизе, сидит крупная ворона и таращится на него. Андер напрягается. Он вновь ощущает то тревожное чувство пристального наблюдения, которое испытал вчера на улице под взглядами пернатых. Его будто бы заперли в комнате для допросов и смотрят на него через стекло, а он видит в нём лишь собственное отражение. Клаэс осторожно поднимается и подходит к окну, но ворона расправляет крылья и улетает. Он остаётся стоять на месте, всматриваясь в вечерний сумрак за окном, и ворона возвращается, с разгона врезается в стекло, а потом ещё раз и ещё. Птица истерично бьётся о прозрачную преграду и истошно каркает. Перья летят по сторонам, кажется, что по стеклу вот-вот пойдут трещины. Поражённый Клаэс отступает назад, в некотором ужасе наблюдая за взбесившейся птицей. Это продолжается ещё пару минут, после чего ворона, разбив себе голову, безжизненно падает на карниз.
2. ВОРОНЫ.
– Кто не спрятался – я не виновата!
Клаэс пробуждается от незнакомого голоса, прозвучавшего над его ухом тихим, но отчётливым шёпотом. На этот раз он уснул на диване с раскрытой тетрадью на груди. Едва отодрав тяжёлую, будто с похмелья, голову от подушки, Андер принимает сидячее положение и рассеянно осматривает комнату. Кроме него и шуршащих по углам крыс никого нет. Вдруг с кухни доносится звон разбившейся кружки. Клаэс цепенеет на мгновение. Посторонние звуки всегда можно списать на грызунов, но сейчас почему-то Андер чувствует нарастающую тревогу. Он крадучись отправляется на кухню и, включив свет, застывает в дверном проёме. На холодильнике сидят две огромные ворона, ещё одна на обеденном столе жадно раздирает клювом плоть убитой крысы. Заметив Клаэса, птицы синхронно поворачивают головы к нему и начинают галдеть, будто хохочут над ним. Окна открыты, но установленная антимоскитная сетка никак не позволила бы им пробраться внутрь.
– Я тебя нашла, – раздаётся звонкий смеющийся голосок за спиной.
Резко обернувшись, Клаэс успевает заметить лишь промелькнувшую в прихожей тень и хочет последовать за ней, но на его макушку внезапно приземляется одна из птиц. Андер в панике пытается спихнуть её, но ворона накрепко вцепилась когтями в волосы, она хлопает расправленными крыльями, пронзительно каркает и намеренно целится клювом в глаза, попутно нанося царапины по всему лицу.
Клаэс рывком садится в кровати, жмурясь и лихорадочно взлохмачивая свои волосы в попытке прогнать несуществующую ворону. Осознание того, что всё оказалось лишь сном, доходит до него постепенно. Сердце учащённо бьётся, пряди липнут к вспотевшему лбу.
Немного успокоившись, Клаэс вновь откидывается на подушку и долго смотрит в потолок, переводя дыхание. Макушку саднит. Проведя по ней ладонью и выставив пальцы перед лицом, Андер видит на них кровь. «Сам во сне расчесал» – пытается утешить себя Клаэс.
Заснуть больше не получилось. Оставшееся до утра время Андер провёл в нестабильном состоянии полудрёмы. Отвернувшись к стене и с головой укутавшись одеялом, он слышал, как кто-то ходит по квартире, с полок падают вещи, над ухом галдят настырные вороны. Пару раз они даже дёргали его за волосы, призывая обратить на себя внимание, но Клаэс уткнулся носом в подушку и решил во что бы то ни стало не открывать глаза. Он явственно ощущал, что призрачный гость стоит перед кроватью и наблюдает за спящим хозяином. Наваждение прекратилось на рассвете, когда комната начала постепенно заполняться лучами восходящего солнца. Оно не показывалось уже пару недель, пасмурное апрельское небо застилали тучи.
Прежде чем встать, Клаэс ещё долго сидит на кровати и измученно смотрит в пустоту перед собой. За стенами начинают шуметь и перекрикиваться соседи, где-то громко работает телевизор. Андер через силу поднимается лишь в тот момент, когда по квартире разносится пронзительный телефонный звонок. Сначала Клаэс хочет проигнорировать его, но на том конце оказывается кто-то ну очень настойчивый. Звонок верещит, не умолкая, голова и так готова расколоться на части, потому приходится предпринять крайние меры.
