скачать книгу бесплатно
– Подойдите ко мне, святой отец. Подойдите, не бойтесь, я не улечу, как ангел… И если верите в силу святой воды, окропите меня, благословляя…
С этими словами она сама медленно перекрестилась и развела руки в стороны. Лицо её стало серьёзно.
Монах пошатнулся. Неуверенно, как по шаткому мосту, сделал несколько шагов и вдруг повалился на колени.
– Свет! – закричал он на всю площадь. – Смотрите все – свет осеняет её чело! Это ангел! Хвала Всевышнему! Он послал нам нового Спасителя!
Жанна недоуменно осмотрелась. Монах был очень убедителен, но ей всё равно показалось, что собравшиеся на площади люди будут только смеяться. Однако, не смеялся никто. Напротив, жители Труа словно просветлели лицами и с благоговейной надеждой взирали на то, как священник распростёрся в пыли перед девушкой. Стой она ближе, наверняка, принялся бы целовать ей ноги.
– Святая! – кричал он, между тем, с ликованием даже более пылким, чем было то отчаяние, с которым отец Ричард, ещё вчера, предрекал конец света. – Покайтесь, люди, как каюсь теперь я! Не с ней, а против неё плетёт свои козни нечистый враг рода человеческого! Это он мутит наш разум, отвращая от ангела, но Святая Дева принесла мир и избавление от лукавого! На колени! На колени все! Кайтесь!..
Толпа на площади пришла в движение. Измученные страхом люди живо отреагировали на слова «мир», «спасение» и пали на колени, радуясь, что не будет резни, обещаемой всю последнюю неделю.
– А конец света? – спросил младший из служек, так и замерших в окне, из которого они следили за происходящим.
Старший очнулся, вполз в комнату, сел на пол.
– Конец света? – переспросил он, когда младший опустился рядом. – Не знаю… Я ничего не понял, но, вроде, не будет…
Предместья Руана
(июль 1429 года)
14 июня французскому воинству открыл свои ворота Шалон, где Жанну ожидал сюрприз – встреча с дядюшкой Лассаром и несколькими земляками, которые, как они сказали, прибыли проведать свою Деву по просьбе её родителей.
Узнав об этом, Клод испугалась, что кто-нибудь раскроет их подмену. Но, видимо, дядюшка всех предупредил. И, глядя, как ослабевают натянутые в первый момент, улыбки, она и сама быстро успокоилась, радуясь встрече и застенчивым, ничуть не удивлённым взглядам, которые бросали на неё, приветствуя Жанну.
И хорошо! Клод с затаённой гордостью подумала, что люди, которых она знала и любила с детства, проявили то самое благоразумие, которое свойственно людям, живущим бесхитростной простой жизнью без особенных запросов. Какая им, в конце концов, разница, кто принёс мир в их места?
Жанна тоже была рада повидать земляков. Расспрашивала обо всём и обо всех, задавала вопросы, и очень трогательно интересовалась в первую очередь теми, с кем дружила именно Клод. Даже дядюшка Лассар это заметил. Да и остальные тоже, потому что все они очень скоро оживились и стали чрезвычайно подробно рассказывать сами, то и дело косясь в сторону д'Олона, за спиной которого Клод и стояла.
На прощание кто-то простодушно спросил, как это Жанна, такая робкая до сих пор, ходит в сражения и ничего не боится, и в ответ, после короткого молчания, внезапно прозвучало:
– Я боюсь только измены…
Вот как! Измены…
Никто, кроме Клод не придал этому особенного значения. Да и сама Жанна, словно тут же забыла о сказанном. Но то, как она это произнесла заставляло думать, что слова эти пришли на ум не просто так.
С того дня и появилось у Клод неприятное, тревожное, то ли уже чувство, то ли пока предчувствие.
Что-то вокруг Жанны неуловимо менялось. Что-то наползало чёрной тучей, неясным страхом, и превращало предвкушение скорой и счастливой развязки в ожидание неминуемой беды…
Сначала Клод просто испытала волнение, причин которому, кроме странных слов Жанны, вроде бы не было, и решила, что виной всему неожиданная встреча с земляками, разбередившая душу. Но вот прошло два дня, а волнение не унималось и дёргало изнутри в самые беспечные минуты, словно говоря: «Эй, не расслабляйся! Всё не так уж и хорошо…».
