banner banner banner
Время Ворона
Время Ворона
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Время Ворона

скачать книгу бесплатно

Время Ворона
Алексей Третьяков

«Время Ворона» повествует о судьбе молодого трансильванского сакса Мартина, ставшего наемным солдатом Черной армии венгерского короля Матиаша Корвина (Ворона) на фоне бурных событий в Восточной Европе второй половины пятнадцатого столетия. Это история жизни и смерти, любви и дружбы, стали и пороха, пепла и слез, судьбы и свободы выбора. Книга содержит нецензурную брань.

Время Ворона

Алексей Третьяков

Tри ворона сидели в ряд —

И черен был у них наряд.

Спросил один неторопливо:

– Где нынче будет нам пожива?

– Вон там, на берегу крутом

Убитый рыцарь под щитом.

Да свора верная его

Не подпускает никого,

Да соколы его кружат

И тело зорко сторожат.

Приходит дева молодая.

Главу его приподнимая,

Целует тихо и светло

Окровавленное чело.

Над мертвым, прочитав молитвы,

Его уносит с поля битвы,

Дай, Бог, таких нам похорон,

И псов, и соколов, и жен!

Дизайнер обложки Дмитрий Лубяной

© Алексей Третьяков, 2023

© Дмитрий Лубяной, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-4498-7294-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Дорога к Кенермёзо была живописна в любое время года, но осенью она приобретала особые краски. Лиственные тенистые леса еще не сбросили свои кроны полностью и украшали пейзаж красными, желто-оранжевыми и коричневыми красками в тон коричневато-бежевому цвету дороги. Хвойные леса дополняли пейзаж своим темно-зеленым оттенком. Выглянувшее из-под облаков солнце играло лучами на деревьях и придавало совершенно необыкновенный, сказочный вид трансильванским холмам, нередкие и чрезвычайно долгие туманы в этих местах почти рассеялись к полудню, но держались в долинах и лощинах очень долго.

Старый странствующий монах возвращался после паломничества в Коложвар, хотя, будучи саксом, он предпочитал название Клаузенбург для своего родного города. За долгую жизнь он странствовал по многим землям и странам, видел разных людей и пережил не мало превратностей судьбы. Теперь он стремился попасть домой и торопился, ведь на эти земли шла гроза с юга, пострашней холодов и дождей. Ему часто встречались по пути воины, конные и пешие, одиночки и целые отряды. Вдруг из-за поворота ему навстречу вынырнул еще один отряд, некрупный, но такой, что запомнился монаху.

Впереди ехали верховые – группа из нескольких всадников. Монах умел распознавать людей и понял, что эти военные люди, наверняка, наемники. Это он понял по недешевым нарядам, местами даже богатым, по обилию оружия на поясах, по взглядам и манере держаться. То, что среди них был один дворянин он понял по стягу с гербом – черный восстающий вервольф на желтом поле с когтями и клыками, а принадлежность к королевским наемникам выдавало знамя, данное королем своей армии – арпадские полосы, двухвостые львы и в центре черный ворон на синем щите с кольцом в клюве. Такое знамя наемные отряды носили на марше и только во период войны и походов. Это давало им преимущество во всех землях Священной короны – на передвижение по дорогам, на закупку фуража и припасов вне очереди и по королевским льготам, на приобретение, в том числе в долг, оружия и снаряжения. Знамя и королевский форинт магически открывали перед вчерашним отребьем множество дорог в венгерском обществе.

Монах давненько не видывал такой пестроты в отряде. Первым ехал темноволосый дворянин в костюме по последней южно-немецкой моде с золотой цепью, мечом и кинжалом-баллоком на поясе, его стальные серые глаза были пронзительны и холодны. Рядом ехал молодой сакс в суконном дублете с буфами до локтя и широким баселардом и коротким швейцарским мечом на поясе. Светлые, как солома, волосы были убраны в длинный хвост. Он смотрел насмешливыми синими глазами на дорогу и время от времени поддерживал беседус дворянином и третьим командиром. Им являлся куман в экзотичном смешении европейской и местной одежды – вполне европейский костюм из дублета и шосс с кавалерийскими сапогами, а сверху покрывал шаубе византийского стиля, отороченный бобром, вполне типичный тесак-корд соседствовал с композитным луком и колчаном, оформленном в восточном, куманском стиле. Всадник был куном, куманом, о чем говорили упряжь его коня, седло и длинная черная коса, свисавшая из под высокой шапки. За тройкой командиров ехало несколько легковооруженных всадников-кутилье и гусар в снаряжении попроще, а за ними несколько десятков пехотинцев с древковым вооружением и хэндганами на плечах. Между двумя группами пехотинцев ехало несколько телег со скарбом, припасами, щитами-павезами в промасленных холщевых чехлах, тяжелыми доспехами, которые на марше не надевали.

