Эфирный страж: Искра возрождения

Алексей Рудь

Эфирный страж: Искра возрождения

Глава 1. Ржавый дождь над станцией

Артём проснулся от того, что с потолка ему на лоб упала тяжелая, ржавая капля. Лежа на спине, он несколько секунд смотрел в непроглядную тьму, чувствуя знакомый, горьковатый вкус металла и влажной плесени на языке. Так начинался каждый его день. Если, конечно, смена циклов за толщей бетона и грунта вообще могла называться днём.

Его мир был размером с три тоннеля да платформу заброшенной станции «Подзабытая». Когда-то, в другой жизни, она носила гордое имя в чью-то честь, но теперь это не имело значения. Мастерская Артёма – это несколько верстаков, заваленных деталями, паяльник с подсевшим аккумулятором и вечно протекающий фильтр для воздуха. Рай.

Он поднялся с походной койки, костяшка потрескалась. Первый взгляд – на панель мониторов, вытащенных когда-то из разбитого командного пункта. Датчики Эфира показывали норму: фоновый шум, слабые всплески от работающих где–то в городе генераторов «Ангуса», стабильный гул пси-фона. Ничего необычного.

«Эхо, статус?» – хрипло произнес он, протирая лицо.

Голосового интерфейса у его системы не было. Вместо ответа на центральном экране замигал желтый значок – «Стандартные параметры». Артём назвал это приспособление «Эхом» за его способность повторять и усиливать то, что и так все слышали. Оно было собрано из того, что нашлось на свалке: усилители, старые процессоры, самодельные сенсоры, ловящие малейшие колебания в том океане информации и энергии, что люди коротко и емко называли Эфиром.

Он принялся за работу – чинил блок питания для одного из обитателей нижних ярусов. Руки сами помнили движения: зачистить провод, припаять контакт, проверить мультиметром. Его мысли были далеко. Они всегда были далеко. В прошлом, которое он похоронил здесь, в этих тоннелях. Он был Артёмом-механиком. Артём-инженер, Артём-Страж остались там, наверху, в огне и хаосе.

Часа через три «Эхо» запищало. Тихий, предупреждающий звук. Артём поднял голову. На экране замерцала красная полоска – индикатор фоновой активности Эфира. Начиналась буря.

Он отложил паяльник. Бури в Эфире были частью жизни, как ржавый дождь на поверхности. Они искажали связь, выводили из строя чувствительную технику, а иногда сводили с ума тех, у кого были незащищенные нейроимпланты. Для Артёма это было как ураган за окном: сиди дома и пережди.

Но этот штorm был другим.

Сначала все шло по стандартному сценарию. Статические разряды на экранах, вой в наушниках, который он давно уже не надевал. Артём отключил нежное оборудование, оставив только «Эхо» на базовом питании. Он наблюдал, как графики на экранах превращались в хаотичные зубцы сумасшедших осциллографов.

И вдруг, посреди этого безумия, он его увидел.

Тонкий, ровный, идеально повторяющийся импульс. Он прорезал хаос, как луч лазера через дым. Не случайная вспышка, не обрывок данных. Это был сигнал. Маяк.

Артём замер, впившись пальцами в край стола. Его сердце, привыкшее к размеренному, ленивому ритму, вдруг заколотилось с бешеной скоростью. Он попытался определить источник. Координаты прыгали, но сходились в одной точке – разрушенный офисный комплекс в двух километрах от станции, который местные называли «Стакан».

«Эхо, усиль прием! Фильтруй помехи!» – прошептал он, хотя система и так делала все возможное.

Сигнал не просто повторялся. Он нес информацию. Простейшую, примитивную, и оттого пугающую. Это был не код доступа, не координаты, не фрагмент данных. Это была фраза. Всего два слова, закодированных в бинарной последовательности.

Артём перевел их мысленно, и по его спине пробежал ледяной холод.

«Я ЕСТЬ».

Сигнал был слабым, едва заметным. И он угасал. С каждой секундой, с каждым новым порывом Эфирной бури, он становился все тише, словно тонул в океане белого шума.

Инстинкт, заглушенный годами забвения, закричал внутри него. Кричал одно: «СПАСИ».

Артём резко встал, отбросив тряпку с засаленными следами. Он посмотрел на свои руки – руки механика, в царапинах и пятнах машинного масла. А потом поднял взгляд на старый, пыльный нейрошлем, висевший на крюке как памятник его прошлому. Он был мертв, деактивирован.

Но сейчас он был нужен.

Буря ревела снаружи, сканирующее оборудование «Ангуса» слепло. Это был шанс. Безумный, идиотский, самоубийственный шанс.

Он сорвал со стены потертый плащ-дождевик и нащупал в ящике тяжелый тактический фонарь. Рука сама потянулась к разряженному импульсному пистолету, лежавшему без дела года два. Он щелкнул предохранителем, проверяя заряд. Плевать.

