banner banner banner
Философия идиотизма
Философия идиотизма
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Философия идиотизма

скачать книгу бесплатно

Философия идиотизма
Алексей Алексеевич Жуковский

В мире так все перемешано, что правда иногда кажется ложью, а ложь выступает под видом истины. Только смех может разрушить чары обманчивой иллюзии и помочь правде восторжествовать.

Алексей Жуковский

Философия идиотизма

ПРЕДИСЛОВИЕ

Теория идиотизма, как и все остальное в этом мире, возникла совсем неожиданно. Однажды я был обруган ломовым извозчиком на шумной улице Н-ского городка. Из-за пренебрежитель– ного отношения к правилам дорожного движения, на мою голову обрушился поток как цензур– ных так и нецензурных выражений. Это был первый,бессознательный толчок для закладки того фундамента,на основе которого возникло затем огромное здание теоретических выкладок,с неперечисляемым количеством окон,дверей,лестниц,подвалов,форточек самой различной конфигурации,комнат самых необыкновенных форм,раскрашенных в самые невероятные цвета.

По мере того,как нервная дрожь-следствие странных гортанно-носовых выкриков и гримас здоровенного кучера проходила и судорожное, порывистое дыхание уступало место равномерному поглощению кислорода,вследствии чего мозг мой,доселе находившийся на скудном пайке,предался чревоугодию и, насытившись, включился в активную деятельность, победив,таким образом, гнев и злобу, которые являются слабыми помощниками в разрешении междоусобных войн, семейных конфликтов, трудовых споров. Ощутив, следовательно, себя способным соображать,-складывать из слов предложения,– я отправился в плавание по опасным водам рационализма словно муж,сброшенный с корабля на съедение акулам собственной женой .Страх и опасность были моими путеводителями, боль и отчаяние моими утешителями, нищета и бедность моими спутниками. Единственное,что я уяснил из длительного, нудного, внутренне напряжённого путешествия :рационализм-теория угнетённых. Вспоминаются, разумеется, и вам, просвещённые читатели, сейчас уже известные имена представителей рационализма. В моё же время и слова-то такого не существовало. Приходилось приобретать собственный горький опыт. И что из всего этого получилось? Да, ничего! Чтобы убедиться в правильности моих слов, лишь взгляните мимолётно на жизнь и смерть всех этих ничтожных представителей так называемого рационалистического направления. Они все превращены волею божественного провидения в каменные машинообразные изваяния, мешающие движению пешеходов, машин, колясок, самолётов, ракет…Только собаки да, пожалуй, любители всяческих литературных записок любят оставлять на этих исторических столпах следы своего пребывания.

Напомню, хотя бы, вам, господа, известнейшего рационалиста, одного из семи мудрецов, чьё имя выбито на огромном камне, лежащем на дне морской впадины, что подтверждается последними научными изысканиями. Тараканос, ибо так имя этого мудреца, утверждал:”Что-то есть непонятное!.” Затем, правда , рационализм отказался от этой формулировки, заменив её другой, более благозвучной : “ Непонятное – в массы! “ Но давайте не отвлекаться и не забегать вперёд, словно верные гончие на королевской охоте, а поразмыслим над формулировкой основателя рационализма – мудреца Тараканоса. Я бы, поверьте, не трогал бы благородный прах, но, так как я сам прошёл сквозь сито хитрейших рационалистических уловок, наглотался, подобно киту, разнообразнейших моллюсков, поющих разными голосами одно и тоже, то считаю своим долгом ,исходя из сложившейся ситуации, дать отчёт об этом увлекательном, забавнейшем круизе.

Начнём, Господа ! Первое, Дорогие Дамы – не спускайте своих мужей, любовников, сожителей, друзей, парней, красивых знакомых мужчин с поводка : не позволяйте им увлечься мудрёными глаголами Тараканоса. Ведь им никогда, помните это, никогда не прочитать надписи мудреца, так как секрет прочтения надписи передаётся по наследству и сейчас хранится у великого посвящённого Т.(.айно) : доктора рацнаук, члена массонской ложи по подготовке революций и ведению партизанской войны, раввина М-ской синагоги – хранительницы сбережений путешествующих иудеев, Почётного представителя от Византийского Склепа Мощей, проживающего в глухой безграмотной деревеньке Пещеркино. Сколько ни пыталось мировое сообщество Красного Креста по оказанию гуманитарной помощи недоразвитым народам выведать тайну у старого мыслителя Т., гранитоподобная твёрдость духа хранителя секрета древности оставалась несокрушимой. Ни Нобелевская, ни Кремлёвская, ни Гонкуровская, ни Государственная за шпионаж, за долголетие, за нравственность, ни, даже, Оскаровская, ни Оксфордская премии не смогли заставить упрямца поведать миру о заветах древности. Не зря говорят :” Молчание – золото “. Так мы до сих пор и не знаем, как правильно читать: то ли “что-то есть непонятное”, то ли “есть что-то непонятное”, то ли “непонятное что-то есть”,то ли “есть непонятное что-то”, то ли “непонятное есть что-то”, то ли “что-то непонятное есть”. А, пожалуй, и ребёнок знает, что, даже если от перестановки местами смысл и не меняется, но награды-то тогда достаются разным победителям. Слов-то всего три, а сколько направлений, поворотов, тропинок, тупичков, тропок, полянок, пней, лесных ручейков, гор, полей и лесов возникло!

Второе. Если уж, любезные дамы, вы не смогли удержать своих суженных, либо всуженных судьбой, то дайте им несколько советов относительно поисков рациональной мудрости Тараканоса : а) прежде чем приступить к делу – следует хорошенько забить желудок, а то громкое урчание расстраивает самые красивые мысленные ряды; б) никогда ничего не спрашивайте, ибо не существует вопроса, на который великий Тараканос не сможет ответить; в) ничего не отвечайте, ибо ответ уже давно готов; г) будьте всегда готовы к смерти, так как в любой момент ваша жизнь может понадобиться для общего дела рационализма.

Третье. Мужчинам одиноким, ненужным, заброшенным, лишенным домашнего уюта, тепла, спящих одетыми, нерасчёсанными, не любящим примерных звёзд кино, завидующим успеху последних, мечтающим о верных придурковатых голливудских спутницах, уплетающим всё подряд. Желающим славы и денег. Следует перво-наперво отправиться на поиски мудрости Тараканоса, чтобы, наконец-то, домашние хозяйки, бездомные собаки, врачи психоаналитики смогли отдохнуть от навязчивости, подозрительности, любопытности этих прирождённых бакалавров и холостяков.Туда же пусть отправляются неудачники, недотёпы, яйцеголовые, нудисты, неореалисты, модернисты, реалисты, сплетники, писаки, политиканы, дуралеи.

Последнее. Я ни капельки не понял в мудрости Тараканоса. И как говорят древнейшие и авторитетнейшие учёные : “Учёное незнание – мудрость праздношатающегося бездельника”, – то отсюда вытекает, что неясность теории Тараканоса, – моё постижение собственного ума. Здесь к месту и цитата : “Быстрее ума только разрушающая сила создателя”.

Итак, я открыл у себя наличие величайшей способности, о которой мечтают и солдаты, и цари, и дрессировщики, и философы, и, к сожалению, женщины. Способность думать о самом себе – это заслуга ума, спрятанного надёжно от любопытных глаз под панцирем плотной материи, имеющую поверхность подобную нашей земной: со своими горами, долинами, впадинами, складками, трясинами. И вот я открыл ( при помощи рационализма, разумеется,) наличие у меня ума и, как ни завидно об этом думать всем завистникам, возможности пользоваться им для собственной выгоды. Моё обладание умом подкрепляется различными справками, дипломами, свидетельствами, иногда, простите за увлечение обыденными ценностями, приобретёнными за большие деньги у очень значительных людей, либо в другой инакоговорящей стране, где едва ли понимают, кому что дают. Слава богу, всё закончилось с рационализмом благополучно!