Монаха кавалькада всадников поприветствовала, он ответил тем же. Молодой сакс спросил:

– Доброго дня, святой отец! Это ли дорога к Брейденфельдским холмам?

– И вам хорошего дня, сын мой. Да, верно идете. Через день будете у Прихолмья, а там через полдня и до места дойдете.

– Благодарю, отче. С тех краев путь держишь? Турок тьма и вправду? – с улыбкой спросил саксонец.

– С тех краев, – согласился монах – Но Турка не видал, хотя бегут христиане оттуда, страшные вещи рассказывают. Турка значится бить идете, в войско Батори? Если да, то Драконьи Клыки третьего дня я встретил на юго-востоке от этих мест. Он лагерем там стал под деревенькой Белсенер.

– Спасибо, отец. Туда нам и нужно. С Богом и бывай!

– И вас пусть хранит, господин наш Иисус Христос, что могу то сделаю – буду молиться за победу воинства христианского над магометанскими полчищами.

На прощание, молчаливый дворянин бросил монету монаху – серебряный обол. Солдаты некоторые просили помолиться за них, а монах отдал им свою еду. Молодой загорелый солдат положил в дорожную суму кусок сыра и немного сухарей – путь был не близкий, а в период войны цены на еду сильно подскочат, да и постоянно солдат хочет есть.

Монах проводил взглядом отряд уходящий вдаль, подумал, что многие из них не вернутся, учитывая, какой враг пришел в эти земли. Придет время, сами все увидят. Он не очень любил солдат, но за этих он искренне готов был молиться. Просто потому, что они последний щит перед Полумесяцем, неудержимо рвущегося в сердце Европы, осознают они это сами или нет, но это было так.

В то лихое время на венгеро-турецком фронтире было неспокойно. Валахия, сопротивлявшаяся долго и упорно, являлась теперь проходным двором для турок. Их отряды пробовали на зуб оборону венгерского королевства, периодически вторгаясь в Трансильванию или Боснию. Тысячи солдат армии полководцев Пала Кинижи и Иштвана Батори – королевские наемники, трансильванские городские ополченцы, феодальные бандерии пограничья шли не в первый и не в последний раз проливать кровь за эту землю. Эта многострадальная земля Трансильвании с давних времен была лакомым куском для разных народов и завоевателей. Лихие времена сменялись другими лихими временами. Даки, кельты, римляне, гунны, секеи, авары, славяне, мадьяры, саксы, куманы, ясы, татары, валахи сменяли друг друга на этой земле, оставляя след, пускай не всегда видимый и ощутимый. Она как магнит притягивала к себе многих завоевателей. Может просто потому, что лежала за Карпатскими горами и представляла удобное место для расселения народов и племен.

Отряд уходил все дальше от мирных деревень и прочных крепостей навстречу битве, в неизвестность. А над солдатской колонной громко звенела походная песня.

Глава 1. Солдаты короля

Началось все тремя годами ранее.

На центральной площади Германнштадта, известного как Сибиу, ярко наряженный глашатай в гербовой накидке короля вербовал людей для королевской наемной армии. Он громко расписывал все прелести военной службы с помоста, а ниже трое писцов записывали желающих, выходивших из толпы.

– Храбрецы славного города Сибиу! Наш великий король нуждается в солдатах! Вступайте в ряды его армии! Слава и золото достаются смельчакам! – глашатай не жалел глотки и призывно махал рукой жителям.

– А денег много король платит? – кто-то из зевак поинтересовался самым важным.

– Получает солдат за месяц больше чем ремесленник за полгода, а крестьянин за год! Ха-ха-ха, я не вру, славные бюргеры! Гляди, как глаза расширились! Эй, ты, ушастенький! Записывайся скорее, а то золотой осел уйдет! И ты, рябой, шагай сюда смелее!

– Я пойду! – вперед вышел молодой рыжий парень в простом льняном платье, изрядно залатанном во многих местах.

– Всех, кто способен нести алебарду и носить доспехи мы запишем, и их ожидает роскошное будущее!

По итогу работы вербовщика человек тридцать выстроились в очередь на запись в ряды королевских войск.

