скачать книгу бесплатно
Поехать домой… Я хочу только одного: свернуться клубочком на кровати Тига и все забыть.
– Если вам что-нибудь понадобится, в любое время, даже ночью, в комнате отдыха в конце коридора постоянно дежурит медсестра, не стесняйтесь, зовите ее. И сегодня очень хорошая погода, сходите прогуляться.
Доктор Нейл встает и выходит. Не успеваю я лечь обратно в кровать, как возвращаются родители и Чеви. Одного взгляда на них достаточно, чтобы понять: что-то не так. В такой давящей атмосфере даже дышать тяжело.
– Это врач к тебе заходила? Мы встретили ее в коридоре, – говорит отец.
Тон у него совсем не дружелюбный, поэтому я молчу в ответ. Мама просит Чеви повесить плащ, и все они рассаживаются напротив. Чеви не может усидеть на месте. Он всегда так себя ведет, когда я делюсь с ним каким-нибудь секретом, а он пытается не проговориться. Он аж подпрыгивает на своем стуле.
– Так что тебе сказал доктор? – спрашивает мама.
Я отворачиваюсь от Чеви и стараюсь не смотреть на отца: от этого его взгляда кровь стынет в жилах. Не понимаю, что я такого натворила, чтобы заслужить подобное.
– У меня давление зашкаливает, но, если завтра станет лучше, меня отпустят домой. – И это все, что у меня получается сказать.
– Тебе стоит поспать, у тебя усталый вид, – произносит папа.
Я киваю, а потом опускаю взгляд на Чеви.
– У тебя все хорошо? Ты чего скачешь?
Он мельком смотрит на родителей, а затем корчит рожу.
– Ладно, мы поехали. Утром вернемся и…
– Я видел Тига!
Дьявол. Мое сердце пускается вскачь, и я начинаю задыхаться.
– Чеви! – бросает ему мама.
Родители готовы прибить Чеви, а я – их: они его видели и не собирались мне об этом рассказывать.
– Он весь в синяках, и на нем наручники, Елена! Ты знаешь почему? Я вот…
– Чеви, достаточно! – прерывает его отец.
Я с силой стискиваю зубы, но этого все равно недостаточно, чтобы сдержаться: руки дрожат, а на глаза наворачиваются слезы. Мама быстро подходит ко мне, чтобы обнять, но я ее отталкиваю. Не хочу, чтобы она меня касалась. Мне это не поможет.
Папа хватает Чеви за руку и ведет к выходу.
– Папа, почему она плачет?
– Сложно объяснить, Чев. Пойдем, подождем маму снаружи.
Дверь захлопывается. Я протискиваюсь мимо мамы и, собрав все свои силы, закрываюсь в ванной. Мне стыдно за собственную слабость, но еще более стыдно за то, что его заковали в наручники, хотя он ничего не сделал.
– Елена! – зовет мама, поняв, что дверь заперта.
– Оставь меня!
Она молчит. Я прислоняюсь спиной к стене и сползаю на пол. Больше нет сил стоять. Из-за двери доносится испуганный голос матери.
– Елена, пожалуйста, давай поговорим!
– Убирайся!
Теперь еще больнее, чем раньше. Обжигающие слезы катятся по щекам.
Глава 7
Тиг
Никогда не забуду этот взгляд, которым смотрел на меня приемный отец, перед тем как исчезнуть за дверями лифта. Черт, как они могут думать, что я пытался сделать что-то подобное с моей львицей?
Мои нервы напряжены до предела. А вдруг Солис тоже так думает? Чувство беспомощности перед лицом этой ситуации изматывает, и я ничего не могу с этим поделать. Они же знают меня, они знают, что я на такое не способен. Отсюда вопрос: действительно ли они меня понимают? Видели ли они во мне что-то большее, чем просто сироту, покрытого татуировками и готового в любой момент оказаться за решеткой? А я вообще давал им возможность заглянуть глубже?
Однажды Солис сказала мне, что люди понимают, какой им дали шанс, только когда упускают его. И она права. Я тогда посмеялся над ней, но сейчас, прикованный к этой кровати, осознаю, что мне довелось прикоснуться к счастью, пока жизнь не отняла его у меня. У меня была семья Хиллз и моя львица… Я скучаю даже по субботним вечерам, когда мы с приемным отцом садились покурить и он донимал меня своими заумными монологами. Все безвозвратно ушло, все изменилось, и это ужасно.