Ускорение, данное моему уму Тараканосом , привело меня опять, блудного, в потерянный мною рай. Отдохнув и поев, я принялся за дальнейшее изучение мысли, а, именно, Истории мысли. На этот раз, ум мой, разбуженный ломовым извозчиком, подкреплённый ядрёным плотным рационализмом, погрузился в тёплую ванну иррационализма.

Немногие могут похвастаться, что разглядели предмет своего вожделения с той и с другой стороны. Боже, какое счастье с этими домашними мечтателями ( иррационалистами ) разделять ложе мысли! Вечно выспавшийся, хорошо поевший, отдохнувший, я вновь и вновь обкуривался туманом загробных скитаний, потусторонних предсказаний, сюдасторонних туманностей, тотоздешних пространственно-временных постижений невидимого рассеянного вещества, разбросанного по всей Вселенной. Я изучил религию молящихся за спокойствие, за отключённость, за удовольствие, за худощавость и за всё остальное. Чтобы достичь полного слияния с иррациональным и уйти от домашних, скучных и докучливых проблем, приходилось сначала прибегать к алкоголю, затем к наркотикам, затем к самой чистой любви – мужской, затем к различным обществам по усилению духовной и физической потенции. За время увлечения иррационализмом я написал один миллион живописных работ, повествующих в цвете, линии и случайно-творческих совпадениях о своей жизни, создал четыре романа, два рассказа и четыре повести, в которых извлёк на свет свою бессознательную сознательность, чем доказал важность своего имманентного присутствия для прошлого, настоящего и будущего, сочинил четыре триллиона поэм, од, рапсодий, идиллий, симфоний, арий, песен, где моя душа озвучилась и выплеснулась тысячами оттенков в безмолвное космическое пространство. Я устраивал выставки и презентации, концерты и маскарады, парады и ярмарки. Тысячи поклонниц ждали моего росчерка пера. Сотни университетов приглашали меня посетить их пыльные от древности и скученности оборванных, немытых студентов аудитории. Я надевал штаны на голову, перчатки на ноги, галстук завязывал на правом ухе и шёл к народу, нетерпеливо ждущему меня, чтобы поведать ему о последних моих видениях. Мистически сияющие глаза слушателей поедали мою плоть, огромные мощные усилители звука разносили мои одухотворённо невпопад брошенные обрывки слов, предложений, восклицаний, так как от наплыва одухотворяющего экстаза я уже был не в состоянии соединить два слова вместе, чтобы не создать новый шедевр для человечества.

Но всему приходит конец, и каждую мелкую рыбку поедает более крупная, каждого здорового может ожидать болезнь, каждого больного выздоровление, каждая женщина может стать мужчиной, каждый мужчина может стать генералом, если грудь достаточно широка и прочна для крепежа орденов и медалей. Всё может статься. Случайность – это тоже необходимость, только случайная.

Однажды проснувшись утром, я понял, что очень, очень, очень устал и встать с постели не могу. Тогда я проспал три года ( мистическое число, ведающее умом, рассудком и логикой ), семь дней (мистическое число, ведающее венозной кровью, лодыжками и носоглоткой ), тридцать часов ( мистическое число, ведающее левым глазом, планетой Сатурн и солнечной радиацией ), одну минуту ( мистическое число, ведающее мировыми войнами, семейными дрязгами и искусственным спутником планеты Марс ) и двадцать пять секунд ( мистическое число, ведающее скоростью света, законами тяготения и домашними заготовками ).

Пробуждение было болезненным и тягостным. Всё вокруг изменилось. За время моего сна произошли три мировых войны, сто революций, сменилось несколько парадигм общественного сознания. Я оказался ни к чему не приспособленным недалёким никчемным молодым необразованным неумным человеком. Без денег, без жилья, без верной подруги жизни, без еды, без будущего скиталась моя исхудавшая оболочка с такими же потерявшими время бродягами. Сколько пришлось натерпеться! Никто не знал ни моих картин, ни моих мыслей, не цитировал мои словесные каламбуры, не подражал моим шокирующим поступкам. Постепенно силы оставляли меня : ноги начали плохо слушаться, с огромным напряжением удавалось почесать руками за ушами, поковыряться в носу в одиночестве; пальцы выгнулись закорючками, при виде которых слабосильные падали в обморок, а сильносильные начинали готовиться к обороне.

Наступила зима: холодная, снежная, метельная, тёмная, хрустящая, промозглая, колючая, затяжная. Она наводила уныние не голодных волков, на обросших длинной шерстью оленей, на последнего уссурийского тигра, на цыган, застрявших в снегах далёкой дикой России. Только, пожалуй, медведи, сурки, полевые мыши да лежебоки, для которых солнечный , всепроникающий своими гамма-лучами свет всегда представлял опасность радовались всемирной спячке.

Простуда, бедность, кашель, насморк победили мою волю к жизни. Тело моё лежало под забором, в то время, как дух мой стучался в Райские Врата, а снежинки падали за воротник неприятными мокрыми ощущениями. Но я так и не смог умереть под забором. Сбылось предсказание старой цыганки в цветастом платке :”Будет тебе, миленький, очень плохо, а потом всё будет хорошо!”. Ломовой извозчик подобрал останки одеяния моей души, следуя своей деревенской натуре: в хозяйстве пригодится даже и непригодная вещь. Он оказался сыном и наследником повозки, упряжи, лошади и характера злобного циничного извозчика, обругавшего меня когда-то. Началась моя новая жизнь. Господи, помоги рабам твоим!

Вставать приходилось рано. Лошадь и хозяин постоянно хотели есть – правда, и мне доставалось с барского стола. Сквернословие, похабщина, матерщина, непристойные песни, уголовные анекдоты, побои, драки, женщины, пистолеты, ножи, деньги, валюта, рестораны, притоны, публичные дома, воры, грабители, нахалы, политики, финансисты, театральные премьеры, хазары, турки, негры, евреи, фильмы ужасов, триллеры, жизнь и смерть выдающихся проходимцев, актёров, бандитов, поп-певцов, богатеев – всё перемешалось в моей голове. Когда не знаешь с чего начать и чем кончить, когда теряется граница дня и ночи, стиха и прозы, женщины и мужчины, песни и анекдота, преследователя и преследуемого, зрителя и актёра, тогда приходит одиночество и наступает возрождение личности – человек начинает задумываться о своей человечности.

Я стал размышлять о том, что меня объединяет с людьми и почему мы схожи в чём-то. Например, что общего у меня с этим жалким, нахальным, грубым извозчиком. Несмотря на его доисторическое сознание, чистое и ясное, как у младенца, и испорченное, одновременно, словно он промышлял пиратством на протяжении всей своей никудышней жизни, нас связывает понятный обоим язык общения, человеческое обличие – хотя он, скорее, больше похож при плохом освещении на гориллу средних размеров, – способность принимать самые элементарные решения : когда встать, поесть, лечь… Все эти сравнения пошли мне на пользу и, в конце концов, мои жалкие способности были отмечены : по протекции ломовика-грубияна я стал сначала работать извозчиком, затем бригадиром-извозчиком, так как я умел красивее всех расписываться, потом начальником объединения извозчиков из-за густых сросшихся бровей и вертикальной морщины через мой высоченный лоб, отчего вид у меня был представительный и солидный, потом стал заведовать министерством извозчиков, благодаря способности покрывать воровство подчинённых и отправлять их на пенсию с солидными окладами, и, самое последнее, ушёл на пенсию почётным пенсионером-извозчиком с двойным пенсионным окладом и с ежегодным получением обмундирования: фуражки с кокардой , тулупа на овечьей подкладке в два пальца толщиной, ватных брюк, обшитых джинсовой материей и пары валенок со вшитыми эмблемами, изображающими зарождение извозного промысла на далёком Ближнем Востоке. Но самое главное заключалось в том, что мой жизненный путь позволил мне сделать важный вывод: жизнь людей должна кончаться там, где она начинается. Рационалисты помогли мне Умом, иррационалисты – Вдохновением, извозчики – Практикой. Начался путь мудрости.

