скачать книгу бесплатно
– А то! – сказала вторая и они громко заржали.
Я заметил, что у обеих были дурные зубы. У Светки отсутствовали два верхних передних, у подруги вместо одного верхнего переднего был темный обломок, а два, по бокам, тоже были темными, больными.
– Че, застеснялся? – спросила эта, в носках. – Светк, а покажем ему чего?
Я стоял, не понимая, что происходит. В голове что-то стучало, совсем как эти предполагаемые челноки в ткацком цеху, не так часто, но увесистее.
– Смотри, че у меня есть! – сказала Светка. Не отрывая от меня взгляда, она извернулась тазом в три четверти оборота, задрала халат и показала мне большущий зад с большими светлыми трусами. Когда-то белые, они потемнели от стирок, сильно вылиняли, а по центру, ближе к промежности, выделялось светлое желтое пятно. – Во, видал такую штуку? – Она дважды, со звонким сочным звуком шлепнула широкой ладонью себя по заднице, отчего та пошла быстрыми жидкими волнами, и загоготала. Ее задница и ляжки были в многочисленных бугорках и впадинках, как это бывает у женщин.
– А такое вот видал? – заходясь гоготом, сказала вторая, в носках. Она распахнула верх халата и вывалила наружу огромные груди в тоже застиранном, когда-то белом, лифчике.
Внезапно мой столбняк прошел – так же резко, как и возник. В пару скачков я преодолел разделяющие нас метры и выписал по оголенной заднице такого пинка, что эта дура едва не упала, а вторая, в носках, не потрудившись спрятать свое вислое молочное хозяйство, кинулась на меня как орлица, мазнула нестрижеными когтями по щеке и вцепилась в волосы с такой силой, что, когда я мотнул головой, в ее скрюченных пальцах остался изрядный клок.
Как ни странно, боли я не почувствовал. То есть совершенно не почувствовал, без малейшего преувеличения – просто не почувствовал и все. Испытал только безумную злость, сопровождающуюся шумом в голове. Я выписал пинка и этой, в носках, потом опять первой, потом они кинулись на меня разом, а я так же разом оттолкнул обеих двумя руками, а потом принялся гнать прекративших ржать теток увесистыми пинками и толчками, под треск расползающихся по швам халатов, невзирая на яростные попытки этих дебилок оказать сопротивление…
Я очнулся. То есть, так мне показалось. Просто я вдруг обнаружил себя на пешеходной дорожке, запыхавшимся, мокрым от пота, бредущим за двумя тетками в изодранных синих халатах, а что было минутой раньше, вылетело из головы. Кажется, такое ощущение испытывают эпилептики, я смутно помнил, что слышал от кого-то об этом. Да и сам, вроде, едва не получил когда-то солнечный удар – кажется, тогда я испытал похожие ощущения.
На миг меня все это испугало, но я тут же вспомнил, что только что сдал кадровику справку о состоянии своего здоровья, которое было признано врачами поликлиники по месту моего жительства вполне удовлетворяющим существующие медицинские нормы. Единственное, что не поддавалось объяснению, это тяжелое хриплое дыхание, словно я только что проделал труднейшую физическую работу. Впрочем, дыхание уже успокаивалось.
Две тетки передо мной почти синхронно оглянулись, скользнули по мне равнодушными взглядами, затем та, что слева, в синих носках, заметила:
– У тебя кровь на щеке, парень.
Обе, кстати, тоже были изрядно запыхавшимися. Наверное, из-за жары.
Я прижал к правой щеке ладонь, ощутил что-то липкое и пожалел, что за целый месяц так и не удосужился постирать носовые платки – чистых в доме не осталось и последнюю неделю я ходил без платка.
– Спасибо…
Я хотел обратить внимание теток на то, что у обеих изодрались халаты, но они уже свернули к двухэтажному зданию, кажется, это была столовая. Поплевав на ладонь, я протер щеку, но, похоже, только размазал неизвестно откуда взявшуюся кровь. Черт с ним, в цеху должна быть вода, надо только постараться привести себя в порядок до появления перед очами начальника.
