скачать книгу бесплатно
Глава 3
– Мартин, ты идёшь? И мне не терпится узнать, что у тебя там? – Джонни настойчиво тянул юношу за рукав, изо всех сил пытаясь обратить на себя внимание.
Тот ответил не сразу, продолжая смотреть на пустой экран, словно это было его сознанием, в глубине которого он зацепился за что-то давно потерянное и забытое, но такое родное. Наконец его взгляд сфокусировался на Джонни.
– После того, что я сегодня увидел, даже не знаю, – сказал Мартин.
– Хорошо, давай я передам на время это пока своему помощнику Себастьяну в хранилище, потом мы сюда вернёмся. Пойдём, я познакомлю тебя с Генри.
Из соседнего зала доносились звуки чудесной мелодии вальса Штрауса. Аукцион подходил к своему логическому завершению.
Всё ещё находясь под впечатлением от увиденного, Мартин скорее машинально пошёл за Джонни, который увлекал его в кипящий водоворот событий.
– Генри, позволь представить тебе очень интересного молодого человека, – проговорил Джонни и слегка подтолкнул юношу к джентльмену, который, не обращая никакого внимания на присутствующих, продолжал что-то записывать в изящную серебристую книжечку.
– Мартин – тоже художник, он только начинает, пробует себя. У него к тебе масса вопросов. Господа, вы не будете против, если я вас оставлю? – нарочито вежливо спросил Джонни, тут же переключившись на окружающих и одновременно высматривая рыжеволосого джентльмена, который, явно перебрав спиртного, пытался обратить на себя внимание одной из присутствующих здесь дам… Затем Джонни поклонился и, не дождавшись ответа, поспешил удалиться.
Генри Говард, видимо, был человеком немногословным. Никак не отреагировав на вопрос, он повернулся спиной к Джонни, оказавшись прямо напротив Мартина. Это был высокий мужчина лет пятидесяти с болезненно худым лицом и взглядом таким глубоким, что, казалось, будто ты проваливаешься в какую-то бездну. Мартин впервые видел человека, который общался одним только взглядом.
– Рад знакомству, – проговорил он и протянул руку, чтобы поздороваться.
Ответив на рукопожатие, Генри изучающе посмотрел на симпатичного, провинциального, как ему показалось, молодого художника, внешне похожего на известного английского политика-реформатора девятнадцатого века Артура Этерли, чей портрет однажды был представлен в одном из американских музеев.
В следующую минуту Генри Говард взял два бокала шампанского с подноса подобострастно склонившегося и весьма услужливого официанта, больше похожего на осведомителя или детектива.
«Какой необычный вид у этого официанта, – решил Мартин, – колкие, узкие глазки и очень серьёзное лицо, как будто он кого-то боится».
Один бокал Генри вручил Мартину, второй приподнял в знак приветствия… Он всё делал медленно и деликатно, словно эти движения были элементами танца. Ощутив свежий и бодрящий вкус изумительного шампанского и придя в себя от сиюминутного замешательства, Мартин набрался смелости и спросил:
– Скажите, Генри, как вам удалось написать такой потрясающий портрет? В чём секрет? И кто эта женщина? Она – профессиональная натурщица?
Генри смерил юношу взглядом, словно оценивал его потенциал в этой жизни, затем задал встречный вопрос:
– Вы действительно хотите это узнать?
Мартин смотрел в лицо Генри, и мысли начинали путаться. Его поразил на удивление низкий голос этого загадочного англичанина, который говорил по-французски почти без акцента.
– Что вы предпочитаете? Какие картины пишете? – после некоторой паузы снова спросил Генри.
– Пейзажи, портреты, – ответил Мартин. В этот момент ему показалось, что это не он отвечает на вопросы, а кто-то другой. – Вы очень хорошо говорите по-французски, – заметил юноша.
– Мне дали прекрасное образование. Я свободно говорю на четырёх языках. К французскому у меня особое отношение. Франция – страна великих гениев и зачастую нераскрывшихся талантов. Мне бы хотелось взглянуть на ваши работы, молодой человек. Они здесь есть?
Мартин, как заворожённый, смотрел на Генри Говарда и внимал каждому его слову.