Я построил свою теорию на противоположностях : ум – глупость, вдохновение – дуновение, практика – тактика. Конечно, этого было слишком мало, чтобы поведать миру о накипевшем, запавшем, прислонившемся, притулившемся. Но руки боятся, а разум повелевает, – как говорил знаменитый вор-рецидивист В( анька ) из Америки, который причислен к лику святых за мученическую смерть от пуль продажных полицейских. Я начал писать об уме, пытаясь описать все его возможные проявления. Но случилось удивительное! Сколько бы я ни пытался выявить, вычленить Ум – получалась сплошная глупость. Был сделан единственно правильный вывод: глупость есть основание ума. Нашёл подтверждение моей гениальной догадке почти у всех древних и современных авторов. Вспомним Гераклита : “Глупость – основание ума, земля – основание ног”; Пифагора : “Единица – чёт, двойка – нечет, тройка – трефа, глупость – очко, ум – валет”; Гегеля :”Идея понятия духа разворачивается на одно и другое, ум становится своей противоположностью, человек – обезьяной, богатый – бедным, бедный – умным, умный идёт к дураку за советом”; а, также, Деррида :”Ночное бдение превращается в глупость, если не наступает рассвет”; Гуссерль : “Очевидность доказывает самоочевидность, глаза – зрение, уши – слух, интенция – потенцию”; Розенблюм : “Мне нечего сказать, ибо всё сказанное – глупость”.

Так шаг за шагом, слово за словом, незаметно на свет появилась теория идиотизма, на написание которой я затратил остатки своего могучего здоровья, несколько лет цветущей старости и двадцать выходных. Когда я поставил последнюю точку, передо мною лежала груда бумаги, загородившая окно и впитавшая в себя столько пыли, что, казалось, рукопись была только что извлечена из-под обломков Шумерской Цивилизации. Я написал пространственное письмо в какую-то редакцию с предложением опубликовать мой, как я искренне считал, неоконченный труд. Ответа не последовало.

Молчание преследовало меня в течение очень длительного времени. Куда я только не обращался, где я не побывал. Наконец , судьба забросила меня на вершину Тибета. Там тогда жил лишь один великий старец. Худой, обросший длинными курчавыми жёлтыми волосами, без двух указательных пальцев, неопределённого возраста старец наводил ужас на жителей окрестных деревень, близлежащих соседних стран, на свирепых тигров, вампиров и людоедов. Только безгласые твари – кузнечики – обожали придурковатого обитателя дикого Тибета.

При первой встрече мы не понравились друг другу. Старец, завидев меня лежащим в тени увесистого дерева, прищурился подслеповатыми глазами, чуть присел, откинул голову, похожую на большую тыкву с прорезанными отверстиями для смотрения, и плюнул в мою сторону огромной вишнёвой косточкой. Она пролетела прямо возле моего левого виска, напугав до смерти тибетского питона, дремавшего в дупле дерева. Как я испугался! Пришёл в себя лишь у подножия Тибета. Но деваться было некуда! Пришлось идти обратно, ведь звёзды предсказали мне жить на Тибете.

Вторая встреча прошла более мирно. Старик теперь не плевался; он спокойно наблюдал за мной, пытаясь подсунуть в мою еду мышьяк, цианистый калий, помёт, навоз, червяков, мух, древесных опилок. Но что может взять старого бродягу! Я всё уплетал с преогромным аппетитом. Ведь, кроме этих безобидных шуток, глухонемой старик не мог причинить мне большее зло : известно, что самое страшное оружие – Слово, коим уничтожили тысячи невинных и оправдали миллионы в одно и то же время.

Постепенно мы привыкли друг к другу. По вечерам, когда азиатское огромное солнце освещало последними лучами остроконечные горы, я садился напротив старика и читал ему своё произведение. Когда, в один прекрасный вечер, мне уже нечего было читать, мы погрузились в нирвану. Не помню, сколько времени прошло; тёплый дождь возвещал о том, что лето ещё не окончилось. Открыв глаза, я увидел старца, рисующего на земле странные закорючки. Рисунок был похож на какую-то карту. Меня осенило. Старец нарисовал тонкой заострённой палочкой на столетних песочных отложениях строение Вселенной. Глухонемой старик как бы говорил мне: “Твоей теории не хватает глобальности, всесторонности”. Тогда, следуя мудрейшему совету, я переписал свою теорию на китайском языке и отправил её в Нью-Йоркский музей изобразительных искусств. С этого момента восхождение к славе было неизбежно.

Хранители музея сочли мою рукопись древнейшим фолиантом. Пригласили какого-то учёного, знающего то ли двести, то ли триста языков. Он-то и расшифровал моё творение. По мере того, как продвигался перевод, увеличивалось и количество учёных, решивших посвятить свою карьеру изучению моей книги. Так по всему свету и стали выходить мои книги на разных языках под различными именами. Благо, что наши учёные мужи очень добросовестны и всегда щепетильно относятся к любой, даже самой незначительной мелочи, а посему в моём тексте они не пропустили ни строчки.

Через два года состоялась первая мировая научная конференция, где в повестку дня входил единственный вопрос: обсуждение моей книги и попытки установить автора или, даже народ, который был в состоянии написать столь отточенное по форме и совершенное по мысли и языку произведение. Пришлось уж мне выйти а свет божий и показаться своим несмышлённым последователям во всей красе. Росту во мне было около двух метров, волосы чёрные, блестящие, глаза стальные, руки красивые, сила мужская нерастраченная. Особенно понравилось моё появление женской половине собрания, в коих я нашёл впоследствии самых верных и преданных фанатов, готовых ради моей теории отказаться от сладкого, бросить мужа, разлюбить приятеля, предать феминизм, уйти в подполье.

Через двадцать лет моя теория идиотизма победила повсеместно. Сейчас мне кажется невероятным, что каких-то двадцать лет назад никто не знал меня и моей теории. Ну, что ж! И ты, дорогой российский читатель, отправляйся с этой книгой в другой мир. Надеюсь, он поможет тебе обрести себя и свою судьбу. Удачи !

ГЛАВА 1

ВВЕДЕНИЕ В ПОНЯТИЕ ИДИОТИЗМА

Идиотами не рождаются,

Ими становятся.

Шекспир

( Раннее. Из неопубликованного ).

