скачать книгу бесплатно
– Вот так всегда, – вздохнула Воронова. – Только-только обнадежат и сразу же на попятную. Мужчины, коварство вам имя!
– Господа! – раздался хорошо поставленный голос финансового директора Маточкина. – Кончайте болтать о всяких пустяках, давайте выпьем за наших прекрасных дам. За вас, Галина Юрьевна, – он повернулся к Пономаревой, – за вас, Елена Васильевна, – обратился он к коротко стриженной женщине, – за вас, Светлана Витальевна, и за новую нашу сотрудницу, Валерию… извините, не знаю, как вас по отчеству…
– Да я вроде бы еще молодая, – покраснела Валерия.
– А это неважно, – тут же парировал Маточкин. – Это для порядка надо.
– Александр Иванович у нас даже школьниц-практиканток по имени-отчеству зовет, – пояснил неожиданно вынырнувший из-за плеча Валерии литредактор Гульков.
– Алексеевна, – ответила та, пожав плечами.
– В таком случае за Валерию Алексеевну, – провозгласил Маточкин.
– Гип-гип-ур-ря! – завершил тост программист Михаил, который единственный среди всего коллектива не употреблял алкоголь в принципе и поэтому вместо вина пил «Фанту».
Все подняли бокалы, выпили и стали закусывать.
Валерия постепенно начала различать, кто есть кто в редакции. Ее внимание в основном почему-то привлек рыжий паренек по имени Николай. Собственно, это получилось потому, что он ненавязчиво стал уделять внимание самой Валерии: подавал ей бутерброды, давал прикурить… Памятуя о характеристике, данной Николаю бесшабашным литературным редактором Дмитрием Евгеньевичем Гульковым, Валерия решила, что это мнение несправедливо.
«Да никакой он не зануда, просто хорошо воспитанный молодой человек, – подумала она. – Ну и что с того, что он рыжий?»
Второй корреспондент, Виктор Скалолазький, произвел на нее тоже весьма благоприятное впечатление. Он постоянно шутил, рассказывал анекдоты и смешные истории из жизни.
Светлана Воронова показалась Валерии демонстративно-рафинированной дамой. Она, безусловно, обладала высоким интеллектом и многое понимала с полуслова. Но Валерии показалось, что она посматривает на нее как-то свысока и даже неприязненно в отличие, скажем, от веселой и компанейской Елены Турусовой, которая была старой подругой Галки Пономаревой и в газете выполняла функции корректора. Кроме того, она занималась рекламой.
В течение всего вечера Елена громко смеялась, много курила и пила. Чувствовалось, что эта женщина любит веселые компании и разгульную жизнь.
Что же касается программиста Михаила Кроля, то он вел себя несколько замкнуто, стараясь все внимание уделять Галке Пономаревой. Валерия была в курсе, что Михаил – любовник ее подруги. Это был как бы его официальный статус, и он на людях всегда старался подчеркнуть свою близость к Галине.
– Ничего, господа! – прозвучал голос главного редактора Калягина. – Скоро для нашей газеты должны наступить благоприятные времена. Я думаю, что грант от американцев – это только первый этап, за которым последуют и другие. Кроме того, на носу очередные выборы, а вы сами понимаете, что в такое время возрастает значимость средств массовой информации.
– Вот за процветание их в целом и нашей газеты в частности и выпьем, – поддержал шефа Гульков и поднял бокал.
Постепенно народ все больше пьянел – кроме, естественно, Кроля с его «Фантой» – и начал делиться на группы. Одну составили Калягин, Турусова, Пономарева и Кроль, а в другой лидерство задавали Гульков и Воронова. Общим было то, что люди начали подшучивать над бедным молодым корреспондентом Артемовым.
А тот, захмелев, открыл уже вышедший номер газеты «Правое дело» и стал методично прочитывать материалы. И тут же нашел три опечатки, два неправильно, на его взгляд, построенных фразеологических оборота и даже ошибку в верстке.
Кроме того, он сказал, что недоволен тем, какой заголовок поставил Гульков к его статье про жильцов взорвавшегося на прошлой неделе от скопления газа дома. Поворчав по этому поводу, он перешел к читке статьи, написанной Вороновой. И комментировал каждую строчку, переставляя слова так, как это, по его мнению, следовало бы сделать.
Что и говорить, подобное занудство в пьяном виде вызвало бурный смех аудитории, которая состояла из Гулькова, Скалолазького и Вороновой. А Артемов, улыбаясь и почти по-ленински картавя, все читал и читал.
Валерии было не совсем понятно, что тут смешного, но народ веселился вовсю. В конце концов Гульков назвал Артемова «знаменем политкорректности» и «рыцарем белого пиара», после чего призвал собравшихся тяпнуть еще по одной.
