banner banner banner
Богородица. Роман
Богородица. Роман
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Богородица. Роман

скачать книгу бесплатно


– Отверг Рувим жертву его. Изгнал из святилища, изгнал как великого грешника…

Слова эти резанули по сердцу Анны, упали руки её безвольно. Обмякла она вся, но устояла на ногах, слушала дальше разговор соседей.

– Ой-ой! – горестно воскликнула Амиталь. – И что же Иоаким?

– Что Иоаким? Ушёл…

– Куда же он ушёл?

– Я бы тоже не вернулся в Назарет после такого позора, ушёл бы в пустыню и там провёл остаток дней своих…

– Лучше развестись, чем в пустыню, – вздохнула Амиталь.

– Бросить тебя? – засмеялся Дримил.

– При чём здесь я. Я тебе троих родила…

– За это я тебя и люблю!

– Только за это? – игривым тоном спросила Амиталь.

– Не только, не только… – донеслись ласковые шлепки.

– Ну-ну, разыгрался, – смеялась Амиталь. – Соскучился, что ли?

Анна вяло повернулась к дому и стала тяжело подниматься по ступеням.

– Что с тобой? – встретила на пороге Девора, тревожно вглядываясь в её лицо.

– Голова закружилась… Ослабела я что-то… – пробормотала Анна.

– Пошли, пошли в дом, жарко, духота на улице, – подхватила её под руку Девора и повела в прохладу дома в спальню. – Полежи немножко.

«Это я, я во всём виновата! – стучали в голове мысли. – Это из-за меня принял позор Иоаким… Господи, чем я пред Тобой провинилась? Чем я согрешила?»

Лежала, молилась Анна до темноты, вопрошала у Господа – в чём её грехи? Не вставала, не выходила из дому. Ей казалось, что весь Назарет уже знает, что из-за неё принял позор Иоаким, что из-за неё он покинул людей, что не желает он её видеть до скончания дней своих. Девора не тревожила Анну, ушла в сад и что-то там делала. Когда стемнело, во дворе послышались её быстрые лёгкие шаги. «Что ей, беззаботной? – с завистью подумала Анна о служанке. – Крепкая, здоровая, выйдет замуж, нарожает детей и будет счастлива, а я… И я в её годы цвела, разве что не так легка была и беззаботна. Да и сейчас в добром здравии. Разве болят мои члены? Разве не так они слушаются меня, как в юные годы? Разве состарилась душа моя?»

Девора зажгла свечи, загремела посудой, потом позвала ужинать.

Когда луна поднялась над холмами, Анна тихонько вышла из дому на порог. Она чувствовала слабость во всём теле, чувствовала себя больной. С тоской взглянула она на серебристую от лунного света гору Фавор. Где-то там, за горой, в пустыне мается Иоаким, один, опозоренный, в печали. Она представила, как сгорает душа его от горечи и скорби, и силы совсем оставили её. Анна слабым голосом позвала Девору и с помощью служанки тихонько доковыляла до постели.

Сорок дней не выходила Анна из дому, сорок дней молилась, просила Господа дать силы ей перенести душевную муку, дать силы Иоакиму простить её, внушить ему мысль вернуться в дом свой, просила Господа совершить чудо, даровать ей ребёнка. Только изредка, когда темнело, выходила она из дому, садилась на ступени и, в первые ночи при лунном свете, потом, когда луна истаяла, в полной темноте, под томительные песни цикад вглядывалась в гору, за которой в пустыне был Иоаким. Что с ним? Здоров ли он? Жив ли? Зябко стало ночами, дожди начались, зима на пороге.

Сороковой день скорби Анны выдался солнечным, тёплым, безветренным. Девора, сострадая Анне, осунувшейся, побледневшей за дни печали, вошла к ней в спальню и сказала:

– Чудный день сегодня: тепло, солнечно. Вся природа в радости, одна ты, госпожа моя, в печали. Выйди в сад, прогуляйся немного.