– По просьбе Джонни, хозяина галереи, я принёс сегодня одну картину, она в хранилище, но даже не знаю, стоит ли… – проговорил он.
– Вы скромны, это делает вам честь. Пойдёмте, – Генри говорил и действовал спокойно и решительно. Глядя на него, у его собеседников возникало ощущение постоянно нарастающей внутренней силы и абсолютно непререкаемой исключительности, словно это был не человек, а Мессия…
Генри нашёл взглядом Джонни и, обернувшись на Мартина, пригласил последовать за ним.
Участники аукциона медленно расходились. Некоторые из них, желая лично попрощаться с Генри Говардом, кланялись, пожимали ему руку и пытались заискивающе заглянуть в глаза. После этого они направлялись к центральному выходу, где их ждал Себастьян, чтобы проводить и выразить надежду на «скорую встречу». Рыжеволосый джентльмен стоял тут же и, пытаясь из последних сил сохранять равновесие, отвешивал поклоны выходящим из зала гостям и завсегдатаям галереи Vieux ch?teau («Старый замок»).
– Ну, что я тебе говорил, Кларис? Даниэль Лоурен лишний раз подтвердил своё реноме пьяницы и ловеласа. И как только Роджер его терпит? Хотя, если бы не их давняя дружба со студенческих лет, вряд ли Роджер стал совладельцем самого крупного банка в Париже.
– Да, ты прав, Франсуа. И даже, несмотря на это, я получила огромное удовольствие, побывав с тобой на сегодняшнем аукционе. Спасибо.
Странный официант, похожий на осведомителя, не отходил от статного англичанина ни на шаг, словно был его личным слугой.
– Джонни, будь любезен, покажи картину, которую принёс Мартин, – сказал Генри, подходя к импозантному, одетому с иголочки хозяину галереи и посматривая на часы.
Тот открыл хранилище и пригласил всех войти внутрь. После того, как Джонни снял матерчатую упаковку и представил картину, Генри окинул её взглядом и, обращаясь к Мартину, равнодушно произнёс:
– Пейзажи мне неинтересны. Портреты у вас есть?
– Я в основном портреты и пишу, – возразил юноша – Но это уличные портреты. Ещё рисую в кафе. Иными словами, это не такие работы, как у вас. Они больше похожи на наброски на скорую руку.
Генри Говард поставил бокал с шампанским на поднос официанта и посмотрел на Джонни, давая понять, что хотел бы остаться с Мартином наедине.
Достаточно было лишь взгляда, чтобы Джонни незамедлительно вышел и закрыл за собой дверь в хранилище.
– Мартин, попробуйте написать портрет не на скорую руку и отнеситесь к этому серьёзно. Потом покажете мне. Справитесь?
– Да, – удивлённо, но довольно уверенно ответил тот.
В следующую минуту Генри достал из внутреннего кармана свою визитку и протянул её Мартину. На ней были только адрес и время – больше ничего.
– Что это? – спросил Мартин.
– Адрес говорить никому не нужно, разве что таксисту, когда вы будете уже в Лондоне. В противном случае не приезжайте. Кстати, остановиться рекомендую в отеле Royal Night («Королевская ночь»). Это в десяти минутах езды от аэропорта Heathrow («Хитроу»). Там прекрасные номера и умеренные цены…
При этих словах он внимательно посмотрел на Мартина, на написанный им пейзаж, странно улыбнулся, затем открыл двери хранилища и неторопливой походкой направился к выходу. На фоне удаляющихся шагов где-то совсем рядом снова зазвучала скрипка. Генри Говард словно растворился в этих шагах и мелодии. Мартину вдруг почему-то захотелось пойти за ним следом, и он бы, наверное, сделал это, но голос Джонни словно вывел его из транса:
– Эй, Мартин, ты куда? Ты что, пьян? Я ведь только на пять минут вас оставил.
– Да я выпил всего чуть-чуть, – ответил тот, демонстрируя свой бокал Джонни. – И дело совсем не в этом.
– А в чём тогда? Что тебе сказал Генри?
– Разговора почти и не было, так, пара фраз, основную часть ты слышал. Он дал мне свою визитку, но на ней только адрес и время. Это похоже на то, что Генри Говард приглашает меня к себе? – с робкой надеждой в голосе спросил Мартин.
