banner banner banner
Удивительные кошки: голые и в одёжке. Сказка для взрослых детей
Удивительные кошки: голые и в одёжке. Сказка для взрослых детей
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Удивительные кошки: голые и в одёжке. Сказка для взрослых детей

скачать книгу бесплатно

Удивительные кошки: голые и в одёжке. Сказка для взрослых детей
Алиса Андрианова

Книга «Удивительные кошки» – семейная сага о котах и их людях. Добрая, тёплая, трогательная книга-фотоальбом для любителей пушистых и голых котиков.

Удивительные кошки: голые и в одёжке

Сказка для взрослых детей

Алиса Андрианова

Посвящается моим родителям-кошатникам,

сыну, не чающему души в котиках,

и всем нашим хвостатым, ныне здравствующим и ушедшим на Радугу —

за «мр-мяу», за шершавый язык, слизывающий слёзы, и за тепло в области сердца

© Алиса Андрианова, 2023

ISBN 978-5-0056-2501-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В морозный январский день в старинном городке на Волге-реке появилась на свет девочка. И дали ей родители красивое русское имя Катерина. Ну, «Катерина» – это официально, так на карточке больничной писали да на рецептах (малышка в стационарах да поликлиниках частым гостем была). А дома Катю по-разному величали: кто Катюша, кто Катерина из Берлина, кто Королева-Шантаклера. В садике – вообще никак: Катю, всеми любимую, единственную-неповторимую, туда попросту не водили (ещё заразу какую подцепит!). А самой девчушке нравилось имя, которое для нее папа придумал, – Кот-плут.

Всё у Кати было: две уютных квартиры (бабушкина-дедушкина и родительская), дача (пять соток), много игрушек, музыкальный слух и голос в придачу, светлая голова да глазки серые. Всё да не всё. Кошки у девочки не было. Как же так? Ведь Катя даже первое слово не «ма-ма» произнесла, как большинство деток, а… «мяу» (если семейной легенде верить). А дело всё в том, что был живой, тёплый котёнок для Катиной семьи настоящим табу. Врачи у ребёнка аллергию на шерсть-пыль, сладости и прочие вещи обнаружили, да еще и бронхиальную астму поставили вдогонку. И откуда взялась проклятущая? Ведь проворные бабушки влажную уборку с самого рождения малышки дважды в день проводили. На Катю даже дышать боялись. А теперь и самой девочке лишнего вдоха сделать не разрешают: духи-цветы-гости – под запретом, сладкое – ни-ни! Какие уж тут кошки!

О живых, действительно, и речи быть не могло, зато других – пруд пруди. Кошки-погремушки в коляске, желтый пластмассовый котик Вася. Мама Васю на люстру подвешивала и раскачивала, чтобы крошечная Катя на него из своей первой деревянной кроватки с прутьями глядела и засыпала быстрее. А Катя всё равно глазёнками хлоп-хлоп – и упорно не спит; голосит, пока бабушка на соседнюю кровать не ляжет, кроватку Катину не покачает да десяток колыбельных не споёт.

Девочка растёт, перебралась на детскую софу. А бабушка всё так же, с соседней кровати, читает внучке на ночь сказки одну за другой. Про белоснежную ангорско-заморскую красавицу из «Кошкиного дома» Маршака; следом – про несчастного котёнка, которому большие машины домик сломали, а потом новый построили… Но и книжные котофеичи с трудом Катину бдительность усыпляют. И газета «Северный край» не усыпляет, и янтарь в коробочке под подушкой (для солнечных сновидений). Нет сна – и всё тут.

Вот и большая кровать-полуторка – первый класс на носу, пора Кате начинать новую, школьную жизнь в родительской квартире. Школа – место страшное: детей много, общаться с ними сложно, в мире взрослых Кате куда привычнее. Рядом с её подушкой теперь – валяный коричневый Мурзик с прозрачными зелёными глазками-пуговками и неестественно розовым носиком. Он должен бережно охранять девочкин сон, который опять куда-то запропастился. У Катюшки каждый вечер истерика. Бабушкина кровать теперь далеко – в квартире мамы с папой девочка спит в отдельной комнате (большая уже). Хорошо хоть, что Катина и родительская комнаты смежные, и рыжие котятки улыбаются с настенного календаря, успокаивают. Да, убедить Катю, что после «Спокойной ночи, малыши» надо укладываться спать, в 7 лет так же непросто, как и в 7 месяцев. А ещё сложнее её убедить, что мечта о живом котике-пушистике несбыточна. Катя упёртая, упрямая (истинный козерог!).