Поддаваться этому страху не хотелось. Отгоняя его прочь, девушка даже попыталась убедить себя, что расстроил её пасмурный день, сменивший долгую череду дней солнечных. Но, когда тучи рассеялись, когда снова засияло солнце, а волнение ничуть не прошло, она, не то чтобы сдалась, но стала искать его причину среди прошедших событий.
Вот и сегодня, во время привала, когда Жанна удалилась в шатёр, поставленный для дофина, обедать со всеми военачальниками, а Жан д'Олон ушёл с Раймоном проверить подковы у коней, Клод, оставшись в одиночестве, поднялась на высокий холм, у подножия которого они разбили лагерь, и легла в траву, в надежде отвлечь себя видом бегущих облаков, потому что беспокойство ей уже попросту мешало.
Всё было слишком хорошо… Так хорошо, как никогда ещё не было. Армия двигалась стремительно. За три дня, что прошли со дня сдачи Труа, дофину присягнули и Бюсси-Летре, и Шалон-сюр-Марн, открывший не только свои ворота, но и прямую дорогу на Реймс. Этот бескровный поход словно преобразил страну, во всяком случае, в той её части, которую уже прошли. Войско, не потерявшее ни одного солдата, всё полнилось и полнилось добровольцами. Им не только открывали ворота сразу – их ждали, как освободителей, самостоятельно разоружая англо-бургундские гарнизоны и радостно приветствуя… Приветствуя, конечно же, дофина – вчера, в Шалон-сюр-Марн, ему восторженно кричали: «Да здравствует Шарль Седьмой король Франции!»… Но, в то же время, – и это видели все – в большей степени приветствовали Жанну.
Клод медленно закрыла глаза.
Может быть, в этом всё и дело? Может, причина её беспокойства в том, как раз, и кроется, что улыбка Жанны, радующейся очередной бескровной сдаче города, становится всё беспечнее, а улыбка дофина, принимающего ключи от городских старшин, всё более натянута? Жанна не чувствует своей славы, тогда как дофин… Господи, неужели он завидует?!
Клод села. Перед глазами встало лицо неприятного министра Ла Тремуя, который всегда смотрит на Жанну так, словно испачкался и хочет вымыть руки. Под Труа она случайно услышала его слова о том, что города сдаются из страха перед мощной армией, благодаря слухам о колдовстве, и все те, кто восхваляет Жанну, только вредят делу дофина.
И слово «измена» тогда тоже всплыло…
И было видно, как он злобен, этот министр! Неизвестно, что наедине слышит от него дофин, который до сих пор, даже тут, в двух шагах от Реймса, дрожит и бледнеет, как будто тоже испытывает беспокойство.
А ещё монах из Труа! И та женщина, что прибилась к войску в самом начале похода!.. Везде, где только можно, они на разные лады кричат, что Дева святая. И недавно, прислушавшись к их словам внимательнее, Клод себя еле сдержала – такое впечатление, что они сговорились погубить Жанну глупыми восхвалениями, не имеющими ничего общего с действительностью! Женщина говорила о каких-то видениях, о том, что некая белая леди приходит к ней, одетая в золотые одежды, и велит, дескать, всякому, кто имеет золото, серебро, или какое-то скрытое сокровище, немедленно принести всё это Деве, которая сокровищами заплатит своим солдатам. И, что каждый, кто скроет что-нибудь, будет выявлен и предан жестокому суду и поруганию, потому что Дева всё знает, всё видит, и способна найти любое сокровище, которое хотят от неё утаить!
А монах договорился до того, что Жанна – это истинная помазанница Божия, едва ли не выше самого папы, – и ведёт она к престолу законного короля, как наместника на земле! Так что выходило, будто коронация дофина – это нечто вроде посвящения, где Жанна является восприемницей, то есть лицом, полномочия которого куда значимее королевских!
Клод ощутила, как беспокойство её усилилось.