– Коля Андреев здесь больше не живёт, он умер, – как можно спокойнее с ходу сообщает он в трубку, не дожидаясь, пока его собеседник заговорит первым.
Никто не отвечает, слышно лишь тихое дыхание. Клаэс раздражённо хмурится.
– Что вы хотели?
И вдруг наступает прозрение. Андер обмирает, взглядом прослеживая тянущийся от телефона вдоль стены провод, и видит его собственноручно отключенный от сети штекер. А в трубке кто-то коротко и приглушённо хихикает, затем наступает тишина.
***
Оставаться дома и впредь стало невыносимо. Не покидало ощущение, что кто-то постоянно находится за спиной. Его нельзя было увидеть, но он точно был. Клаэс перестал чувствовать себя в безопасности даже в родных стенах, и единственным спасением от преследующего по пятам сумасшествия показался дом бабушки. К тому же там осталось несколько латинских словарей, которые могли бы значительно поспособствовать переводу загадочных записей. Много вещей он с собой не взял, потому что не намеревался надолго задерживаться в деревне, лишь суетливо собрал в рюкзак тетради, наполовину пустой пакетик крекеров и последнюю банку тушёнки.
Случай застал Клаэса врасплох. Как только он вышел из подъезда, то увидел Сергея, сидящего на лавочке. Приятно удивлённый доктор тут же встаёт на ноги, но шага на встречу к застывшему Клаэсу не делает.
– Здравствуй! Очень рад тебя видеть.
– Что вы тут делаете?
– Если честно, караулю тебя. Ты был дома всё это время?
– Да.
– Я несколько раз стучал.
– Я спал, наверное. Или был в ванной.
– Куда-то собираешься? – Осторожно уточняет Сергей, заметив рюкзак.
– В деревню.
– Надолго в отъезд?
– Не очень.
– Сегодня отправишься?
– Ага.
– Я как раз взял выходной, чтобы с тобой встретиться. Может, мне составить тебе компанию в поездке?
– Не стоит.
Сергей угнетенно вздыхает. По уклончивым ответам Клаэса несложно догадаться, что к беседе он не расположен. Незначительным утешением служит то, что сейчас Андреев хотя бы одет в чистое, умыт и причёсан.
– Ты исхудал. И выглядишь невыспавшимся. Тревожные сны покоя не дают?
Клаэс настораживается и смотрит теперь на доктора с таким подозрением, будто именно Василевский повинен во всех его бедах с головой.
– Учитывая всё случившееся – это нормально. Скоро станет легче, но и ты тоже должен приложить к этому усилия. Ты злишься на него, верно?
Клаэс догадывается, к чему клонит Василевский, и упрямо продолжает молчать. Сейчас Сергей пытается задеть его за больное, заговорив о брате, и тем самым развести на душевную беседу. Но если в подробностях поведать доброму доктору обо всём, что в данный момент беспокоит Клаэса – можно и его невольным пациентом стать.
– Это тоже нормально, – продолжает Сергей. – Люди эгоистичны по своей природе. Ты винишь Наума за то, что он не обсудил свои проблемы с тобой, прежде чем так поступить, и думаешь, что смог бы ему помочь. Но твоя обида – это тоже проявление эгоизма. Мы, к сожалению, не можем полностью контролировать тех, кого любим.
– Я понимаю, – Клаэс все свои силы прилагает к тому, чтобы оставаться вежливым, но получается плохо, и он выглядит раздражённым.
– А я понимаю, что лезу не в своё дело, но сейчас ты в очень опасном положении, которое продолжит усугубляться, если не дать волю эмоциям. Я переживаю за тебя, прежде всего, как твой друг. Помни об этом, хорошо? Ты всегда можешь обратиться ко мне.
– Спасибо. Просите, я тороплюсь. Надо идти.
– Да, конечно.