Катя, кстати, к школе довольно быстро адаптировалась: завела подружку, училась на одни пятёрки, стремилась во всём быть первой. Мечтала поскорее взрослой стать, чтобы из школы самостоятельно возвращаться, а не за ручку с бабушкой-дедушкой, с мамой-папой. А те ради Кати ехали через весь город, а порой и работу на полдня бросали (90-е – время лихое, но ребёнку это не объяснишь). Аллергия потихоньку сдавала позиции, а Катины родственники – нет. Заводить домашнего любимца по-прежнему боялись – вдруг болезнь вернётся. А девочка сдаваться не думала: всё упрашивала родителей завести котёнка. Они откупались новой игрушкой, хризантемой в горшочке, но Катю не проведёшь – ей нужен КОТ.

Глава 1. Мама Жана

Кате исполнилось восемь. В весенние каникулы она гостила у бабушки с дедушкой, а в субботу к ним на чай заглянули папа с мамой. Девочка дежурно выбежала встретить их в прихожую и хотела было вернуться к игрушкам, как вдруг мама смеётся: «Никого не замечаешь?». Катя подняла голову: ах, боже-боже! Из-под маминой шубы выглядывает… мохнатая чёрная мордочка с круглыми от испуга глазками цвета жёлтого янтаря.

Малыша с аккуратным белым галстучком на грудке купили за символический рубль у бабули на местной барахолке. Несмотря на неблагородное происхождение, кот смотрел на всех свысока, галстучек свой намывал языком до кипельной белизны, а потому имя получил графское, французское – Жан.

Хризантема, книжки и игрушки были забыты, кукольная посудка стала посудкой кошачьей, а Катя вернулась в школу после каникул в новой роли – владелицы чёрного кота и почти взрослой дамы (теперь, когда есть Жан, она в семье не самая младшая!).

Котик оказался диковат (видимо, сказалось детство в частном секторе), на руки шёл неохотно, привередничал в еде (иногда мог не притрагиваться к пище по два дня; закапывал миску лапой, если рацион не устраивал). Катина бабушка, забыв про все свои болезни, вставала на колени и кормила его манной кашей с ложечки. А потом «пытала» обедом Катю. Та тоже «привередничала» и ничего, кроме картофельного пюре, сыра, сосисок-котлет, свежих овощей и пустого бульона с кусочком мяса не ела. Катя с Жаном выкручивались как могли, а иногда даже работали в команде. Например, Катя, сидя за ужином, прятала ненавистную рыбу за щеку, бежала в ванную, выплевывала кусок за стиральную машину, а Жан её там находил и кушал. Кормить кота с ложки вскоре перестали (хочет разгрузочный день – пусть ходит голодным), да и на Катю в плане питания тоже, к счастью, махнули рукой. Ненавистные в детстве овощи из супа, варёные пельмени, макароны, яйца, грибы (всё склизкое, трясущееся, неприятное на язык) Катя самостоятельно переоткрыла для себя в 20 лет (без удовольствия, но ест). Мясо с жилками, ливер, рыбу так и не жалует, причём ничуть от этого не страдает.

Подросток Жан был умён, игрив, а порою и дерзок. Иногда он включал «пантеризм» (мамино слово) и в прыжке нещадно сдирал обои с зеленых коридорных стен на любой высоте. Мама методично заклеивала огромные проплешины фотопортретами кинозвёзд из журнала «Советский экран». Со временем мужские и женские лица заполнили собой почти все стены коридора и нередко пугали Катю по ночам, «заглядывая» в её комнату. Жан маленькую хозяйку от её страхов охранял: днём cпал где придётся, а ночью непременно хотел занять местечко на стуле у Катиной кровати (стул к ней заботливо придвигали, чтобы девочка ночью на пол не упала, а на сиденье клали сложенное вчетверо цветастое покрывало для Жана).

Прежде чем улечься, котик обожал поцапать Катю за ноги под одеялом. Если его за это выдворяли из детской (спать мешает, а ребёнку в школу рано вставать), упорный Жан каким-то образом проникал обратно. Нет-нет, он не был знаком с секретами великого Гудини, как все домашние поначалу полагали. Просто пролезал через огромную щель под дверью (спасибо советским строителям). Папе пришлось прибить снизу деревянную рейку. Она и теперь, спустя почти 30 лет, украшает дверь родительской квартиры. С котиком Катя засыпала легче, сон стал крепче, кошмары девочку больше не мучили. Родители нарадоваться не могли!

