Не люблю поддавки

скачать книгу бесплатно

– Ну ты же оставила мне сообщение через секретаря. Забыла?

– К сожалению, нет, – ответила я. – То есть получается, что ты уже в курсе?

– Можно сказать, что в самом полном объеме, но… – Фима замялся, и я догадалась о причинах. Их было несколько, а точнее – две. Фима очень правильно опасался говорить по телефону на темы, которые он считал серьезными, а вторая причина была банальнее. Он хотел слить свою информацию не просто так, а при личном общении. Меня это сегодня устраивало, как никогда. С Фимой мне нужно было посоветоваться.

– Ты хочешь что-то предложить? – якобы наивно спросила я, уже зная, чего мне ожидать.

– Только покушать, только покушать в приличном, светлом и людном месте, мечта моя, ты не подумай какого-нибудь свинства! – затараторил Фима, не изменяя своим радостным интонациям. – Фима чист и светел как в помыслах, так и во внешности! – выдал он под финиш и затаился в ожидании моей реакции.

– Ну и какое же светлое место вы выбрали, светлый юноша? – не выдержав и улыбнувшись, спросила я.

– Кафе «Лира» достойно вас, девушка? – поигрывая интонациями, спросил Фима.

– Мы туда уже едем, – сказала я.

– Кто это «мы», – заворчал Фима, – я вообще-то приглашал только тебя. Ты что же, даже на деловые свидания ездишь с дуэньями и евнухами? Это несовременно!

Я покосилась на Маринку, напряженно прислушивающуюся к разговору.

– Я знала, что тебе приятно будет увидеть не только меня, но и Марину с Виктором, – быстро сказала я и отключилась, не давая Фиме возможности ответить. А ответить он вполне мог что-то такое, что Маринке бы не очень понравилось.

Фима вот уже несколько лет упорно, как помешанный горняк, разрабатывал совершенно пустую жилу, намереваясь найти там самородок. Так тонко и поэтически я назвала его маниакальное желание перевести наши с ним дружеские отношения в плоскость более чем дружескую. Я знала, что ему ничего не светит, но сам Фима категорически отказывался даже мысль допускать об этом. Я устала ему объяснять прописные истины и больше не заикалась об этом.

Договорившись с Фимой о встрече, мы поехали из этого тоскливого куриного захолустья в самый центр города, где на Немецкой улице располагалось кафе «Лира».

Не знаю, почему Фима часто назначал мне именно здесь встречи, хотя до его места работы это кафе находилось далековато. Но какие-то причины у Фимы для этого наверняка были, и я лично подозревала две.

Первая причина была культурной – в «Лире» лабал неплохой оркестр, который днем, когда не было наплыва среднестатистических клиентов, исполнял замечательные блюзовые композиции. Вторая причина была прозаичной и чисто мужской, то есть потребительской. Однажды Фима проболтался мне, что совсем недалеко от «Лиры» живет один его приятель, часто отсутствующий дома. А даже если он присутствует, то для лучшего друга, каковым, без сомнения, является Фима, тут же собраться и уйти к чертовой матери для него не составляет проблемы.

– Фима не хотел меня видеть? – настороженно спросила Маринка, заглядывая мне в глаза.

– Немного не так, – ушла я от ответа, стараясь потщательней сформулировать приемлемую версию.

– А как же? – Маринка сверлила меня взглядом, упорно добиваясь правды. Пришлось ей предоставить правду, достаточно правдоподобную, между прочим. Здорово я сказала, да?

– Он удивился, что я не одна в машине, и когда я ему объяснила, кто со мною, ну ты это сама слышала, то он сказал, что тебя-то лично он будет очень рад видеть.

– Да? – с сомнением переспросила Маринка. – А я что-то такого и не просекла. Он точно это сказал?

– Да точно, точно, – раздраженно произнесла я, усилив свою правдоподобную правду еще и капелькой артистизма, – я даже немного огорчилась. Про меня он не сказал, что очень рад будет видеть, только про тебя.

Маринка помолчала и снисходительно похлопала меня по руке.

– Не огорчайся, Оль, мужики, они все такие. Черт их разберет. Вертихвосты, одним словом. Не огорчайся. Будет и на твоей улице… этот…

– Фима? – с надеждой переспросила я.

– Праздник! – отрезала Маринка. – Праздник!

Мы с ней переглянулись и рассмеялись.

Итак, кафе «Лира» располагалось на проспекте, называемом по традиции Немецкой улицей. Улица эта была пешеходная, поэтому «Ладу» пришлось оставить за полквартала от кафе на Радищевской.

Мы вышли из машины. Виктор запер машину, проверил двери на всякий случай и, осмотревшись по сторонам, пошел позади нас с Маринкой.

Виктор всегда легко входил в обязанности бодигарда, как только в нем как в охраннике возникала такая потребность. Вот как сейчас, например.

События, разворачивающиеся вокруг самоубийства Юлии Пузановой, были настолько неожиданно пугающими и откровенно озадачивающими, что не знаю, как Маринке, а мне бодигард ну никак бы не помешал.