– Думаю, да. Не знаю, что ты сделал, но, судя по всему, у тебя получилось. Ты ему понравился!
– Это же надо лететь в Англию, где-то останавливаться и на что-то жить. Он ничего не объяснил, просто вручил визитку и ушёл.
– А ты хотел, чтобы он тебе всё разжевал, в рот положил и денег дал? Так, что ли? – недовольно возразил Джонни.
– Он попросил меня, чтобы я никому не говорил адрес, который указан на визитке. Согласись, это странно.
– Это не странно, это – важно! Таким образом, он, скорее всего, проверяет тебя. Хочет понять, можно ли тебе доверять. Ну, представь, если к нему поедут все желающие! Я не думаю, что он раздаёт свои визитки направо и налево. Тебе просто повезло, ты родился под счастливой звездой, так что не разочаруй его.
– Что же мне делать, Джонни? На поездку наверняка потребуется немалая сумма. Ты просил меня написать картину. Может быть, поможешь мне её продать?
Джонни взял в руки пейзаж Мартина и так же равнодушно, как это сделал только что Генри Говард, произнёс:
– Ты сам всё понимаешь. Это красиво, конечно: мост, закат, лодки. А это кто на мосту – ты? Это ты себя нарисовал? – Джонни морщился всё сильнее. – Я могу это взять, чтобы просто повесить в галерее для красоты, но не для продажи. Пойми, у меня богатые клиенты, которые готовы платить крупные суммы за нечто сверхъестественное, за экстаз, понимаешь? Твоя картина молчит. Она показывает, а не выражает. А мне нужно что-то, что будет жечь изнутри. Посмотри на себя, Мартин. Ты красивый парень! Ты можешь нравиться даже мужчинам, я уж не говорю о прекрасных дамах, – при этих словах Джонни усмехнулся. – Конечно, это здорово помогает тебе в работе, но нужны другие картины.
– Ты что, тоже хочешь, чтобы я рисовал исключительно портреты? – спросил Мартин.
– Да, но по-другому – так, как это делает Генри Говард, а этому надо учиться.
Хочешь быть оригинальным и много зарабатывать? Рисуй женщин, рисуй мужчин, но так, чтобы при взгляде на картину бросало в дрожь. В картине должна быть страсть! Живи, люби, рисуй, будь чьим-нибудь любовником. Тем более, что художник и любовник – это, по сути, одно и то же. Что тебе терять? Сейчас ты просто хороший ремесленник, каких сотни и тысячи в нашем городе, и, как все они, ты – без имени и денег, а с Генри возможно всё! Так что, выброси из головы всю эту глупую, дешёвую и никому не нужную романтику… «мосты, лодки и закаты»…
Джонни всё ещё продолжал, что-то говорить, но в этот момент Мартин вдруг подумал о том, что не запомнил, куда положил визитку Генри Говарда. В карманах было пусто, в руке оставался бокал с недопитым шампанским…
«Странно, она всё время была у меня в руках. Когда же я успел её потерять?»
Он вернул бокал стоявшему рядом официанту и, пытаясь прервать Джонни, чтобы предложить осмотреть хранилище, слегка похлопал его по плечу. В этот момент визитка выпала у него из рукава, словно это был какой-то фокус. Мартин мучительно вспоминал, когда он положил её в рукав. Этого никак не могло произойти. Он точно помнил всё, что происходило в последние несколько минут.
Он поднял визитку, непонимающе оглянулся вокруг и почему-то снова направился к запасному выходу.
– Мартин, твой плащ, – крикнул Джонни, догоняя его. – Слушай, я не знаю, что с тобой происходит, но выглядишь ты не очень. Иди домой, выспись. И постарайся найти возможность в самое ближайшее время съездить к Генри. Я абсолютно уверен в том, что у тебя всё получится, а картину можешь оставить, вдруг кто-нибудь купит, хотя…
Он вручил плащ Мартину, и они расстались.
Глава 4
Юноша поднимался по лестнице не торопясь, как бы проверяя каждую ступеньку на прочность. Выйдя из галереи, он уже через несколько минут оказался на мосту, в плену непрекращающегося, противного моросящего дождя и резкого, влажного ветра.