Даже оказавшись на улице среди бурного и шумного потока людей, Клаэс не мог расслабиться. Он диким взглядом озирался по сторонам и всё пытался высмотреть кого-то из-под нависших на лицо прядей волос и натянутого капюшона. На дне рюкзака что-то шевелилось, Клаэс не придавал этому значения. Он вообще постепенно утрачивал доверие к собственным ощущениям. Затем из крохотной щели в том месте, где молния была не до конца закрыта, высунулась белая крысиная мордочка. Хорошо узнаваемый среди своих бесчисленных собратьев альбинос шустро просочился на волю и вскарабкался на плечо своего хозяина. Клаэс не особенно удивился его появлению.
– Видишь серёжку? – Тихо, но очень серьёзно обращается он к крысе и указательным пальцем касается черепка в своём ухе. – Если ты погрызла тетрадки, то у неё скоро появится пара.
В поезде измученный Клаэс заснул. Он мог с успехом проспать свою остановку, если бы не его хвостатая спутница, которая по мере приближения к назначенному месту начала активно попискивать над самым ухом и, кажется, даже пару раз укусила.
От перрона к посёлку ведёт узкая тропинка через пустынное поле, а затем через лес. Там есть развилка в несколько сторон, но Клаэс отлично помнит дорогу и даже при желании не смог бы заблудиться. Весь путь занимал чуть больше километра. Ближе к лесу появляются вороны. Они целой стаей кружат над головой, будто бы встречая Клаэса. Несколько птиц пролетают совсем рядом, почти касаясь головы Андера перьями. Крыса из рюкзака не высовывается. Сам Клаэс тоже очень хотел бы спрятаться, да вот негде. С трудом преодолевая почти паническое предчувствие опасности, которую могут представлять из себя птицы, он твёрдым шагом продолжает путь.
Перед тем, как завернуть в сторону дома, Клаэс решает навестить могилы своей семьи. Кладбище находится в стороне от поселения, почти в чаще леса. Ржавые кресты и древние могильные плиты почти не видны из-за зарослей сорняка и дикого кустарника. Новых захоронений или посетителей здесь не появлялось очень давно. Немногочисленные коренные жители давно покинули мир живых, их дома гниют и постепенно разваливаются. Возможно, несколько дачников всё ещё навещает деревушку, но в целом её можно считать полностью вымершей.
Когда Клаэс останавливается перед фамильным участком и опускает рюкзак на землю, крыса тут же выбирается из него на траву.
– Не заблудись, – говорит ей Клаэс.
Наблюдая за грызуном, он упрекает себя в чрезмерной обеспокоенности его судьбой, но ему и в самом деле очень не хотелось бы, чтобы с тем вдруг что-то случилось. Крыса уверенно двигается вперёд по чётко заданной траектории к надгробию Нэми и начинает суетиться вокруг него. Клаэс решает немного отвлечь себя полезным делом и проредить сорняки. Вороны никуда не делись. Он сидят на ветвях деревьев, окружив его плотным кольцом. Вдруг одна из них стремительно срывается с места и мчится к крысе. Клаэс успевает вовремя заметить этот манёвр, хватает грызуна и прячет в карман джинсовки. Тогда разъярённая неудачей птица бросается на него. Острые когти до крови оцарапывают щёку. Со всех сторон поднимается неистовый гогот пернатых преследователей. Сгруппировавшись, Клаэс одной рукой прикрывает лицо, а второй отчаянно отмахивается, но ворона не отступает. Тогда Андер на бегу подхватывает рюкзак и сломя голову устремляется прочь, уступив, наконец, своему страху. Несколько птиц гонятся за ним вплоть до крыльца бабушкиного дома. Запыхавшийся, перепуганный Клаэс едва справляется с ржавым замком, спотыкается на пороге и хлопает дверью. Прижавшись к ней спиной и всё ещё слыша с улицы карканье, он пытается успокоить себя тем, что теперь находится в безопасности, но вериться в это с трудом. Клаэсу доводилось слышать об атаках ворон на человека, это довольно распространённое явление, особенно по весне. Считается, что агрессия птиц в этот период в порядке вещей. Пернатые охраняют свое потомство и гнезда, и если им всего лишь показалось, что вы представляете опасность, то риск нападения целой стаи очень высок. Скорее всего, так и есть, это самое разумное объяснение. Клаэс просто вторгся на их территорию. Появление здесь людей – редкость, потому вороны и рассвирепели с непривычки.