– Нет, что ни говори, а выпить – это хорошо, – задумчиво изрек Скалолазький. – Вот если бы еще и моя Наташа была рядом – вообще жизнь была бы замечательной.
Виктор улыбнулся, улетая в своих мыслях к чудному видению по имени Наталья, с которой у него вот уже полгода был удивительный роман. Об их отношениях знала вся редакция, хотя Наташу никто в глаза не видел. Виктор был способен говорить о ней часами.
Единственное, что мешало Ромео соединиться со своей Джульеттой, так это родители последней. Они, воспитанные в строгости советской морали, не могли простить развратному корреспонденту какой-то несолидной газетенки то, что он, не дожидаясь свадьбы, взял да и вступил в интимные отношения с их дочерью.
Поэтому ее отец, отставной офицер, волевым решением запретил молодым встречаться в течение месяца. Видимо, он рассчитывал на то, что вся эта «глупость», называемая любовью, выветрится из головы его дочери. Молодые думали, однако, по-другому и никак не могли дождаться окончания наложенного моратория.
– У тебя, Виктор, как у шизофреника – о чем бы разговор ни шел, ты все скатываешься на свою идею фикс, – сказал Гульков. – Впрочем, я тебя понимаю.
– Да были у меня шансы, были! – воскликнул Скалолазький. – Вот, например, в прошлые выходные на тусовке в гостинице «Волга» ко мне приставали какие-то малолетки.
– И ты отказался?
– Да! – с гордостью заявил Виктор. – Я, кроме Наташи, больше ни с кем.
– Зря, – скептически бросил Гульков. – Но это не беда. Полигамное начало все равно когда-нибудь у тебя возобладает.
– Главное, чтобы были чувства, – примирительно сказала Воронова, допивая вино. – А моногамия или полигамия – какая разница!
Она опьянела как-то очень быстро и сидела, раскачиваясь на стуле, бесцельно водя курсором по файлам и директориям. Потом, бросив томный взгляд куда-то вдаль, посмотрела на часы и сказала:
– Мне уже пора домой.
– Мне, в общем, наверное, тоже, – с неохотой признал Скалолазький. – У меня хозяйка квартиры строгая – я задерживаться долго не могу. Если опоздаю – она меня убьет.
– Вот классно-то будет! – неожиданно ехидно заметил Кроль. – Хоть кутьи поедим…
Скалолазький хотел было что-то сказать в адрес программиста, потом махнул рукой и отошел в угол. Гульков оценил шутку Кроля по достоинству, оглушительно расхохотавшись. Вороновой же шутка не понравилась, она криво усмехнулась уголками рта и решительно направилась к двери.
– Вы нас покидаете? – повернулся от компьютера Артемов.
– Да, Николай, без нас тебе будет скучно, – с улыбкой сказал Гульков, хлопая коллегу по плечу.
– Мне скучно никогда не бывает, – ответил Артемов.
– Как же может быть скучно с таким человеком! Николай, по-моему, может сам себя великолепно развлечь собой же. Он же у нас такой замечательный, такой блистательный! – вернулась к своему восторженному тону Воронова.
– Да, блистательный… зануда, – съязвил Скалолазький.
– Ну, уж лучше нудить, чем, как ты, прыгать от неудовлетворенного либидо! – ответил Артемов.
– Ничего, ничего, – погладил себя по животу Виктор. – Мне осталось совсем немного до того времени, когда мне снова разрешат видеться с Наташей. Как-нибудь потерплю еще девять дней.
– Как мне тебя жалко, Витенька! – вдруг неожиданно плаксивым тоном сказала Светлана, поглаживая Скалолазького по голове.
– И мне тоже, – нахмурился Гульков, бросив взгляд на Валерию, а потом переводя его на Светлану.
– Господа! Поскольку запасы алкоголя у нас кончились, а время уже вроде позднее, – обратился ко всем Калягин, – то у меня созрело конструктивное предложение сняться отсюда и переместиться ко мне домой, где пьянку можно будет продолжить.
– Пошли! – тут же поддержали его Пономарева с Турусовой.
– В таком случае предлагаю финальный тост, – сказал Маточкин. – За нас с вами и хрен с ними…
Он показал пальцем вверх.
– «Они» – это имеются в виду власти, Александр Иванович? – счел необходимым уточнить Калягин.
– Конечно, они, – рассмеялся Маточкин. – А кто же нам спокойно работать-то не дает?
– Да, пускай хрен будет действительно с ними, – поддержала тост Турусова и звонко засмеялась. – Вот только пускай они его используют где угодно, только не по нашему адресу.
– Точно! – поддержал ее Скалолазький, подражая Бивису с Эм-ти-ви.
– Круто будет! – вторил ему Гульков, изображая Баттхеда.
