скачать книгу бесплатно
Несколько месяцев назад она плакала в спальне и говорила немного иначе: ничего не получается, у нас ничего не получается.
– Почему нельзя адекватно на всё реагировать? – я стал приближаться чтобы поставить её на ноги, – неужели нельзя спокойно на всё реагировать…
– Хватит меня обвинять! – она вскочила, – хватит меня обвинять!!! Хватит! – завопила она через слёзы, – почему Я всегда виновата? Это ТЫ ВИНОВАТ! ТЫ!
– Успокойся!
– Не трогай меня!!! Не прикасайся, ПОМОГИТЕ!!! ПОМОГИТЕ!!!
Она кинулась к столешнице и с грохотом дёрнула ящик. Зазвенели вилки ложки. В её руке появился маленький нож с деревянной ручкой. Такие продаются на рынках. Из-за плохого метала они стоят дёшево и легко точатся, даже о камень, даже о прутья лестничной клетки. Вот и наш был хорошо наточен.
Нож дрожал на весу, а я стоял на месте. Её лицо горело краской. В этом исступлении, с сосками наружу Маша выглядела одержимой. В этот момент я вдруг подумал, что если бы сейчас поднял руки, и с нежной улыбкой человека, которого она когда-то любила и, наверное, любит сейчас, сказал что-то типа: «Миленькая, ты что, с ума сошла, я же люблю тебя. Я же просто хочу, чтобы мы отдохнули, и наконец были счастливы, милая…», – она бы точно принялась себя резать. Но приходилось молчать. В таких ситуациях нужно попытаться успокоить, но я не мог открыть рот и, что самое поганое, – смотрел на неё с упрёком. Увидев, что я не собираюсь ничего говорить, её пальцы разжались и нож безжизненно упал на пол к остаткам сервиза, – затем отскочил, сделал кувырок и упал на то же самое место. Её рука в принципе отражала многое: в локте и плече она продолжала сохранять боевую позицию, а кисть мёртво болталась в воздухе. После этого она схватилась за голову, словно закрывая уши. Интуитивно, в долю секунды я посмотрел на окно сзади неё и увидел, что форточка во двор была открыта. И она, смотря мне прямо в глаза, издала душераздирающий крик. Это всегда была боль, но сейчас я испытывал физическую, у меня зазвенели перепонки и всё нутро. Я понимал, что она кричит в последний раз. Задыхаясь, она бросилась к двери. У меня подкосились ноги, и уходило сознание, я оперся о стену. Отдышавшись, я вспомнил скрежет обоих дверных замков.
Входная дверь была открыта я побежал по лестнице.
– Немедленно прекратите! – доносились с лестничной клетки. – Сейчас полицию вызовем. Что там опять такое?!
Двор шёл в две стороны: на лево – в сторону рынка, мы никогда не ходили, а справа мы приезжали и приходили. Туда я и побежал. На середине дороги валялась какая-то верёвка – пояс от халата. По сторонам мелькали тёмные силуэты, им было любопытно. Маша бежала босая, с развивающимся позади халатом, время от времени освещаемая оранжевыми фонарями.
волосы махровый халат
темнота улицы
волосы махровый халат
темнота улицы
волосы махровый халат
На встречу вышел парень. Коротко стриженный, очень высокий. Не зная как обратиться, он просто прожигал её взглядом, потом что-то сказал. Когда я пробежал мимо, он всё еще смотрел ей в след. Она готова была рухнуть на асфальт. Я подхватил её.
– Пойдём домой, пожалуйста. Пойдём.
Она ничего не видела. Я запахнул её голое тело и слегка потряс.
– Приди в себя. Пойдём. А?
У нежилой пятиэтажки трудно было что-то разглядеть, но она всё равно была вся синяя и мокрая, с большими тёмными пятнами. Она перевела на меня взгляд и несколько секунд смотрела.
– Данила, отвези меня…кажется…мне очень плохо, Данила. Отвези меня домой.
– Давай-давай, поехали.
Она стала выскальзывать из моих рук. Сознание она не теряла и глазами продолжала бегать по тёмным углам. Я запрокинул её на руки, запахнул халат и двинулся обратно.
– Пошли-пошли. Всё-всё.
То тут, то там нас не оставляли люди. Один из них был тот высокий парень. Он стоял чуть дальше места, где я остановился в первый раз и теперь курил сигарету у гаража. Никогда его раньше не видел.