В доме почти всё, за исключением части перевезённых в город книг, остаётся на прежних местах. Бабушка любила порядок, он сохранился и после её смерти. Если бы не слои пыли, то и не поверилось бы, что здесь уже очень давно никто не обитает. Клаэс находит два издания латинских словарей и убирает их в рюкзак, решив на некоторое время отложить изучение тетрадей. Он растапливает печь, чтобы помещение прогрелось к близящейся ночи. Повезло, что на дворе сохранились заготовленные дрова, а то на улицу возвращаться не слишком-то хотелось. Андер пытается убедить себя в том, что всё нормально и не происходит ничего необычного, что теперь-то он точно в безопасности, тревожиться не о чем. Галлюцинации и шизофреничные мысли – лишь следствие нервного напряжения и длительного запоя. Ему не нужен доктор Василевский, чтобы это понять, ни в коем случае он не станет с ним советоваться, до добра излишняя откровенность не доведёт.
Без аппетита поужинав вместе с крысой крекерами и тушёнкой, Клаэс зажигает свечу и приступает к организации спального места. Он очень хотел бы выспаться, наконец, как следует. На пыльных полках кухонной антресоли ему посчастливилось найти некоторые травяные заготовки для заваривания. Клаэс выбирает ромашку, дабы успокоить нервы.
С наступлением ночи сон не идёт. И думать ни о чём не хочется – ни о покоящихся в рюкзаке тетрадях, ни о крысах, ни о воронах, ни об отсутствии денег и работы, с которой его, вероятно, давно уволили по статье о прогулах. Вполне вероятно, что кто-то из коллег даже заходил к нему домой, чтобы передать расчёт.
Вдруг ночную тишину разрушает шум с чердака. Клаэс широко распахивает глаза. Сперва он подумал, что это местные крысы вышли на охоту, ну и пусть, грызуны его не пугают. Но прислушавшись, он узнаёт шелест перьев. Вновь подкатывает приступ паники, сердцебиение стремительно учащается. Не двигаясь, Клаэс в оцепенение смотрит в потолок. Если вдуматься, ничего сверхъестественного и здесь нет, птицы вполне естественным образом могли пробраться под крышу. Возможно, у них там свиты гнёзда. Клаэс всегда был рациональным и рассудительным человеком, веря, что каждой странности можно найти логическое объяснение, если как следует всё обдумать. Но теперь былая уверенность покинула его. Вороны на чердаке становятся ещё активнее и поднимают галдёж. В противоположном углу комнаты что-то падает с полки и, судя по звуку, разбивается. Клаэс суматошно скидывает с себя одеяло, садится и дрожащими пальцами пытается нащупать оставленную на комоде возле дивана свечу. Зажечь её получается с пятой попытки, отсыревшие спички чиркали, но не давали искру. Клаэс встаёт и пытается рассмотреть упавший предмет, выставляя перед собой свечу в вытянутой руке. Им оказывается фотография в застеклённой рамке. На ней запечатлены он и Нэми. Брату лет двенадцать, а Клаэсу – семь. Даже в детстве он не давал стричь себе волосы короче, чем по плечи. Клаэс улыбается, тогда он ещё счастлив и беззаботен, а Нэми, как всегда, хмур. Дядя сфотографировал их в один из своих приездов в огороде перед пышными высокими подсолнухами. Клаэс делает шаг вперёд, но останавливается. С чердака всё ещё доносится карканье, а пол и стены внезапно начинают едва ощутимо, но с возрастающей силой вибрировать, как если бы к дому на полной скорости приближался поезд. В повышенной сейсмической активности территория деревни никогда прежде уличена не была, но всё происходящее очень сильно напоминает землетрясение. Затрещали доски, люстра закачалась, с книжного стеллажа полетели книги, их будто кто-то невидимый выхватывал и швырял на пол. Входная дверь в комнату со скрипом отворилась настежь, а затем резко захлопнулась, и так снова и снова. Клаэс в ужасе отступает назад, наталкивается поясницей на комод и, наблюдая за творящимся в полумраке безумием, не может понять – снится ему это или происходит наяву. Так же не бывает. Полтергейсты – выдумка. Впрочем, как и дружба с крысами. Ошеломлённый Клаэс в обеих руках сжимает свечу, держа её перед собой, словно надеясь, что свет способен как-то защитить его, но вдруг дрожащее пламя потухает. Большое зеркало, висящее на стене, напротив, в трёх метрах от Клаэса, без видимых причин трескается, словно от удара кулаком, несколько осколков падает на пол. А затем поднимается ужасный гул. Он стремительно нарастает и почти ощутимо давит на барабанные перепонки. Клаэс роняет свечу, зажмуривается и, корчась от вспышки невыносимой головной боли, пытается закрыть уши ладонями, но это не помогает. Гул буквально внутри мозгов, от него не спрятаться. Ноги подкашиваются, Андер падает на колени, и вдруг всё прекращается. Так же резко, как и началось. Будто по щелчку пальцев стены застыли, вещи перестали сыпаться с полок, воцарилась тишина.
