скачать книгу бесплатно
Лоджии черного хода выходили во двор – небольшой пятачок асфальта, зажатый магазином, соседним, точно таким же жилым домом и глухим каменным забором высотой метра в два. Обычный городской двор нового типа – то есть растерявший все те особенности старых тарасовских дворов, которые были местом, где соседи общались друг с другом, и превратившийся в подъездные пути к дому, в место временной стоянки многочисленных автомобилей, принадлежащих жильцам и их гостям. Никаких лавочек или беседок, где могли бы сидеть вездесущие и всезнающие тарасовские пенсионерки, никаких детских или спортплощадок, никаких столиков для доминошников.
Это был «мертвый» двор, пространство, которое он занимал, уже не принадлежало дому, оно было частью и продолжением улицы. Жизнь ушла из двора в подъезды и квартиры, и в соседний сквер, где на лавочках и собирались рогдаевские старушки.
Впрочем, подъезд в этом доме был только один, хотя квартир на каждом этаже было не меньше десятка. Но в подъезде было два лифта, которые, как ни странно, постоянно работали и вполне справлялись с транспортировкой жильцов, даже в утреннее и вечернее время.
Поэтому черным ходом, а попросту – лестницей, пользовались только жильцы первых трех этажей, остальные предпочитали добираться на лифте. На одиннадцатом, куда я поднялась по лестнице, так и не встретив на ней ни одной живой души, оказалась целая компания молодежи.
Три девушки и два парня стояли у ограждения и смотрели вниз, не обращая на меня внимания. Одна из девушек, правда, оглянулась и, увидев меня, удивленно пожала плечами. Я поняла, что она удивлена тем, что я не воспользовалась лифтом, а поднимаюсь по лестнице.
Я уже хотела приступить к расспросам встретившейся мне молодежи, как вдруг уловила фразу, которую один из парней говорил другому.
– Спорим, если бы она прыгала сама, она не попала бы на газон!
Я тут же насторожилась. Ксения Давыдовна, помнится, говорила, что Геля упала на асфальт. Впрочем, она могла и ошибиться, ведь она не была здесь, а рассказывала мне со слов мужа и милиции. Фраза, произнесенная парнем, меня заинтересовала.
Пройдя за спинами девушек к лифту и скрывшись за выступом стены, я, стараясь ступать очень тихо, вернулась назад, чтобы послушать продолжение разговора. Слышно было не очень хорошо, особенно когда говорили одновременно двое или трое, перебивая друг друга, но отдельные фразы я слышала четко.
– Че ты из себя строишь-то? Ты че, тут был, когда она прыгала?
Голос принадлежал второму парню. Я говорящего не видела, но догадаться об этом было несложно, паренек отчаянно басил, тогда как у второго юноши, фразу которого я слышала, когда проходила мимо них, голос был мальчишеский. Этот голос и ответил.
– А она и не прыгала. Если бы она прыгнула, она бы дальше улетела…
– А что это тетка здесь прошла?..
Это было сказано уже девушкой. Ей никто не ответил, наверное, кроме нее, на меня никто из них не обратил внимания. Обладатель юношеского баса не сдавался и привел еще один аргумент:
– Может быть, она обкуренная была? И не выпрыгнула, а просто упала?
– Ну да. Специально сюда полезла, чтобы курнуть! Больше негде было, что ли?
– Хватит вам! Что базар-то устроили? – это опять вмешался девичий голос, но уже другой. – Страшно все-таки так вот лететь…
– А ты попробуй! – предложил ей обладатель баса. – Помочь?
– Дурак! – взвизгнула девушка, видно, шутка была подкреплена конкретными действиями.
На лоджии послышалась возня.
– Отстань! – В голосе девушки слышались слезы и истерические нотки.
– Оставь ее, Серега! – вмешался второй парень. – Она сейчас разорется, весь дом на ноги поднимет!
– Пусть поднимает! – не унимался парень. – Мы ее сейчас отсюда сбросим и посмотрим, на то же место ляжет или нет. Ну? Хочешь полетать?