Всеобщий любимец Жан жил себе да жил в Катиной семье, пока в одно прекрасное утро не оповестил домашних дикими танцами на полу и тревожным криком о том, что, простите, хочет кота. На самом деле никто не расстроился, что «Жан» кошечкой оказался (изначально о ней и мечтали, а подвернулся по случайности котик). С именем решили не мудрить: одна дополнительная гласная решила всё, и Жан стал Жаной (да, почему-то именно так, с одной «н»). Жана была везде: в Катиных школьных сочинениях, в альбомах для рисования, в переделанных ею детских песенках, в семейных фотоальбомах. Кошечку баловали, причёсывали, кормили по выходным варёной рыбкой, а в тёплое время года выносили гулять на большой пустырь за домом (многоэтажка стояла на самой окраине города). Чернышке нравилось на улице, но её пугали огромные стаи шумных ворон и гул машин с трассы, да и травка на «поле» была не слишком зелененькой (вся в копоти). Поэтому летом Жану в порядке эксперимента решили вывезти вместе с Катей на загородную дачу, где тихо, свежо, безопасно, и травка зеленая и свежая. Вот там Жанка быстро освоилась, стала охотиться на мышей, птичек, кротов и покорять сердца соседских котов-курортников.

В отличие от шумного городского пленэра, на даче Жана чувствовала себя максимально в своей тарелке: валялась в Катиной песочнице, ела траву, релаксировала в тенёчке под кустом крыжовника, гоняла с участка соседских собак и справляла нужду на грядках. Иногда Жанка не появлялась дома по два-три дня, чем вызывала жуткую тревогу у всех членов семьи. Катя не могла уснуть без своей любимицы, а по утрам отправлялась разыскивать беглянку по всем окрестностям. Однако Жана на голос хозяйки не отзывалась и являлась домой, когда ей заблагорассудится. Возвращаясь с длительных прогулок, кошка наедалась от пуза, пару часов отмывала себя от грязи, выкусывала из шерсти между пальчиков засохшую глину и только потом надолго засыпала мёртвым сном в глубокой ложбинке старой бабушкиной кровати с металлической сеткой. В такие дни Кате было спокойно и радостно. Она частенько забегала домой с прогулки, чтобы погладить любимицу, а порой даже неумело рисовала её с натуры, пока модель не двигается. Однако Жанин сон частенько прерывали её хвостатые кавалеры. Они занимали места на лавочках возле дома и затягивали котячьи серенады. Жанка тут же забывала про отдых и мчалась во двор. Там и проходили смотрины. Кошка-королева забиралась на стол и, прищурив глаза от яркого света, наблюдала за боями разномастных ухажёров. Победителями неизменно становились самые страшные коты-гопники: с квадратной мордой, одним глазом или наполовину оторванным ухом (по всей видимости, они не покидали дачу круглый год). А полосатенькие городские мажоры с блестящей шерстью, горделивые сиамы и солнечные чистюли рыжики были у Жанки не в чести.

Кошка была отличной охотницей и часто заявлялась с ещё тёплой добычей в зубах. Она ловко взлетала с птичкой или мышкой на перекладину крыльца и требовала, чтобы её пустили в дом. По мяуканью можно было сразу понять, с подарком Жанка или без. С набитым ртом мяв получался сдавленным, и Катина бабушка обычно не впускала гулёну, пока та не расстанется с жертвой. Но иногда Жана всё же проникала с добычей в дачный домик, и тогда мёртвых зверюшек приходилось заметать на совок, а потом устраивать церемониальное погребение на грядке с капустой. Через пару месяцев там было целое кладбище безымянных мышей, трясогузок и прочих товарищей. Неизвестно, повлияло ли это должным образом на капустный урожай, но поголовье пернатых и грызунов на дачных просторах сократилось точно.

Лето шло к концу, Жанка возвращалась с ночных прогулок с ледяными лапками и капельками августовской росы на шёрстке. Пора было возвращаться в город, и Катя с нетерпением ждала дня, когда их кошка вернётся в городскую квартиру и перестанет надолго пропадать на улице, разрывая тем самым Катино сердце. Уже была определена дата отъезда. Жанка будто чувствовала подвох, и всё реже заглядывала в дачный домик, опасаясь, что её поймают и снова заставят трястись в желтом автобусе с гармошкой, набитом людьми с тележками и противно пахнущем бензином. Потом на дачу приехали Катины родители, заперли прибежавшую на обед кису до вечера в доме, а после засунули в большой походный рюкзак и отправились на автобусе №102 в сторону Ярославля под душераздирающие Жанкины вопли.