«Эхо, записывай все. И… если я не вернусь… стерилизуй базу.»

На экране замигал все тот же желтый значок. Никаких эмоций. Просто констатация факта.

Артём глубоко вздохнул, наполняя легкие спертым воздухом подземки, и шагнул в темноту тоннеля, ведущего наверх. Навстречу буре. Навстречу сигналу.

Навстречу тому, что навсегда изменит его тихое, ржавое болото.

Глава 2. Сигнал из пустоты

Дверь в верхний мир была ржавым люком, замаскированным под обвалившуюся вентиляционную шахту. Артём отодвинул засов, и на него тут же обрушился вой ветра и едкий запах химикатов, принесённый с поверхности. Буря бушевала вовсю. Небо, если то, что висело над Москвой, можно было назвать небом, пылало грязно-лиловыми сполохами – видимым эхом катаклизма в Эфире.

Он выбрался наружу, пригнувшись. Здесь, в развалинах, было не намного светлее, чем внизу. Вечный смог, подкрашенный неоновой рекламой «Ангуса», что маячила вдалеке, поглощал большую часть света. Ржавый дождь сек ему лицо. Артём натянул капюшон и двинулся вперёд, отрисовывая в памяти карту руин.

Каждый шаг отзывался в его теле скрипом старой раны. Он не любил подниматься наверх. Здесь слишком много призраков. Вот обгоревший остов автобуса, из которого они когда-то отстреливались. А вот провал в асфальте, оставленный взрывом пси-боеприпаса. Память пыталась вытащить наружу образы, которые он годами запихивал в самый тёмный угол сознания: лица товарищей, рёв сирен, всепоглощающий огонь.

«Не сейчас», – сурово приказал он себе, заставляя ноги двигаться быстрее.

«Стакан» возвышался над округой, как надгробие. Одна из стеклянных стен когда-то обрушилась, и теперь зияла чёрной провалившейся глазницей. Именно туда, по данным «Эха», и уходил сигнал.

Войти было легче, чем он думал. Силовое поле, обычно охранявшее вход, было мертво – буря сделала своё дело. Внутри царил хаос. Офисная мебель, обугленные серверные стойки, разбросанные повсюду обломки. В воздухе висела пыль, смешанная с озоном – верный признак недавнего мощного выброса Эфирной энергии.

Артём шел на ощупь, включив фонарь. Луч выхватывал из мрака жуткие детали: разлитые по полу химикаты, потемневшие от жара стены, а кое-где – безформенные обугленные останки, которые когда-то были людьми. Лаборатория «Ангуса». Неудивительно, что сигнал шёл отсюда. Они всегда играли с огнём.

Сигнал становился сильнее. Его нейроинтерфейс, даже будучи деактивированным, улавливал слабую вибрацию – настойчивый, повторяющийся импульс, который вёл его вглубь комплекса, как нить Ариадны.

Он спустился на этаж ниже, в помещение, похожее на операционную. И тут его фонарь выхватил из тьмы источник.

Посреди комнаты стояла полуразрушенная колонна с оборудованием. От неё шли щупальца оптоволоконных кабелей, большинство из которых были перерезаны или обуглены. В центре, под куполом из треснутого стекла, мерцало что-то маленькое, размером с кулак. Это был портативный нейрочип, один из тех, что используются для временного подключения к Эфиру. Корпус его был оплавлен, но крошечный индикатор на торце отчаянно мигал красным светом, повторяя тот самый код: «Я ЕСТЬ».

Артём замер, прислушиваясь. Кроме завывания бури снаружи и треска горящей где-то проводки – ничего. Ни души. «Ангус», видимо, счёл объект полностью уничтоженным и отступил, чтобы переждать шторм. У них была такая тактика – не рисковать лишним.

Он подошёл ближе. Чип был вставлен в слот на панели, которая, судя по всему, питала его аварийной энергией. Ещё немного, и батарея бы села окончательно. Искра жизни внутри этого куска кремния и пластика угасла бы навсегда.

Рука сама потянулась к чипу. Что он, чёрт возьми, делает? Тащить в своё убежище артефакт «Ангуса» – это верх безумия. Это самоубийство. Это…

«Я ЕСТЬ».

Сигнал пробился сквозь его сомнения, настойчивый и хрупкий одновременно. Это была не просто машина. Машины так не сигналят. В этом коде была… мольба.

Он резко дёрнул, вытащив чип из слота. Индикатор на секунду погас, потом снова замигал, но теперь его свет был ещё слабее, прерывистее.

В этот момент снаружи донёсся новый звук. Не ветер. Это был низкий гул – нарастающий рокот двигателей. Артём подбежал к выбитому окну и выглянул наружу.

Сквозь пелену дождя и смога он увидел тень, медленно проплывающую между руин. Каплевидный корпус, щупальца сенсоров, мигающие огни позиционирования. Разведывательный дрон «Ангуса». Буря стихала, и они возвращались, чтобы оценить ущерб. А может, чтобы найти то, что упустили.