– Подожди, – сказал начальник цеха. Таковым оказался долговязый мужик лет тридцати с небольшим, в очках и темном костюме. – Тебе точно не дали направление?
Я пожал плечами, кивнул. Потом, поскольку пауза затянулась, подтвердил на всякий случай голосом:
– Ну да, не дали.
– Ну, Аркадьич… Чем он там только думает.
Начальник вышел из-за стола, сделал ко мне шаг, протянул руку:
– Смирнов Иван Сергеевич… Ладно, в конце концов, не дальний свет, тут всего пять минут ходьбы. Сходишь, раз уж так получилось. Формальность, конечно, но…
– Конечно.
Он отпустил мою руку и я поплелся к выходу.
Я опять поднялся по ступенькам, опять столкнулся в дверях с очередным работягой в робе и посторонился, давая ему выйти. Это был уже другой парень. Я обернулся, посмотрел ему вслед, и вдруг обомлел, увидев в боку его спецовки прорезь, из которой текла кровь.
– Слышь… – тихо позвал я, но он не отреагировал.
Медленно спустившись, он побрел к проходной, а я на ватных ногах спустился за ним. Сердце часто билось, а в голове перемешались все мысли. Я хотел позвать парня еще раз, но не стал этого делать. Просто подумал: а что я ему скажу? Словно он сам не знает, что у него идет кровь. И раз не просит помощи, значит, в ней не нуждается.
Около минуты я стоял возле крыльца и смотрел ему вслед, пока парень не добрел до проходной и не скрылся за дверью. На улице было пустынно. Предприятие находилось на отшибе и здесь почти никогда не было людей. Я знал, что за фабрикой был небольшой поселок, но народ из него, чтобы попасть к общественному транспорту, пользовался другой дорогой, а на этой, пролегающей мимо проходной и отдела кадров, можно было встретить только девчонок с фабрики, живших неподалеку в общаге, и случайных редких прохожих.
Я развернулся и потащился на второй этаж, размышляя, что бы все это значило. Хотя, какая разница. К примеру, зацепился парень за гвоздь и сейчас заскочит в фабричный медпункт, только и всего. Ничего страшного.
По лестнице тянулся кровавый след, который продолжался в коридоре и вел к кабинету начальника отдела кадров. Внезапно из соседнего кабинета выпорхнула девица лет двадцати, в юбке «мини», красивая, в черных «лодочках» на высоких каблуках. Она стрельнула в меня подведенными глазками, потом опустила взгляд и негромко вскрикнула:
– О, господи… опять кровь.
Я стоял и смотрел на ее ноги, потому что они было гораздо занимательней, чем разбрызганная по коридору кровь, которую я уже видел. Она подняла голову, перехватила мой взгляд и нахмурилась, изображая недовольство, оттого что я ее разглядываю.
– Это не вы поранились?
– Да я только что вошел, – сказал я и опять непроизвольно перевел взгляд вниз.
– Ну-ну, – буркнула девица. Она задрала подбородок и, покачивая бедрами, быстро пошла к лестнице, а я стоял и рассматривал ее, пока она не скрылась за углом.
Потом постучал и секунд десять выжидал, приблизив ухо к двери. Ответа не последовало и я потянул за дверную ручку.
По радио опять крутили Лещенко.
«Прощай, от всех вокзалов поезда уходят в дальние края-а»…
– Можно?
Начальник отдела кадров возился где-то под столом, кажется, искал что-то туда закатившееся. Стул для посетителей, на котором я недавно сидел, был почему-то опрокинут. Я прошел по кабинету, поднял стул, и тут кадровик разогнулся. В руке он держал шариковую ручку.
«Прощай, мы расстаемся навсегда, под белым небом января»…
– А, это опять вы… – Голос прозвучал устало. Он уселся на свое место, ткнул пальцем в дужку очков на переносице, затем принялся поправлять лежащие на столе папки, которые почему-то были в беспорядке. – Вы что-то забыли?
– Вы не дали мне направление в цех, – сообщил я.
