скачать книгу бесплатно
Изящный стиль работы
Светлана Алешина
Александра
«…Голос судьи звучал ровно и бесстрастно – какое дело было этой высокой женщине со старомодной прической до него? Она же постоянно видит их перед собой – одинаковых, растерянных, и они сливаются в одно лицо – общее, размытое, без оттенков, – одно безликое и безглазое чудовище.
Где-то плачет женщина, или ему это кажется?
Он прислушивается и понимает – плачет его мать, ей же нельзя волноваться…
Он смотрит на нее, пытаясь успокоить, придать ей сил, и встречает сухой, горящий взгляд своей младшей сестренки – да зачем ты так смотришь, я не виноват, хочется крикнуть ему, но уже поздно.
Губы его шепчут эти слова, как магическую формулу, – уже поздно.
Уже поздно…»
Светлана Алешина
Изящный стиль работы
Голос судьи звучал ровно и бесстрастно – какое дело было этой высокой женщине со старомодной прической до него?
Она же постоянно видит их перед собой – одинаковых, растерянных, и они сливаются в одно лицо – общее, размытое, без оттенков, – одно безликое и безглазое чудовище.
Где-то плачет женщина, или ему это кажется?
Он прислушивается и понимает – плачет его мать, ей же нельзя волноваться…
Он смотрит на нее, пытаясь успокоить, придать ей сил, и встречает сухой, горящий взгляд своей младшей сестренки – да зачем ты так смотришь, я не виноват, хочется крикнуть ему, но уже поздно.
Губы его шепчут эти слова, как магическую формулу, – уже поздно.
Уже поздно…
Через несколько часов его уведут отсюда. И он никогда больше не вернется в беззаботную жизнь, закончившуюся так нелепо. И так случайно…
Глава 1
Нет в мире совершенства, думала я, тоскливо рассматривая дыру на купальнике, – теперь его даже не вернуть… Купальник был новенький, только что купленный за… Не буду говорить, за сколько, при мысли о его цене мои волосы встают дыбом.
Перед глазами стояло добродушно-хитренькое лицо продавщицы, уверявшей меня, что он «обязательно растянется». Если бы эта мымра сейчас оказалась передо мной… Ох, если бы только она тут оказалась!
В моих глазах были слезы, а довести меня – дело не простое, можете мне поверить!
Я швырнула злосчастный купальник на пол и уселась на кровать, подперев подбородок кулаками и уставившись в окно.
Небо было серым, безрадостным, как и мое настроение, ветер играл с деревьями, и ничто не напоминало о том, что сейчас июнь. Скорее уж октябрь, и, как ни странно, это меня успокоило. Я даже повеселела – в самом деле, зачем мне купальник в такую погоду?
– Ну и черт с тобой, – бросила я этой голубой тряпочке, валявшейся на полу. – Все равно от тебя толку никакого, и счастье ты мне вряд ли принесешь… А уж что касается денег – не дура, заработаю…
Не повод это для грусти, фыркнула я и отправилась на свою миленькую кухню. В такую дурную погоду нет ничего лучше, чем в тепле и уюте выпить чашечку кофе с сигареткой.
Во всяком случае, выходные у меня – редкие гости, и я не собираюсь портить себе день глупыми переживаниями по поводу неудачной покупки!
* * *
У Старцева настроение испортилось сразу. Стоило только открыть глаза и увидеть серый небосклон, украшенный зловещими тучами.
Значит, сегодня весь день пойдет насмарку, тоскливо подумал Старцев, и ладно бы, но именно сегодня они с Юлей намеревались поиграть в теннис.
Вместо этого – полный провал.
Юля скорее всего не вылезет из дома – прелестное южное растение, маленькая пери, нужная Старцеву сейчас больше всего на свете. И дело не в том, что Юля хороша собой, хотя этого у нее не отнимешь, а в ее папе.
Лучшей партии Старцеву не сделать. Папа – магнат. Папа так любит свою девочку, что готов на все ради нее. Девочка с глазами кроткой газели должна убедиться, что лучшего мужа, чем Старцев, она не найдет никогда.
Он посмотрел на свое отражение в зеркале. Холеное, ухоженное лицо свидетельствовало о том, что владелец оного живет в достатке, не слишком обременен мрачными мыслями и глупыми предчувствиями, и – черт побери, подумал Старцев, хотя Юле вполне хватило бы и этого для осознания своего будущего счастья, – он еще и хорош собой!