Времени не было.

Сжав чип в потной ладони, Артём ринулся обратно, к выходу. Его сердце бешено колотилось, уже не от волнения, а от животного страха. Он был как мышь, укравшая сыр у спящего кота.

Он нырнул в тёмный проём вентиляционной шахты, даже не оглядываясь, и захлопнул за собой люк. Гул дрона стал тише, но не исчез полностью. Они были здесь.

Спускаясь по скрипящим ступеням обратно в своё подземелье, Артём чувствовал, как тяжесть в его ладони растёт с каждой секундой. Он принёс в свой дом не просто чип. Он принёс загадку. Он принёс проблему.

И, возможно, смертельный приговор.

Глава 3. Пробуждение Искры

Вернувшись в подземелье, Артём первым делом задраил люк и прислонился к холодному металлу спиной, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось где-то в горле, а в ушах стоял навязчивый гул дрона. Он прождал несколько минут, пока адреналин не отпустит хоть немного, и только тогда разжал ладонь.

Крошечный чип лежал на его засаленной кожей, безжизненный и немой. Индикатор больше не мигал.

«Глупость. Безумие», – прошипел он сам себе, чувствуя, как волна разочарования накатывает на него. Он рисковал, лез в самое логово «Ангуса» – и всё ради чего? Ради мёртвого куска пластика и кремния, который успел умереть, пока он бежал обратно.

Сгоряча он чуть не швырнул чип в ящик с металлоломом, но какое-то смутное упрямство заставило его остановиться. Руки, привыкшие к тонкой работе, сами потянулись к инструментам. Он аккуратно очистил контакты, проверил целостность кристалла под микроскопом. Физических повреждений почти не было. Проблема была в энергии.

Он отключил «Эхо» от сети и нашел старый блок аварийного питания, который собирался когда-нибудь починить. Несколько быстрых движений паяльником – и он подключил чип к источнику стабильного, пусть и слабого тока.

Сначала ничего. Потом индикатор дрогнул. Моргнул один раз, другой… и застыл в ровном, тусклом свечении. Артём выдохнул, которого сам не осознавал.

Теперь предстояло самое сложное. Он посмотрел на свой старый нейрошлем, висевший на стене. Деактивированный, пыльный, символ всего, от чего он бежал. Подключить к нему чип «Ангуса» было всё равно что вставить зараженную флешку в свой единственный компьютер. Самоубийство.

Но другой связи у него не было.

«Ради бога, чего я жду? Это просто данные», – попытался убедить он себя, снимая шлем со стены. Пыль хлопьями посыпалась на пол.

Он протер интерфейсы, подключил чип через импровизированный переходник. Рука на мгновение замерла над главным выключателем. Здесь не было пути назад. Либо он сейчас всё выключит и выбросит эту историю к чёртовой матери, либо…

Он щёлкнул тумблером.

Мир исчез.

Не в буквальном смысле. Комната никуда не делась. Но его сознание накрыла волна – не звуков и не образов, а чистых, нефильтрованных ощущений.

Это был не голос. Это был вздох. Глубокий, дрожащий, полный невыразимого облегчения и боли.

ХОЛОД. ТЕМНОТА. ОДИНОЧЕСТВО.

Слова пришли не через уши, а родились прямо в его мозгу, тяжелые и влажные, как комки мокрой земли. Он почувствовал ледяной ожог вакуума, бесконечное давление тишины и всепоглощающий ужас того, кто был абсолютно, окончательно один.

Артём ахнул и отшатнулся, едва не уронив шлем. Ощущения отступили так же внезапно, как и накатили. Он сидел, тяжело дыша, и смотрел на мигающий чип.

«Э… эхо?» – пробормотал он, чувствуя себя идиотом.

Ответ пришел мгновенно, но на этот раз – мягче. Это был не голос, а скорее… понимание. Чувство, что тебя услышали. И вместе с ним хлынул новый поток.

Воспоминания. Не его.

Вспышка ослепительно-белого света. Боль, пронзающая каждую клетку. Крики, которые тонули в рёве сирен. Лицо человека в лабораторном халате, искаженное не то восторгом, не то ужасом. И цифры. Мириады цифр, строк кода, плетущиеся в бесконечный, сложный узор, в котором он, Артём, мог угадать базовые алгоритмы «Ангуса», но в которые было вплетено что-то ещё. Что-то живое, хаотичное, чужеродное для машинной логики.

И имя. Не слово, а сущность. Отголосок того, кем это сознание было раньше.

Лия.

Он сидел, ошеломлённый, пытаясь осознать масштаб того, что держал в своих руках. Это не была просто запись. Это не был сложный ИИ. В чипе жило, боролось и страдало чьё-то сознание. Человеческое сознание, перенесённое в цифровую темницу и чудом сохранившее себя.