С трудом вспомнив городскую квартиру, Жана долго отсыпалась, отмывалась, отъедалась, и постепенно вновь вернулась к прежнему урбан-режиму, продолжая видеть сны о прекрасном лете. Где-то через месяц стало заметно, что бочка её округлились. Тогда-то в мамину голову закралась мысль, что в семье ожидается пополнение. И действительно, в начале октября, в аккурат перед днём рождения Катиной мамы, Жанка стала матерью двоих чёрно-белых девочек-котят: Даши и Маруси. Рожала она тяжело и долго, по всей видимости, из-за отцовских генов, наделивших деток огромными квадратными головами. Котосемейку поселили в большой коробке из-под какой-то техники. Разместили кошачий домик у батареи в Катиной комнате. Мама застилала коробку тёплым одеялом и ежедневно меняла пелёночки, чтобы девчонкам было уютно.

Пока Катя наслаждалась общением и играми с малышами, родители загодя задумывались над тем, куда потом этих беспородных котяток пристроить. Папа бросил клич на работе, и хозяйка для скромницы Маруси вскоре отыскалась. А оторву Дашу Катя предложила своей классной руководительнице Анне Евгеньевне, и та согласилась. Только предупредила, что обязательно переименует котёнка, поскольку она – тёзка её дочери. Теперь оставалось только вырастить деток. Они уже открыли глазки, и целые дни проводили в нереальных играх и потреблении вкусного молочка. Скоро девчонок перевели на манную кашу, и они смешно тыкались мордочками в блюдца, а после подставляли перепачканные носики и ротики маме-кошке, чтобы она их умыла. Тогда-то к ней и прицепилось прозвище Мама Жана. Уж очень она была заботливая, временами не в меру строгая с детками и всегда тревожилась за их судьбу. Котятки выросли и разъехались, а имя «Мама Жана» осталось.

Дело шло к новому году, расставаться с малышами было очень больно, Катя частенько плакала в подушку, но три кошки в доме – это перебор, родители сумели её в этом убедить. Жанка тоже тяжело переживала раздачу детей, протяжно мяукала, искала их по комнатам, а потом несколько дней лежала в депрессии на стопке чистого белья, ждущего глажки. Домашние печалились вместе с ней, но пришли новогодние праздники, и жизнь постепенно вошла в привычную колею. Жана вновь стала маленькой, всеми любимой кошечкой, но вскоре по новой запросила кота и периодически сводила семью с ума своими криками вплоть до следующего дачного лета.

Июнь. Снова коты, мышки, птички, а потом вдруг неприятность – у Жанки стала выпадать шерсть на загривке, и она постоянно чесалась. Врач в ветеринарной лечебнице с суровым советским сервисом сразу распознал лишай и предложил Катиным родителям кошку усыпить, дабы не возиться с длительным муторным лечением и не распространить болячку среди домашних. Они, естественно, запротестовали, схватили Жанку и помчались в аптеку за мазями и таблетками. Лечили кису долго, домашний стационар располагался в прихожей, в комнату любимицу не пускали, чтобы не занесла лишай на кресла и кровати. Она словно понимала, что так надо, и даже не рвалась в запретную зону. Спокойно лежала в уголке прихожей на подстилочке, пахла вонючей мазью, густо нанесённой на лысую спинку, и с удовольствием слушала, как Катя читает ей вслух, устроившись рядом с пациенткой на маленьком детсадовском стульчике с красным корабликом. Через пару-тройку месяцев лишай полностью прошёл, отросла новая блестящая шёрстка, и все с облегчением вздохнули – общими усилиями Жанка была спасена. Она вновь получила доступ во все комнаты и возможность охранять сон маленькой хозяйки на стуле рядом с её кроватью. И впредь перед поездками на дачу кисе делали прививки от лишая и прочих кошачьих болезней.

