скачать книгу бесплатно
В конце концов Зозулин даже стихи сочинил, с ним это иногда бывало. Настроение вдруг такое найдёт поэтическое, и вот, пожалуйста – стихи сами по себе и возникают:
Змею мы рады погубить,
Боимся змей,
А ты сумей её любить,
Ласкать сумей.
Как много грации в змее
И красоты,
Живёте рядом на земле —
Она и ты.
Стихами Зозулин остался доволен. Хорошо получилось на этот раз.
Лаконично и ёмко.
Правда, показать их некому. Родные у него давно умерли, друзей не было.
Повторяя стихи про себя, Зозулин уже вознамерился было дальше идти, как вдруг одна мысль его озаботила.
– А интересно, чего она ест-то? – пробормотал он, даже не замечая, что говорит вслух. – Чем питается?
– Известно чем, – тут же раздался справа от него тихий спокойный голос. – Мышами, чем же ещё.
Зозулин повернулся. Рядом с ним стоял невысокий аккуратный мужчина средних лет, с живым интересом в свою очередь рассматривающий змейку.
– Как же, мышами, – тут же влез в разговор ещё один, подошедший с другой стороны посетитель.
Этому на вид тоже было в районе полтинника. Но выглядел он посолиднее – повыше, поплотнее. И одет безусловно получше, подороже.
– Она ж вон какая тонюсенькая, как игла, – убедительно сказал он. – Куда ей мышь-то! Не влезет она в неё.
И для наглядности даже показал двумя толстыми указательными пальцами размеры этой пресловутой мыши.
Зозулин с интересом слушал. Он и сам сомневался в возможностях тоненькой змейки проглотить куда более толстую мышь.
– Ну, во-первых, – с удовольствием стал объяснять первый, – у неё челюсти-то растягиваются, она как чулок на свою жертву налезает, а во-вторых, это мыши особые, они и сами крошечные, вот такусенькие.
И словоохотливый мужчина, в свою очередь подняв руку, продемонстрировал Зозулину и стоявшему справа от него господину кусочек указательного пальца.
– Вы откуда всё это знаете? – с подозрением спросил более плотный. – Вы что, зоолог?
– Да нет, – улыбнулся тот, – что вы. К зоологии никакого отношения не имею, но так, кое-чем иногда интересуюсь. Во всяком случае, в этом вопросе вы можете мне довериться. А профессия у меня самая обыкновенная, бухгалтер я. А вы, если не секрет?
– Я на санэпидемстанции работаю, – солидно ответил импозантный господин.
– Да что вы? – оживился бухгалтер. – Очень любопытно. У меня к вам вопросик будет. Вообще-то давайте познакомимся, раз уж так получилось. Василий Сергеевич меня зовут.
– Леонид Аркадьевич, – представился работник санэпидемстанции. И, подумав секунду, добавил:
– Филимонов.
– А я – Борис, – сказал Зозулин в ответ на вопросительный взгляд Василия Сергеевича.
Он уже начинал себя чувствовать крайне неуютно. Дурацкий какой-то, совершенно ненужный завязывался разговор.
– Очень приятно, – произнёс Василий Сергеевич, ухитрившись улыбнуться в обе стороны. – А вы здесь часто бываете?
Вопрос был предназначен как бы обоим, но Зозулин предпочёл не отвечать. Ответил Леонид Аркадьевич.
– Да нет, не очень, – покачал он головой. – Мне сын письмо написал, он у меня в армии служит, в Чечне. Так он там в горах змею видел. Она на него, короче говоря, сильное впечатление произвела. Ну вот, я и решил сходить, на змей посмотреть. Но такой, как он описывал, чего-то не видно.
– Понимаю, – уважительно закивал Василий Сергеевич. – А я на самом-то деле пришёл на белку-летягу посмотреть. Её пару дней назад из Сингапура доставили. Я по телевизору картинку видел. Очень такое своеобразное животное. И размеры такие внушительные…
– Правда? – заинтересовался Леонид Аркадьевич. – А я ничего не слышал. – Это куда ж надо идти?..