– Коля.
Он вздрагивает и нервно оборачивается к двери, вытаращившись на представшего перед ним Сергея, как на пришельца из самой преисподней. Доктор Василевский стоит на пороге и изумлённо осматривает разгромленную комнату, освещая её включенным на мобильнике фонариком.
– Как… Что здесь произошло? – Полушёпотом осторожно спрашивает он, обращаясь к стоящему на коленях перепуганному Клаэсу.
Ответить он не может. Да и что тут вообще скажешь… Он не в состоянии собраться с мыслями и понять, как, собственно, здесь оказался добрый доктор. По полу раскиданы книги, на разбитом зеркале следы крови. Клаэс замечает это и недоумевает ещё больше, потом снова вопросительно оборачивается к Сергею. Встревоженный взгляд Василевского теперь направлен на руки Клаэса, которые сильно повреждены об осколки и кровоточат. Заметив это, Андер начинает бессознательно мотать головой, отвергая очевидный факт.
– Коля… у тебя кровь из носа идёт…
Сергей больше не задаёт вопросов. Он помогает Клаэсу подняться и усаживает его на диван. Руки начинают болеть. Андер смотрит на них так, будто конечности принадлежат вовсе не ему, и видит он их впервые. Василевский суетится, рыская по ящикам комода, находит выглаженные носовые платки и перевязывает Клаэсу ладони. Он не сопротивляется, выглядя совершенно отсутствующе.
– Тебе нужно прилечь.
Клаэс не реагирует. Кровь с подбородка капает на сложенные на коленях перебинтованные ладони. Доктор осторожно кладёт руку на его плечо.
– Коля, – Клаэс, наконец, переводит на Сергея относительно осознанный взгляд, – приляг.
Андер безропотно забирается с ногами на диван и откидывает голову на подушку, а Сергей приступает к уборке.
Доктор Василевский не мог найти себе места. Он почти сразу решил, что лучше будет отправиться вслед за Андреевым, но следующий поезд до деревни отправлялся лишь вечером. Легко сказать: «Я не помогаю, потому что он не просит», но что, если ему просто неловко попросить? Очевидно, что с Колей происходит что-то неладное. Он выглядит болезненным и встревоженным, всех избегает, потому Сергей не стал упускать возможность создать ситуацию вынужденного совместного времяпрепровождения. Вряд ли Коля прогнал бы его среди ночи из дома. И сам бы никуда не делся. Доктор даже вина прихватил, чтобы за его распитием расположить Андреева к беседе. С Наумом, по крайней мере, это всегда срабатывало. На вопрос о цели приезда он ответил бы, что захотел навестить могилу.