Я не опасалась, конечно, что эта юношеская шуточка зайдет слишком далеко, но сочла необходимым вмешаться. Девушка и впрямь могла поднять шум. Тогда мое присутствие на этаже обнаружилось бы, а мне вовсе не хотелось попадать в идиотскую ситуацию и изображать из себя человека, который пришел к своим знакомым, но перепутал этажи. Я вышла на лоджию.
Парень держал девушку за руку и смотрел на нее с театрально преувеличенной кровожадностью. Девушка дергала руку и упиралась что было сил. Ей шутка очень не нравилась. До того не нравилась, что она заметно дрожала. Видно было, что она на грани истерики.
Мое появление заставило парня отпустить ее руку, и девушка молча рванула вниз по лестнице. Слышно было, как быстро стучат по ступеням ее туфли. Оставшиеся на лоджии два парня и две девушки смотрели на меня настороженно и очень недружелюбно. Нужно было срочно налаживать контакт.
– Вы из этого дома? – спросила я. – Всех знаете, кто на этом этаже живет?
Все четверо смотрели на меня молча. Взгляды их, особенно девушек, можно было бы счесть высокомерными, если бы я не понимала, что это всего лишь защитная реакция не очень уверенных в себе подростков. Сама такой была, не успела еще забыть обостренное чувство недоверия, с которым в этом возрасте относишься к взрослым и всем их жизненным ценностям. Впрочем, я и не рассчитывала, что они наперебой бросятся мне отвечать.
– Я слышала, отсюда вчера девушка упала… – сказала я, наблюдая за их реакцией. – Это правда?
– Вам-то что? – мельком скользнув по моей фигуре, сказала одна из девушек, симпатичная, в огромных очках в тонкой оправе, смотревшая на меня сверху вниз, – туфли у нее были на такой платформе, что ходить в них можно было только обладая определенными цирковыми навыками.
– Я репортер, – улыбнулась я. – Из газеты «Свидетель». Слышали про такую?
Оба юноши, и худой вихрастый блондин, и коротко стриженный крепыш в борцовке, уже смотрели на меня скорее с интересом, чем с неприязнью. Не знаю, что было этому причиной.
То ли упоминание о популярной в городе газете, то ли мои длинные стройные ноги. Юношеская сексуальная озабоченность – самая откровенная вещь в мире, как бы ни старались ее скрыть эти самые юноши. И напрасно, по-моему, стараются, – только теряют при этом свою непосредственность и свободу в общении.
На девушек я, напротив, не произвела никакого впечатления ни своей репортерской профессией, ни стройной фигурой. Они, наверное, тоже уловили реакцию юношей на меня, и эта реакция им очень не понравилась. Особенно той, в очках. Она наверняка была лидером в этой компании и не хотела уступать это лидерство никаким красивым «теткам», даже временно.
– И? – спросила она.
– Что «и»? – не поняла я.
– И что из того, что вы репортер?
Сказано было это таким тоном, что я почти услышала, как в голове у нее промелькнуло непроизнесенное ею вслух начало фразы: «Объясняю для бестолковых!» Я вздохнула. Не люблю связываться с людьми, которые бросаются защищать то, на что никто и не думает покушаться.
– Из этого следует одна очень простая вещь, – ответила я. – Если бы вы хотя бы иногда читали «Свидетеля», то сразу поняли бы, что мое появление здесь продиктовано не праздным любопытством. И быстро сообразили бы, что у нашей редакции есть своя версия относительно вчерашнего происшествия и она сильно отличается от той, которой придерживается милиция… А если конкретнее, то мы сомневаемся, что вчера здесь произошло самоубийство.
Вихрастый парень смотрел на меня с большим интересом, еще бы, я придерживалась той же версии, что и он. Правда, и во взгляде стриженого крепыша заметила не меньший интерес, но, кажется, больше к моим ногам, чем к моим словам. Я почему-то была уверена, что мальчишеский басок принадлежал именно ему.
Но оказалось, что я совершенно не права.
– Я же тебе говорил, не прыгала она! – произнес крепыш неожиданно для меня ломающимся тенорком. – Если бы сама прыгала – дальше бы улетела!