Солнечный луч медленно ползет по стене напротив. Когда меня привезли с рентгена, соседская кровать оказалась пустой. Надеюсь, этот придурок не вернется, от него так воняет.
Не знаю, сколько времени уходит, пока я размышляю обо всем. Боль подступает со всех сторон. Больно, даже когда я не двигаюсь. Я, как обезумевший, снова и снова давлю на кнопку вызова персонала. Куда подевались все медсестры? Обычно они сразу прибегают, чтобы побесить меня. Я делаю передышку, и, наконец, появляется девушка в халате. Она меняет пластиковый пакет, подсоединенный катетером к моему предплечью, и исчезает.
Я пробовал курить всякие вещества, изменяющие сознание, но морфин, который они вливают прямо в мою вену, уносит меня гораздо быстрее. Я забываюсь, да, я совершенно точно погружаюсь в сон, и мне больше не больно.
* * *
Тогда
Я закручиваю косяк. Бенито оставил столько травки, что с учетом нашей скорости нам хватит на несколько месяцев. И он отсыплет еще, как только я попрошу, а может, даже без моего напоминания. Сначала затянусь я, потом – директор. Он такой забавный, когда накуривается.
Дэниэл со смехом отвлекается от своего мобильного. Кажется, будто он только что прочитал самое смешное сообщение на свете.
– Чеви разбил тарелки, пока бегал накрывать на стол. Теща сойдет с ума, когда узнает, что ее французский сервиз отправился в мусорное ведро.
Я смеюсь. Думаю, он любит свою тещу. Я прикуриваю, и он осекается. Упс.
– А ты не забыл про правила этого дома, мм? – спрашивает он.
Я ухмыляюсь. Черт, точно. «Сначала открываем пиво, потом прикуриваем косяк». И никак иначе. Этих правил просто уйма: некоторые приятные, некоторые не особо. В прошлую субботу он выдумал очередное дурацкое правило: «Нельзя возбуждаться на глазах у его дочери». «И за ее спиной тоже» – отличное дополнение. К черту! Это единственное правило, которое я не уважаю.
Я встаю, не вынимая косяк изо рта, чтобы взять протянутое им пиво, и благодарю его кивком головы.
– Как насчет остальных правил?
Да-да, я понял, старик! Я отдаю ему косяк. Правило номер два: «Первым затягивается старший».
Директор делает глубокую затяжку. Невероятно. Никогда бы не подумал, что однажды буду совмещать эти вещи: рубашка в пингвинах, марихуана, книга по философии и свежее пиво. В целом звучит круто.
Он поднимает пиво для тоста:
– За Чеви. За то, что он наконец-то освободил меня от этого ежегодного «Вы ведь поставите на стол мой французский сервиз?» – произносит Дэниэл, пародируя голос тещи.
Я смеюсь в ответ и тоже поднимаю бутылку перед тем, как отпить.
Приемный отец возвращает мне косяк и выуживает очередную книгу. Черт, опять начнет сейчас пороть свою горячку. Надо как можно скорее докурить и сматываться.
– Позволь-ка я почитаю тебе кое-что из этого шедевра, – весело говорит он, открывая случайную страницу.
На обложке красуется название: «Мир Софии». Дьявол, неужели существует книга про эту стерву? Надеюсь, это не какая-нибудь нудятина.
– Погоди, я найду фразу получше, – цедит он сквозь зубы. – А, вот, послушай: «Человек обречен быть свободным».
Я жду продолжения, но он поднимает на меня взгляд, светясь от гордости. И все? Мы смотрим друг на друга. Этот черт, похоже, ждет моей реакции. Я удивленно поднимаю брови. Чувак, я ничего не понял!
– Ну и? – подбадривает он.
Этого мало? Он улыбается, ожидая, что я что-то отвечу. Надо затянуться. Человек обречен быть свободным? Я вдыхаю дым.
– Это глупо. – Все, что у меня получается выдавить.
У него отвисает челюсть. То ли оттого, что я вообще заговорил, то ли оттого, что я так пренебрежительно высказался об этой идее.
– Глупо? Реалити-шоу – вот что глупо, а это очень глубокая мысль, малец, – отвечает он. – Тебе стоит хорошенько пораскинуть мозгами, чтобы понять смысл, сокрытый в этой фразе. «Человек обречен быть свободным» – у тебя это хоть с чем-то ассоциируется?