Та сцена, которую Сергей застал в доме Андреевых, повергла его в шок. Василевский, разумеется, не мог знать наверняка, что творится у Коли в голове, но предположил, что у него случился нервный срыв. Он по натуре своей человек закрытый и не склонный к выражению эмоций, даже Наум был более разговорчивым и не утруждал себя мыслями о том, что окружающим могут оказаться неинтересны его бесконечные жалобы и возмущения. Непрошибаемая сдержанность, в общем-то, положительная черта характера, но иногда она может нанести вред своему обладателю. Необходимо периодически выпускать пар, чтобы стабилизировать своё психическое состояние, иначе однажды рискуешь взорваться на ровном месте и натворить бед. Как раз именно это и произошло с Колей – по крайней мере, Сергей сделал для себя такой вывод. Он знал о существовании механизма психологической защиты, который называется внешней изоляцией. Для него характерно отделение определённых мыслей, чувств и поступков от целостной личности, вследствие чего больной перестаёт воспринимать некоторые совершённые действия как свои, потому возможно, что Коля и не осознал своей причастности к произошедшему. В этом предстоит разобраться.
Когда он закончил расставлять книги – Коля уже спал, отвернувшись лицом к спинке дивана. Или притворялся, что спит. Василевский желания отдохнуть в себе не нашёл, он был слишком обеспокоен.
***
А Клаэс в самом деле уснул. Это получилось само собой, против его воли. Он ощутил себя ужасно измученным, выжатым, как лимон, и сознание отключилось. И вновь вороньё не давало покоя. Клаэс лежал на холодной, сырой после дождя земле под пасмурным небом и был как будто бы мёртв, шевельнуться не мог, но всё видел и понимал. Над ним кружила кромешная стая, больше похожая на чёрную движущуюся воронку. Птицы без умолку галдели, и их крики напоминали злорадствующий хриплый хохот. Вероятно, вороны всё же приняли его за труп, потому что налетели все разом и начали в клочья рвать одежду, жадно драть кожу, сухожилия, отщипывать куски мяса. Боль была невероятно реальной, Клаэс хотел закричать, но даже это оказалось ему не под силу. Его пожирали заживо, обгладывали до костей. Одна из ворон приземлилась на лоб, потопталась немного, повертела головой, прицеливаясь, и клювом вырвала левый глаз.
3. ПРОБУЖДЕНИЕ.
Очнувшись, Клаэс рывком принимает сидячее положение и машинально накрывает ладонью левую часть лица. Минуты две он вообще не двигается. Скоро он осознаёт, что весь насквозь сырой от холодного пота. А ощущения по телу такие, будто как минимум в крапиву с головой нырнуть довелось. Каждая клеточка пищит от жгучей, щиплющей боли. Наверное, просто спал в неудобном положении. Удивительно, но разум всё ещё подбирал происходящему логические оправдания. Окончательно придя в себя, Андер окидывает сосредоточенным взглядом комнату. Крыса-альбинос возится в ногах поверх одеяла. Все вещи на своих местах, пол тщательно подметён, и это вынуждает заподозрить, что ночной кошмар тоже оказался всего лишь сном, но разбитое зеркало разубеждает в этом. Клаэс видит себя в нём со своего спального места. Отражение искажено из-за сколов и трещин, лицо кажется пугающе перекошенным. Он также вспоминает появление Сергея и сразу догадывается о мотивах, приведших его сюда, будто бы доктор лично всё ему разъяснил. Что ж, учитывая минувшую ночь, Клаэс начинает размышлять о том, что помощь ему действительно не помешает, и не только дружеская, но и профессиональная. Вдруг он по-настоящему не здоров и сам учинил хаос в приступе неосознанного, неконтролируемого бешенства… Об этом свидетельствуют разбитые кулаки. Клаэс знает наверняка, что Василевский думает по этому поводу, из-за чего совсем не хочется выходить из комнаты и встречаться с ним. Будут косые взгляды, сочувствие и предложение каких-нибудь таблеток. Это Клаэсу тоже известно, как и то, что Сергей сейчас сидит на скамейке в огороде и пьёт кофе из термоса. Информация поступает на следующем после интуиции уровне, это не предположения, а безоговорочная уверенность. Если по-хорошему, то доктора стоит поблагодарить. Неизвестно, что бы могло произойти, если бы он не появился. Руководствуясь чувством долга, Клаэс поднимается, надевает рубашку, брюки и бредёт на улицу. Андер не удивляется и не пугается от того, что предчувствие его не обмануло.