Кстати сказать, Жанке не помешала бы прививка и от любопытства. Она была абсолютно бесстрашной кошкой и все время искала приключений на свою черную мохнатую жопку. То гоняла собак, то дралась с котами, то покоряла соседские крыши. И однажды чуть не погибла при очень нелепых обстоятельствах. Катя с родителями завтракали июльским утром на дачной кухне и вдруг услышали через открытое окно истошное мяуканье. По голосу, вроде бы, Жанка, но откуда идет звук, непонятно. Катя с папой довольно быстро определили, Жанкино мяуканье раздается с участка напротив. Соседская калитка была на замке. Но кошь, скорее всего, где-то застряла и ее нужно срочно спасать. Папа ловко перемахнул через забор, пробрался через заросли колючего крыжовника и обнаружил Жану… в огромном металлическом контейнере с жидким навозом. Одному богу известно, зачем она туда полезла. Жанку спасла от смерти только ржавчина на внутренних стенках контейнера – она зацепилась за нее когтями и повисла, предварительно успев занырнуть в навоз. Контейнер был по грудь взрослому человеку – сил подтянуться у Жанки не было, оставалось только звать на помощь. Папа с трудом отодрал перепуганную кошь от металлической стенки и понес домой отмываться. Семья вскипятила несколько кастрюль воды и полоскала Жанку в алюминиевом тазике, поливая из ковшичка. Та, конечно, сопротивлялась, но не особо. Видимо, понимала, что папа спас ей жизнь. После тазика Жанка продолжила отмываться самостоятельно, однако ее шелковистая черная шерстка еще с месяц отдавала навозным душком.

Жана взрослела, но в размерах не увеличивалась: ни вширь, ни в длину. Была всё такой же миниатюрной кошечкой. Однако Катя понимала, что кошачий век недолог, и со страхом прибавляла к восьми двенадцать (восемь лет ей было, когда она познакомилась с котёнком Жаном, и примерно 12 Жанке предстояло провести на этой земле, если верить желтенькой книжке «100 вопросов, которые задала бы ваша кошка, если бы умела говорить»). Навскидку получалось, что киса отправится проживать очередную из своих девяти жизней, когда Кате будет лет 20, не меньше. А значит, Катерина будет уже совсем взрослой, возможно, у неё к тому времени появится собственная семья, и так пережить потерю любимицы будет легче. Так девочка частенько себя успокаивала.

Осенью, после дачных каникул, у мамы Жаны вновь появились котятки (на этот раз мальчик и девочка). Она всегда рожала по двое малышей, видимо, из-за небольших размеров. Роды протекали тяжело, и третий малыш, если он был, рождался мёртвым. Возможно, это было и к лучшему, ведь даже двоих беспородных котят пристроить в надёжные руки довольно проблемно. Новорождённых – абсолютно чёрных близняшек Кузю и Мусю – невозможно было бы различить. Но Катина мама при доскональном осмотре обнаружила на шубке мальчишки длинные и редкие белые ворсинки, которых не было у Муси. Проблема была решена – теперь понятно, кто есть кто.

Дом вновь наполнился радостью: котячьими писками-визгами, шумными играми и раскачиванием на шторах. Особенно Кузе с Мусей нравились бои в рыцарской крепости. Пару лет назад Катя с папой склеили замок из красного картона (набор для детского творчества родители привезли из Москвы), и он долго пылился на полке, пока его не спустили на пол и не продемонстрировали котятам. Муся обычно занимала оборону в центре крепости, а Кузя заглядывал к ней через крепостные стены или пролезал в ворота и доставал сестру лапкой.

А Жанка строго следила за детьми со стола или с полочки шкафа. Наблюдать за которыцарями можно было часами. Папа не так давно купил маленькую любительскую видеокамеру (большая редкость в начале 90-х), и вся семья увлеклась съёмками домашней версии программы «В мире животных». В кадр попадало всё: сон, кормление, первые шаги котомалышей, кошачьи бега, умывания и прочее. Львиную долю семейного видеоархива составляли котики, и пересматривать эти фильмы интересно даже спустя 20—30 лет.

Глава 2. Тоша

Катя каждый раз просила оставить кого-нибудь из Жанкиных котят. Родители были непреклонны, пока не увидели малышку Тошу. Она сумела растопить их сердце. Единственная длинношерстная пушистая кошь из всей Катиной гвардии появилась на свет после очередных Жаниных дачных гулянок. Ее никому не пристроили – оставили себе, потому что Тоша была удивительно мягка и нарядна.

Роскошный пушистый полосатый хвост, массивные мягкие лапки-варежки, белоснежный пух на животике, розовые пальчики и носик. Полосатая спина с густой шерстью, более жесткой, чем на пузике. Если Тошу гладили против шерстки, длинные жесткие волоски вмиг ложились обратно.