– А вы не могли бы мне показать, куда она упала? – спросила я, чувствуя, что с парнями у меня контакт уже установлен. Мне всегда гораздо труднее найти общий язык с девочками или девушками.
– А вон, смотри! – тут же воскликнул высокий вихрастый парень баском и, перегнувшись через ограждение, рукой показал куда-то вниз.
– Давай, давай! Сам еще прыгни, чтобы показать, как она летела! – насмешливо произнесла девушка в очках и пошла к лестнице. – Смотреть противно, как вы на нее облизываетесь!
– Я тоже пойду, да, мальчики? – робко спросила вторая девушка, не произнесшая до того ни слова.
– Топай! Догоняй очкастую! – напутствовал ее крепыш и повернулся ко мне. – Я ему только что объяснял, что, когда прыгаешь, отталкиваешься ногами. Даже если разбиться хочешь – все равно оттолкнешься, чтобы не на газон попасть, а на асфальтовую дорожку. Я не знаю, конечно, что думают перед смертью самоубийцы, но, наверное, она не хотела бы попасть на газонное ограждение… Прыгнула бы дальше.
– Я тоже не знаю, о чем думают самоубийцы, – сказала я, – если им так уж не хочется жить, какая разница – куда падать?
– А они об этом и не думают, – возразил крепыш. – Это у них само получается. Они же все равно боли боятся. И им кажется, что на ограду падать больнее, чем на асфальт. И еще они думают, что на газоне – не разобьешься насмерть, там земля мягкая…
«Какие глубокие познания психологии самоубийц! – усмехнулась я про себя. – Надо же!»
– Слушая тебя, можно подумать, что не один самоубийца тебе исповедовался перед смертью, – сказала я вслух. – Но в твоих умозаключениях есть одна маленькая неточность. Ты рассуждаешь, а им было не до того, чтобы рассуждать. У них в жизни была большая боль, чем та, которая ждала их там, внизу…
Я показала рукой вниз, где метрах в пяти от подъезда хорошо виднелось сверху темное пятно, которое внизу было незаметно. Я сразу поняла, что это и есть то самое место, куда упала Геля Сереброва.
– Так вы из этого дома? – вновь спросила я. – Всех здесь знаете?
– Почти всех, – сказал крепыш. – На пятом и седьмом две семьи недавно только сюда переехали, их я не знаю. А остальные давно тут живут.
– А здесь, на одиннадцатом, живет кто-то, к кому могла прийти эта девушка? – спросила я. – Ну, парни, девушки молодые?
– В сто двенадцатой живет парень, Славка, – сказал высокий. – Но у него мать всегда дома, она дома работает, цветы бумажные делает. Если к нему, то мать бы ее обязательно увидела.
– Да чего ты лепишь?! – возразил крепыш. – Славка как раз на Волгу уехал со своей Ленкой. Да и не стал бы он домой девиц приглашать. Во-первых, у него мать дома, во-вторых, он женится скоро, на Ленке.
– Ну и что, что женится! – возразил вихрастый. – Это ничего не значит. Может, он, наоборот, перед свадьбой погулять захотел?
– Да что он, совсем долбанутый, что ли? – возмутился крепыш. – Не дома ж он собирался…
Парень замолчал, взглянув на меня смущенно, и заметно покраснел.
– Подождите, ребята! – вмешалась я в их спор. – Давайте представимся друг другу, а то очень неудобно разговаривать. Меня зовут Ольга…
Я чуть было не добавила – «Юрьевна», но вовремя остановилась, почувствовав, что это сразу нас отдалило бы.
– Я Александр, – сказал крепыш. – А это Серый.
– Сам ты серый! – возмутился вихрастый и представился: – Сергей.
– Сережа, – сказала я, – со Славой, который жениться собрался, я все поняла, вряд ли эта девушка была его знакомой. Больше нет никаких предположений?
Тот наморщил нос и поджал губы, соображая.
– Ну, если только родственники ее тут живут, – сказал он. – А так больше вроде не к кому ей было идти. Ни парней, ни девушек никаких на одиннадцатом этаже, кроме Славки, нет.