Неподалеку от площади спорили два человека. Старый и молодой. По внешнему виду, оба принадлежали к ремесленном сословию, к саксонской общине. И были родственниками. Говорили на местном немецком диалекте.

– Ты – ремесленник, твое дело трудиться, а сражаться ты должен за свой город и его вольности! Понимаешь? И ты – сакс, нам нет дела до войн венгерского короля! – старший саксонец настойчиво объяснял молодому что-то, – Король подавлял наш справедливый бунт не так давно.

– Отец, прошу, отпусти меня или я сам уйду. Я хочу повидать мир за стенами города и я не хочу быть ремесленником, – молодой сакс был нетерпелив и, кажется, был готов бежать к вербовщикам хоть сейчас.

– Ты хочешь стать наемником, оторваться от своего рода, от судьбы? Тогда ты предашь поколения своих предков, слывших мастерами еще во времена короля Белы!

– Отец, я решил, что в этот раз уйду, прости меня, но иначе я не могу. Ты обещал, что, когда мне будет шестнадцать лет, я смогу решить свою судьбу. Мне уже восемнадцать…

– Зайди и попрощайся с матерью и младшими братьями хотя бы, – отец посерел лицом и устало похлопал сына по плечу. Спорить больше не имело смысла

– Обязательно, – парень не верил, что отец отпустил его.

Молодой сакс бегом отправился к вербовщикам. Его имя внесли в список под латинской цифрой 25: «Мартин Кройцберг, сакс, восемнадцати годов, рослый малый, телесно пригодный к войне».

За много лиг от Германнштадта в Куншаге – земле куман, вербовщики также набирали солдат. Четыре дюжины мужчин и молодых парней прибыли на смотр. Все они были на лошадях, разнородно одетые и старомодно вооруженные: головные уборы с перьями цапли, длиннополые стеганые кафтаны ниже колена соседствовали с «немецким» платьем, копья, кривые сабли, колчаны с луком и стрелами, у некоторых были копья, простые топорики и булавы.

– Отлично, просто замечательно! Нашему королю нужны меткие куманские лучники, гроза поляков и австрийцев, – королевский чиновник, старый венгр не скрывал своего восторга, глядя на пестрый отряд конных лучников.

Хмурые куманы провожали отряд своих соплеменников молча, лишь старейшина поселения шептал каждому по-половецки что-то на ухо.

– Вновь короли Венгрии доверили куманам оружие, почти век прошел с восстания, когда мы были повержены и лишены привилегий. А король Матвей вернул нам право на оружие, и теперь вновь вернулась удаль в куманские селения, но плата высока. Врагов у Матвея много и мало удальцов возвращается обратно, – старый седой куман поправлял, притороченные к седлу, колчаны и сумы с припасами.

– Дядя Дьердь, а ты зачем пошел на войну? Ты стар и ворчлив, сидел бы дома у печи со своей старухой! – молодой черноволосый куман с озорным видом часто поддевал родича.

– Чтоб вы не опозорили славное имя куман в бою и штаны не обгадили, молодежь, а, кроме того, мне дома скучно – дети выросли, внуки есть – чего мне дома сидеть? – он улыбнулся и продолжил, – Король щедр к своим солдатам, но служить ты будешь ему до конца, воевать будешь до последнего вздоха и рубить будешь каждого на кого он укажет, Ласло, – старый кун усмехнулся, – А может даже и своих……

– Чего это ты такое говоришь, дядя? – Ласло слегка недоумевал, но у него было слишком хорошее настроение, чтобы близко принимать эти слова.

– Да так, было уже такое, когда король кунов карал за неповиновение. Знаешь, куда едем то?

– Да откуда бы.

– К месту сбора, на юг Трансильвании, а оттуда куда угодно могут отправить. Там сиятельный князь Иштван Батори собирает новые роты и пополняет старые. Тебе не терпится повоевать, я знаю. Вкус войны не спутать ни с чем – либо отвращение будет на всю оставшуюся жизнь, либо ничем другим не сможешь заниматься.

Вскоре пестрая кавалькада и несколько телег потянулись на юго-восток по королевскому тракту. По дороге они влились в отряд рекрутов из Зибенбургена – области саксов Трансильвании и совместно прибыли в лагерь на юге.

Дворянин средних лет, на лице которого красовались три старых заживших страшных шрама, превративших лицо в подобие демонического лика, в готических доспехах осматривал верхом на прекрасном белом коне прибывших новобранцев. Всадник был в полной броне, конь тоже, чтоб наверняка произвести впечатление на новобранцев.