– Покинула радость дом мой, – ответила ей Анна. – Нечему мне больше радоваться.

– Свежий воздух нужен человеку, пока он дышит, и в печали и в радости. Так уж Господь заповедал. Не надо ему противиться, – уговаривала свою госпожу служанка и взяла её за руку. – Идём, я провожу тебя.

Анна покорно вышла вслед за Деворой из дому, прищурилась от солнца, приостановилась на пороге. Тихо было во дворе. Девора хотела помочь ей спуститься по ступеням, но Анна высвободила свою руку из руки служанки, поблагодарила её, сказала ласково:

– Я одна прогуляюсь. Ты иди, иди… – И направилась в сад.

Воздух действительно был свеж, чист, пахло лавровыми листьями, сыростью после вчерашнего дождя и чем-то неуловимо грустным, чем пахнут сады глубокой осенью. Анна подняла голову к сияющему небу, по которому были разбросаны в беспорядке ослепительно белые облака. «Господи, Господи, хорошо как в мире Твоём! Всем хорошо, всем тепло под солнцем Твоим, всем радостно. Почему только моё сердце раздирает печаль-тоска! Почему я должна томиться одна-одинёшенька? Надолго ли покинул дом свой мой журавушка? Так далеко улетел он, что голос печальный его не слышен мне? Господи, Господи, укажи ему путь к дому своему!»

Над головой Анны цвиркнула птичка и, вспорхнув, перелетела на опустевшее гнездо в ветвях лаврового дерева. Видимо, это был повзрослевший птенец, который вырос в этом гнезде летом. Она вспомнила гнездо, полное жизнерадостными птенцами, беспокойную птицу-мать, которая начинала громко и сердито кричать, суетливо летать вокруг Анны, как только она приближалась к дереву с птенцами. Воспоминание о полном жизни гнезде не порадовало Анну, а привело к ещё большему унынию. «Господи, Господи! Вся природа прославляет Тебя своими плодами. И зверь лесной, и лань степная, и птицы небесные все плодятся, все радуются о детях своих, лишь я одна безчадна, как степь безводная, лишь я одна мертва и безжизненна. Даже овечка кроткая и та каждую весну приносит агнца. Ласкает его, кормит сосцами своими, оберегает, укрывает собой в ненастные дни, пока он не войдёт в силу. Только мне некого кормить-укрывать собою, только я лишена радости видеть, как рождённое мной растет, набирает силу. Господи, Господи! Ты даровал Сарре сына в старости, услышь и меня! Я принесу дитя своё в дар Тебе, отдам на служение в храм. Да благословится в дите моём Твоё милосердие!»

Чем страстней молилась Анна, тем легче ей становилось. Ей показалось на мгновение, что душа её улетела в сияющие небеса, к облакам. Вдруг почудилось Анне, что рядом с ней кто-то есть. Она опустила глаза и оцепенела. Перед ней стоял молодой мужчина, безбородый, сильный, высокий.

– Не бойся, Анна, – сказал он спокойно и уверенно. – Я архангел Гавриил, посланник Божий. Твоя молитва услышана. Вопли твои прошли чрез облака, слёзы твои упали пред престолом Господа. Ты родишь дочь благословенную, такое ещё не было средь всех дочерей земных. Ради Неё благословятся все роды земные. Чрез Неё дастся спасение всему миру, и наречётся она Марией.

– Жив Господь Бог мой! – упала Анна на колени перед архангелом. – Если будет у меня дочь, отдам её на служение Господу, и пусть она служит Ему день и ночь, восхваляя святое имя Его.

– Обет свой дашь Господу в святилище храма, – произнёс Гавриил.