Правда, в последнее время у Старцева проблемы с весом, но это возрастное явление, никуда не денешься…
Он старается. Он играет в теннис. Кстати, о теннисе…
Рука потянулась к маленькому подарку от «Би-лайн», быстрое движение пальцев – и Юля становится ближе, таковы чудеса техники…
Ее голос не вызвал в душе Старцева никаких эмоций, но жизнь – неплохая актерская мастерская, ежели вы не лох, поэтому Юля ни за что не догадается, что Старцев в момент этого «влюбленного шепота» продолжал бриться.
– Юлечка?
Старцевский голос был мягок, низок и наполнен страстью ровно настолько, насколько это было необходимо.
Свободная рука Старцева тем временем спокойно водила бритвой по щеке.
– Да, – Юля протянула это свое «да» немного лениво и снисходительно.
– Я скучаю по тебе, – продолжил игру Старцев.
«Мы разыгрываем спектакль для невидимых зрителей», – внезапно пришло ему в голову.
Он усмехнулся про себя, поскольку мысль эта была забавной.
– Я тоже, – ответила Юлечка, и Старцеву показалось, что она зевнула, как кошка, которой помешали нежиться на кушетке.
– Мы встретимся?
– Там дождь… Нет, Дима. Я не могу сегодня, правда. У меня же начнется насморк, и тогда…
Что будет тогда, когда начнется насморк, Юлечка еще не придумала, видимо, но Старцев прекрасно понял, что означенная болезнь для Юлечки страшна.
– Я приеду за тобой на машине, – кротко пообещал он.
– И куда мы поедем в такой ливень?
В голосе Юли прозвучало сомнение в правильности старцевских планов.
– Куда пожелаете, королева, – нежно мурлыкнул он.
– Нет, Дима, давай отложим на завтра. Я правда не могу…
И тем не менее он продолжал уговаривать ее, используя все приемы мягкого шантажа, еще минут пять, но крепость, увы, не пала, Юля оставалась при своем мнении – в дождь разгуливать в высшей степени неразумно, а все неразумное Юлю не устраивало.
Поэтому Старцев, чтобы вполне вписаться в образ желаемого супруга, был обязан стать разумным, и мольбы о встрече он прекратил.
Разговор был закончен, бритье тоже…
За окном кончился дождь, и Старцев, глядя, как первые лучики солнца начинают сражаться с серостью неба, пробормотал:
– Ну и дура…
В принципе, все к лучшему, подумал он. По крайней мере пока я свободен и день принадлежит мне… Только мне.
Он быстро оделся, и спустя пятнадцать минут от дома на улице Южная, где проживал господин Старцев Д. В., тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, отъехала «БМВ», официально закрепленная за означенным господином, навстречу развлечениям запланированным и случайным и навстречу началу некоторых весьма странных событий в жизни этого самого Дмитрия Васильевича Старцева.
* * *
Все покупки были сделаны. Пакет с надписью «Хольстен» – лучшее пиво» раздулся как воздушный шар, и тащить его было тяжеловато. Кроме того, Катя опасалась, что проклятые ручки треснут от этой неимоверной тяжести, и тогда все окажется на земле.
Поэтому она дотащилась до скамейки, придерживая пакет обеими руками за дно, и села.
– Уф, – выдохнула она, достав сигареты. – Кажется, можно передохнуть…
Дома Катю ждала мать, при которой роскошь курения была недозволенной – вовсе не потому, что мать придерживалась церберской политики, а просто Катя сама не хотела доставлять матери неприятные минуты. Уж чего-чего, а этих минут у матери в жизни и так было предостаточно…
– Вот если бы я смогла вернуть Алешку, – вздохнула Катя, и сразу же, стоило заветной мысли вырваться на свободу, она подавила ее усилием воли – Катя не имела права раскисать.
Она прекрасно знала, что одно послабление – и обида на жизнь ворвется в душу, а тогда…
Тогда появится уныние, или, как это теперь называется, депрессия, поскольку некому им помочь.
Алешкина глупость сломала жизнь им всем, начиная с него самого и кончая Катей. Потому что теперь все обрушилось на ее плечи, рискуя раздавить ее, но Катя не из тех, кто позволит себя раздавить.