– Мое имя – Иштван Батори, я командир этой хоругви и воевода Трансильвании, а стало быть, вы теперь принадлежите мне. Всех вас осмотрят и проверят мои ветераны, кое-кого выгонят, а остальные станут солдатами. Мне нужны все – легкие гусары, стремительные как степной ветер, крепкие как скала латники тяжелой пехоты и шустрые стрелки из арбалетов и аркебуз. Все вы будете распределены по тем или иным подразделениям, в зависимости от ваших данных. Ваша жизнь теперь будет иной, вы уже получили плату от короля – три обола, также вас ждут походы и битвы. Запомните навсегда, что теперь для простого люда вы – мясники, убийцы, душегубы, кровавые гончие. Вас будут бояться и проклинать, но в тоже время завидовать и уважать. Теперь вы – моя, а потом уже королевская собственность – он улыбнулся так, что шрамы на его усатом лице сотворили такую гримасу, что некоторые новобранцы поежились.

Лагерь, как заметил Мартин – молодой сакс из Германнштадта, был достаточно большим, укреплен частоколом и валом со рвом, который использовался как сточная канава – к нему подходило несколько сливных рукавов из лагеря, выложенных плитняков и стыки заделаны известью. На каждые восемь – десять человек была большая палатка, у каждого был тюфяк, набитый соломой, овчина, бытовой скарб – миски и кружки и на палатку – котелок и тренога.

К толпе из двух с половиной сотен мужчин, одетых по-немецки, по-итальянски, по-кумански и по-валашски подошла группа из двадцати вооруженных людей в легких доспехах. Они начали осматривать людей как товар на ярмарке: смотреть зубы, руки, наличие вшей, спрашивать о болячках. В итоге почти все были годны, около дюжины признаны негодными к боевой службе, но их не выгнали из лагеря, а определили в обслугу орудий и баллист и саперные группы. Мартин попал, как и сотня других крепких парней, в тяжелую пехоту – армати, Ласло – молодой куман – вместе с пятью десятками венгров, куманов и сербов был определен в гусарские отряды. Еще по полсотни было отобрано в стрелки и щитоносцы – клипеати. Их в течение получаса знакомили с порядками и правилами жизни в лагере.

Затем им было дано свободное время. Мартин познакомился с соседями. Ими оказались два ветерана – сакс Куно и мадьяр Бартош. Они играли в кости, хоть это было запрещено на стоянке в лагере. Но, как позже поймет Мартин, запрещено совсем не значит, что нельзя. Кроме Мартина, было еще семь новобранцев: два брата-близнеца Мирко и Волкан из числа сербских беженцев, земляк Мартина, Конрад Гроссбеккермайер, мадьяр Имре, сын дунайского рыбака и три сакса Петер, Рихард и Эрвин из Клаузенбурга, что на севере Зибенбургена. Они вместе перекусили, познакомились и ощущение напряженности, волнения ушло. Быть может, причиной тому был кувшин вина, поставленный Бартошем за знакомство. Он и Куно рассказали, что если вытерпят первый месяц и не сбегут, то дальше будет легче.

– Как только кампания или другая оказия какая, то все сразу будете воспринимать иначе, и муштра пойдет на пользу.

Через два часа, когда Мартин и остальные даже успели вздремнуть немного, их подняли и велели одеться, а затем погнали за лагерь. Их отряд встретил старый солдат, поджарый и загорелый и он обратился к ним.

– Вы – опора боевого порядка, тяжела пехота, на вас придется удар кавалерии противника, вы же столкнетесь с пехотой противника в рукопашной. Там вы будете в тесноте толкаться, драться, рубить пальцы, руки, ноги, скользить в крови, ваши ноги будут путаться в кишках людей и лошадей, но вы должны держаться и драться до конца. Ко всем прелестям войны подготовиться на словах нельзя, но я научу вас бить алебардой с оттягом, находить самые сочные места для удара, колоть в пах. Вы научитесь рубить в спину, потому что в дикой пляске битвы от этого зависеть будет ваша жизнь и тех, кто стоит рядом. Такова теперь ваша новая работа! – его лицо выражало свирепое спокойствие, а уверенность в том, что он знает, что говорит не вызывала сомнений.