«С тюрьмой», – думаю я, но вслух ничего не говорю и отвожу взгляд.
– Я вот, например, сразу представляю себе Елену, – сообщает он.
Что? Что общего у моей львицы с этой фразой? Я качаю головой.
– Даже странно переводить все на себя, когда мы обсуждаем такое, – шепчет он себе под нос. – Грубо говоря, моя дочь – явное олицетворение того, о чем это высказывание. Елена свободна. И она должна оставаться свободной. Она обречена на свободу.
Я зависаю. О чем он вообще говорит?
– Я абсолютно ничего не понимаю, – отвечаю я.
Возвращаю ему косяк, может, от него у приемного отца прояснится в голове.
– Ты слишком много куришь, поэтому тебе и не понять, – говорит он, указывая на косяк. – Смотри: я обрекаю Елену оставаться свободной. Короче говоря, она не замужем и должна таковой остаться.
Я издаю смешок и делаю очередной глоток. Отчим не любит, когда я реагирую смехом на его слова, он даже для этого специальное правило придумал: «Кто посмеивается, тот не курит дурь».
– Так-так, ты пропускаешь, – он поднимает косяк к потолку.
Вот прохвост. Я показываю ему средний палец.
– В этом жесте есть какой-то скрытый смысл? – спрашивает он в ответ.
Я переворачиваю кисть пальцем вниз, и он довольно быстро парирует:
– Надеюсь, все эти жесты не имеют отношения к моей дочери, потому что у меня для тебя, Тиган Доу, есть новое правило, и суть его в том, что мой кулак обязательно встретит твою смазливую мордашку, – ворчит директор.
Я заливаюсь смехом, затем киваю и примирительно пожимаю плечами. Он вскипает, но быстро берет себя в руки – вот что мне нравится в этом типе. Я почти завидую его самообладанию.
– Ну что ж, ты-то, наверное, при этой фразе подумал о тюрьме.
– Ага, – вырывается у меня само собой. Мне бы очень хотелось в этот раз обломать приемного папашу, но это вышло против моей воли. Какая ирония!
– Ничего, эти два слова: «осужденный» и «свободный» – много для тебя значат… Но ведь время идет, скоро эти слова будут ассоциироваться у тебя с любовью. Но не к моей дочери, конечно, уж поверь мне.
Он протягивает мне косяк, но меня так пробирает смех, что сдержаться не выходит. Черт возьми! Он улыбается: я опять в пролете.
– Да ты совсем не дружишь с правилами!
От его издевательского тона я не выдерживаю:
– Точно, особенно с последним. У меня постоянный стояк от твоей дочери, мужик.
Он судорожно сглатывает и собирается возразить, как вдруг звучит голос из коридора.
– Тиг! Ты чем тут занят?
Я вскакиваю от этого грозного тона. Мне лучше пошевеливаться. Мы же собирались готовиться к занятиям, я совсем забыл. Не то чтобы забыл… Просто думал, что у меня еще есть время.
Я встаю и, перед тем как поставить пиво на стол, делаю последний торопливый глоток. Приемный отец хохочет.
– Знаешь, как называют таких, как ты? – спрашивает он, когда я уже подхожу к двери.
Еще бы! Я приставляю руки к затылку, изображая кролика, и Дэниэл взрывается от смеха.
– Именно, сынок!
Я открываю дверь. Моя львица похожа на разъяренную фурию.
– И не забудь, что я запрещаю тебе вести такую же бурную половую жизнь, какую ведут эти звери! – добавляет он. – По крайней мере, не с моей дочерью!
Елена останавливается как вкопанная. Вот зараза! Он меня с ума сведет.
– Ну и вонь! Чертовы наркоманы… – вздыхает она. – Ох, и влетит вам от мамы.
Наш с отцом смех разом стихает. Я закрываю за собой дверь и целую свою львицу. Я ведь и в самом деле кролик-самоубийца. Если бы директор только знал, что все его подозрения давно претворились в жизнь под самым его носом, и это происходит вот уже несколько недель – он бы меня прибил.
* * *
Я открываю глаза. Очередная медсестра снова что-то делает у изголовья моей койки. Так это был сон. Никакого косяка на самом деле не существовало.
– Я сниму швы с вашего лица, – говорит она.