У подъезда стало понятно, что ключики-то от нашей квартирки остались внутри, а дверь внизу на магните. Два шага от подъезда и толпа чаек на балконах, точнее они больше напоминали сеть отстранённых, но не очень, летучих мышей, пригревшихся на стене пещеры. Всем вдруг понадобилось покурить перед сном. Дай только шанс, позволь порадоваться, что этой весной, этим городом, прямо тут под носом творится всякая херня. Я поставил Машу вертикально, но всё равно придерживал, она не отводила рук от груди.
– Откройте дверь, пожалуйста. – крикнул я наверх.
Никто не сдвинулся с места. На этаж выше жил мужичок, имён друг друга мы не знали, но временами были достаточно приветливы.
– Эй, открой пожалуйста. Ты ж…меня знаешь, я под тобой…живу.
Все уставились на него. Он, словно понимая, в какую ситуацию я его поставил, выдавил из себя самым недовольным тоном
ЩАС
Потом исчез. Я осмотрел людей. Все нависали над нами как верхушки деревьев в ночной глуши. Никто не проронил ни слова. Дверь не реагировала, и только я понял: нужно нажать номер квартиры, как услышал.
НУ-У, ты особого приглашения ждёшь? Нажми звонок!
Каковой номер? Какой номер?!
ЧТО?
Какой номер квартиры?!!
Он хмыкнул, я видел его белую майку, потом сказал мне цифру, я добавил B.
кля-кля-кля-кля…
Дверь в квартиру была приоткрыта, как мы её и оставили.
– Я сейчас вызову скорую. Хорошо?
– Никакой скорой. Дай мне воды.
Она сказала, какие нужны таблетки и я раскопал их на полке.
– Может…
– Всё-всё, – она махнула рукой, – всё, иди.
Казалось, она тут же развалится на ручки и ножки. Поняв, что мы здесь вдвоём, она наконец запахнулась. Когда я выключал свет, Маша шаталась на кровати и смотрела в пол.
– Даня.
– а.
– «Такой-то» ко мне клинья подбивает. Пишет постоянно. Я отвечаю, но так… просто знай эту…это. просто, чтоб ты знал.
– Хорошо.
Мой приятель. Через месяц после развода, он со мной заговорит словно невзначай, так, спросит что-то, похихикает, но было понятно зачем это всё. Я поговорю-поговорю. Меня даже не хватит на то, чтобы вмазать этому пидорку. Я не ударю его, просто развернусь и пойду в обратку, в какое-то место, которое не требует торопливости, на улицу, например, во двор. Мы больше с ним не общались и потом уже не помнили, что каждый из нас думал, по каким-то жизненным и бытовым вопросам. А сегодня я просто прикрыл Машину дверь, точнее дверь в нашу с ней спальню. В двери было четыре прямоугольные стеклянные вставки.
Прошёл где-то год. В моё новое жильё позвонили, потом постучали, потом позвонили. Через минуту всё повторилось. Входную дверь приоткрыла моя соседка. До меня доносилась их трескотня. Это была единственная двухэтажная квартира, которую мне довелось видеть на своём веку и тем более снимать, было неплохо. Жанна приоткрыла мою дверь и показала свои заспанные серые глаза.
– Даня, там… Харли или Барлии, я так и не поняла, иди сам разбирайся.
Голова просто раскалывалась. Я дрых в тапочках. Гардина крутила нежные волны от открытого окна, так отстранённо, словно ничего больше и не существовало – это было и прекрасно, и отвратительно одновременно. Жанна была в «китайском» халате и пухлых бежевых тапках, которые у меня вызывали и умиление, и тепло внизу. Я уже свыкся, что она не любила никаких гостей, кроме своих собственных и временами Макса, но только временами.
Второго парня я никогда не видел, но он явно был удивлён. Я просто в ужасной форме, но это только из-за вчерашнего. Вчера у дочки Никитоса был день рождения, а потом мы пошли его праздновать, как богатые люди, что означало нажраться в парочке мест. Это был приятный вечер.
Не помню точно, о чём мы базарили. Макс заблочил их, чтобы они не ебали ему мозги. То шоу, про которое Никита базарил, попёрло, и когда оно попёрло, Макс решил из него съебаться.
Ебанулся? – спросите вы.
Уже давно, – отвечу я.