Анна низко до земли поклонилась ему, а когда подняла голову, архангела рядом с ней не было. Анна вскочила, оглянулась. Никого, кроме неё, в саду нет. Только птичка, сидя на краю пустого гнезда, цвиркала возбуждённо и радостно. Потемневшие листья замерли под солнцем. Казалось, всё застыло, недвижно вокруг неё. Неужто ей примнился архангел? Да нет же! Вот здесь он стоял. Анна протянула руку, словно хотела прикоснуться к чему-то невидимому. Она же ясно, чётко слышала его слова, чувствовала, что каждое слово его оживляет её, вливает в неё силу, наполняет радостью. Он был здесь, был, говорил ей сладостные слова! Анна побежала из сада.

– Девора, Девора! – закричала Анна, легко взлетая по ступеням к дому.

– Что? Что случилось? – выскочила ей навстречу встревоженная служанка.

– Девора, – выдохнула Анна. Лицо её сияло счастьем. – Собирайся. Мы идём в Иерусалим.

– В Иерусалим? Зачем?

– Мне нужно в храм.

– Что случилось? Почему так неожиданно? – допытывалась удивлённо Девора, вглядываясь в сияющее лицо госпожи. Она была поражена видом Анны. Уходила она в сад унылая, обессиленная. Откуда в ней взялась такая лёгкость? Почему согбенная фигура её, вдруг выпрямилась, стала похожей на фигуру юной девы? Почему у неё так молодо горят глаза?

– В храм, в храм. Так Господу угодно! Собираемся, возьмём с собой двух слуг… Не надо медлить.

Анна вбежала в дом и стала собирать вещи в дорогу.

5

Иоаким обессилел, изнемог от тяжкого поста и молитв, но не помышлял о возвращении в Назарет. И в этот день, как и в прежние дни, Иоаким молился Господу, просил сотворить чудо, сделать Анну, жену его, плодовитой. «Господи, всемилостивый Боже, если будет у меня дитя, посвящу его служению Тебе!»

Как только Иоаким произнёс эти слова, пред ним появился молодой крепкий человек. Лицо его, казалось, излучало свет. Иоаким не испугался, не удивился его появлению. Сил уже не было от долгого поста на эти чувства.

– Бог услышал твою молитву, Иоаким, – сказал архангел Гавриил. Это был он. – У жены твоей Анны родится Дочь и станет не только вашею радостью, но и радостью всего мира. В знак верности моих слов иди в Иерусалим. Там у Золотых ворот ты найдёшь твою жену, которой я уже возвестил эту радость.

Иоаким слушал молча. Он слушал, а тело его наливалось силой. Гавриил проговорил эти слова и исчез.

– Господи, благодарю Тебя, Господи! – воскликнул вслух Иоаким и тут же направился в ту сторону, где было его стадо.

Сафар уже распродал большую часть овнов и козлов. Верблюдов полностью отдал Регему с хорошим прибытком для себя. Оставил только на племя. Увидев торопящегося к нему взволнованного Иоакима, Сафар решил, что, видимо, Регем проболтался кому-то, что часть денег за верблюдов Сафар присвоил, и слух об этом дошёл до Иоакима. Потому-то он так торопится. Обычно хозяин был нетороплив, скрывал волнение. Сафар решил, что будет отпираться до конца, утверждать, что Регем оговорил его.

– Сафар, Сафар, Господь с тобой, ты ещё не всех продал овец?

– Продал всё, но не всех ещё забрали, – старался держаться спокойно пастух.

– Отбирай семь самых лучших овец, семь коз, семь волов. Погоним их в Иерусалим.

– Зачем? – удивился Сафар.

– Не спрашивай, выполняй. Так Господу угодно.

Сафар стал высматривать в стаде самых крепких и жирных овец и коз, ловил их и передавал Иоакиму. Затеи хозяина он не понимал. Радовался в душе тому, что не прознал Иоаким о его сделке с Регемом. Но особенно радовался, что овцы и козы, которых он отобрал для себя, чтобы выкупить их у своего хозяина за деньги, накопленные за пять лет и за утаённые от продажи верблюдов, находятся в дальнем стаде, под присмотром других пастухов. Сафар решил этой зимой покинуть хозяина, завести своё стадо, самому стать хозяином. Он чувствовал, что у него получится, он разбогатеет, женится, станет уважаемым человеком.