Фима нас уже ждал. Он сидел в первом зале за крайним столиком, слева около окна, закрытого белой шторой. Оркестр наигрывал печальную композицию. Посетителей было немного.

– Здравствуй, Оля, всем привет, тебе, Мариночка, привет особый, – как всегда многословно и вычурно, поздоровался с нами Фима. – Здесь сегодня неплохо кормят. Есть хотите, девушки?

Мы с Маринкой отказались, уступив только повторным домоганиям и согласившись на апельсиновый сок. Виктор взял себе чаю с пирожным. Везет ему: он такой худой, что даже два пирожных ему нипочем, а тут… Но не будем о грустном, и так все набекрень.

– Ну что, Оля, – сказал Фима, иронично поглядывая на меня. – Можно сказать, что ты немножко вляпалась, так сказать, вляпалась опосредованно, то есть косвенно. Это называется «невезуха».

– Да мы уж в курсе, – пробурчала Маринка.

– А как это можно вляпаться косвенно? – спросила я, видя по Фиме, что пока ничего страшного не происходит.

Фима, обычно не умеющий сдерживать ни чувств, ни тем более выражения лица, сегодня был настроен достаточно благодушно. Ну, может быть, совсем чуть-чуть только какое-то напряжение проскальзывало у него в острых быстрых взглядах, бросаемых на меня, да движения были немного резковатыми.

Но нужно знать Фиму, он весь немного такой порывистый, как… не скажу кто, и так все ясно.

– А вот сейчас я вам и объясню, девушка, что значит вляпаться опосредованно, – посулил Фима. – Привожу самый простой пример, например, как говорил наш современный Златоуст по имени Михаил Сергеевич. Опосредованно – это когда кто-то начинает утверждать тебе, что ты верблюд, а ты должна доказывать обратное, потому что считаешь, что на сие животное не похожа ни фига.

– А на кого похожа? – зачем-то спросила Маринка. Ей, наверное, хотелось, чтобы Фима и ее не обходил вниманием.

– Ольга Юрьевна похожа на девушку моей мечты, – серьезно сказал Фима и тут же пересел на свою любимую тему. – Ольга Юрьевна – это один из необходимейших компонентов моего понятия о счастье. Открываешь утром глаза, а рядом… хм… твоя, Маринка, начальница.

– Знаю, знаю, – поморщилась я, – и о продолжении догадываюсь: «…и тут открывается дверь и входит твоя жена». Не нужны мне эти эквилибры, и прекрати отвлекаться от темы, пожалуйста.

– Я не отвлекаюсь, Оля, – сказал Фима, обиженно надувая губы, – я говорю о том, что наболело и накипело. Вот когда переболит и перекипит и я стану старым, лысым и шамкающим евреем, а ты останешься все такой же молодой и… ну, неважно еще какой, вот тогда, может быть, я и перестану, а сейчас – не дождешься!

– Ты начал лучше, – напомнила я, – что-то там о верблюде.

– Ну, ты все о делах, – вздохнул Фима и начал смиряться, – все о них, проклятых. Ну ладно, не буду испытывать ваше терпение, девушки. Скажу все, что есть. Прямо сейчас.

– Хотелось бы услышать, – пробормотала Маринка, органически не перенося никого разговорчивей себя.

– Тогда слушайте. – Фима, словно он сидел не за столом в кафе, а стоял в зале суда, выпятил грудь, повел рукой и начал излагать: – Сия трагедия произошла три дня назад на улице под названием «Пятый строительный тупик». Это где-то в таких ебенях, прошу прощения, что я точно и не знаю, на карте, может, и найду, а сам не поеду ни за что.

– Мы там только что были, – сказала Маринка, – на самом деле захолустье. Там даже куры пешком ходят во главе с петухом.

– Куры – это хорошо, – кивнул Фима, – поджаренные, с хрустящей корочкой. К ним немного красного вина, полумрак и… и опять твою начальницу, Мариночка.

– Не дождешься, – отрезала я, а Маринка продолжила зачем-то предыдущую тему:

– Куры были живыми.

– Это хуже, – непонятно по какому поводу вздохнул Фима, – они некоторым образом… хм, ну ладно. Не перебивайте меня, а то я никогда не закончу. Я так и понял, что вам захочется туда съездить, но я думал, что вы поедете после разговора со мной. Короче, история такая.

Фима отпил глоток сока и кашлянул.

– Пардон, дамы. Итак, три дня назад возвращается с работы домой некто Николай Пузанов, работник одного из автотранспортных предприятий. Отпирает дверь, а его супруга Юлия с такой же фамилией, извините, повесилась. Повесилась – это не я сказал, – тут же уточнил Фима, – это вывод следствия. Парень, конечно же, бросается к ней, старается вытащить из петли, вызывает милицию, «Скорую» – все как положено. Вернулся он с работы в восемнадцать часов с копейками, его жена уже три-четыре часа как была мертва, то есть это случилось приблизительно в два – в половине третьего, где-то так. У парня железобетонное алиби, и куча свидетелей подтверждает, что он был на работе все это время. Подвезли его после работы почти до самого дома коллеги, ну и прочее. Одним словом, парень вне подозрений.