Затем парней погнали в Арсенал – здоровенный старый сарай – подгонять имевшиеся доспехи и подбирать оружие. Было объявлено, что первое месячное жалование уйдет на пошив одежды, обуви и поддоспешной экипировки для каждого солдата. С них сняли мерки швеи и портные уже на следующий день. А пока им выдали старые застиранные и перештопанные маркитантками потники – стеганки для ношения доспехов. На некоторых были бурые пятна, которые не удалось отстирать. Впрочем, потертые стеганки это не слишком портило, а душок от них отстирать не всегда удавалось. В Арсенале было достаточно разного рода брони – ржавые рваные кольчуги, устаревшие и местами сильно поистасканные бригандины, старомодные мятые кирасы, много мятых старых шапелей, айзенхутов и барбютов – все то, что осталось с прошлых кампаний и от прежних владельцев, коим не повезло. Было несколько итальянских арметов, но как пояснил десятник:

– Они никому на хер не нужны и их бросили на склад давным-давно. Пехотинец в нем неудобно – это кавалерийский шлем, доставшиеся от итальянцев-кондотьеров, павших еще лет десять тому назад в битве с нашим воеводой. С них сняли забрала и используют тут в лагере только.

Многие доспехи были помяты, пробиты, имели налет ржавчины, кольчуги имели серьезные дыры. Но и это было в новинку всем парням. Большинство впервые взяли в руки оружие и одели доспехи. Молодых людей охватила эйфория причастности к военному делу, их будоражила сама мысль о предстоящих битвах, славе, трофеях и всем в таком духе.

Мартин подобрал себе цельный нагрудник итальянской работы, наверное, еще времен битвы при Никополе, простые пехотные наплечники, миланского типа рукавицы. Последние посоветовал выбрать десятник, мол, пальцы спасибо еще скажут. Горло защищал небольшой горжет, а на голове был старый ржавый шлем-айзенхут с низкими полями и щелью для обзора. Оружие ему досталось в виде алебарды очень хорошего состояния, но ее не мешало бы почистить и сгладить зазубрины. Рекруты подгоняли снаряжение с помощью ветеранов, подбирая подходящие элементы.

– А теперь небольшой марш-бросок. Не знаю, как вы, но я гулять просто обожаю, – ухмыляясь, произнес сотник.

Гулять в понятии сотника значило идти несколько километров в броне под солнцем или дождем, а также быстро бежать, перестраиваться из походного в боевое положение и наоборот. Причем помимо оружия у новобранцев были еще фляги и бурдюки с водой, переметные сумки с припасами. Маршировали они весь день. Мартин чувствовал себя измотанным и истощенным как никогда прежде. Он с другим саксонцем Конрадом под руки вели Имре, который от усталости обрыгался и получил тепловой удар. Болели натертые плечи, было ощущение, что трудно дышать, а нагрудник сжимает грудную клетку. Казалось, даже в открытом шлеме не хватало воздуха. При всем при этом, многие относительно неплохо перенесли поход. Прибыв в лагерь, они услышали многообещающий прогноз на завтра.

– У меня для вас новость – завтра на рассвете мы повторим наше путешествие, я вижу, что вам понравилось, и вы просто поражены той неописуемой красотой, что увидели за лагерем и даже нет слов выразить восхищение, – он выдержал паузу, – А затем я научу вас, как правильно бить своими ржавыми ковырялками.

В лагере они сложили снаряжение в арсенале и побрели к своим палаткам. Едва упав на набитые соломой тюфяки, прозвучало заветное: «Ужин! Идите жрать, голытьба!» Пищей была каша, краюха черного хлеба и кусок сыра. Также выдали немного солонины и по литру пива. Жесткую как подошва солдатского башмака солонину съели довольно быстро, как, впрочем, и все остальное. Опьянев от сытости, солдатня побрела спать – уже смеркалось и все очень устали. Некоторых счастливчиков отрядили в караул, а остальным было позволено спать. Мартин, привычный к тяжелому труду в мастерской отца, думая, что могло быть и хуже, провалился в сон. Ему снилась его возлюбленная Эльза и поля, в которых они гуляли и резвились в юности. Ему снился тот момент, когда они прощались, а на следующий день Мартин ушел и стал солдатом короля.

Пробуждения началось с глухого рева рога и пинков десятников, созывавших людей на построение. Сонные, растерянные рекруты выбегали из своих палаток и не понимали, чего от них хотят. Десятники и сотники раздавали лещей и криками поторапливали построиться солдат. Не все сразу понимали, и суета была большая. И так изо дня в день. В течение недели постоянно приходили вербовщики, приводившие новобранцев.