Совсем недавно Иоаким брёл в Иерусалим на праздник Кущей с тяжестью на душе, с тоской и тревогой, а теперь он с радостью и нетерпением спешил в Иерусалим, к храму. Сафар весь путь удивлялся, глядя на возбуждённое, будто хмельное, лицо хозяина. Он думал, что Иоаким расскажет ему в пути, что так его взволновало, почему так стремительно рвётся он в Иерусалим, туда, где полтора месяца назад его изгнали из храма. Но Иоаким молчал, то ли молился, то ли разговаривал про себя. Так и не узнал Сафар, что случилось с Иоакимом.

Ещё издали увидел Иоаким Анну, молящуюся Господу у Золотых ворот. Она тоже увидела его и поспешила навстречу. Они обнялись с таким нежным чувством, с каким обнимались только в молодости. И чувствовали они себя молодо, как будто не было тридцати совместно прожитых лет.

– Анна, Анна, Господь с тобой! – говорил радостно Иоаким. – Бог наш милосердный снизошёл до нас, услышал наши молитвы. Прислал ангела сказать мне: у нас будет Дочь. И сказал, что я встречу тебя у Золотых ворот. И вот я вижу тебя… У нас будет Дочь!

– И ко мне приходил архангел! – воскликнула Анна.

Она также рассказала мужу обо всём, что видела и слышала о рождении Дочери.

– Идём, идём в храм, принесём дары Господу! – воскликнул Иоаким, окончательно уверовавший в милость Божию.

Помолившись Господу и поклонившись Ему в храме, супруги вернулись домой.

6

Через девять месяцев, перед праздником Кущей Анна родила Дочь. Как нежен, как бережен с Анной, как счастлив был Иоаким эти девять месяцев. Он нанял ей ещё двух служанок, требовал, чтоб они ни на минутку не оставляли Анну одну. Не дай Бог споткнётся ненароком, упадёт, потеряет ребёнка. Каждый день он благодарил Господа за подаренное им счастье. Он с радостью видел и не осуждал Анну, когда она с сияющим лицом и с большим животом выходила за ворота на улицу, заслышав голоса женщин, проходивших мимо. Заговаривала с ними. Раньше редко такое бывало. Иоаким понимал, что жена хотела показать соседкам свой живот, мол, смотрите, я, та, которую вы называли бесплодной, над которой вы насмехались из-за этого, скоро буду матерью. Морщинки на лбу Анны разгладились, плечи распрямились. И вся она словно подросла, стала казаться выше ростом. Глаза сияли молодостью и счастьем. Она не подозревала раньше, что может быть так счастлива. Возможно, если бы Анна забеременела в первые годы жизни с Иоакимом, она восприняла бы своё положение как естественное, обычное для молодых замужних женщин, и не испытывала бы ежедневно, ежечасно, ежесекундно такого удивительного наслаждения даже от постоянных неловкостей, трудностей беременности, особенно в её возрасте. Но не только предчувствие материнства, которое посрамит всех насмешников и недоброжелателей, делало её счастливой. Особенное счастье приносило ей отношение Иоакима. Она знала, что он её любит, понимала, что другой на его месте давно бы с ней развёлся из-за её бездетности. Таких примеров было много и в Назарете и во всём Израиле. Но Иоаким не оставил её. И теперь, когда она была беременна, он окружил её такой заботой, таким вниманием, что она чувствовала себя царицей. Теперешнее трепетное отношение мужа к ней, с которым она прожила более тридцати лет, более всего делало ее счастливой. Она ежедневно молилась Богу, благодарила Его за неведомые ей радости. Ей хотелось, чтобы ничто её душевное состояние длилось бесконечно.

