От первого и последнего лица

Алиса Миллер

От первого и последнего лица

Глава 1

Пациент

Снова я здесь, в этом полупустом длинном коридоре, окруженный светлыми тонами, сижу, напряженный, в ожидании очередного приема. Над дверью в кабинет – электронное табло, мой номер следующий в очереди. В руках у меня пухлая папка, в папке – все мои анализы, исследования, выписки за последний месяц. Уже представляю, как вытянется лицо человека в кабинете, когда я положу эту папку ему на стол и сообщу, что в ней. У них всегда вытягиваются лица.

Время идет медленно. Увязаю в собственных мыслях. Что мне скажет этот врач? У него я еще не был, он меня не знает. Есть ли шанс, что он наконец разберется, что со мной такое? Чувствую, как потеют ладони. Шансов нет. Я уже это проходил, и знаю, чем все закончится.

Несколько лет я бегаю по врачам со скоростью, которой могут позавидовать даже белки в колесе, в тщетных попытках наконец разобраться, что со мной происходит. В городе не осталось клиник, где бы я не был. Кое-куда меня уже отказываются записывать, нагло врут, что свободных мест нет. Я уверен, что в моих медкартах стоит жирнющий красный восклицательный знак. Моя библия – МКБ-10, я почти знаю её наизусть. С нетерпением жду выхода одиннадцатой – возможно, она прольет свет на происходящее.

Кажется, за все это время я поглотил столько медицинской литературы и клинических рекомендаций, что мог бы закончить медицинский университет экстерном и получить при этом красный диплом, краснее, чем у этих недоучек, прячущихся за дверями с электронными табло.

Я слышу звуковой сигнал. Моя очередь.

Вхожу в кабинет, сажусь, опускаю папку на стол. После соблюдения формальностей начинаю рассказывать, что меня беспокоит, не дожидаясь дежурного вопроса от врача. Он слушает внимательно, изредка кивая, не сводя с меня глаз, что несколько лет назад на фоне полного здоровья без видимых причин мое бренное тело посетила неизвестная болезнь, и с тех пор не отпускает меня. Она держит мое сердце в маленьких цепких ручонках, заставляя его биться неровно. Маленький дикий зверь с гладкой чёрной шерсткой и лемурьими глазами, когда мы только встретились, зверек был не больше мыши, а сейчас габаритами походит на взрослого кота. Да, доктор, вот результаты холтермониторирования, вот – эхо-кг, эхо-кг с нагрузкой (о, хоть на одну экстрасистолу больше, и я бы вцепился в какого-нибудь кардиолога, как питбуль, не отпускал бы его. Видит Бог, после меня этот человек бы уволился). Да, доктор, все без патологии.

Болезнь запускает свои руки в мои суставы, сжимает мышцы, скользит по длинным трубчатым костям. Вот, пожалуйста, смотрите – на мои прекрасные анализы, МРТ,КТ, рентген.Найдите хоть что– нибудь, если сможете. Все в порядке? Я так и знал.

Болезнь ослабляет меня, теперь мне тяжело поднять даже ложку с супом, нет, доктор, тут уж не до спорта. Я слаб, сонлив, у меня болит голова. Томограф не первый раз видит мой головной мозг, там все в порядке, не волнуйтесь. Да, функция щитовидной железы в норме, вот, пожалуйста, смотрите (в эти моменты я театрально раскладываю по столу альбомные листы с ровными столбцами моих нормальных гормональных показателей. Эндокринологи с облегченно выдыхают).

Врач скользит взглядом по бумагам. Я знаю, к чему все идет. К паскудному слову на букву «П». . «Мне кажется, у Вас П… Вам стоит проконсультироваться у п… Не нужно бояться. Да, у нас в клинике хороший специалист. Или можете обратиться в государственное учреждение». О, да, государственное. Бесплатный сыр бывает только сами знаете где. Как правило, это живописные тихие места за городом, но все же мышеловка есть мышеловка.