14-летняя Катя сочиняла для своей красавицы стихи:

Ступает чуть слышно пушистыми лапами
по бликам окна,
Идет и не знает, что я наблюдаю,
что я восхищаюсь
тем, как красива она
А с неба, черного звездного неба
светит несмело луна…
А Она – белоснежная, стройная, нежная…
Она… а кругом тишина.

Тоша была с Катиной семьей всего полтора года. Скорее всего, она подхватила какой-то вирус. В наши дни её бы, вероятнее всего, спасли, но в 90-е в ветеринарках редко предлагали капельницы и вообще какие-либо схемы лечения. И вот… первая кошачья смерть в Катиной жизни. 8 мая она с мамой бегает в метель из одной клиники в другую с умирающей Тошей в туристическом рюкзаке, и нигде им не могут помочь. Малышку тошнит желчью. Она отказывается от еды и воды. Шубка скаталась, потускнела, вся в подтеках от рвоты. Жанка не подходит к дочке близко, словно чувствует дыхание смерти.

Катя до сих пор не знает, что именно случилось с Тошей, но семья потеряла свою красавицу в ночь на 9-е мая. Это был самый грустный День Победы. Ели втроем торт, тихо пили чай, поминали добрыми словами Тошу. А вот Жана, по всей видимости, праздновала победу – ещё бы, она снова единственная любимица в доме. В ней неожиданно проснулась юношеская прыть. Жана прыгала по шкафам и полкам, радостно мурлыкала и терлась хозяевам об ноги.

Похоронили Тошу на даче, в кустах пионов, где она так любила отдыхать в тенечке, постукивая пушистым хвостом, когда следила за трясогузками.

Глава 3. Котя

Жана на пару лет свободно вздохнула – вся любовь домашних доставалась ей одной. А Катя вновь мечтала о втором питомце, потому что никак не могла забыть Тошу. И вот однажды возможность разжиться ещё одним членом семьи появилась. Летом Катя с мамой и Жанкой отдыхали на даче, а папе отпуска не дали, поэтому он воссоединялся с семьёй лишь на выходные.

Катя всю неделю ждала, когда пятничным вечером откроются недра папиной дачной сумки в красно-чёрную клетку, и оттуда на жёлтую столовую клеёнку начнут выгружаться колбаски, вожделенный Катин сыр, конфетки, пакетики с порошковыми напитками Zuko и прочие вкусности. А Жанка ждала «Вискас. Он считался в семье вредной пищей и потому был для котейки деликатесом (кошь получала по 3—5 штучек сухого корма в день, но и такой маленькой порции радовалась безмерно). Стоило потрясти ярко-розовой коробочкой, и Жана со всех ног мчалась к миске.

По будням Катя с мамой могли общаться с папой только по телефону. Да-да, на даче даже в те далёкие годы был телефон. Разумеется, не сотовый, а телефон-автомат. Точнее редкий гибрид автомата и домашнего телефона. Катина семья обнаружила его во время походов на дальний пляж речки Пахмы. Расположившиеся рядышком садоводческие товарищества «Пахма», «Железнодорожник», «Лазурный» и «Солнечный» занимали довольно обширную территорию. Безмашинным дачникам из «Солнечного» было далеко топать до автобусной остановки и грибного леса, а «железнодорожникам» и «пахмовцам» было рукой подать до остановки, зато далеко до речки. Катина дача принадлежала «Пахме». Чтобы искупаться, нужно было минут сорок тащиться по пыльной дороге с покрытием из чёрного жжёного шлака, привезённого с какого-то завода. Сначала семья купальщиков переходила через маленький ручеёк с шатким дощатым мостиком, под которым прятались юркие головастики и огромные блестящие пиявки, потом со страхом проходила мимо злой чёрной овчарки Чака, который их непременно облаивал, потом угощала вкусняшкой дружелюбную пятнистую собачку Бульку, охранявшую коз и всегда приветливо виляющую хвостом. Вот и полосатый шлагбаум, на котором Катя всегда повисала, обхватив его ногами и руками, как обезьянка. Образцово-показательный огород какой-то бабули с идеальными прямоугольниками грядок, с дорожками без единой травинки и аккуратно подстриженными кустами крыжовника. Сгоревший дом в окружении обожжённых скелетов яблонь. Заросли черёмухи, где можно было полакомиться ягодками-бусинками, превращающими язык и губы в деревяшки.