Эти разговоры совсем не нравились ей, и, скорей всего, из-за них всё и стало меняться! Дофин явно сердит, и, дело тут, конечно, не в зависти… или не только в ней. Клод стала вспоминать, что Жанна рассказывала про первую встречу с Шарлем, про то, как увидела в его глазах, такое знакомое и ей, сомнение в своём праве. Вдруг это сомнение снова вернётся вместе с чьим-то злобным шепотком? Новая Дева, чтобы развеять их, не придёт, а Жанна, из спасительницы превратится в соперницу, которую обязательно захотят как-то убрать!
Клод сцепила в замОк ледяные от страха ладони. Она понятия не имела, что нужно делать, чтобы исправить положение! Разве только поделиться своими опасениями с Жанной? Но сможет ли и она прекратить этот поток опасных восхвалений? Всем рты не заткнуть, особенно тем, кто делает это не из добрых побуждений.
Клод опустила лицо в ладони. Раньше она бы и представить не смогла, что, после всех побед, Жанне будет желать зла кто-то, кроме англичан. Но теперь, окунувшись в этот чуждый мир непонятной ей придворной политики, приходилось признавать даже самое абсурдное – среди ближнего окружения недоброжелателей тоже хватало. И давние предостережения герцога Лотарингского вспомнились вдруг сами собой. Впрочем, он тогда говорил что-то о некоей защите, которая у Жанны есть… Ах, знать бы… Дай Бог, чтобы она оказалась действенной…
За спиной почудились тихие шаги, и девушка обернулась.
Барон де Ре неторопливо шёл к ней, неся на согнутой руке, как корзину, свой походный шлем. Всем видом он словно говорил: «я тут случайно, но настроение хорошее, есть время для беспечного отдыха и можно составить компанию даже мальчишке-пажу». Однако, Клод почему-то не сомневалась – барон здесь не случайно и искал именно её.
– Судя по всему, как паж Девы, ты питаешься только святым духом, – с обычной ухмылкой заметил де Ре. – Хотя, сама она только что отобедала весьма плотно, как и все мы, и я в том числе. Было вкусно. А хороший обед всегда действовал на меня умиротворяюще. Сам себя не узнаю – до того хочется чего-нибудь благодетельного… Так что, держи. Тут по дороге целые заросли, а мне нечего было делать…
С этими словами барон протянул девушке шлем, до половины наполненный лесной малиной.
У Клод, почему-то, перехватило дыхание.
Она попыталась встать, но де Ре присел рядом, махнув ей, чтобы оставалась на месте, сорвал травинку и блаженно развалился на траве.
– Вижу, тебя что-то огорчает, – сказал он, покусывая сорванный стебелёк, когда вдоволь насладился стрекотом кузнечиков. – Скорбная поза, уединение… глаза вон на мокром месте… Не хочешь поделиться?
Клод отрицательно покачала головой. Низко опустив голову, она ела малину и еле сдерживала слёзы, которые, действительно, в одно мгновение, непонятно из-за чего навернулись на глаза.
– Жаль, – пожал плечами де Ре. – Может быть, как раз я, смог бы объяснить, что всё не так страшно, как тебе кажется.
– Откуда вы знаете, ЧТО мне кажется?
Де Ре засмеялся.
– Я наблюдательный. Разве ты не заметиЛА?
Клод замерла, не донеся до рта очередную ягоду. В первый момент ей захотелось поправить барона, изобразить негодование, обидеться, наконец! Но перед глазами покачивался на коленях шлем с малиной, сквозь который, вызванный воображением, проступал совсем новый образ этого, вечно насмехающегося, рыцаря, трогательно обирающего ягоды с кустов. Обирающего теми же руками, которыми, тогда, под Турелью, он сжимал окровавленный меч, не подпуская к ней никого из врагов… Клод знала, что кусты эти совсем не по дороге – она любила малину и обязательно бы заметила, идя сюда – значит, барон искал малинник… сделал крюк, чтобы принести ей ягод… Из-за этого всякие лживые слова казались неуместными. И, в конце концов, они с Жанной давно, ещё под Орлеаном, поняли, что де Ре не обманывается, относительно того, кем на самом деле является паж Девы, но, судя по всему, никаких лишних и неудобных вопросов задавать не собирался.