Хотя для этого и были свои, чудовищно бессмысленные причины. Я сказал, что ничем не могу помочь. Ах да, Арби спросил, почему я не иду к ним. Он хотел меня поддержать, чтобы я не чувствовал себя обделённым, мы же друзья. Арби хороший парень, самый необидчивый из них, из нас. Я поблагодарил и посмотрел на второго. Однорукий рассматривал меня. Уже тогда я почувствовал, что всё его поведение, характер, каким-то странным образом, подпитывались от человека, что стоял рядом с ним. Словно толстяк создавал нужные вибрации, те самые вибрации, которые помогали однорукому двигаться, дышать. Знал бы я насколько моё похмельное чутьё попало тогда в точку, ничего бы не изменил в своей жизни.
– Даня, слышь меня?
– Да, я же стою здесь.
Во время этой пустой болтовни из кухни я услышал Жаннины чертыханья. Она меня окликала, потом, матерясь, шарахалась из стороны в сторону и причитала. Арби я что-то наврал и быстро их выпроводил. Только я повернулся – увидел свою опухшую соседку.
– Меня достали эти мухи!
Я уже долго не убирал у Бони, моего кролика, и в залежах её дерьма скапливались личинки мух, и их было до хрена. Раньше мы с Машей этим занимались, теперь я просто не поспевал за моим питомцем. Жанна поднялась наверх, а я стал вычищать клетку. Потом открыл окна и поднялся тоже.
Она резко открыла дверь. Почти с меня ростом, очень красивая.
– Хватит показываться людям в таком виде. Ты ужасно выглядишь.
Я засмеялся и сказал, что Арби хороший парень. Она продолжила.
– Ну серьёзно. А они как специально подгадывают, чтобы припираться сюда.
Мы ещё не на столько друзья, чтобы она говорила, что мне делать, но она уже говорила. У неё хрипловатый голос, но всё-таки женский, тонкие длинные волосы и шея, шикарная задница и такие же бойкие стоячие сиськи. Мы потопали вниз. Когда она села за стол, то опять стала дымить своей дудкой. Этим электрическим выпердышем. Абрикос? Не смешите меня! Не смешите никого, пожалуйста. Это палёная вонь недоваренного яблока и жареных ногтей.
– Хочешь? – спросила она.
– Давай.
– Нет. Его надо как кальян. Понял? Понял, что значит – «как кальян»? Сразу дыши грудью. Нет, ты опять не так делаешь. Вдыхай.
У меня вышло, получился пар.
– Вот так, только сильнее.
Теперь пара было до хрена. Затем сделал очень глубокий вдох и кашлянул, попытался выдохнуть, но ничегошеньки не вышло. Я посмотрел.
– Не надо было слюну глотать, – сказала она.
– А что теперь будет?
– Ничего.
Она забрала свою дудку. Теперь эта химическая дрянь внесёт смуту в тон моих прокуренных братьев. Мы выпили кофе.
В обед она сама вызвалась сварганить нам что-нибудь. Она чистила зубы обычно в это время и пока полоскала горло, её волосы тянулись до поясницы как ветки ивы до тихого источника. Мы решили съесть по два яйца. Сперва она разбила их в чашку так, чтобы не растёкся желток. Подсолила и вылила на сковородку. Яичница выходила реально неплохой – когда был сыр, она была с сыром. Фишка в том, чтобы поджарить яйца с одной стороны и перевернуть на другую, так сказать, запаковать желток, чтобы убрать эту мерзкую слизь. Сегодня впервые было сразу так много яиц за раз, сразу на двоих, из чего вырисовывалась главная трудность, она заключалась в перевороте. Для этого обычную свою порцию она разрезала лопаточкой и по отдельности переворачивала каждое, это был самый надёжный вариант, хотя всё равно было не просто, желток легко мог растечься, тут нужна была рука мастера. Но сейчас яйца так здорово глазастым кругом растеклись по сковородке, что резать это было бы просто кощунством.
– Подожди, – сказала она и, сняв сковородку с огня, повернула её ко мне.