– Родственников у нее здесь тоже быть не может, – сказала я уверенно.
– А почему это? – возразил басистый Сергей. – Ты-то откуда знаешь?
– Просто знаю, – ответила я. – И получается у нас с вами любопытная картина, парни! Оказалась она на одиннадцатом этаже не случайно, потому что не к кому ей тут было идти. Или кто-то из живущих здесь скрывает, что был с нею знаком.
– А зачем это скрывать? – пожал плечами крепыш Александр. – Что в этом такого?
– Да, собственно, ничего. – Я тоже пожала плечами. – Поэтому я и делаю вывод: оказалась она здесь не случайно. А вот одна она была или нет…
– Если ее столкнули, то не одна! – воскликнул Александр.
– Железная логика! Просто гениально! – усмехнулась я. – А если сама прыгнула, то одна! Верно? Конечно, верно! Только не совсем ясно, зачем нам над этим голову ломать? Правда?
– Так если она была не одна, – сделал открытие Александр, – ее и того, кто с нею был, мог кто-то видеть!
– Вот именно! – Я посмотрела на них многозначительно. – Милицию эта возможность не очень заинтересовала, потому что милиция не верит почему-то, что это не самоубийство. А я верю. И меня такая возможность очень интересует.
Парни смотрели на меня во все глаза, чувствуя, что я им сейчас что-то предложу. И они, конечно, не ошиблись. Им, живущим в этом доме, гораздо проще разговаривать с его жильцами, чем мне. Мало ли какие соображения могут быть у человека, чтобы скрыть то, что он видел, от чужого человека, проявляющего интерес к этому.
– Так вот, парни, – сказала я. – Вы мне можете очень помочь. Вы гораздо лучше меня знаете, кто из ваших соседей мог оказаться на улице или в подъезде в половине первого ночи. Мне, чтобы опросить весь дом, нужно дня два-три. А вам надо прежде всего хорошо подумать.
– Да мы за день это сделаем! – воскликнул Сергей. Он уже, как мне показалось, рвался принять участие в моем расследовании.
– Так вы мне поможете? – спросила я с надеждой в голосе.
– А если мы что-то узнаем, где тебя найти? – спросил Александр. – Телефончик оставишь?
«Парни есть парни, – подумала я. – Всегда трудно разобраться, что ими движет – психология или физиология. Впрочем, так ли это важно? Мы, женщины, можем этим пользоваться, ну и прекрасно. Все равно природу не переделаешь. Да и незачем».
– Телефончик я оставлю, – ответила я. – Но звонить для того, чтобы сообщить, что никого из свидетелей найти не удалось, лучше не стоит. Я иногда бываю очень несдержанна.
Оставив парням свою визитку, на которой я написала номер своего сотового телефона, я с ними распрощалась в надежде, что из этой моей авантюры с привлечением добровольных помощников что-нибудь и получится. Хотя и маловероятно.
А вот на следующий свой визит я надеялась гораздо больше. Подруги всегда знают что-то такое, что неизвестно ни отцу, ни матери.
Глава 4
К моему удивлению, адрес, по которому был зарегистрирован номер телефона, начинающийся на сорок четыре, оказался не в Заводском районе, где располагалась АТС с таким номером, а в центре города. Как могло такое случиться, я, честно говоря, не представляла, а потому решила не удивляться. Я и сама-то с этим человеком с телефонной станции познакомилась тогда, когда мне нужно было установить еще один телефон в редакции, и меня вывел на него один наш общий друг. Мне сразу была названа конкретная, хотя и не астрономическая сумма, я заплатила и через два дня в редакции стоял еще один телефон со своим номером. А то, что номер этот был подключен не к Волжской АТС, как наш первый редакционный номер, а к находящейся на другом конце города Кировской, меня вообще никак не интересовало. Телефон работал, и это главное.