Дальше начиналась чужая вотчина – сады «Лазурный», названные так, видимо, за близость к совсем не лазурной речке Пахме. От «Пахмовских» дач их отделял мост в два пролёта, сваренный из металлических листов, с решёткой из кручёных прутьев по обе стороны. Перил у моста не было, но ребятишки на велосипедах всегда норовили проехать, рискуя упасть, сбоку моста, по прутьям, потому что звук от колёс, катящихся по ребристым железякам, был просто потрясающим. Дальше прямой путь по широкой центральной линии до реки. На берегу стояла старая насосная станция, переделанная в 90-е под магазин. За массивной металлической дверью маленького белёного домика на полках и прилавках дремали в полутьме заветные пакетики с хрустящим картофелем, шоколадки и жвачки, которые помогали скрасить дорогу до пляжа. Неподалёку располагалась будка правления, где заседал председатель садоводческого кооператива «Лазурный», принимались членские взносы и проводились собрания дачников. На стене правления и висел тот самый телефон-автомат, посредством которого можно было абсолютно бесплатно связаться с городом. Монеты автомат почему-то не требовал.

Катя набирала номер и смотрела во время разговора через поля и реки на две родные красные городские высотки на горе, где в этот момент находился папа с телефонной трубкой в руке. Получался своего рода видео-звонок. А вот бабушкиного дома видно не было, потому что жила она в типовой красной хрущёвке в пять этажей в центре города. Но однажды Катя с мамой, придя позвонить, обнаружили вместо телефонного аппарата только два металлических провода, торчащих из стены правления, словно щупальца осьминога, и металлический козырёк, спасавший звонивших от дождя. Сам аппарат бесследно исчез.

Смекалистый папа нашёл выход из ситуации и в следующий свой приезд привёз из города белую телефонную трубку с проводом, которая когда-то висела в городской квартире на стене в прихожей (кнопки располагались прямо на трубке) и использовалась как параллельный аппарат к основному телефону. Папа научил маму подключать трубку к дачным проводам, соединяя оголённые концы, и Катина семья стала практически единственным счастливым пользователем телефонной сети в местных садоводческих товариществах. Кроме них связаться с городом могли, наверно, только председатели правлений. И всё это благодаря Катиному папе, который был на все руки мастер и отлично разбирался в любой технике: от карманного фонарика до телевизора и компьютера. Он сам мастерил дочке электронные игрушки. Например, радио-няню, которая имитирует удары сердца и убаюкивает тем самым ребёнка. Музыкальный ящик для письменного стола. Папа вставил в него микросхему из музыкальных наручных часов, и теперь при каждом выдвигании ящика начинала играть разная мелодия. В обычный советский радиоприёмник, принимавший только радиостанцию «Маяк», он вставил маленькие электронные часы с красными циферками, а телефон с круглым диском превратил в середине 80-х в кнопочный, да ещё и с памятью на восемь номеров. К цветному телевизору «Фотон» папа смастерил настоящий пульт дистанционного управления с металлическими кнопками. Одним словом, глава семейства творил настоящие чудеса и невольно стал виновником ещё одного чуда, сам того не ведая.

Однажды вечером Катя с мамой как всегда отправились звонить папе и обнаружили у стены будки правления маленького котенка-рахитика. Взгляд его молил о помощи. Бедный малыш даже на кота не был похож – скелетик, обтянутый кожей. Черно-белая шубка запылилась, в желтых больных глазках слезы. На вид которебенку месяца три. Оставить его умирать было просто невозможно. Малыш был на последней стадии истощения, на улице он точно не выжил бы. Катя схватила котенка на руки, спрятала под кофту – домой они возвращались уже втроём. Мама всю дорогу причитала, что мама Жана не примет новичка (с её-то суровым нравом), а папа будет ругаться (две кошки в доме не дело). Катя умоляла оставить котика хотя бы ненадолго: откормить, подлечить, а потом кому-нибудь пристроить (так Катя заговаривала маме зубы – на деле она рассчитывала, что хвостатого удастся оставить). Папе про найденыша решили пока не говорить, а дальше будь что будет.

Дома котика накормили Жанкиным студнем, напоили кефиром. Жана как раз была в загуле, и новичок чувствовал себя в дачном домике вполне комфортно, но все равно не забывал, что он в гостях. После сытного ужина сразу согласился лечь в приготовленной для него обувной коробочке с красной шерстяной подстилочкой, где и задремал. Катя ушла в спальню счастливая-пресчастливая, спала крепко-крепко и не ведала, что ночью с котиком чуть не приключилась беда. Из-за того, что бедняжка долгое время не ел, его маленький желудочек, по всей видимости, не принимал пищу. Малыша после плотного ужина всю ночь тошнило, животик раздулся. Его трясло, и Катина мама всю ночь просидела с котейкой на руках. Тихонечко плакала, массировала ему животик, гладила, успокаивала. Наутро ребенку стало лучше. А кормили его после этого аккуратно, маленькими порциями, жидкой пищей, как новорожденного человеческого ребенка. Кате только через пару дней, когда черныш более-менее пришел в норму, сообщили, что малыш в ту первую ночь чуть не отправился на Радугу.