После того как этот бокал был поднят, люди начали расходиться. Первым ушел Маточкин, за ним Скалолазький, потом незаметно исчезли Гульков и Воронова. Валерия тоже засобиралась домой. Однако ее решительно остановила Галина.
– Так, Лера, зайка, ты обязательно должна пойти с нами. У тебя ни детей, ни плетей, торопиться тебе некуда, а нам еще надо обсудить с тобой кое-какие вопросы… Так что давай собирайся и вместе с нами к Илье.
Валерии действительно некуда было торопиться, к тому же ей важно было установить неформальные отношения с новыми для себя людьми, поэтому она согласилась.
Через полчаса они вшестером – Калягин, Турусова, Пономарева, Кроль, Валерия и неожиданно примкнувший к компании Артемов вошли в подъезд пятиэтажного дома в районе третьей горбольницы.
* * *
Главный редактор «Правого дела» проживал в двухкомнатной квартире, которую совсем недавно купил у какого-то старого диссидента семидесятых. Он считал, что в этой квартире сохранился нонконформистский дух и что он помогает ему в его жизни.
Калягин сам был, можно сказать, бывшим диссидентом. Когда-то, еще в студенческие годы, в середине восьмидесятых, он распространял среди знакомых запрещенную тогда литературу: Солженицына, Платонова, дневники Елены Боннэр. Его тогда исключили из университета и посадили в психушку. Пробыл он там несколько месяцев, а потом был отпущен после вмешательства отца, бывшего мелким партийным функционером районного масштаба. После пребывания в психбольнице Илья был вынужден реабилитироваться в нормальной жизни почти год – карьере геолога, которую он для себя выбрал, был положен конец.
Однако Калягин постепенно нашел себя сначала в литературе – он писал очень интересные авангардные стихи, а потом в годы перестройки и в журналистике. Он был одним из главных политических обозревателей в областной газете. Со временем ему показалось, что он готов к тому, чтобы возглавить самостоятельное издание, и создал свою газету, которую назвал «Правое дело».
Газета с самого начала заявила о себе как о независимом издании. И действительно могла считаться таковой – кроме единственного спонсора, директора фирмы «Бойтек», давнего друга Калягина Павла Трубецкова, который оплачивал расходы газеты лишь частично, «Правое дело» ни перед кем не отчитывалась. Политическая обстановка в губернии, однако, демократичностью не отличалась: губернатор оппозицию давил. Он любил, чтобы пресса ему прислуживала, и при любой возможности не отказывал себе в удовольствии как-то «прижать» «Правое дело».
Сотрудники газеты не очень шиковали в плане денег – сказывалась неангажированность издания. Но в самое последнее время ситуация немного изменилась в лучшую сторону – американский фонд спонсировал независимое издание грантом.
Калягин вынашивал желание со временем передать «Правое дело» в надежные руки и переехать в Москву, где он был известен как один из самых авторитетных региональных политологов, но перспективы эти были не самыми ближними – может быть, где-то через пяток лет, думал он, они смогут осуществиться.
Отчасти из-за этого Калягин не заводил семью. Хотя ему было уже тридцать пять лет и об этом стоило бы подумать. Впрочем, по характеру Калягин был несколько замкнутым, и эта холодноватая отстраненность мешала ему в отношениях с женщинами.
Валерия Короткова, в тот день волею судьбы попавшая к нему домой, всего этого не знала и втайне удивлялась, почему она не вызвала у Калягина особых, так сказать, мужских эмоций. Она лишь поразилась, какая богатая библиотека собрана у него дома и насколько продвинуты вкусы главного редактора в смысле кино, – видеокассеты стояли на нескольких полках, и в основном включали в себя авангардные фильмы лучших западных режиссеров.
Поскольку Калягин был эстетом, это распространялось и на пищу. Он выставил на стол коньяк «Гастон де Лагранж», затем лично сделал экзотический греческий салат, состоящий из не очень мелко порезанных огурцов, помидоров, луковицы и двух зеленых стручков острого перца, политых оливковым маслом и посыпанных нарезанным кубиками овечьим сыром. Кроме того, Илья Валентинович нарезал тонкими ломтиками ветчину и также выставил на стол.
Валерия пожалела, что рядом с ней нет сейчас жены ее дяди – Ларисы Котовой, которая владела лучшим в гастрономическом плане рестораном в городе. Она наверняка бы нашла общий язык с Ильей Калягиным. Впрочем, Валерия даже и не подозревала, что эти ее мысли осуществятся и произойдет это в самом ближайшем будущем. И поводом послужат события этого самого вечера.