Осмотр. Какой молодец, ничего не забыл, кроме пальцевого ректального исследования. Страховая компания тебя вряд ли простит, но я буду снисходителен.

Мой рассудок – единственная здоровая вещь в моем распоряжении. Если Вам, доктор, больше нечего сказать, полагаю, наш прием окончен. Вы не умеете, либо не хотите искать. Всего доброго. И скажи спасибо, что я не напишу на тебя жалобу, щенок. Выхожу в коридор, аккуратно закрываю за собой дверь, спиной ловлю тяжелые взгляды. К черту смотрящих, никто из них не страдает и в половину так, как я.

Быстрым шагом спешу по улице. Со стекол витрин мне скалится мой зверь, вижу, он стал еще больше. Отвожу взгляд. Втягиваю голову в плечи.

Домой прихожу до костей продрогший в уличной влажности и ветре. Переодеваюсь в домашнее. Взгляд привычно скользит по полкам, заставленных пухлыми тетрадями. Я прилежно веду дневники артериального давления и частоты сердечных сокращений. Успокаиваюсь привычной рутиной – дыхание квадратом, медитация, контроль показателей – тонометр наготове. И снова все в порядке. Червь недоверия точит изнутри. Принимаю сбалансированный ужин – поливитамины, пробиотики, коллаген, омега-3, укропная вода. Сверяюсь с графиком на неделю – ни дня без обследования. Все по направлениям, бесплатно. Ума не приложу, сколько бы я потратил на это. И как хорошо, что мы здесь, а не там – там просто так к врачу не попадешь, даже за деньги. Останешься один на один со своим зверем, молча наблюдая, как он грызет тебя изнутри. Храни Господь систему ОМС…

Благодать нарушает едва слышный звон колокольчика, тревожный (этому чертову звуку место на коровьей шее, а не у меня в голове!). С головой меня накрывает душная, тяжелая, колоссальная «П». Может, я и впрямь не в себе? Смываю с себя эту макабрическую чушь литрами горячей воды, ложусь в постель, заворачиваюсь в одеяло, гашу свет.

Сквозь мелатониновую дымку чувствую на себе чей-то взгляд. Открываю глаза и всматриваюсь в темноту, не дышу, не двигаюсь. В ночной густоте постепенно различаю нечеткий силуэт – это мой зверь, теперь уже гаргантюанских размеров. Одними губами произношу «Это ты?». Существо фокусирует на мне взгляд, глаза круглые, как блюдца, тусклые, немигающие. Я спрашиваю, оно ли причина всех моих бед, моя неизвестная болезнь, взлелеянная червоточина? Существо скалится и кивает – да, ты правильно догадался.

Какое счастье, думаю, всё-таки я не сумасшедший…

Глава 2

Спичка

…Чёрт бы вас всех драл….

Как я устал… Боже, как я устал…

Каждый день одно и то же. И нет, это не паскудный День Сурка – оставьте грызуна дилетантам и нюням, это кое-что гораздо, гораздо хуже. Проклятое колесо Сансары, разгоняющееся до сверхзвуковой скорости…

Я, кажется, знаю, что с тобой.

Каждый день одно и то же, одно и то же. Ты отдираешь себя от простыни в несусветную рань, заталкиваешь внутрь себя через силу безвкусный кофе с безвкусным бутербродом (хотя, казалось бы,, еще каких-то два месяца назад еда еще имела вкус), поливаешь себя в душе прохладной водой чтобы хоть как-нибудь взбодриться, натягиваешь на себя первую попавшуюся одежду, не заботясь ни о её чистоте, ни о степени помятости, вываливаешься в окружающий мир и на автомате идешь в пункт назначения, чтобы…

Чтобы что?