С какими только введениями, нововведениями не пришлось вам, да и, что греха таить, мне – вашему покорному слуге – познакомиться в течении вашей, да и моей многострадальной жизни: сколько учителей, сколько книг, сколько учебников, сколько мнений. А что остаётся в голове? Да ничего! Прах, горечь, разочарование, сумрак. Помните миф Платона о пещере : мы сидим в подземелье и в отблесках костра, согревающего утробу земли, видим тени отбрасываемых предметов; они скачут по стенам, прячутся в расщелинах, пропадают ,рассыпаются на глазах, оживают вновь, чтобы пропасть через мгновение навсегда. И нет сил оторвать свой взгляд от этой завораживающей жизни теней. А вот и ваша тень поскакала по потолку. Как мы ужасны, уродливы в изменчивом преломлении огня! И так интересна эта игра, что не хочется покидать пещеру, хотя до выхода рукой подать. Удерживает нас могучая сила воображения и пугает неизвестность выжженой солнцем пустыни: солнце слепит глаза, крадёт тени и лишает нас возможности парить в сумрачных сновидениях. Там, за порогом, всё материально. Тень врага вас никогда не обидит, не ударит, не плюнет ( довольно частое оскорбление в подростковой среде ), не подставит подножку ( любимое занятие придворных государственных служителей ), не уведёт жену, а вот настоящий враг причиняет действительные беды.

Так мы и сидим в пещере: уставшие, одинокие, пресыщенные видимым, обманываясь в созерцаемом. Грустная история. Ощущение пещерности испытывал каждый, засидевшись в гостях, где всё до боли знакомо и противно: скучные лица, бессмысленные разговоры; хочется уйти – нельзя: чай ещё не подавали, сладкое не принесли. Слабость, чресла совсем перестали гнуться от тучной еды и докучливых бесед; никто не гонит, но т никто не просит остаться. Уйти бы?! Да, зачем? И слушаем, слушаем жужжание мух, скрип стульев, постукивание столовых приборов, каблучков, побрякивание дешёвых и недешёвых – какая разница! – украшений. И навязчивая мысль пронзает сонный разум: “Ну , не идиот же я!”. Стоп! Здесь начало моего учения.

Ситуация, в которой люди про себя, осторожно, даже, возможно, незаметно для самих себя, становятся откровенными сами с собою, и называется идиотоначалом. Эти начала могут нас поджидать где угодно и когда заблагорассудится господину случаю. Вы часто, надеюсь, были откровенны сами с собою, но не заострили на безобидной фразе “ ну, не идиот ли я!” своего рассеянного внимания. Не всем же быть Ньютонами и из любого пустяка создавать замысловатые теории! И ещё, к слову, хочу прибавить: нельзя вверять свои мысли, помыслы, надежды разным там проходимцам, пройдохам, спекулянтам, ненадёжным мужьям, подозрительным спутникам, вышестоящему руководству, ибо из-за этого погибло много талантливой молодёжи, государственных чиновников, членов мафиозных группировок, неверных жён, казнокрадов и просто хороших людей. Поэтому хорошо, что фразу “ну, не идиот(-ка) же я!” мы произносим про себя, как, кстати, и многое другое ( чем, как мне кажется, следует заняться следующему поколению учёных ). Вывод из всего сказанного выше напрашивается один: теория идиотизма относится к бессознательной части нашей жизни. Чтобы читателю было ясно, о чём идёт речь, я, как и подобает образцовому учёному, дам небольшую историческую справку, описывающую подробнейшим образом суть вопроса в такой доступной и легкоперевариваемой форме, что содержание и дураку

станет понятным.

Так вот. Раньше о бессознательном имели довольно смутное представление: стоило кому-нибудь упасть в обморок, как тут поднимался такой вой, что волки замолкали, а обитатели уютных нор начинали готовиться к зимней спячке; няни, тёти, дяди, ухажёры спешили к даме, неуклюже распростёртой на полу, с графинами воды, с примочками на различных травах, настойками, советами и так далее, и тому подобное; все облегчённо вздыхали, когда бессознательная открывала глаза и удивлённо моргала длинными, пушистыми ресницами, приподнимала изящно подведённые брови и в полном недоумении спрашивала присутствующих: “Что случилось, господа?”. Вот тут-то и стоило всем призадуматься: почему они так взволнованы, в то время, как находившаяся в потере сознания лишь поражена нежданно нагрянувшей суетой. Но что могло тогда прийти в голову полуобразованному выпускнику Парижского или Лондонского университета, кроме безобидных лирических стихов, пары заезженных каламбуров, да смутных идей, отражающих внешний мир в виде безобидных парковых пейзажей. Он едва представлял себе то, что происходит в его мозгу, приписывая часто свою способность написать возвышенную оду на имя императора или, там, набросать пару этюдиков, или, между прочим, выпустить книгу путевых заметок, или, от нечего делать, написать роман, или , от скуки, составить словарь новообразований тюркско-индийских языков – божественному провидению, сплетению случайно-необходимых связей, разговору с духами, общению с привидениями. Но, слава богу и техническому прогрессу времена столь неразумного отношения к действительности прошли безвозвратно и навсегда канули в небытие: романтический дух вздыхания и оханья прошёл быстрее, чем последний представитель этого вымершего ничтожного рода успел помыслить об этом. Правда, кое-где ещё слышны нежные завывания племени мечтателей и фантазёров душевных неопределённых волнений. Приходится человечеству продолжать бороться с сорняками и вести пропагандистскую работу с малограмотным населением, объясняя душевные треволнения малодушных при помощи всепобеждающей науки: все эти никчемные переживания согласуются с вполне реальным движением космических галактик, символизируют земные, огненные, воздушные прасимволы. Хочется вам напомнить самый последний случай из практики лечения романтизма.

Суть дела такова. Двое молодых людей нестарого возраста вдруг бросили свой, веками устоявшийся, превратившийся в окаменелость Нового Времени быт и стали бродить по штатам Запада и Востока, одевшись в балахоны не то индейцев, не то куклукс-клановцев или ковбоев. Пойди, пойми их! Но это не самое страшное. Беда заключалась в следующем: они возомнили себя средневековыми трубадурами. Их стихотворные формы, восхваляющие прелести женщин Запада, оскорбительным эхом отозвались в прекрасных ушах стареющей жены президента.

Красотка Мэри, так звали тогдашнюю жену президента Клаксона, развернула своё полнеющее от всякой дряни тело к президенту, взглянула на него голубыми, нарисованными самым дорогим художником, глазами, подумав про себя: “Какой дурак спит!”, открыла рот с выкрашенными в чёрный цвет зубами, что было последним изобретением модельеров, и, сглотнув изрядное количество аппетитной слюны, изрекла: “Спишь, старый болван! А в это время какие-то придурки с дикого Запада распевают про твою несравненную трудолюбивую ласковую, нежную кошечку, птенчика, рыбочку, поросёночка, пуговку похабные песни, намекающие на мою сверхестественную сексуальность и, тем самым, порочащие наши с тобой супружеские отношения. Я оскорблена! Вчера я так разволновалась из-за этой дряни, что не смогла в нашем любимом ресторане съесть наше любимое блюдо. Ублюдки! Они нас превратили в быдло! Разберись с этими безобразиями немедленно! Ты президент или тряпка? Не зря мне моя незабвенная, любимая, дорогая мамочка говорила в пылу откровенности, что “брак с тобой – ошибка”! Посмотрите только на этот нос! О-о-о! Не нос, а шлагбаум! А-а-а! Посмотрите на этот рот! Не рот, а вход в Тартар!”. Наконец великий президент проснулся, не спеша поковырялся пальцем с дорогим перстнем в носу, приподнялся, мило улыбнулся своей премиленькой половинке и величественно произнёс глухим простуженным басом ( вчера президент нерасчётливо отхлебнул холодненького винца у одного дельца ) : “Что ты так раскипятилась, цыпонька? Дай я тебя ущипну за пухленькую щёчку. Ты прекрасно выглядишь: глаза бесподобны, руки восхитительны, ноги обворожительны…”.