– А-а-а… точно, – кадровик хлопнул себя по лбу, – моя вина, признаю. Ну да ничего, – он уже рылся среди папок, наверное, разыскивая заведенную на меня, а я только сейчас заметил, что пол в кабинете тоже забрызган кровью, а в центре даже натекла небольшая лужица, – вы человек молодой, здоровый… ну, сходили лишний раз туда-обратно…
– У вас в кабинете кровь, – сообщил я, чувствуя, что в желудке слегка похолодело.
– Что вы сказали?
– Тут на полу кровь.
– А-а-а… – кадровик наконец нашел мою папку, вытащил из нее какую-то бумагу, положил передо мной, – да-да, я знаю. Тут только что был молодой человек. Он переводится в другой цех и пришел оформить необходимые документы… Кажется, парень где-то поцарапался. По крайней мере, так он мне сказал. Я предлагал вызвать «скорую», но он отказался, сказал, что ничего страшного. Тогда я посоветовал ему быстрее идти в наш медпункт.
– Да, я его встретил, – сказал я.
Тут кадровик сдвинул на столе какую-то очередную папку, и я увидел тот самый нож, предназначенный для демонстрации работникам, устраивающимся в ремонтно-механический цех. Он опять был раскрыт, и его лезвие было окровавлено. В моем желудке пробежала вторая волна холодка. Я посмотрел на кадровика, а тот, видимо озаботившись выражением моего лица, опустил глаза, чтобы рассмотреть, что меня разволновало.
– Черт! – воскликнул он с удивлением. – Так вот обо что он… Ну надо же! Как только он умудрился… Я ведь ему этот нож не давал. Просто достал, чтобы показать… кажется.
Он принялся искать что-то в ящике стола – наверное, тряпку или что-то подобное, чтобы протереть лезвие, а я встал, забрал свое направление и двинулся к выходу со своим холодком в желудке.
«Прощай и ничего не обещай, и ничего не говори; а чтоб понять мою печаль, в пустое небо па-а-асма-атри-и-и»…
В этот день я к работе так и не приступил. Когда я вернулся в цех, оказалось, начальник уехал куда-то по срочному делу, и я не меньше двух часов просидел на скамейке в курилке под лестницей, куда периодически приходили подымить работяги, пока один из них не посоветовал мне идти домой, поскольку уже закончился обед, а начальника все не было. Это, кажется, был мастер, здоровенный парень лет двадцати пяти, в узковатой в мощных плечах спецовке, которую украшали несколько прорезей на груди и дырка с обуглившимися рваными краями в районе живота. Ткань спецовки была в буроватых пятнах, словно ее застирывали от крови. Впрочем, здесь почти все были в подобных спецовках и я не обращал на подобные мелочи внимания, поскольку уже отупел от бесполезного ожидания и урчания в пустом желудке.
И я двинулся домой, голодный и злой, думая, где бы занять хоть немного денег, чтобы купить какой-нибудь жратвы. Кажется, придется попросить пару рублей у Петровича, соседа-пенсионера…
Едва я зашел в квартиру, зазвонил телефон. Виталь сходу обругал меня за то, что я не изволю брать трубку и он вынужден вхолостую трезвонить мне целый день, а потом сообщил, что завтра намечается грандиозное увеселительное мероприятие на садово-огородном участке родителей Серого и моя явка обязательна.
– Не могу, – сказал я без малейшего сожаления, потому что на него попросту не было сил, – мне завтра на работу. Я на «Текстиль» пахать устроился.
И, не слушая возмущенные вопли Виталя, дал отбой.
Я почему-то чувствовал такую усталость, что не пошел бы к телефону, зазвони он чуть позже, не в момент, когда я находился в прихожей. А еще у меня было чувство, что я смог бы сожрать слона.
Я как зомби доковылял до кабинета отца и рухнул на диван.
Виталь не перезвонил. Кажется, на мое счастье, он израсходовал последнюю двухкопеечную монету.
– На неделю? – разочарованно переспросил вчерашний здоровяк из курилки. – Мне вообще-то постоянные работники нужны.
– «Мне», – передразнил его начальник цеха. – А мне, будто, не нужны. На сколько дали, на столько дали, одним словом… – Он посмотрел на наручные часы. – Ладно, объясни молодому человеку, что тут у нас к чему, а мне пора.