Еле заметно она кивнула – дескать, да, заметила – и тихо произнесла:
– Тогда скажите, что всё не так страшно.
– Если буду знать, что тебя пугает – скажу.
– Но я не смогу выразить это словами…
– Значит, и говорить не о чем. Когда сама не знаешь, чего боишься, выходит, что не боишься ничего, и просто хочешь, хоть чего-нибудь бояться.
Клод засмеялась, не поднимая опущенной головы, но крупная слеза выдала её, упав со щеки прямо на ягоды.
– О-о…, – барон выдержал паузу. – Неужели всё так серьёзно?
Клод кивнула.
– А я думал, только меня одного не радует лёгкость этого похода.
Быстро проведя рукой по глазам, Клод, наконец, решилась поднять глаза на де Ре.
– Вас тоже что-то беспокоит?
– Увы…
– Может быть, ВЫ сумеете высказать, что именно?
Теперь засмеялся он.
– Высказать… Какое осторожное слово. Я бы предпочёл – высказаться… Высказаться начистоту о том, что наш дофин не так уж отважен, не очень умён, нерешителен и завистлив. То есть, говоря по совести, короны достоин только при условии, что рядом нет никого более достойного.
Клод закашляла, поперхнувшись.
– Вы не можете говорить так, сударь – вы же воюете за него.
– За Францию – не за него. И даже не бок о бок с ним, а с Жанной. Если ты заметила, наш дофин воевать не умеет.
– А разве правителю так важно уметь воевать?
– А разве нет? На коронации ему вручат меч. Думаешь, для подобной церемонии это случайность? Светлой памяти король Иоанн сам водил свои войска в сражения! Да и отец нашего дофина повоевал, пока был здоров. И Генри Монмут – упокой Господь его чертову душу – бился при Азенкуре в первых рядах… Короли потому и поставлены надо всеми, чтобы служить примером! И в доблести – в первую очередь.
– Может, потому люди и увязли в этой войне? – отведя глаза, спросила Клод. – У них не было других примеров, кроме королей-воителей.
Де Ре выплюнул изжёванную травинку и потянулся за новой.
– Люди будут воевать в любом случае – такова их природа. Разве в твоей деревне любой крестьянин с большим семейством не мечтал расширить свои наделы, чтобы прокормить всех? Наверняка мечтал. И, дай ему волю, отобрал бы землю у соседа. А король обременён целой страной. Ему необходимы завоевания, чтобы считаться добрым хозяином и быть уверенным в своём авторитете перед вассалами, тоже желающими иметь больше, чем у них есть.
– Это так необходимо – иметь больше, чем есть?
– А как же?! Когда все вокруг только этим и живут, глупо отставать. Нужен второй потоп, чтобы изменить сложившийся порядок. Хотя, не уверен, что и это поможет. Новые люди пару сотен лет в благости, может, и поживут. Но потом обязательно появится кто-то, кто снова подумает: «а почему бы не иметь ещё и это?». И возьмёт. И поймёт, что это хорошо…
Клод огорчённо поворошила рукой малину. Нижние ягоды уже подмялись и выпустили сок, окрасивший её пальцы.
– Выходит, вы огорчены тем, что дофин, став королём, не захочет стать захватчиком?
Ничуть не смутившись, де Ре кивнул.
– И этим тоже, как иначе? Я барон, и мне, как всем, хочется иметь больше и больше. Но, чтобы иметь это «больше» законным путём, нужен предводитель – Божий помазанник, захватчик, – назову его так, если хочешь, – но благословленный небесами. Такой, рядом с которым можно остаться в Истории! Королей-миротворцев не помнит никто, потому что они скучны. А Цезарь, Александр Македонский, Карл Великий… да, что там – даже Монмут, не к ночи будь помянута его душа, – все они здорово встряхнули этот мир, который их уже не забудет. И, между прочим, если посмотреть на вещи беспристрастно, не залезь король Гарри своим сапогом в наше сонное королевство, не появилась бы и Жанна. Будь дофин, хоть наполовину, таким же, как она, я первый бы сказал, что он именно тот предводитель, за которым можно идти, не стыдясь за его цели, доблести и не сомневаться в его правах вести за собой к любой цели с положенной доблестью.