Так бы и продолжал президент до самого мутного рассвета, если бы глаза жёнушки-киски не налились до краёв бесценными слезами и не намочили простынь под президентом: правитель почувствовал себя неловко и даже немного сконфузился, как будто в очередной раз был пойман на месте прелюбодеяния. “Знай, дорогая жена, что я тебя очень люблю!, – перешёл президент на официальный тон, – Никто, никогда, нигде не посмеет оскорблять жену президента!, – тут президент принял то выражение, которое обычно его лицо приобретало на торжественных банкетах, – Ты прекрасна! Слушаться я тебя буду всегда, хотя моя мамочка предупреждала об опасности подобного поведения для мужчины, а, особенно, для её сына… Мои друзья – твои друзья! Твои заботы – мои проблемы!”. Он вдруг почувствовал необыкновенный прилив красноречия: “А этих трубадуров, этих недоносков – мы перевоспитаем!”.

Чем закончился этот разговор нам неизвестно, так как прослушать его до конца не удалось из-за поломок в спутниковой системе “Новости со всего мира”. Зато нам известно продолжение этой истории.

Двух трубадуров выловили в долине Смерти, отняли у них неуклюжие стихи, написанные на плохой мятой, с кляксами, бумаге, надели наручники на грязные руки и направили под усиленным конвоем в ближайший суд, где уже их ждал приговор к испытательному сроку жизни за оскорбление невинных чувств лучшей половины нашего общества.

Это наглядный и поучительный пример всем романтикам, мечтающим втайне о возрождении непрактичного отношения к жизни. Хватить трубадурить! Прекратить дуть в трубы и будить мирных и добропорядочных граждан! Трудитесь на благо народа, и будет вам воздано по заслугам вашим! Не безобразничайте! Хватит!

Но хорошо, что история не стоит на месте! Она, как трактор, роет себе ходы подземные, наземные, воздушные. История везде: каждый миг, каждая секунда, каждая улыбка превращаются в скопление фактического исторического материала – история Рима, история создания паровой машины, история любви О. и К. , история одного города, обыкновенная история, скучная история, давнейшая история, революционная история…История скачет как прыткий жеребец и копытами своими отбивает такт времени – тракт истории, по которому движутся божьи твари, оставляя на пустынной горной влажной тернистой плодоносной земле материальные отпечатки своего пребывания.

После романтического века наступает век рационализма. Лица изменились: вместо розовощёких пухленьких романтиков, любивших проводить вечера в окружении миленьких дам где-нибудь в укромном местечке – на берегу прекрасного озера, под сенью вековых деревьев – на авансцену исторических подмостков поднялись бледные с пронзительными глазами типы, любящие покурить трубку и поиграть в шахматы, покритиковать европейскую кухню и съездить на каникулы куда-нибудь на отдалённый Север. Теперь, когда неприятные типы заполнили все щели общественного устройства, бессознательное стали трактовать на новый лад: сам по себе человек не может перейти в бессознательное положение без веских причин – либо это серьёзная болезнь, либо кто-то, недоброжелательный, намеренно в полном сознании ударил сознательного человека, вследствие чего последний был обнаружен без сознания. Расследование неминуемо. Причина должна быть установлена в любом случае.

Начинается расследование: бесконечные вопросы, догадки, прозрения, неудачи, ошибки, находки, потери, приобретения; опрашивание тысяч подозреваемых, уличённых, споткнувшихся, зазевавшихся… Затем на этой удобренной рационалистами почве родилась великая наука современности –Социология, объединяющая своими безумными цифрами миллионы людей, стирающая границы между государствами и выводящая средний закон потребления сыра, водки, телесных удовольствий, физических упражнений, бесконечных теле– радиопередач, песен, фильмов, книг, газет, спортивного снаряжения, спортивной обуви, шампуня и мыла.

Но одна великая заслуга рационализма, за что ему стоит воздвигнуть восьмое чудо света в виде хрустально-воздушного замка с подвесными мостами, с огромными залами для танцев и увеселений, обширными садами с фонтанами и золотыми рыбками с бриллиантовыми глазками в прозрачных прохладных прудах, тенистыми аллеями с укромными уединёнными беседками для лёгкого флирта, целования, нечаянного обжимания и говорения ласково-щекотливых комплиментов, огромными павильонами, где можно было бы попраздновать, не боясь дождей, ураганов, гроз, наводнений, в кругу друзей премилых, в среде бесед умильных – заключается в умении ставить вопрос и отвечать на него, выносить приговор и исполнять его.

Многие высказывания рационалистов, на которые не хватило бы и двадцати томов, обогатили наш ум, усилили наши способности и создали новую оболочку вокруг нашей планеты – между облаками и поверхностью земли, – где мысль человеческая, славя народ земной, обрела пространственную протяжённость. Вот она мудрость, незапятнанная никакими недобродетельными делами: слово и дело едины без сознательного бессознательному не бывать голова продолжение тела тело продолжение души без плохого хорошему не бывать мужчины нет без женщины без удобрения нет урожая без воды человек жить не может без воздуха человек задохнётся рыба не может жить на суше негру всегда быть негром белый останется белым всё рождается всё умирает звёзды падают некому держать всё притягивается к единосущному, чтобы разбежаться в разные стороны при первой опасности апостолы деньги зло, – но без них жить нельзя, – за каждой революцией следует контрреволюция рождение смерть пробуждение завтрак опорожнение заполнение жизнь…. Верится, что не за горами то время, когда кроме протяжённости человеческая мысль обретёт долгожданный вес, чтобы обрушиться всей тяжестью на головы дурней, простофиль, балбесов, словно обоюдоострый меч правосудия, демонстрируя мощь силы гравитации человеческого разума. Natura nihil facit frustra. Experientia docet. Cogito, ergo sum. Habent sua fata libelli. Et cetera.

Ну, что ж! И мы в каком-то смысле потомки рационалистов: “with one auspicious and one dropping eye,// with mirth in funeral and with dirge in marriage ,// in equal scale weighing delight and dole…”

Оценим по достоинству заслуги рационализма, поклонимся ему в ноги и коснёмся, дети мои, лбом дощатого пола, сложим руки в немом восхищении и произнесём в унисон: “Je suis seul sans toi. Je suis malade sans toi. Je suis comme un orphelin dans un dortoir sans toi.

Ощутили благодарность? С этого всегда начинается всякое великое дело: “Can you speak English?”

– А именно: “ Deus ex ratio”.

Боже, как я любил рацио ( так мы называли рационализм между собой: друзьями )! Как мы обожали собираться вместе – я и мои верные Санчо-панчесы – и обсуждать, и подсчитывать, и рассчитывать, и строить планы, и вырабатывать методы, и обосновывать их. Сколько вечеров и ночей провели мы вместе в бурных приливах и отливах дискуссий! Мы поели огромное количество бутербродов с красной икрой, с сырокопчённой колбасой, с копчёнными окороками, с самой изысканной солёной и несолёной, речной и не речной рыбкой и рыбёшкой, осушили бесчисленное количество бутылок белого и красного вина, сухого и полусухого шампанского, домашних наливок, народных самогонных заквасок, водки белочистолимонной, шнапсу баварского, виски шотландской, какого-то пойла, вонючего и липкого, привезённого уроженцем отдалённой страны на берегу Ледовитого океана. Но, к сожалению, задор молодости постепенно за застольем угас. Всё труднее заснуть и проснуться: мучают кошмары. Только иногда, вечерами, когда догорает пламя камина, вспоминается незабываемый вечер на Воробьиных горах, где мы, молодые и счастливые от хмеля и съеденного, взявшись за руки, чтобы крепче почувствовать землю, клялись никогда не предавать друг друга и, следовательно, не изменять тем мыслям и планам, и расчётам и подсчётам, и выкладкам, к которым пришли сообща в полумраке холодных отрезвительных казематов под бешенную бестактную музыку, доносившуюся откуда-то сверху. К огорчению, с молодостью прошла верность клятвам. Где вы теперь, друзья?!