«Какая светлая сегодня ночь, – подумал Мартин, оглядываясь по сторонам. – И почему так тихо и спокойно, как будто ничего не происходит? Пейзаж я продать не смог, и денег нет. Что же мне дальше делать? Остаётся только одно…» Он лихорадочно вспоминал детали этого вечера. Всё было как всегда и совсем по-другому. Скрипка продолжала звучать в его голове, в сознании медленно всплывал образ Генри Говарда… Как будто только сейчас он повернулся, чтобы посмотреть Мартину в глаза. В этот момент юноша очнулся от того что, вглядываясь в тёмную гладь воды под мостом, он потерял осторожность и его рука чуть не соскользнула с парапета. Наклоняясь всё ниже, Мартин пытался разглядеть своё отражение.
Наверное идущему мимо прохожему показалось, что молодой человек хочет прыгнуть с моста – так сильно он перегнулся через ограждение. Незнакомец встал рядом с Мартином, повторил его движения, и, убедившись, что у того нет никакого желания прыгать, одобрительно покачал головой, улыбнулся, отошёл на несколько шагов в сторону, затем остановился и закурил. Он всё ещё пристально смотрел на юношу, будто взглядом пытался предостеречь от неожиданного и необдуманного поступка.
Дождь, словно гениальный художник, рисовал крупными каплями по водной глади, создавая одну картину за другой. Серый саван облаков то и дело закрывал неподвижные и такие яркие звёзды. Картины на воде становились то глубокими и прозрачными, отражая высокое, синее небо, то серыми и неподвижными, и едва заметное колебание воды было чем-то вроде замедленного дыхания какого-то огромного, невидимого существа.
В следующую минуту Мартин решительно подошёл к незнакомцу и попросил закурить, забыв, что во внутреннем кармане плаща лежит нетронутая пачка сигарет. Они долго курили под козырьком какого-то дома и так и не сказали друг другу ни слова. Мартин вспомнил, как когда-то он так же долго мог находиться рядом с отцом, и, «молча пообщавшись», они шли каждый по своим делам. На улице становилось холодно, юноша кивком попрощался с незнакомцем и, подняв повыше воротник своего плаща и закутавшись в него, как в плащ-палатку, направился к Марго.
Мартин знал, что она ждала его раньше. Роджер, её муж, должен был сегодня уехать на несколько дней, и они могли провести этот вечер вместе. Дойдя до порога её дома, он достал из кармана плаща записку, которую сегодня утром кинул ему под дверь какой-то мальчишка. Мартин хотел было как следует отчитать его за шалость, но тот опрометью бросился вниз по лестнице, всхлипывая на бегу, будто плакал или был простужен.
Он развернул записку и прочитал короткое письмо:
«Любимый мой Мартин, Роджера не будет два дня, я ужасно соскучилась и хочу тебя видеть, мне нужно сказать тебе что-то очень важное. Твоя Марго».
Мартин ускорил шаг, мысленно представляя себе этот непростой разговор, но времени на раздумья не было. Он поднялся и постучал в дверь.
– Марго, открой, пожалуйста, это я, – Мартин, наверное, почти крикнул, потому что вскоре после этих слов за дверью послышался звук открывающегося замка, и уже знакомый женственный мягкий голос тихо произнёс:
– Почему ты пришёл только сейчас? Я ждала тебя раньше, мне нужно было кое-что тебе рассказать. Это важно для нас обоих.
– Мне тоже есть что тебе рассказать. Я уезжаю, слышишь?
Через приоткрытую дверь пробивался тёплый, приглушённый свет и был виден краешек цветного шёлкового халата Марго.
– Наверное, это лучшее, что ты можешь сейчас сделать, – сказала она разочаровано и хотела закрыть дверь, но Мартин её остановил:
– Ну пожалуйста, прости меня! Я хочу тебя попросить. Можешь дать мне свою машину всего на один день и немного денег в долг? Мне нужно съездить к матери на виноградник. Это очень срочно. А хочешь, поедем вместе? Проведём это время только вдвоём.
– Мартин, ты сумасшедший? Роджер возвращается через два дня. Я не могу сейчас с тобой поехать.
