Необыкновенно вкусные бутерброды

Необыкновенно вкусные бутерброды

когда плюёт на человечество твоё ночное одиночество, —ты можешь размышлять о вечности и сомневаться в непорочности

Иосиф Бродский

Омск. Наши дни.

Щенка Миша забрал с улицы. Захотелось о ком-то заботиться. Человеку свойственна система противоположностей.

От добра на Земле добра не ищут, скорее наоборот.

Может, он и захотел оттого, что о нем никто и никогда не заботился. Не гладил его по голове, не верил, не ждал, не любил.

Тяжело было ходить: левая нога почти не сгибалась в колене и сильно болела. Болели пальцы, ногти, кости, кожа. Казалось, что ногу легче отрезать и выбросить в придорожную канаву.

Когда-то в прошлой жизни, когда Миша еще был нужен, молод, по-детски беспечен, его нога попала в жернова сенокосилки. Тогда врачи сказали, что и на самом деле лучше отрезать, а потом выкинуть в канаву. Эти слова так укоренились в детской памяти, что остались звучать на всю жизнь. Слова даже сильнее ранили, чем уродливая и болящая нога. Все тогда поставили на нем крест, все кроме бабки. Она ночами брала большой и плохо пахнувший кусок дегтярного мыла и что-то шептала себе под нос.

Мылом она водила вдоль ноги, зажигая при этом свечи у икон и постоянно крестясь и кланяясь.

Бабка отмолила его ногу, но забыла про душу. Или бог про него забыл, оставил подыхать на улице. Или кто-то не совсем умный, кто придумал все то, что каждый день окружало. А окружали: вокзал, бомжи, воры, привокзальные проститутки и малолетняя шпана. Проезжающие с укором смотрели, некоторые цокали языками, как змеи, и брезгливо плевали. Некоторые совсем не стеснялись в выражениях:

– Развелось вас, тварей!

Детство кончилось в тот самый день, когда ногу перемололо в чертовой машине. И всё, как будто красной линией отчертили одну жизнь от другой.

Вот она, беззаботность и беспечность − купание на зорьке, рыбалка с пацанами, школа и девочка Маша, что красуется в своем клетчатом сарафане, чуть скрывающем острые коленочки. И вот боль и уродство, ненужность и бремя, ненависть.

Все в деревне дразнили Мишка-хромоножка.

Вот он в город и подался, друг позвал к себе.

Друг не встретил. Или забыл, или не было у него друга.

Остался на вокзале, здесь приютили местные бомжи.

Накормили серым хлебом и ливерной колбасой с душком, дали папироску.

Тогда он впервые и закурил. Ту ночь он запомнил на всю жизнь. Впервые он встретил людей, которым был нужен. Они совсем не спрашивали о его уродстве, ему казалось, что они носят какие-то волшебные фильтры на глазах, с помощью которых не видят в людях плохого, некондиционного.

Они делились с ним последним. Утром уходили на «охоту», а вечерами пировали добытым.

Если удавалось напопрошайничать живых денег, покупали дешевого порошкового вина и устраивали пир на весь мир.

Но настоящий праздник случался, когда кто-нибудь приносил бутербродов. Особенно он любил с сыром или рыбой.

«Видимо, судьба», – подумал Миша и остался. Так и жил, вот только щенка забрал с улицы. Захотелось о ком-то заботиться. С собакой можно было и поговорить, она понимала все, только молчала, смотря преданными глазами и виляя хвостом. Честно виляла, без притворства и лжи. И любила честно.