Вы догадались, терпеливые читатели, что рационализм свойственен молодости. Не зря у физиков есть золотое правило: не женился до двадцати семи лет – так никогда и не женишься.

Почему? Да. Шут его знает! Перерос, значит, и всё: за рубежом двадцати семи лет рационализм ставит на тебе крест.

Крестов, кстати, рационализм наставил уйму. Куда ни глянешь – кресты, кресты… Додумались ставить их на здания: пусть будут видны издалека; молодое поколение нужно приучать к мысли о краткости их пребывания в сфере разумного. Делают их, я имел в виду кресты, неугомонные рационалисты из чистого золота, украшают бриллиантами, изумрудами, рубинами. Самый большой и тяжелый – в России, как, добавим, и самый большой самолёт, самое глубокое озеро, самая холодная зима, самое жаркое лето, самые красивые женщины, самые отважные мужчины, самые ловкие вши, самые надоедливые клопы, самые быстрые тараканы. Вылил этот крест мастер-самоучка Ванька Криворукий на собственные деньги и в свободное от работы время ( в России что-то великое всегда создавалось в свободное от работы время ).

Легенда гласит: с детства Ванька был какой-то особенный: с детьми не играл, шалостями и проказами не занимался; когда Ваньке стукнуло пять лет, то ни с того ни с сего стал читать летописи деревенской жизни, хотя до этого ни одной буквы не знал; родителей слушался очень: бывало разобьёт что-нибудь – так сразу к мамке бежит докладывать о своей провинности; в четырнадцать лет Ванька ушёл из дому с табором цыган; бродил по всему свету: побывал возле Тихого, Ледовитого, Чёрного, Каспийского, Индийского морей и океанов; научился многим ремёслам, как то: лепить из глины разных забавных зверюшек, подражать шорохам, крикам, пискам лесных, болотных, озёрных, степных обитателей, скатывать из хлебных крошек тарелки, ложки, чернильницы, бутылки; в сорок лет внутренний голос приказал Ване: “Следуй за мной и повинуйся!”, пришёл он, волочась за духом своим, в город стольный Москву – матеньку тогдашней России, – подошёл к самому большому человеку и стал челом бить: “Так и так, мол, добрый человек, должен я в вашем славном граде крест отлить – небывалый, сверкающий, слепящий, горящий. Почему должен это делать – не знаю! Прими раба твоего послушного, славный обширный человек!”; смилостивился большой и важный, тучный и серьёзный, солидный и задумчивый, толстеющий и худеющий на диете, зоркий в ночи и слепнущий при ярком свете – и принял оборванца в услужение к себе; долго важный человек испытывал Ваньку Криворукого: то поесть не даст, то ненароком ногу отшибёт ему, а то и руку, а может и голову, то жену свою постылую подложит в солому к нему, чтобы, значит, терпение его русское, прославленное многими необычайными подвигами, проверить, то вдруг выгонит из дому, то обратно с улицы подберёт – так, говорят русские, приучают их с детства к суровым местным нравам и долой нескончаемой зиме; много времени прошло или мало – никто не знает! – но видит почётный и важный человек, что Ванька вернее пса, пресмыкалистее любого пресмыкающегося, преданнее кошачьей верности, лишнего слова не скажет, лишней песни не споёт, лишнего не съест и – главное! – лишнего не попросит, ибо в ту пору сложности случились у большого человека: денег стало не хватать – разрослась семья: старшая дочь аж за самого Нептуна замуж собралась, – средняя, от гордости во всё иностранное разодетая, знающая как на всех языках о любви говорить, намерилась посвятить себя служению искусству, для чего, бес ей в ребро, выписала по каталогу всех известных художников, поэтов, архитекторов, литераторов, философов, математиков, парикмахеров, дударей, лошадников, оде вальщиков, раздевальников-охальников, портных, генералов, адмиралов для того, чтобы, пропади они пропадом, Москву – столицу третьего Рима, гряди десница твоя, о, Отец наш земной и небесный! – превратили в просвещённейший город , – третья, самая толстая и солидная, в двенадцать лет уже требовавшая помощи для вставания с постели ( так велика и внушительна красота её была ), полюбила принца Заморского, но только дорогу туды следовало построить по требованию этого замухрышки – принца Заморского, ибо другим путём к его отдалённому болотистому и заросшему лесами государству не добраться; – а про сыновей и говорить стыдно: как выросли так и поженились, как поженились так и давай смуту сеять: одной жене подавай одно, другой другое, у третьей муж – дурак, у четвёртой – слишком умный; в общем, сыновья давай деньги делить, а дочери их проматывать; вот потому-то не чаял души почётный и важный человек в Ваньке: ничего не надо Криворукому кроме креста отлитворящего; но так как деньги большому человеку самому нужны, то послал он Ваньку деньги собирать от своего имени на крест; долго ли мало ли, но собрал деньги горе-мужик и принёс властелину своему; и увидел великий человек могущество деяний своих и славу их, и повелел на деньги те отлить крест златой, чтобы увековечить именем своим помыслы славные, – а Ваньке за терпение его назначить ежедневно выпивать два литра креплёно -ядрёной самогонки и закусывать солёным огурчиком для весёлого и радостного настроения – и всё, заметьте! – бесплатно. На том и закончилась история эта. Наша, наоборот, продолжается!

Мы пришли с вами вместе, дражайшие мои, к ясному и логическому окончанию рационализма. Если вы мне не верите, то прочтите ещё раз написанное: рационализм закончился вместе с нашей молодостью.

И снова мы никому не верим, всех подозреваем, ожидаем худшее, слышим не лучшее, пожираем несвежее. Успокаивает одно –везде одно –рождение, взросление, старость, смерть. Каждое общество, сообщество, содружество, объединение, соединение, уплотнение, товарищество проходит фазы становления, развития, планирования, прогнозирования и упадка. В начале все куда-то убегают ( это по -научному называется страстью к движению ), затем что-то приносят обратно, обкладывают себя этим со всех сторон и начинают ожидать ещё лучшего. Вот здесь их и поджидает худшее :молодость разом сменяется старостью и одряхлением. И никто не может ответить толково, доходчиво, а не докучливо, расхоже, а не похоже, – почему людям надо улыбаться всю жизнь, когда поводов для увеселения слишком мало. Один известный французский писатель так и назвал своё рождённое в присутствии жены дитя искусства “Улыбающийся француз не похож на француза”. Пожалуйста, цитата из этой огромной книги в одну тысячу шестьсот страниц: “Он прожил всю жизнь, и прожил улыбающимся. А почему? Разве умный человек сможет ответить на этот вопрос?”. И кто ответит нам на тысячу других вопросов? Миллионы почему.

Почему мы приходим в сознание из бессознания? И наоборот. Почему молодость утверждает молодость, красота описывает красоту, безобразие безобразность, деньги делают деньги, бедность порождает бедность, обезьяна рождает обезьяну, червь производит червя? А ведь загадка в другом, и именно она не даёт спать спокойно никому :как, живя в бедности, стать богатым, как без ракеты долететь до Луны, как без ушей слышать, без глаз видеть, без волос быть привлекательным, как мужчине найти женщину, хищнику – добычу, кририку – критикуемое, наркоману – наркоманящее, токсикоману – токсивоняющее, поэту – окрыляющее, дождю – увлажняемое, падающему – упавшее, божественному – обожествлённое.