– Понимаю, ты злишься, что я не пришёл раньше и не могу остаться с тобой, но у меня сейчас столько событий. Ты даже не представляешь, что было на сегодняшнем аукционе. Я так благодарен тебе! Ты столько для меня сделала! Возможно, я скоро уеду в Англию учиться живописи, и если всё сложится удачно, то смогу прилично зарабатывать, и тогда ты сможешь уйти от своего мужа ко мне.
Марго вышла ему навстречу и протянула ключи от машины.
– Прощай, Мартин. Жаль, что сегодня мы расстаёмся с тобой вот так.
– Я, правда, быстро. Завтра я приеду, и мы сможем с тобой увидеться. Ты мне веришь?
– Это уже неважно, – ответила она в задумчивости. – Постарайся вернуть машину, как можно скорее. Ключи можешь положить в мой почтовый ящик.
Марго хотела ещё что-то сказать Мартину на прощанье, но вместо этого только взглянула ему в глаза, провела рукой по его волосам и грустно улыбнулась.
Он поцеловал её, не заметив, как она что-то положила в карман его плаща.
Это была их последняя встреча, когда они могли обнять и поцеловать друг друга. Марго была удивительной женщиной – всё понимающей и всепрощающей.
«И где только женщины берут силы, чтобы всё понять и простить?» – думал Мартин.
Проехав несколько кварталов, он почувствовал, что засыпает.
«Если я не посплю хотя бы три-четыре часа, то до виноградника точно не доеду, и меня, уснувшего в машине своей любовницы, найдут где-нибудь в предместье Парижа или в кювете у дороги», – решил Мартин, и уже спустя пятнадцать минут он стоял на пороге своей комнаты, пытаясь открыть изрядно покосившуюся старую дверь. Прожив около двух лет не в самом центральном районе Парижа, Мартин нисколько не сомневался в том, что это было самое убогое жильё, которое только можно было снять в его жалком положении.
Хозяин комнаты, по всей вероятности, должен был приплачивать Мартину за то, что тот за счёт своего роста и широких плеч в самую опасную минуту мог спасти эту развалюху от полного разрушения. Подтолкнув как следует дверь, Мартин не без труда попал внутрь. Было уже два часа ночи. Ему очень хотелось есть, но в этом утлом жилище никто не ждал его и не готовил еду. Он тщетно попытался запереть изнутри дверь, но вскоре бросил это безнадёжное занятие, выпил стакан воды и, не раздеваясь, лёг на кровать.
Из-за того, что по просьбе Джонни ему в срочном порядке пришлось заканчивать свой пейзаж для аукциона, Мартин две ночи практически не спал, и сейчас, едва коснувшись подушки, словно стал проваливаться в какую-то пустоту, цепляясь за края невидимого обрыва. Ему всё не удавалось схватиться как следует, чтобы попытаться выбраться из этой тёмной и бездонной ямы. Он бесконечно цеплялся и срывался снова, пока его руки совсем не ослабли, и он смог, наконец, почувствовать спокойствие и безмятежность свободного падения.
Глава 5
Мартин проснулся от ощущения, что кто-то пристально на него смотрит. Кэтрин стояла рядом и глядела на Мартина добрыми, чистыми глазами, потом улыбнулась и, протянув руку, раскрыла маленькую ладонь.
– Будешь печенье? – спросила она. Это была дочка соседки Стефани.
Они с матерью снимали комнату напротив. Стефа, как называли её все соседи, работала в прачечной в нескольких кварталах отсюда. Кэтрин на вид было лет пять или шесть, но для своего возраста она казалась очень взрослым и смышлёным ребёнком.
Зная, что Мартин живёт один и никогда не готовит сам, Стефани время от времени приглашала его к ним на обед, каждый раз удивляя безграничной щедростью души и демонстрируя неподдельную, трогательную радость от возможности общения и проявления простого человеческого гостеприимства.
У Стефани в комнате висели два портрета – её и дочери, – которые Мартин написал и подарил в знак благодарности за доброту и внимание к его скромной персоне.
– Давай, Кэтрин, твоё печенье, – сказал Мартин, – вряд ли мне удастся перекусить где-нибудь в ближайшее время.