Однажды зимним вечером в комнату Иоакима и Анны вошли со смиренными и взволнованными лицами Сафар и Девора и попросили благословения хозяев. Иоаким догадывался, что дело у них идёт к свадьбе. Анна только порадовалась за Девору. Сильный, весёлый пастух ей нравился. Хорошая пара для живой, энергичной служанки.

Сафар выкупил у Иоакима стадо овец и коз, стал хозяином и покинул Назарет, перебрался в городок Аримафеи, где жили родственники Деворы.

После рождения Дочери Иоаким принёс Господу большие дары и жертвы. Потом собрал гостей и устроил в своём доме пир, и все веселились и славили Бога.

На пятнадцатый день, как положено по закону, родители назвали Дочь Марией.

Введение во храм

1

Анне казалось, что не было и не будет на земле матери счастливее её. Когда она кормила грудью Дочь, ей хотелось кричать на весь мир: Люди! Смотрите, это я! Я! Над которой вы насмехались, это я, Анна, грудью своей кормлю Младенца!..

– Господи! Благодарю Тебя, Господи, за милость Твою, за счастье небесное, дарованное Тобой! – часто молилась она вслух.

Соседка Амиталь при встрече разделяла её радость, расспрашивала о Дочери.

– Тяжко, наверно, в твоём возрасте с младенцем? Мои дети беспокойные были в младенчестве, до трёх лет покоя не давали. Особенно по ночам. Молодая была я, а еле себя носила от недосыпания. Представляю, что было бы со мной, роди я в таком возрасте.

– Мария покойна. Я совсем не чувствую тягости ухода за ней, – с удовольствием рассказывала о своей Дочери Анна.

– Тебе хорошо, две служанки помогают.

– Помогают они днём, а ночью колыбель Марии в нашей спальне. Спит Она спокойно. Встаю покормить, будить приходится. А так жалко будить, так Она мило спит. Думаю, разбудишь, раскапризничается. Нет. Ни разу такого не было. Проснётся, распахнёт глазёнки, улыбнётся, и сама к груди тянется. Поест и спать.

– Да-да, на удивление милый ребёнок, – соглашалась Амиталь. – Ни разу я не слышала Её капризный плачь.

Иоаким по-прежнему был нежен и ласков с Анной. Не скрывал своего счастья. Радовался всему, что делала Мария. Вот Она улыбнулась впервые, вот впервые агукнула, вот, крепко вцепившись ручонками в его подставленные пальцы, впервые попыталась сесть. Мария росла быстро, довольно скоро научилась сидеть, ползать, стоять, вцепившись руками в колыбель. Иоаким следил, чтоб в доме всегда было сухо, тепло, следил, чтоб не было сквозняков.

Через полгода, весной, в солнечный день, когда было особенно тепло, Анна вынесла Марию на улицу, поставила на землю, отошла от неё на три шага, присела на корточки и нежно позвала, поманила к себе, решив проверить – сможет ли Дочь самостоятельно сделать несколько шагов:

– Мария, иди, иди ко мне!

Девочка стояла на неокрепших ногах, раскачивалась. Иоаким из сада наблюдал за ними со счастливой и тревожной улыбкой. Он опасался, что Дочь упадет и ушибётся. Мария решилась, шагнула неуверенно, робко к матери, потом смело и быстро засеменила к ней. Анна подхватила Девочку на руки и поднялась.

– Семь шагов! Семь шагов Она сделала! – радостно крикнул Иоаким.

– Жив Господь Бог мой! – повернулась к нему Анна с Девочкой на руках, просияла улыбкой и сказала Марии. – Ты не будешь ходить по земле до тех пор, пока я не введу Тебя в храм Господень! Ты будешь служить Богу. Видишь это небо сияющее, видишь первые листочки на деревьях, слышишь, как птицы радуются яркому дню, пением своим восхваляют Господа! Всё, что Ты видишь, всё, что Ты слышишь, всё это создано Богом нашим. И Ты тоже творение Божие. Бог даровал нам Тебя, и Ты будешь служить Ему. Нет ничего более радостного на земле, чем служение Богу.