Слава богу, мы не можем ответить на все эти вопросы, – а то бы человечество перестало развиваться и начало загнивать как переспевший плод: – человечество только и прогрессирует благодаря неизвестному – своей противоположности: богатство питается бедностью, злоба мстит доброте, вера критикует безверие…, умирание одного говорит о возрождении другого.

Смерть рационализма в ранней молодости не обескуражила людей, хотя, может быть, они и не сразу пришли в себя после столь значительной утраты. Но всегда найдётся какой-нибудь умник, для которого родственные связи – ничто. Одним поминки – другим ужимки.

Во Франции жил один бедный почтальон. С раннего утра до позднего вечера разносил он по кривым парижским улицам письма, телеграммы, переводы, записки, отписки. Занятие это было скучным и не очень прибыльным, а потому любил он пофилософствовать на досуге, когда город после трудового дня погружался в тяжёлое ночное забытьё. Ночные бдения сказались на поведении почтальона: стал он каким-то рассеянным; на все вопросы отвечал невпопад и делал всё не так: ему говорят “да” – он отвечает “нет”, его бьют – он убегает, от него убегают – он бьёт, нужно идти – он бежит, следует говорить – он молчит… Сначала на него смотрели как на дурака. Даже вызывали врачей для освидетельствования его придури* ( придурь – уменьшительно-ласкательное от идиотизма ). Врачи осмотрели и сделали официальное заявление: “Данный больной, осмотренный и изученный сего года этой недели настоящим числом при свидетелях и терпящих моральные убытки потерпевших, опасности для города, а, тем паче, для безопасности страны не представляет. Мысли и идеи свои он основывает на наших, только везде прибавляет отрицательные частицы “не”, “ни”, “нет”. Возможно, что трансформация личности произошла в раннем детстве по вине родителей, которые заставляли младенца слишком много делать. Вот он и стал ко всему отрицательно относиться. Врач местной больницы, сын известного в своё время врача, по рекомендации друга своего врача и близкого родственника одновременно. Подпись врача заверяет его отец. Диагноз подтверждают: доктор медицины обер-полицейский городского штурмового отряда Кадилкин Роберт Веронович , академик медицинских наук главный по надзору за сохранностью медицинского обмундирования барон Переделкин Иисус Иосифович, заведующий домом лишений и милосердной скорби Жуликов – Бандитов Рвач Петрович. Печать. Подписи заверяю: начальник отдела по доставке помощи нуждающимся Жмотиков Счастье Восходович. Число. Год.” Так во Франции, благодаря тонкости и изяществу французского языка, открылась новая страница в книге человеческой мудрости.

Известно, что многие гении в детстве были дебилами* ( дебил – научно– медицин. выражение: человек не похожий на остальных ):Ньютон, Спиноза, Кант, Гегель, Маркс, Ленин, Лейбниц, Гёте, Шекспир, Гюго, Гоген, Моцарт, Бах, Бетховен, Яшка– лимончик, Коппола, Аристотель, Диоген, Платон, Сенека, Цицерон… Нет окончания этому списку! И как сказал один хороший знакомый из Вашингтонского Университета стратегических исследований околоземных пустот и движений интегральных частиц при спектральном взрыве черной дыры Дру Друз Круз: “Если бы не было дебилов, парень, то планета лишилась бы лучших умов и мы до сих пор бы крутили хвосты свиньям и гоняли на пастбище овец…” . Дру Друз Крузу верить можно, поверьте мне: он хорош собой и в компании любит поесть, выпить, охоч до женщин, жаден к жизни, весел в быту, несколько мрачен, правда, в похмелье, но этот недостаток легко исправим, если вы не всё пропили предыдущим днём.

Теперь пришло время раскрыть тайну и назвать виновника появления на свет нового племени людей – иррационалистов. Фамилия ему Раагрик, а имя Осс. Родился в Дании в семье рыболова в начале века. Детство провёл детское: играл, лепил, шалил, читать не хотел, считать не умел, сладкое обожал, друзей колошматил, девочек за косы драл. Окончил с отличием деревенскую предначальную школу. Единственную четвёрку имел по пению, единственную тройку по рисованию и единственную двойку по прилежанию. Поступил сразу в десять университетов: Парижский, Лондонский, Итальянский, Египетский, Малайский, Африканский, Таитянский, Американский, Русский, Европейский. Окончил университеты и сразу стал профессором, а через месяц и лауреатом Скаутской организации. Написал двадцать романов, одно стихотворение, два рассказа для журнала “Ньюйоркец” и брошюру “Почему я почтальон”. Последняя и принесла ему мировую славу. Умер в глубокой старости, задавленный тяжестью годов. После себя оставил обширное наследство: двадцать дочерей, которые в свою очередь родили сто мальчиков и сто девочек, а те образовали новый народ Раагриков .О нём вы можете прочитать у весельчака Франсуа Рабле, француза и дворянина, бросившего карьеру ветеринара-косметолога ради лёгкой литературной наживы.

Брошюрка “Почему я почтальон” сейчас лежит у меня под рукой. В этой книжонке всего две страницы и я не поленюсь их просто-напросто переписать. Так и мне легче оставаться правдивым до конца, да и читатели подчерпнут знание прямо из первоисточника. Заранее предупреждаю: Осс Раагрик – прирождённый стилист и орфографист, знаток своего родного языка и местного диалекта.

“ Опять не тошнит. Что же я вчера не ел? Не помню. На работу не ходил. Холодильник не открывал. С кровати не вставал. Сегодня ветра нету. Нехорошо. Может, даже дождя не будет. Неплохо. Не люблю оставаться один. Но не скушно. Правда, не весело. Хорошо, что жены нету. И детей нету. Но ничего, что ничего нету. Я ещё не видел, кто бы мог удовлетворить моим потребностям. И, вообще, ничего нет хорошего в жизни. Вот лежу и ни о чём не думаю. Тяжело не мечтать! Почему? Не понимаю. Может немечтание тяжело сказывается на работе печени!? Душа и не душа. Зачем мне думать не о душе? Душа – всё, а не душа – ничто. Ничто обитает не на земле. Оно живёт не во мне, а вне меня. Я – не Я. Я– это тот, который мечтает, а не-Я – тот, который мечтает моим Я. Неинтересно. Никакой ответственности. Чуть что, – так не-Я, не-Я… Противоположность и непротивоположность. Это не чушь, это не пустота, это ничто моей мысли. Ничтожество. Боже, не говори ничего! Всё равно я ничего не слышу! Опять не поел. Нужно не забывать. Здоровье не прежде всего, но важно. Главное – не курить, не простывать, не болеть, не чихать, не есть слишком много, не спать слишком часто, не думать о плохом, не смотреть на плохое, не говорить о плохом. Не отвлекайся, когда ешь! Тогда внутренний, живительный сок не течёт как попало, а в нужном направлении. Опять я ничего сегодня не написал. Ну ничего! Ведь обеда ещё не было. Я не люблю писать до обеда. Я люблю не вставать до обеда. Как будто бы лежишь и не лежишь. Здесь и не здесь. Не густо, но и не пусто. Вчера не поговорил насчёт. Не нужно этого делать. Ведь у неё даже названия нету. Книга без названия. Названия нету, зато сам роман есть. Ну и что, что главного героя нету, зато другое есть. Женщин нету – неженщины вместо них выходят на сцену. Как на востоке. Я не устал от жизни. Жизнь не утомила меня. Не читаю газет. В них написано о том, чего нету: нет денег, нет умных программ, нет умных людей, ничего нету. Я это знаю и не читая. Почему-то в стране стало неспокойно. Надо же, аппетита всё нет и нет! Правительство не может решить элементарное. Не хочет. Не может. Нечего народ обманывать! Хорошо, что можно поесть, не вставая. Не очень вкусно. А на второе не котлеты – жаль. Не люблю, когда на третье компот. Что-то неладное в желудке. Наверное, давно не ел. Кажется он совсем перестал переваривать…Сколько не набивай, а газов нету! Я не могу есть очень жирную пищу. Не могу водку без закуски. Сырое молоко – не могу. Не брезгую. Не могу. Не нравится мне эта страна. Не нравится моя квартира, улица, город, зарплата. Не нравятся мне книги, которые читаю, люди, с которыми я разговариваю, дни, которые провожу, облака, которые летают надо мною, птицы, которые щебечут, ветры, которые дуют… Фу, – устал! Тяжёл труд писателя! Опять не доел. Не вкусно. Не сыт, но и не тошнит, слава тебе Всевышний! Вчера тоже не тошнило. И позавчера не тошнило. А завтра будет не тошнить? Буду завтра писать роман о не-Я. Он некрасив, неумён, не умеет играть в футбол, карты, не умеет делать комплименты дамам, не говорит, однако пакостей, не умеет обижать маленьких, играть на пианино, барабане, не хочет быть богатым, не думает о своём будущем. В– общем, – отрицательный. Ничего толкового не придумал. Мало думал. Что-то в этом есть. Ничего нет под солнцем, о чём бы Господь не знал! Не интересно почему, а зачем! Ещё не голоден. Не хочется. Желудок не совсем полный. Ничего не понимаю. Надо же, не помню ни одного моего стихотворения! Проза – не поэзия. Проза – ерунда. Когда не думаешь, то лучше получается. Вчера вот не думал, а какое стихотворение получилось. Где оно? А-а-а вот!