Подразделения или роты были набраны по региональному или языковому принципу, потому численность рот была не одинаковая. В саксонской роте, в которой находился Мартин, было полторы сотни человек – саксы Семиградья-Зибенбургена, немецкие колонисты Верхней Венгрии и немного силезских немцев. В секейской роте было всего семьдесят человек, но все неплохо экипированы за свой счет и все конные – все-таки элита Трансильвании; в сербской пешей роте было двести десять человек – беженцы с турецких земель, славянские землепашцы и граничары. Системность обучения была весьма условная – во время затишья, как сейчас, более опытные солдаты обучали новобранцев азам, но все основное они уже получали на опыте, в ходе кампании. Как только они получат свои комплекты одежды и снаряжения, выкупят часть оружия и снаряжения в счет жалования, сразу могут отправиться в качестве пополнений в составе своих рот. Король Матиаш постоянно с кем-то воевал, войска нужны были всегда, и на них тратились время и большие деньги, чтобы обучить мало-мальски и снарядить. Мастерская отца Мартина получала уже ряд лет заказы на броню. Взявший королевский форинт мог оказаться где угодно, там, куда ни бог, ни дьявол не заглядывают, сгинуть в небольшой стычке в приграничных землях, когда сипах быстрым росчерком сабли срубит голову или умереть от дизентерии или чумы. Наемный солдат должен быть готов голодать во время осад, готов страдать кишечными расстройствами из-за питья дурной воды. Век наемного солдата был короток в ту эпоху правления Ворона, может быть, поэтому они отпущенное время стремились провести ярко и славно, в первую очередь, для самих себя. Мартин как совершеннолетний гражданин своей общины участвовал в военных смотрах и сборах ополчения, их семья выставляла трех воинов и имела в городском арсенале свое снаряжение и оружие. Но сборы проходили за городом и более походили на народные гуляния с военным уклоном: военные игрища, стрельба из арбалета и легкой артиллерии, контактные игры, борьба и в конце пирушка. Он видел войну издалека, когда на их город нападали турецкие мародеры или валахи. Подготовка в лагере не шла в сравнение с городскими смотрами.

Мартин сражался алебардой, которая была порядком тяжелее боевой, бил по деревянному чучелу в тряпье в виде турка или просто по бревну. Рядом, за спиной, строй копейщиков отрабатывал уколы и упражнения с пикой. Граненым острием пик и алебард они дырявили и без того рваные, ржавые кольчуги поверх мехов с шерстью, а так же сражались на палках между собой, которые имитировали мечи или корды. Боролись в доспехах и без. Здесь сходились национальные виды рукопашной схватки – саксонский кулачный бой, куманская борьба и прочие виды.

Стрелки из арбалетов и аркебуз тоже тренировались. Стрельба у них ведется с уступов больших щитов-павез или с рук, а гул и дым от пороховых выстрелов пугали лошадей. То и дело кто-нибудь, несущий горячую похлебку, оступался, ошпарился и добротно ругался. После тренировочного дня, Мартин нес зашить расползавшуюся и пропотевшую одежду маркитанткам – ярким девицам и женщинам из обслуживающего персонала со своим земляком Конрадом.

– Я слышал, что эти девки за хорошую плату не только стирают, но «взбивают масло»? – Конрад паскудно улыбался.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что они приласкать не против за деньги, не все конечно, но мой знакомый объяснил к которым можно подойти.

– Ну, друг, Конрад, между ног у тебя больше, чем в голове, – Мартин тоже улыбнулся.

– Сегодня вечером я все-таки попробую. Вон у той, что стирает, вид блудницы. Я ж никогда не подходил близко к ним! Дома меня отец бы прибил, если узнал, что я о них вообще подумал, – Конрад говорил возбужденно и его глаза лихорадочно блестели.

Вечером в палатку, где жил их десяток, завалился Конрад. Мартин и парни боролись по очереди на руках, так как кости были в лагере запрещены, что не касалось ветеранов Куно и Бартоша – им было все равно.

– Как твоя блудница? Совместная «стирка» удалась? – Мартин обернулся к другу.

– Да, но не совсем… Я уже ее приболтал насчет дела и уже было приступил к делу, но тут в палатку залез Домагой – здоровенный серб из роты Якшича. Ну, мы немного повздорили, девушка глазки в пол, а потом и вовсе убежала, а серб начал душить меня, но я успел натянуть шоссы, пнул его по яйцам и сразу сюда, – запыхавшись, рассказал Конрад.

– О, кажись, он идет за тобой, и с ним пара друзей, – Волкан указал на приближавшихся ребят довольно агрессивного вида, – Он идет отомстить тебе за свои отбитые яйца.