Подруга Гели Серебровой Вика жила в центре Тарасова, в здании, где располагаются предварительные кассы Аэрофлота. Это в двух шагах от самого густонаселенного места в Тарасове – Центрального универмага и даже в пределах пешеходной зоны, тарасовского Бродвея, или, по-нашему, улицы Турецкой, где открытых кафе было, наверное, больше, чем уличных фонарей. Дом, адрес которого мне дали на телефонной станции, занимал целый квартал, на первом этаже располагались штук десять всевозможных магазинов и магазинчиков, а остальные семь были заняты жилыми квартирами. Дом был не стандартный, восьмиэтажный, постройки примерно пятидесятых годов.
Я решила не предупреждать Вику о своем визите, люблю, знаете ли, заставать людей врасплох, когда они на ходу пытаются сообразить, что мне от них нужно и все ли мне можно говорить. Но выяснить, дома ли она, не мешало.
Подойдя к нужному мне подъезду, я набрала номер телефона и после продолжительного ожидания услышала наконец тот же самый голос, который был записан у Ксении Давыдовны:
– Алло?.. Кто это?.. Рустам, ты?.. Чего ты молчишь? У тебя телефон не работает!.. Если это ты, можешь не волноваться! Я одна, никого у меня нет. Я же тебе обещала… Давай приезжай скорей. У меня уже есть тут несколько человек… Ждут. И я жду… Если это ты, повесь трубку, когда я досчитаю до трех. Раз. Два. Три.
Я нажала кнопку отбоя. Оно и лучше, что эта Вика приняла меня за какого-то Рустама. Тем меньше шансов у нее будет связать мой визит с предварительным звонком. Мне не хотелось бы ее настораживать раньше времени.
Снаружи дом был покрашен, подремонтирован, особенно с выходящего на Турецкую фасада, словом – приведен в порядок, а вот внутри его не ремонтировали, похоже, с тех самых пятидесятых годов, когда он был построен. Краска на стенах в подъезде облупилась настолько, что трудно было угадать цвет, в который были выкрашены стены. Лифт был вообще исторической достопримечательностью, такие в Тарасове нечасто встретишь – с железной сетчатой дверью снаружи и с двустворчатой деревянной внутри. Кнопки пульта управления лифтом были наполовину выломаны, наполовину сожжены, наружу торчали голые контакты. Поразмышляв пару секунд, не слишком ли опасно для жизни нажимать такие кнопочки пальцем и не лучше ли мне отправиться пешком по лестнице, я достала авторучку и нажала ее пластмассовым корпусом на кнопку пятого этажа. Лифт содрогнулся, вверху, на восьмом, что-то жутко лязгнуло, загудело, и кабина медленно поползла наверх. Я тут же сообразила, что пешком я добралась бы даже быстрее, но отступать было уже поздно. Пришлось терпеливо дожидаться, когда перед моими глазами проползут бесконечные четыре этажа и лифт все с тем же зловещим лязгом остановится на пятом.
Звонка на двери не оказалось, и пришлось стучать кулаком, так как дверь была обшита снаружи дерматином. Стучала я долго, и, если бы не уверенность, что Вика находится в квартире, я бы давно повернулась и ушла.
Но вот раздались шаги за дверью, и я услышала вполне естественный вопрос, на который у меня уже был заготовлен ответ. Не все, знаете ли, любят пускать в дом незнакомых людей, время сейчас не то.
– Кто там?
– Ну что же вы делаете! – воскликнула я возмущенно. – У меня вода с потолка течет! Это же безобразие, в конце концов! Ну сколько можно! У вас что, труба лопнула? Когда же это прекратится наконец! Откройте, или я с милицией сейчас приду! Я только недавно после вашего прошлого потопа потолок побелила!
В старых домах такие случаи – далеко не редкость, это мне прекрасно было известно. И, наверное, все соседи хоть раз, но затопляли друг друга. Единственной неточностью в моих фразах было утверждение, что опять случилась какая-то авария. Но поскольку на самом деле никакой аварии не было, меня должны были впустить, чтобы я убедилась, что я не права и никакая труба в этой квартире не лопнула.
Дверь действительно немедленно открылась, и я увидела замотанную в махровую простыню девушку с мокрыми волосами. Вид у нее был несколько растерянный.
«Сейчас ты у меня еще больше растеряешься! – подумала я. – Как только узнаешь, что это все – спектакль».