Мы стояли у серого верстака, где парень моих лет точил напильником зажатую в тисках железяку, периодически высвобождая ее и замеряя штангенциркулем. Пару раз он поднимал голову, смотрел на меня и опять возвращался к своей болванке. Смотрел он без особого любопытства.
Я еще вчера обратил внимание, что работяги здесь выглядят изрядно заторможенными, слово они месяцами работают без выходных. Пожалуй, только этот здоровяк мастер держался довольно бодро.
Играла музыка. Лев Лещенко пел: «Прощай, от всех вокзалов поезда уходят в дальние края-а; прощай, мы расстаемся навсегда, под белым небом января-а».
– Ладно, на неделю так на неделю, – буркнул здоровяк в спину удаляющемуся начальнику и хлопнул меня по плечу. – Я мастер цеха. Зовут Александр Степанович, фамилия Викентьев. Но ты можешь звать меня Викентьичем, меня тут все так зовут, я привык.
– Александр Кузин, – представился я и поморщился, потому что рука здоровяка теперь сжала мою кисть словно тиски, которые стояли здесь везде, куда ни кинь взгляд.
– Тезка! – обрадовался мастер и хлопнул меня по плечу еще раз, а я еще раз поморщился, потому что удар у него был неслабым, под стать спортивной фигуре. Кажется, этот Викентьич был из породы жизнерадостных непосед, какие, наверное, имеются в каждом коллективе. Да вот хотя бы Виталь был точь-в-точь таким же. – Ну, пойдем, тезка, покажу наше хозяйство.
Он провел меня по проходу, с каждой стороны которого стояло по десятку верстаков с работающими мужиками разных возрастов, толкнул двойные пружинистые створки крашеной серым двери из дерева, с прозрачными плексигласовыми окнами, и мы вышли в еще один зал. Освещен он был, как и все помещения этого цеха, лампами дневного света. Верстаков тут не было, зато стояли всяческие интересные агрегаты. Наждачный станок в отдельном закутке с прозрачными плексигласовыми стенами, ручной пресс, ударная часть которого поднималась и опускалась путем раскручивания большого горизонтального колеса с ручками, сверлильные станки и прочие штуковины для обработки металла. В углу стоял аппарат с газированной водой.
Лев Лещенко настиг нас и здесь: «Прощай, и ничего не обещай, и ничего не говори; а чтоб понять мою печаль, в пустое небо па-а-асма-а-атри-и»… Похоже, в цеху везде были понатыканы радиоточки, которые никто не слушал. Так, стояли для фона и создания настроения.
– Газировка бесплатная, – сказал мне здоровяк и подмигнул. – Пей сколько влезет, на халяву.
Я натужно улыбнулся из вежливости, а Викентьич выпил залпом стакан и тут же опять нажал кнопку – похоже, на него действовала жара или он был с неслабого бодуна.
Зал был угловым и имел большие двери-ворота с небольшими плексигласовыми окошками, запираемые изнутри на засов. Наверное, через эти ворота и втаскивали сюда когда-то все эти громоздкие железные штуковины. Засов был открыт – похоже, одной створкой ворот пользовались при надобности как дверью, чтобы сократить путь, не ходить по всем этим залам, образовывающим букву «Г». Я обратил внимание, что из стены возле ворот кусками обвалилась штукатурка, а сами они покрыты свежей серой краской.
Заметив, куда я смотрю, Викентьич, осушивший за минуту стаканов пять, не меньше, засмеялся.
– О, это было что-то! – сказал он и пояснил: – Сюда недавно автопогрузчик со склада готовой продукции врезался. Так долбанул своими вилами, что вынес ворота на хрен, словно тех и не было. Мы их подправили, на всякий случай укрепили металлом, а вот стену пока не залатали, руки не дошли… Хорошо, что не покалечило никого. Здесь постоянно никто не работает, сюда на станки приходят, которые у слесарей и токарей не стоят.
– Пьяный, что ли? – спросил я.