– Нет уж, – пробормотала она, рассматривая мчащиеся мимо нее машины. – Я вам не Лешенька. Меня вы голыми руками не возьмете…
Серые тучи уступили место солнышку, Катя отдохнула, и надо было продолжать путь с пакетом, наполненным всяческой снедью, – мама будет рада. На маминых губах, быть может, появится слабое подобие улыбки – спустя восемь лет она иногда пытается улыбнуться, но Катя сейчас не будет думать о том, что случилось восемь лет назад…
Лучше уж я подумаю о том, что сегодня я принадлежу наконец-то себе, рассудила Катя. Сегодня же выходной, и я вроде как на свободе… В руках у меня – беззаботное существование, хотя я никогда в жизни не пила этот их «Хольстен». А интересно, я когда-нибудь смогу его попробовать?
Пока это было совершенно нереально…
Тех денег, какие Катя зарабатывала, хватало только на недельный запас продуктов. И все-таки – когда-нибудь это кончится. В это Катя верила. Плохое должно когда-нибудь кончиться.
Она поднялась, взяла свой пакет и застыла.
Пакет снова опустился на скамейку – даже в момент потрясения Катя помнила, что именно на ней лежит ответственность за мать, за дом, за все на свете…
«БМВ» самодовольно катила по дороге. А за рулем…
– Черт, – вырвалось у Кати.
Это лицо она запомнила на всю жизнь. Да, он изменился. Теперь он стал толстым, и у него появились залысины.
Но ошибиться она не могла. Она восемь лет ненавидела этого человека – восемь лет видела перед глазами, засыпая, самодовольную ухмылку, слышала слова «все путем», когда…
«Об этом лучше не вспоминать», – строго сказала она себе по привычке, но сейчас мимо нее катило живое напоминание, и более того – оно нагло усмехнулось ей и подмигнуло. Катя глубоко вздохнула, провожая взглядом машину, запоминая номер по какому-то наитию, потому что это было слишком несправедливо, чтобы Катя могла и на этот раз справиться с собой.
Она так и стояла некоторое время, глядя вслед машине, а потом пришла в себя, подхватила со скамейки свой огромный пакет и, резко развернувшись, пошла домой, где ее ждала мать, так и не оправившаяся после потрясения восьмилетней давности.
Сделав несколько шагов, она вдруг снова остановилась и посмотрела туда, где только что исчезло мрачное воспоминание.
– Но я же не могу так этого оставить, – пробормотала она.
«А что ты можешь изменить? – издевательски прошептал ее внутренний голос. – Если ничего нельзя было сделать тогда, что ты можешь исправить сейчас, глупая девочка?»
– Еще не знаю, но я должна что-то придумать. Или хотя бы попытаться…
Очень мешал тяжелый пакет в руках, и Катя все-таки дошла до дома, сунула пакет матери и бросила ей, что она уходит по делу и постарается не задерживаться.
После этого она вышла из дома и зашагала по направлению к прокуратуре.
Единственный человек, который, как она думала, сейчас мог ей помочь, работал там следователем.
* * *
День уже не казался мне таким омерзительным. Про купальник я почти забыла – если я буду помнить про все мои невзгоды, можно и глупостей натворить, не так ли?
Я предпочитаю уделять неприятностям ровно столько внимания, сколько они заслуживают.
Поэтому к трем часам дня я уже вернула себе более-менее радостное расположение духа, посмотрела глупейший полицейский фильм по телевизору и счастливо замурлыкала, осознав, что еще не все радости окончились, – я все еще принадлежу самой себе, у меня есть время, кофе и музыка, а вечером я собиралась прокатиться с Витькой и Пенсом.
И вот тут он затрезвонил, как псих.
– У меня зазвонил телефон, – процитировала я известный детский стишок и фыркнула, беря трубку.
«Кто говорит? – Слон».
– Алло, – проворковала я в трубку, не очень-то обременяя себя размышлениями, кто на сей раз выступит в роли «слона», который просто умирает без моего общества. Наверняка это Андрей Петрович, мой любимый босс…
Кофе преспокойно дожидался меня на столе, тихо играл только что приобретенный «Энигматик» – такая жизнь слишком шикарна для Александры Сергеевны Данич. Вы же сами понимаете – начальство не дремлет. Оно постоянно стремится вашу распрекрасную жизнь испортить.
– Привет, ангелочек… Как жизнь?