Ведь ты знаешь, что сядешь на этот уродский неудобный стул раньше, чем тебе это положено и встанешь с него позже, чем следует, а за это время твой несчастный зад превратится в огромный ноющий конгломерат раздавленной плоти. Растянутый мочевой пузырь, который ты смог опорожнить только один раз за вынужденно-десятичасовой рабочий день, непременно напомнит о себе исполинским кулаком, давящим на низ живота, а второй кулак будет неистово сжимать твой желудок, ведь в последний раз в нем что-то находилось еще тогда, утром, и за все это время ты успел сделать только несколько глотков воды.

Голова идет кругом, трудно сфокусировать взгляд, да и вообще трудно принять устойчивое положение. День и не день вовсе, а череда непрекращающихся хлопающих дверей, топота человеческих ног, приглушенного шума за дверью и бесконечного нытья, нытья, нытья, нытья… Твой кабинет – пыточная камера, выкрашенная в безупречный богомерзкий бежевый\голубой\светло-зеленый (нужное подчеркнуть) цвет, наполненный искусственным светом и человеческим страданием (твоим собственным по большей части). Иногда тебе везет, и ты выходишь в кабинет напротив – хлебнуть стерильной освежающей белизны, но за все время отбывания наказания в этом проклятом месте ты так и не сумел придумать вескую и логичную причину задерживаться в процедурном кабинете более 2 минут.

…Почему я ещё здесь?…

Ежедневно тебя поглощает и разрывает на части двенадцатиминутный калейдоскоп человеческих лиц, уже давно осточертевших. Трети здесь делать вообще нечего, другая треть пришла диаметрально не по адресу, остальные же… Что ж, когда-то это было твоей отдушиной, порывом, ласкающим гордость, самолюбие и интеллект, когда ты еще многое мог и многое хотел, но теперь на них у тебя нет ни времени, ни сил, ни желания, они все превратились на мерцающий на экране стандартный бланк, алгоритм, который не хочешь ни соблюдать, ни нарушать, просто хочешь, чтобы это наконец закончилось, закончилось…ЗАКОНЧИЛОСЬ!.. ну когда же…

Ты чувствуешь себя так отчасти потому, что утром ты снова попал в ловушку – вот оно, твое расписание, столько-то человек, и ни полчеловеком больше, только по записи, талончиков нет. А червоточина внутри напоминает, что это – гнусная ложь, неправда, бесчестная приманка, ведь всегда есть те, кому надо СРОЧНО (на самом деле нет, никакой срочности, им просто не хочется ждать), кому надо по ОСТРОЙ БОЛИ (она уже лет десять как острая), кто-то МНОГОДЕТНАЯ МАТЬ (нет, племянники, знаете ли, не считаются) и так далее, так далее, так далее…

Всем надо, надо, надо, надо, надоооооо

И тебе тоже надо – хотя бы десять минут на перерыв, просто закрыть кабинет (хотя нет, лучше выйти, закрытую дверь начнут трясти, в закрытую дверь начнут стучать, эту проходили уже не раз) и подышать в окно, иначе, видит Бог, ты не выдержишь, ты уже не можешь..

Тех, кому надо, всегда будет больше, чем заявлено. И ты посмотришь и выслушаешь их всех в ущерб себе, скованный невидимыми кандалами нездравого смысла. Всех до единого, несмотря на крики, оскорбления, аггравацию, откровенную симуляцию и тот факт, что на двери у тебя написано «Терапевт», а не «Психиатр». Всех, иначе тебя смоет сутяжной лавиной, и ты будешь терпеть, терпеть летящие тебе в лицо скомканные листы с назначениями (потому что слишком дорого) терпеть бесконечные разборы полетов (потому что даже самых отъявленных мерзавцев ты обязан лизать в зад) и прочее, прочее.

… Я завидую заключенным. Они знают, когда их выпустят….