– А сейчас вы сомневаетесь?
– Я – нет. Однако, договор в Труа был подписан, и для многих, по сей день, является документом единственно законным. – Де Ре кисло скривился. – Но, даже если принять во внимание обстоятельства и всякие политические интриги, на многое можно было бы закрыть глаза, прояви себя наш дофин более мужественным и решительным. Однако, факт остаётся фактом – он очень хочет положить себе на голову корону, но ответственности, которая ляжет вместе с ней, боится, как огня.
Клод сосредоточенно собрала мятую малину в горсть и отправила в рот.
– Выбрось, там уже нечего есть, – заметил де Ре.
Но девушка отрицательно покачала головой. Образ рыцаря, собирающего для неё ягоды, при всем несоответствии с его теперешними речами, никак не отпускал. Ей было жаль каждой этой ягоды, и, несмотря на то, что они превратились уже в настоящий кисель, Клод решила доесть все до одной.
– Я что, расстроил тебя ещё больше? – спросил барон.
– Нет. Меня огорчало совсем другое.
– Правда? – Рыцарь искренне удивился. – А я думал, тебе тоже не по душе то, что Жанна, с её великой миссией, тратит свои силы ради ничтожной цели.
– Она в своей миссии не вольна.
– Вот именно!
Де Ре, как будто, только этих слов и ждал.
Рывком усевшись возле Клод, он выплюнул травинку, забрал у девушки шлем, словно он мог помешать разговору, и зашептал азартно и страстно:
– Я даже скрывать не буду, что никогда не верил во всякие чудеса, будь они от Бога, от Дьявола, от папы римского, или от сумасшедшей, вроде нашей Катрин..! Я и теперь не верю ни во что, кроме одного – Жанна необычна, как настоящее чудо! Кем бы она там ни была на самом деле, не может просто так случиться, чтобы девушка обладала этаким военным чутьём, такой отвагой и силой – воистину рыцарскими – и таким разумом, просто ради того, чтобы на трон Франции сел непонятно кто!
– Дофин законный король!
– Только потому, что рождён от короля и королевы? Но, если поверить его матери, что останется тогда? Бастард, наделённый сомнительными правами, в которых он же, первый, и сомневается? Без отваги, без твёрдых убеждений, а если послушает Ла Тремуя и затеет переговоры с Бургундцем, отца которого убил, то останется ещё и без чести! Тогда, как Жанна – совсем иное дело… Меч Мартелла сам лёг в её руку[9 - На коронации французским королям вручался Жуаньез – самый знаменитый из мечей Карла Великого, прозванного Мартелом. Меч, который был у Жанны, другой, но де Ре имеет в виду сам факт преемственности, который уже совершился.]! Сейчас её любят и почитают, как посланницу Божию, особенно после того, как этот английский монах уверовал в неё, подобно святому Павлу. А что будет, если на самом деле объявить её помазанницей, как он говорит?!
Клод отшатнулась, но де Ре, похоже, вполне был готов к такой реакции.
– Сама подумай, что она станет делать после коронации? – зашептал он, придвинувшись ближе. – Ты можешь представить её, живущей, как раньше? Вернётся ли она, или останется при дворе – это будет не её жизнь! После того, как сражалась, вела за собой войска… после всей этой власти, которую она и приняла, и распорядилась которой по-королевски достойно, оказаться в стороне? Выйти замуж – хоть бы и за Алансона – нарожать детей и сидеть в каком-нибудь замке на привязи по примеру наших прочих дам?
– Она сама это решит.
– Нет. – Де Ре покачал головой, не сводя глаз с лица Клод. – Если сейчас судьбу Жанны вершит только Бог, то потом все права на её жизнь получит король.
– Что ж, она сама наделит его таким правом и подчинится, как и следует. Иначе, ради чего всё это было?
– А если бы и Жанна оказалась королевской дочерью, что бы ты тогда сказала?