Но до финала вечеринки оставалось еще два часа, и прошли они в теплых задушевных разговорах. Даже Николай Артемов перестал нудеть и принимал оживленное участие в общем веселье. Валерия поймала себя на мысли, что будет не против, если Артемов после пойдет провожать ее домой. И, может быть, она пригласит его к себе…
Валерия уже вполне освоилась в данной обстановке, ей стало казаться, что этих людей она знает давно, и все они были ей очень симпатичны. Ну, и она им, разумеется, тоже.
Окружающие тоже вели себя весело и непринужденно.
Правда, постепенно как-то начала выключаться из разговора Галка – она изменилась в лице, стала прижимать руки к груди. Кроль и Турусова спросили ее, в чем дело. Пономарева ответила, что в последнее время у нее побаливает сердце и вот сейчас снова, наверное, стало прихватывать.
Кроль бросился к аптечке, но у Калягина не оказалось ничего сердечного. Турусова порылась в своей сумочке, но также ничего подходящего не нашла.
– Может быть, отпустит еще… – сказала Пономарева. – Лерочка, мне надо с тобой все же побеседовать. Пойдем в другую комнату.
Валерия поднялась со своего места и прошла вслед за подругой в комнату, служившую Калягину спальней. Там они сели на кровать, закурили, и Галка начала:
– Я очень рада, что ты наконец начнешь у нас работать. Во-первых, для тебя это возможность в конце концов сделать карьеру в журналистике. А во-вторых, я думаю уговорить Илью, чтобы тебя включили в персональный грант, – это неплохие деньги. Стоит ли тебе говорить, что я в этом тоже крайне заинтересована?
Валерия кивнула. Все дело было в том, что в прошлом году Пономарева одолжила ей весьма немалые деньги для покупки квартиры – три тысячи долларов. Галка вообще была человеком, всегда готовым прийти друзьям на помощь. Но долги как-то нужно было отдавать.
Сначала Валерия хотела заработать эти деньги в фирме у своего бойфренда, но… Помидоры, что называется, завяли, бойфренд ушел к другой, а Валерия стала искать другую работу. И вот наконец Пономарева объявила ей, что у них в газете образовалась вакансия на должность заместителя ответственного секретаря.
– Но ведь это, наверное, сложно, – неуверенно сказала Валерия. – Грант-то уже выделен.
– Я поговорю с Ильей, – твердо ответила Галина. – Думаю, что все будет нормально.
– Безусловно, я очень этого хочу, – сказала Валерия.
– Ой, что-то опять! – схватилась Пономарева за грудь. – Да что же это такое! Жжет как черт знает что! Ой-ой-ой!
Она внезапно упала на кровать и стала задыхаться. Валерия испугалась и на несколько секунд застыла в шоке. У Галины тем временем покраснело лицо, она буквально разодрала на себе кофточку и выдавила:
– Воды!
Валерия опрометью бросилась из спальни и прокричала:
– Галке плохо! Надо «Скорую» вызывать!
Михаил Кроль, чуть не свалив стол своим грузным телом, поспешил в спальню. Турусова и Артемов испуганно переглянулись. Лишь один Калягин сохранял невозмутимость, по крайней мере внешне. Он спокойно докурил сигарету и прошел вслед за Кролем. Немного погодя он вышел обратно и направился к телефону.
– Алло, «Скорая»? Безымянная, семнадцать, квартира тридцать шесть, женщине плохо с сердцем. Возраст тридцать один год, Пономарева Галина Юрьевна, – отчеканил он в трубку.
Кроль тем временем стал делать своей подруге массаж сердца, как это обычно бывает в реанимации. Турусова, зажав рот рукой, стояла на пороге комнаты. Валерия испуганно сидела вместе с Артемовым в гостиной. Калягин, закурив сигарету, нервно расхаживал из угла в угол.
«Скорую» пришлось ждать на удивление недолго – она прибыла через десять минут. Может быть, потому, что база машин «Скорой помощи» находилась буквально за углом дома, где проживал Калягин.
Бригада широкоплечих молодых врачей шумно ворвалась в квартиру и деловито проследовала в комнату, где лежала ничком Галина Пономарева. Старший врач взял руку больной за запястье и присвистнул.
– Пульса практически нет, – констатировал он. – Надо в реанимацию.
– Доедет? – скептически посмотрел на Пономареву другой врач.
– Доедет! – буквально заорал на него Кроль. – Быстро подняли ее и понесли!
Тем временем Пономарева издала ужасающий вопль и захрипела. Глаза ее закатились, и она, сначала дернув одной рукой, потом другой, попыталась приподняться. Но силы оставили ее, и она безжизненно рухнула на кровать.
Старший врач, помедлив секунду, взглянул ей в глаза. Потом взял руку, тщетно пытаясь найти пульс. После этого он медленно повернулся к Кролю и развел руками.
– Что-о-о? – издал тот возглас и угрожающе двинулся на врача.
– Тихо, тихо, – остановил его второй.