Затем она сосредоточилась как могла и, предварительно замутив несколько амплитудно-верных преддвижений, решила перевернуть яичницу на законную обратную сторону, подбросив её вверх, как подбрасывают блины. Я не стал её останавливать, меня и так тошнило. На мгновение белый диск в воздухе сделал переворот восьмёрки и падая вниз, разрезался о борт сковородки. Вжух! Прямо как ножницами сработано. Не знаю, как так получилось, но желтки разбрызгались во все стороны в таком количестве, словно все шмякнулись на пол со второго этажа. Я стал смеяться. Жанна нервно бросилась вниз, и мы принялись отмывать пол. Потом она тоже стала хихикать. Я обозвал её свиньёй. Пока она оттирала желтки у меня перед носом маячили её сиськи.
Когда закончили, мы оба услышали, как наши тапки липнут к полу. Это был первый раз, когда она мне готовила, а не наоборот.
– Потом ещё вымоем, – сказала она.
– Хорошо.
– Давай уже что-нибудь поедим?
Часть вторая
Пандемия уже бушевала вовсю, и по суставам моей мамы она ударила сильнее, чем те могли подумать. Мы приехали в больницу. Ждать её часа два. Хоть я и безработный, я говорю, что времени у меня в обрез, но ради неё – подожду. Недавно я продал свои скины в CS GO: штык-нож, калаш и дигл, оставил какую-то дешёвую хуйню. Но теперь у меня было больше тысячи баксов наличкой. Ставлю машину в тени деревьев. Тут недалеко площадь, в этот момент она пустует и набирается сил непонятно для чего, ведь на ней никого не бывает. В центре фонтан, который никогда не работает, недалеко новое здание прокуратуры и спортивный комплекс. Фонтан в углублении в охрененно крутых ступеньках. Сажусь на вторую. Пара камней вдавливаются в задницу, я стряхнул их и всё стало лучше. Это может показаться странным, но безделье крайне благоприятно отразилось на моём самочувствии и внешнем виде. Без любви всё конечно совсем не то – утро, дорога, ебля, но минус семь кило ничем не перекрыть. Геморрой всосался обратно, а зрение откатило назад и стало лучше. Мимо шла очень красивая девушка. Она шла со стороны парковки и прокуратуры в сторону невысоких домиков и витиеватых переулков. Очень хороша. Чёрные очки, ветер. У меня тоже чёрные очки! Руки поблескивают чудной дешёвой бижутерией. Я готов её ценить каждое утро. Она заморочена и ошибочно полагает, что большие линзы скрывают это. Волосы в хвосте, пышная белоснежная рубашка и о – святые небеса, БАЛЕТКИ! В таких водят машину, но она их не снимает, потому что болят ноги. За этот год я ни разу не натянул туфли, хотя они мне и идут. Наверно ей дышится легче здесь, она просто отдыхает. Милашка. В госорганах сейчас с масками строго, даже «подгузником» не натянешь. Тончайшая рубашка просвечивалась, и через каждые несколько шагов спина чуть темнела и вырисовывалась застёжка лифчика. Фраза – «белый верх, черный низ» вызывает отвращение, в то время как при чёрном верхе белом низе в воздухе красуется горячий испанский юг. Камень под трубами, из-под которых должна бить вода, окончательно потрескался, кажется, его и вовсе не существует.
Из-за деревьев появился силуэт, потом ещё один. Они двигались легко, я посмотрел. Встал со ступеньки и направился наперерез. Не может быть. Та, что постарше – бывшая подруга моего брата, она мне всегда нравилась. Выбросил сигарету.
– Привет!
Гимнастки с хвостом, в черных очках похожи друг на друга как черепахи под солнечными лучами, особенно, если они мать и дочь. Она меня вспомнила, мы что-то вспомнили, у нас ничего не могло получиться. Но она всё равно мне всегда нравилась. Наверно, радость, с которой я налетел приятно удивила её. Она подняла очки на голову и расплылась в улыбке. Просто на улице начиналось лето, вот мы и улыбались.
– Выглядишь чудесно!
– Ты тоже.
Классическая тренерша – натянутая стойкая улыбка и большие миндалевидные глаза. Ей уже под сорокет, но она старается держаться, это видно по одежде.
– Что ты здесь делаешь? – спросила она.
– Э-э, маму на процедуры привёз, – я показал в сторону больницы.
– Я и не знала, что там есть больница. Теперь буду в курсе.
Вторая, та, что помоложе, но одного с ней роста, была её дочерью. Я видел её в «Инсте»: её мать выставляет фотки с её успехами намного чаще, чем своих подопечных малолеток.
– Моя дочь, Кристина.
– Очень приятно. Тем более, что мы знакомы.
– Знакомы?