Василий Сергеевич начал любезно объяснять, потом они ещё чего-то говорили, но Зозулин больше уже ничего не слышал. Неожиданно он вспомнил.
Сочная улыбка удивительной, не существующей более женщины мелькнула у него перед глазами.
Теперь всё стало на свои места. Вот, оказывается, отчего он попёрся через весь город в этот чёртов зоопарк, вот почему уже три часа бродил по нему.
Одновременно он вдруг осознал, что есть нечто, интересующее его куда больше, чем какая-то дурацкая сингапурская белка. Причём мысль, осенившая его, возникла мгновенно, как реакция крокодила. Вдруг внутри высветилась картинка, и его воскресное бесцельное брожение окончательно обрело и смысл, и цель.
В этот момент в соседнем пустом отсеке наметилось какое-то оживление. В глубине его открылась дверца, и оттуда появился небритый рыжий парень с угрюмым выражением на лице. В руках он держал грязный полотняный мешок.
Все тут же замолчали и с удивлением воззрились на служителя зоопарка. Парень развязал мешок и вытряхнул оттуда длинную чёрную змею.
Змея недовольно крутила треугольной головой, мрачно поглядывала вокруг, неприятно высовывала раздвоенный язык.
– Эта уже больше похожа на ту, про которую мне Толя писал, – заметил Леонид Аркадьевич.
– Это откуда такая красавица? – задиристо крикнул служителю неуёмный Василий Сергеевич.
Небритый работник террариума равнодушно пожал плечами.
– А я почём знаю! – ответил он, уныло наблюдая за сворачивающей кольца змеёй.
Голос его сквозь толстое стекло звучал сдавленно, как будто парень из последних сил удерживал неподъёмный груз.
– Где-то на горе Конь поймали, – напоследок бросил он и исчез в глубине отсека.
– Какой такой Конь? – подивился Василий Сергеевич.
И тут же стал оживлённо развивать какие-то свои, совершенно не интересные Зозулину соображения о происхождении новой обитательницы террариума. Слушать их было совсем невмоготу.
Зозулин извинился, решительно отказался сопровождать новых знакомых обратно на старую территорию, где, оказывается, экспонировалась диковинная белка, сбивчиво распрощался и выскочил на улицу.
Через минуту он уже стучался в дверь с надписью: «СЛУЖЕБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН».
Следующие полчаса понадобились, чтобы разыскать и убедить угрюмого рыжего служителя продать ему живой корм, тот самый, которым питалась зелёная змейка.
А спустя ещё пятнадцать минут донельзя возбуждённый происходящим Зозулин уже вступал на эскалатор метро «Краснопресненская», держа в руках драгоценную ношу – стеклянную баночку с крошечной очаровательной мышкой.
Жил Борис Зозулин одиноко, так что в осуществлении задуманного никто ему помешать не мог. Первым делом он сварганил яичницу с колбасой, быстро перекусил, попил чайку, потом пошёл в ванную, вымылся, надел старый потёртый халат и только тогда наконец взялся за дело. Он немножко нервничал, руки чуть дрожали от предвкушения необычного события, которое должно было осветить его жизнь.
Что и говорить, жизнь была пресная: работа, телевизор и перед сном скучный, приевшийся онанизм, который он тщетно пытался как-то разнообразить. В этом сером существовании Зозулин, сколько себя помнил, никогда не находил никакого просвета.
Женщин он в интимном плане боялся и, более того, даже недолюбливал. Слишком уж хорошо помнил свой первый «удачный» опыт когда-то в юности, насмешливый хохот, который до сих пор стоял у него в ушах. Женщины являлись существами крайне опасными, полными скрытой агрессии.
Собственно, была одна, которая, казалось, сможет этот его страх переломить. Хотя до интима у них так никогда и не дошло. Да, по сути, вообще ничего и не произошло, случайный мимолётный мираж, иллюзия.
Они познакомились во французской кондитерской «Делифранс» на Маяковке. Оказались случайно за одним столиком и сблизились на почве любви к горячему шоколаду. Она сама улыбнулась ему своей поразительной улыбкой, сама завела разговор, ему бы, конечно, и в голову не пришло заводить знакомство с женщиной, тем более такой привлекательной.