– Водила? – уточнил Викентьич и я кивнул. – Да вроде нет. Водили его потом в медпункт, проверить, ничего такого не обнаружили. Может, просто задремал за рулем.
Викентьич с сожалением расстался со стаканом, провел меня дальше и открыл еще одну двустворчатую дверь, с традиционными для этого цеха плексигласовыми окнами.
– Здесь у нас токари и слесари-инструментальщики, – сообщил он то, что я и сам уже видел.
Этот зал был значительно больше двух первых – скорее, целый залище с высоченными потолками. Тут было около двух десятков токарных и фрезеровочных станков, опять около десятка верстаков, станки сверлильные и еще много чего по мелочи. Наверняка и здесь пел Лещенко, но здесь, похоже, его песню заглушали работающие станки.
Мы пересекли зал, вышли в небольшой коридорчик и оказались перед обычной одностворчатой дверью без окна.
– Сейчас покажу, где кузница, – пояснил Викентьич, открывая эту дверь.
Мы вышли на улицу и подождали, пока по асфальтовой дороге проедет целый поезд из полутора десятка дюралевых тележек, нагруженных рулонами ткани. Вел этот поезд мужик, стоя на небольшом электрическом каре. Мы перешли дорогу и оказались перед одноэтажным строением белого кирпича.
Опять разделенный надвое зал, только теперь узкий, длинный, опять станки. Здесь Лещенко ничто не мешало. «Ты помнишь, плыли в вышине, и вдруг погасли две звезды; но лишь теперь понятно мне, что это были я и ты»…
– Слева сварщики, справа кузнец, – пояснил мастер, пока я разглядывал агрегаты, их тут было с десяток. Скученно, впритык друг к другу, стояли большой пневматический молот, сваривающий точками электрический аппарат, еще всякие штуковины, отдельно стояла механическая пила, а в углу расположились горн и наковальня с раскаленной полосой металла, по которой стучал большим молотом голый по пояс кряжистый парень лет двадцати семи. В левой части, куда мы заходить не стали, раздавались треск и шипение, и оттуда же тянуло характерным запахом сварки. – В принципе, вот и все наше хозяйство, – сказал Викентьич. – Для беглого знакомства достаточно. Ну так, чтобы не заблудиться. К примеру, если скажут идти в кузницу, уже найдешь. Найдешь ведь?
– Ясное дело, – сказал я. – А сколько здесь всего… ну, всяких цехов.
– Именно цехов или вообще строений?
– Вообще.
– Цехов, кажется, пять, а строений… – мастер замялся, – до хрена, короче. Да и к чему, к примеру, причислить тот же склад готовой продукции. Цех он, или не цех… А почему ты спрашиваешь?
– Да так… – Я пожал плечами. – Просто не подозревал, что тут всего так много. И что территория такая большая.
Викентьич тоже пожал плечами.
– У нас еще и бомбоубежище имеется, и пожарный городок, и библиотека, и небольшой сад, и еще всякое… Ладно, пойдем, выдам тебе робу.
Мы вернулись в токарный цех, он завел меня в каптерку и принялся рыться в длинном стенном шкафу с заваленными всяческим барахлом полками. Еще здесь стояли канцелярский стол, два больших деревянных короба, один из которых был пустым, а второй набит, кажется, испачканными робами, и стеллажи с какими-то ящиками.
– Вот, кажись, твой размер. Ну, плюс-минус.
Я принял чистые, но изрядно потрепанные шмотки. Штаны оказались целыми, а в куртке, в районе груди, было несколько лохматых прорезей и на спине прожжена неровная дыра диаметром сантиметров в десять.
– Чего? – спросил Викентьич, заметив, что я скуксился.
– Да ничего.
– Нового тебе не положено, извини. Какой смысл, если ты к нам всего на неделю. Главное, что все чистое. К тому же, твоя новая роба была бы твоей до первой стирки. Понимаешь, здесь перед стиркой бирки не пришивают, как это делают клиенты перед сдачей белья в платную прачечную. У нас в цеху все просто складывается в общую кучу, а кто из чана что выбрал – то и его. Поэтому народ каждую неделю в другом прикиде ходит.
– Да ничего, – повторил я.