Анна устроила в своей спальне особенное место для Марии, куда не допускалось ничего нечистого. Наняла двух девушек, отличавшихся безупречным поведением и чистотой, для ухода за Дочерью, и сама всё своё время проводила с Марией.

Когда Дочери исполнился год, Иоаким собрал родственников, священников, старейшин и друзей на торжественный пир, вынес к ним на руках Марию и попросил благословения.

– Бог отцов наших, благослови Младенца Сего и дай Ему имя славное и вечное во всех родах, – произнёс первосвященник Рувим над головой Марии.

– Аминь! Да будет, – хором ответили присутствующие.

Иоаким с волнующим душу чувством победителя слушал слова молитвы первосвященника, вспоминая, как тот выгонял его из храма. С трепетом и робостью приглашал он Рувима на свой праздник, беспокоился, что тот откажет. Но Рувим согласился без колебаний, несмотря на то, что за последние два года сильно постарел, поседел, сгорбился. Болезнь точила его.

2

Мария росла необычно смышлёной. Скоро научилась говорить, понимала всё, что Ей рассказывали, неустанно расспрашивала мать и девушек, ухаживающих за Ней, обо всём, что видела, что приходило Ей в детскую голову. Любила слушать давние предания. Слушала так, как будто бы понимала их. Анну забавляло серьёзное выражение лица Девочки, когда она слушала такие рассказы. Хотелось узнать, что думает Мария в это время? Какие образы возникают в Её невинной голове? Однажды Анна рассмеялась нежно, когда услышала, как Мария, картавя и коверкая слова, пересказывает одно из таких преданий девушке, которая ухаживала за Ней. Анна с восторгом подхватила Дочь на руки и закружила по спальне, восклицая:

– Какая Ты у меня умница растёшь!

– Я тоже поражаюсь, – сказала девушка, которой она рассказывала предание. – Как Она запоминает такие длинные истории. И всё так складно.

Между тем приближался второй день рождения Марии. Иоаким стал намекать Анне, что пора вести Девочку в храм. Надо готовиться. Отпразднуем два годика Марии и исполним обет.

– Иоаким, Иоаким, не торопись, – взмолилась Анна. – Она ещё совсем младенец. Ещё годик пусть побудет с нами. Окрепнет и телом, и разумом. Видишь, как Она быстро растёт.

– Обет Господу в храме кто давал? – строго спросил Иоаким.

– Я давала, Иоаким, я! И не отказываюсь от своего обета. – Анна понимала разумом, что нужно исполнить свой обет, знала, что исполнит его без колебаний и сомнений, но ей хотелось побыть с Дочерью хотя бы ещё год, хоть годик бы ещё полюбоваться Марией, насладиться Её детским теплом, наслушаться милого лепета. – Но я не обещала ввести в храм двухлетнего младенца. И храму тягостно будет ухаживать за таким несмышлёнышем. Подумай, Иоаким. Пусть Мария побудет с нами ещё год. А как исполнится три года, окрепнет Её разум, тогда и отдадим служить Богу. А сейчас Она понять не сможет, зачем мы отдали Её в храм. Она только-только молитвы начала понимать, запоминать. А за этот год я научу Её многим молитвам, научу понимать и любить Бога.

– Молитвам и любви к Богу Её научат в храме. Там теперь первосвященником Захария, зять твой, – напомнил Иоаким Анне, что после смерти Рувима первосвященником стал Захария, муж Елисаветы, сестры Анны.

– И через год первосвященником будет Захария, – продолжала уговаривать мужа Анна, почувствовав в его голосе нерешительность, сомнение в своей правоте. – Ты посоветуйся с ним, когда будешь в храме. Увидишь, что он благословит решение наше отдать в храм Марию через год.