Из неожиданной беседы со словоохотливой дамой выяснилось, что она актриса. И к тому же одинока. С пьяницей мужем, неудачливым актёром, давно развелась. Пятилетний сын живёт с бабушкой, то бишь с её мамой. Сама она из-за безумного рабочего расписания им почти не занимается. Хотя ужасно из-за этого переживает.
В общем, кончилось их сидение в кондитерской тем, что она в тот же вечер пригласила его на премьерный спектакль. Работала она рядом, в Театре Луны.
Зозулин в театре не был с детства, последний раз ходил в начальной школе на балет «Щелкунчик» со всем классом. После этого никакого желания повторить этот опыт не возникало. Гигантские серые мыши, под музыку бегавшие по сцене, произвели на него крайне неприятное впечатление.
Но тут, однако, пошёл.
Алла, так звали артистку, играла в Театре Луны главные роли. Сам спектакль Зозулин плохо запомнил, смутно догадывался о его содержании, потому что всё время смотрел на Аллу, даже когда она ничего и не говорила на сцене.
После он долго её ждал у служебного подъезда.
Она вышла, чуть покачиваясь от шампанского, которым они там отмечали премьеру, и он проводил её домой. До подъезда. Помог донести цветы, их ей надарили целую кучу.
Впервые за долгие годы Зозулин почувствовал, что эта женщина, Алла, всерьёз волнует его. У него даже мелькнула шальная мысль, будто у них может что-то получиться.
Они много болтали в тот вечер. Зозулин даже так расхрабрился, что прочёл ей несколько своих стихотворений. Алле понравилось.
Договорились опять пойти в «Делифранс» попить шоколада и ещё решили сходить в зоопарк, посмотреть на диковинную белку-летягу, про которую писали в газетах. Однако ни то ни другое так и не произошло. Этим единственным вечером дело и кончилось.
По телефону она отвечала очень коротко, слегка раздражённо, будто раскаивалась, что дала ему номер. Зозулин тушевался, хрипло мямлил чего-то, раздосадованно клал трубку, потом быстро, тут же на месте, не отходя от аппарата, онанировал.
Он побывал ещё на двух её спектаклях, которых тоже потом не помнил. Контрамарки она ему оставляла, но после окончания просила не ждать, ссылаясь на занятость.
Он слушался, издали следил, как она выходила из театра, торопливо стуча каблучками исчезала в подземном переходе.
А когда всё же решился всерьёз с ней поговорить и опять пришёл в театр, оказалось, что спектакль отменили. И телефон у неё больше не отвечал. А потом выяснилось, что Аллу убили.
Так Зозулин и не понял, чего вдруг она с ним тогда разговорилась, пригласила его. На самом-то деле ничего общего между ними не было. Но, видать, попал под какое-то особое настроение. Артистка, понятное дело, существо эмоциональное, непредсказуемое.
Однако очевидно, что смерть её не могла быть случайной. Это некий знак или, как сейчас говорили, месседж.
Стало ясно, что ему категорически нельзя вступать в близкие отношения с представительницами слабого пола. Даже платонически. Одна понравившаяся ему женщина жестоко насмеялась над ним, а другая вообще погибла. Всякое тесное общение с ними было чревато. Раны, возникавшие в результате, не заживали уже никогда.
Узнав о гибели Аллы, он не то чтобы так уж сильно переживал, но впал тем не менее в полнейшую прострацию, думать ни о чём толком не мог, всё забывал. Единственное, что помнил, – это то, что на всяких тайных помыслах, связанных с женщинами, следует окончательно поставить жирный крест.
А мужчин Зозулин тем паче сторонился, одна только мысль о мужеложстве вызывала у него брезгливое отвращение. Так что был он в данном деликатном деле предоставлен полностью сам себе, целиком зависел от собственной фантазии.
Но фантазия зозулинская, несмотря на стихи, которые он изредка пописывал, была ограничена, дальше эротических игрушек, которые он застенчиво покупал иногда в магазине «Интим», не шла. А с ними далеко не уедешь.