Ты не будешь с ними спорить, потому что бесполезно им что-то доказывать. Доказывать, что так нельзя, что не помогло не потому, что поставлен неправильный диагноз или неверно подобрано лечение, а потому, и только потому, что вы не соблюдали рекомендации, о чем пять минут назад сами же и сказали. Доказывать, что опасно лечить двустороннюю пневмонию молитвами и святой водой. Доказывать, что рентгенография для диагностики вашей патологии неинформативна. Бесполезно, потому что они не услышат. Потому, что ты не прав, а они правы. Потому, что ты слишком стар или слишком молод. Потому, что они услышали не то, что хотелось им.

И вот, погребенный под тонной бумажной работы и наконец эксгумированный, выжатый пуще лимона, непомнящий себя от усталости, растворенный до минимальных значений в приходящих к тебе, ты стаскиваешь с себя робу, которую все зачем-то зовут белым халатом, и снова вываливаешься в окружающий мир, чтобы добрести до дома, затолкать в себя безвкусную еду и прилипнуть к простыни, забывшись глубоким сном.

Чтобы завтра снова начать сначала.

Мне кажется, ты догорел.

Глава 3

Среднее.

Я знаю, что достойна большего. Всегда была.

Не смотри на меня как на вспомогательное звено, на дублера, на массовку, на приятное приложение – я больше, чем это. Я – целое. Я – самостоятельное. Иногда я – больше, чем ты.

Да, время от времени ты имеешь наглость произнести «Ваш труд незаменим и столь же важен, как и мой», не глядя в глаза, сутулясь, как побитая собака, совершенно не веря в собственны слова, сказанные «для галочки», лишь бы она заткнулась, отвалила, пошла дальше молча делать свою работу.

Вздор. Унижение. Пренебрежение.

В общем-то, я знаю, что вы нас цените, но этого мало, недостаточно, мне нужно больше, лучше, сильнее, хочу купаться в признании, густо намазывать его на себя, как ведьминский крем.

Ведь я твердо уверена, что знаю больше тебя, неопытный желторотый. Что мне твои восемь лет обучения, когда за моими усталыми плечами больше двадцати лет опыта? Почему ты, по какому праву ты, молокосос, стоишь рядом и социально возвышаешься надо мной? По какому праву оспариваешь мои действия? Ты и правда думаешь, что все, что мы делали эти двадцать лет, было неверно, ни к чему?

Да брось ты. Не верю.

Что-что? Так уже не делают? Будешь учить меня?

Ты мне не нравишься.

Почему я не делаю, что было сказано? Потому, что двадцать лет опыта стоят за мной терракотовой армией и призывают делать по-старому. Потому, что я делала, я видела, как это работает, я не отвечала за результат, я вообще ни за что не отвечала, отстань уже от меня.

Сейчас мне придется проглотить это, целиком, не разжевывая, чувствуя, как неровные края стыда растягивают и царапают стенки глотки. Но потом – знай – потом я тебя проучу.

Я забуду перевязать, забуду ввести антибиотик, наблюдая, как начинает разгораться инфекция. Я перепутаю единицы инсулина и миллилитры. Ничем плохим, конечно, это не закончится, но я с удовольствием понаблюдаю, как у тебя прибавится седых волос. Буду смотреть, как тебя дерут за мои ошибки.

Не отвезу пациента на исследование. Не подготовлю пациента перед вмешательством. Не введу анальгетик – ведь доктор не назначил, спрашивайте с него, я здесь ни за что не отвечаю. Но, если хотите, могу Вам порекомендовать… Да, да, Вам точно можно.

Знай свое место.

Считайся с моим мнением.

Я продолжу давать свои непрошенные советы, продолжу догонять твоих пациентов и рекомендовать им свое, проверенное лечение. Двадцатилетний срок наблюдения! Беспрецедентная доказательная база! Я буду ставить диагнозы для тебя, за тебя и вместо тебя, ведь я столько раз видела, как это делаешь ты. Твой диплом – на самом деле мой.

Я буду делать это каждый день, раз за разом.

Чтобы не чувствовать себя вторым сортом, пустой, ненужной.