Встреча малыша с Жаной прошла не особо гладко. Гулёна вернулась с трёхдневной прогулки, по-хозяйски зашла в дом и сразу почуяла: что-то здесь неладно, чужим духом пахнет. Котик в это время дремал на плюшевом коричневом диване в кухне, совмещенной с прихожей. Жана прищурила глаза и на полусогнутых ногах отправилась исследовать территорию в поисках врага. На полминуты задержалась у котейкиной коробочки на полу, обнюхала подстилочку и тут же кинула взгляд на диван. Прыг! Малыш мигом проснулся и испуганно глядел на разъяренную черную пантеру. А та медленно-медленно, с угрожающим урчанием приближалась к нему. Катя с мамой застыли, готовые броситься на помощь котёнку. Жана выгибала спину, распушала хвост, всячески пугала незваного гостя. Но тот просто испуганно вжался в диван, никуда не бежал, отпора не давал. Жанка, продолжая рассыпать угрозы, обнюхала малыша, гневно фыркнула и ушла в спальню. От еды отказалась – обида на хозяев, приютивших чужака, была слишком серьёзна, чтобы принимать от них еду. Маленький за Жанкой тоже не пошёл, ибо не хотел её лишний раз провоцировать. Слизал язычком страх со своей шубки и, тяжело вздохнув, опять погрузился в сон. Катя устроилась рядом, чтобы охранять покой малыша. Дальше Жана и котик без имени игнорировали друг друга. Питались отдельно, спали по разным комнатам. Если сталкивались где-либо, Жана шипела и могла слегка ударить лапой, чтобы уважал и боялся. Но в целом малыша не обижала, будто знала, что он маленький и нуждается в помощи.

Неминуемо надвигалась пятница. Из города на выходные приедет папа, и придется объясняться перед ним, откуда в доме второй кот. Катя с мамой порешили сказать всё, как есть. Если что – падать на колени и молить оставить малыша. 19—00. Вот и папины шаги за калиткой, он идёт с вечернего автобуса. Катя с мамой, затаив дыхание, сидят на лавочке и для вида грызут семечки (вроде, чем-то заняты). Жана где-то гуляет. Котик лазает по большой раскидистой яблоне на участке. Папа ставит клетчатую сумку на лавку и пока расспрашивает, как дела у домашних, какие новости, за спиной у него раздаётся дикий треск – это с яблони падает найдёныш, которого папа поначалу не заметил за густой листвой. Папа смеётся, он ещё не знает, что кот не какой-нибудь соседский, а уже три дня как член их семьи. Правда открывается, папа ругается, но не очень громко и не очень страшно. Ему на самом-то деле тоже жаль бедного котика, который чуть не умер от голода на улице. Ура! Решение принято. Глава семьи не против – котик остается. Теперь ему можно дать имя. Жанка, конечно, в шоке, но тоже со временем смиряется, и через неделю они с Котей (вот так незамысловато его нарекли, вопреки Катиным порывам назвать малыша Ти-Джеем) уже спят на одной кровати. Правда, временами мама Жана еще шипит на приемного сына, но больше в воспитательных целях, для профилактики (чтобы соблюдал субординацию).

Жана и Котя вернулись в город в августе. У Коти обнаружились серьезные проблемы с пищеварением (из-за голодного уличного детства). Он по нескольку дней не может сходить в туалет.

Катя ставит Коте клизмы и читает вслух пьесы Островского в соответствии со школьным списком книг на лето. После клизмы кот облегчается и летает от счастья по стенам и потолкам. В его рационе появляются овощи – Котя без ума от картошки и свежих огурцов. С овощами пищеварение потихоньку налаживается. Вот только Коте нравится ходить в туалет не в лоточек, а в унитаз. Папа сконструировал ему специальную подставочку из оргстекла на крючках, чтобы тот не пачкал лапки. Домашние терпеливо ждали, пока Котя сделает свои делишки и всё тщательно «закопает». А Жанка исправно ходит в лоток и дивится на Котины фокусы с унитазом.