Ну, скажем, вставит он себе вибратор в задний проход. В первый раз ещё ничего, даже интересно, возбуждает. А на пятый, шестой день уже надоедает. Потому что всё равно он, этот вибратор, механический, то бишь однообразный до предела, до раздражения.
А ничего другого ведь в голову не приходит, вот и маешься. Мечешься между скучной работой и опостылевшим телевизором. И так год за годом.
История с Аллой, вытащившая было его из бесцветной глубины жизни на её красочную поверхность, в конечном счёте отбросила его назад, на самое дно мрачного колодца, где он и пребывал всё последнее время. Тем удивительней была идея, неожиданно осенившая его в зоопарке.
В том самом зоопарке, кстати говоря, куда он собирался идти вместе с Аллой и куда бессознательно потащился один. Тот факт, что он в результате оказался в террариуме, не мог быть случайным. Равно как и зелёная, понравившаяся ему змейка, тоже, безусловно, явилась своеобразным месседжем.
Ничто в жизни не бывает случайным. В каждой случайности есть своя закономерность, свой смысл.
Выбрав мешок из крепкого полиэтилена, Зозулин включил утюг и вооружился ножницами. Утюг был нужен, чтобы расплавлять и склеивать полиэтилен. Повозившись с полчаса, он наконец добился желаемого.
В руках у него оказалась узенькая, смахивающая на шланг, трубка. Склеенные края, правда, выглядели очень неровно и уродливо, но в конце-то концов он для себя старался, кто это увидит!..
Зозулин радостно рассмеялся. Идея была проста, как всё гениальное.
Он взял баночку и отправился в спальню.
Зажёг прикроватную лампу, отбрасывающую мягкий, уютный свет. Включил тихую музыку (диск из серии «Романтик коллекшн», один из немногих, которые он любил), снял халат, лёг на живот. Потом выдавил немножко вазелина из тюбика и, всё ещё продолжая улыбаться, протянул руку, задрал халат и смазал себе задний проход.
Затем Зозулин натянул новоявленный шланг на средний палец правой руки, отчего полиэтиленовая трубка сморщилась в плотную гармошку, и осторожно, как можно глубже ввёл этот палец в анальное отверстие, а потом, легонько вращая, выдернул его обратно и распрямил гармошку.
Всё получилось славно. Трубка в заду торчала крепко, как надо, теперь можно было переходить к самой важной части задуманной процедуры.
Зозулин подцепил за хвостик крохотную мышку и выудил её из баночки.
– Ты моя мышка-норушка, – прошептал он ей.
Он испытывал сейчас искреннюю нежность к маленькому зверьку. Аккуратно погладил чудную мышку и даже поцеловал её в миниатюрную головку.
После чего Зозулин подвинулся к краю кровати и свесил голову вниз. Зад он, наоборот, приподнял и, левой рукой придерживая полиэтиленовую трубку, занёс правую с мышкой, которую при этом крепко держал за хвостик, за спину.
В этой неловкой позе, на ощупь, ему с третьей попытки удалось запустить зверька внутрь трубки. Тут же, как только он почувствовал, что мышка провалилась в неё, Зозулин, пользуясь уже обеими руками, крепко завязал трубку в узел.
Теперь наконец стало возможным расслабиться. Назад ходу мышке нету, только вперёд.
По зозулинскому замыслу, чудесная крошка должна была оказаться через несколько секунд у него глубоко в анале и там, наткнувшись на полиэтиленовую преграду, начать вертеться и бегать взад-вперёд, безнадёжно пытаясь выбраться из тупика. Это и был тот вожделенный миг, к которому он так подробно готовился.
Ведь в самом деле, уже не тупой механический вибратор, а настоящее, тёплое, живое, хоть и крохотное существо окажется внутри него. В определённой непредсказуемости его поведения была своя прелесть, от которой ёкало сердце, сладостно захватывало дух.
Зозулин даже не загадывал, как долго продлится это тщательно планируемое наслаждение. Столько, сколько он захочет, сколько выдержит.
Пока не прочувствует всё до конца.
А потом просто выдернет трубку с этой бедной мышкой из задницы и освободит несчастную пленницу. До следующего раза, конечно.