Фима сделал еще глоток и выжидательно посмотрел на меня.

– Продолжайте, маэстро, – попросила я его, – аудитория честно ждет.

– Продолжаю, – с полупоклоном сказал Фима. – Рядом с телом была обнаружена записка. Просто вырванный из блокнота или тетрадки листик или даже половина листика с одной строчкой: «Я больше не могу», и подписью: «Юля». Числа нет, больше никаких объяснений нет, но записка лежала на газете. А газета эта – номер «Свидетеля» недельной приблизительно давности, не помню точно, и раскрыта была газета на статье некоей Ольги Юрьевны Бойковой. В статье пишется что-то про клуб «Времена года» и дана фотография Юлии Пузановой.

– Про статью мы все знаем, – сказала я.

– Номер газеты был подлинный или подделка? – спросила Маринка, не забывшая свою сказочную версию.

Фима пожал плечами.

– Понятия не имею. У экспертов он сомнения не вызвал, если они проверяли, конечно, а проверяли ли – тоже не имею понятия, – признался он. – Содержание статьи – так себе. Ну я имею в виду то, – спохватился Фима, – что содержание это вовсе не такое уж жуткое, чтобы от него лезть в петлю. В этом мнении сходятся все. То есть однозначно можно сказать, что нормальный человек не стал бы не то чтобы вешаться, а даже долго переживать. Даже самый нервный. Ну что еще сказать? Была изучена входная дверь, вещи на предмет отпечатков пальцев посторонних лиц – ничего лишнего. Ничего. То есть дверь отпиралась родным ключом, и чужих отпечатков пальцев нет. Вот так.

– Дверь была заперта изнутри? – спросила я, пытаясь представить себе метод проникновения гипотетического преступника в квартиру.

– Я понял тебя, – кивнув, сказал Фима. – Нет, дверь была захлопнута, то есть заперта на защелку, что, впрочем, обычно люди и делают. Это когда все уходят из квартиры, то стремятся запереть получше, а тут зачем ей было запираться? Незачем.

– Одним словом, – я попробовала сформулировать вывод, – эксперты уверены, что причиной смерти Юлии Пузановой было самоубийство?

– Следователь уверен в этом, и дело почти закрыто. Уже. – Фима рубанул ладонью по воздуху, подчеркивая этим жестом, что все уже решено и навсегда. – Тебе повезло, душа моя. Как только я узнал в чем дело, я сразу же со следователем и созвонился. Он как раз собирался рисовать тебе повестку. Так что после нашей милой беседы поедем на другую, не менее милую: будешь давать показания, все-таки тебя запачкали подозрением. Но не волнуйся, если я правильно понял этого следователя, для него разговор с тобой просто формальность, потому что себе мнение он уже составил. В принципе, следователя понять можно: дело – явный глухарь, если бы, не дай бог, опера хоть что-то бы нашли. Но не найдено было ничего, что указывало бы на убийство. Ничего. Поэтому дело и закрыли.

– Не поторопились? – Маринка упорно старалась перетянуть внимание на себя, но с Фимой этот фокус не проходил. Как я уже сказала, он поставил перед собой стратегическую цель и шел к ней, не отвлекаясь на… на… даже на таких замечательных девушек, как Маринка. Вот так я скажу.

– Нет, – сказал Фима, обращаясь все равно ко мне, – я же сказал: никаких лишних следов. Все даже слишком логично для самоубийства: мотив, условия, поза и прочее. Единственное, что – сам мотив какой-то, мягко говоря, непонятный, но чужая душа – потемки. К тому же было высказано мнение, что муж Юлии Николай Пузанов был мужем довольно-таки ревнивым, и у них часто происходили ссоры, и довольно громкие, по поводу ее гуляний и развлечений, так сказать. Вполне реально, что, увидев эту статью, ревнивый Отелло-Пузанов мог посчитать, что задета фамильная честь, и устроить супруге маленький скандал с заходом на неделю. Газета же, напоминаю, недельной давности. Ну вот, вследствие скандала она и не выдержала. Собственно, на этом соображении следователь и построил основную версию. Вот и все.

Фима замолчал, взял бокал и начал пить сок. Мы тоже молчали, переваривая услышанное. Наконец Маринка спросила:

– А что известно об этой Юлии? Сколько ей лет, чем занималась, ну и так далее. Может, она была психически неуравновешенной или алкоголичкой?

Фима кивнул.

– Я, разумеется, поинтересовался, но прежде всего хочу сказать однозначно. Оля, – Фима наклонился вперед и проникновенно взглянул мне в глаза, – никто, ты понимаешь меня, никто из работников отдела даже и не думает предъявлять тебе никаких обвинений, потому что сами они считают и статью безобидной, и причину, мягко говоря, не совсем адекватной для такого рода деяния.