Не надо нам слов,

Не надо нам жалости

Не надо оков,

Не надо нам вольности,

………………………….

………………………..

А надо не думать, -

Не надо платить,

Что б нас, уязвлённых,

Напрасно не злить.

Не слышу мелодий,

Не вижу людей;

Одни обезьяны!

Не надо речей!

Диоген ходил не с фонарём, а с бочкой. Искал он не людей, а собеседников. Есть не хочется, а надо. Опять невкусно. Как будто и не ел. Не пусто, но безвкусно. По телевизору ничего нет. Нет интересных фильмов. Читать не хочу, – ведь сам пишу. Остальное дрянь. Портные своей одежды не носят. Парикмахеры совсем лысые. Крестьяне с голоду умирают. Рабочие – безработные. Цари не у дел. Спать не хочется, а надо – завтра не встать. В комнате не холодно. Постараюсь завтра не проспать. Я и не-Я. Где не-Я? Смерть – не сон, что-то другое. Не прощаюсь. Не с вами. При вас. Не понимаете? Неплохо…”.

Великолепное замечательное необыкновенное произведение. Публикация его вызвала много откликов зарубежных и отечественных. Франция бурлила. На улицах Парижа возбуждённые французы, поддержанные бургундской, шампанской областями, распевали Марсельезу, готовые к штурму любых препятствий, если таковые возникнут. Правительство вынуждено было признать срочным государственным декретом Раагрика Осса лучшим почтальоном года и вручить ему почётную ленту солдата полка имени Парижской коммуны. Через три дня волнения утихли. Париж перестроили на всякий случай. Старые названия улиц сменили на новые. Правительство ушло в отставку. Президент с семьёй уехал отдыхать в Латинскую Америку. Наступила пора для работы истинных учёных, мыслителей, художников, поэтов, певцов, артистов. Эпидемия иррационализма расползалась с ужасающей быстротой.

Скоро наступило время всеобщей и беззаговорочной победы иррационализма. В то время не признать себя иррационалистом – значит попасть в опалу, а ещё хуже в долговую яму, так как всех неиррационалистов признавали в суде должниками. Париж опять стал модной столицей. Паломники со всего света спешили в мировой город за славой. На чердаках, в подвалах, в скверах. На вокзалах, в Болонском лесу – везде слонялись, спали, писали, ели, творили, рвали, сходили с ума, предавались отчаянию творческие натуры, поставившие на карту свою судьбу, ждущие своей удачи до седых волос. Сколько было падений, сколько взлётов! Приезжало много, очень много и никто, практически, не уезжал.

Канули в безвестность имена, поступки и лица. Кому не хватило денег, кому смелости, кому сил. Все умерли в Париже. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, постаревшие красавицы приносят цветы на знаменитое французское кладбище, где покоятся души усопших. Поговаривают, с двенадцати часов до первых петухов бродит по кладбищу среди безымянных могил призрак Иррационализма, чем-то отдалённо напоминающий инвалидную коляску, и будит творческий дух усопших, призывая их на новые подвиги ради собственной персоны.

Очень показательна для иррационализма история двух великих художников данного направления – Гугу и Гага. Ни тот, ни другой за всю свою неспокойную жизнь не заработали ни гроша ломанного. Оба рисовать не умели и едва могли поставить свою подпись в книге регистраций. Гугу начал не уметь писать приблизительно в тридцать лет, и в течении последующих десяти лет не создал ничего стоящего за исключением статуи непорочного мальчика для английского музея восковых фигур. В сорок один год он написал картину “Потребители пива на Баварской земле”. Именно этой картине он обязан своему грандиозному успеху у искушённой столичной публики. Толпа зевак рукоплескала красным потным лицам, огромным пивным кружкам, изображённым рукой мастера на дранной простыне, украденной в дешёвой гостинице. Немецкое объединение пивопотребителей Баварии посчитало картину за отличную рекламу своей деятельности и сделало Гугу членом своей обширной организации. До мировой славы Гугу не дожил: через месяц его не стало. Другой – Гага, из небедной семьи, не знал, чем ему заняться лет до семидесяти. После смерти родителей он получил огромное наследство и, как водится, от безделья воплотил свою мечту детства. А детство у него было трудное! Учителя не признавали за ним каких-либо талантов. Если бы не влияние и обаяние его родителей, умевших потакать человеческим порокам с изяществом и мастерством, то просить бы ему милостыню на улицах Нью-Йорка, Рима, Барселоны, Лондона, Москвы. Его бродячая жизнь и неуёмная жизненная сила породили множество легенд, в которых вымысел соседствует с голой неприглядной правдой. Распускают слухи, что он скупил музеи мира и превратил их в частные галереи, чтобы пропагандировать своё “ дикое искусство”. Но это неправда! Гага был очень честным человеком и хроническим алкоголиком. Его денег едва хватало на закуску и дешёвую ночлежку в обшарпанной части города; выпивка требовала огромных финансовых затрат. Если он не был пьян, то трудился над созданием шедевров в поте лица, как писано в Библии: “Да получит бог богово, а человек своё…” Писал он свои картины при помощи бригады маляров. Дело происходило так. Покупался огромный участок земли, строилось огромное здание без окон и дверей, а затем на стенах расписывались картины; управлял он малярами посредством рации; чтобы маляры не боялись, им завязывали глаза и кололи наркотики. Труд художника Гага был тяжёлым. Погибло у него на стройплощадке изрядное количество маляров от удушья, падений, вредных привычек, старости. – Искусство его, восхищающее и поныне туристов из многих стран, останется навечно.

В то время великим можно было стать без особого труда, а вот заурядным, бытовым человеком очень сложно. В этом, видимо, и заключается коренная причина восстания масс. Средний человек одрях и чрезмерно ослабел от непосильного бремени, которое возложила на него слепая история. Великие плодились так быстро, что в них захотелось плеваться. Первое общество, объединившее массы против гениев, и носило название “Плевок простого человека из толпы подобных в противное лицо гениальной личности”. Собирались они в кабаке, на окраине Парижа, где проводили свободное от работы время, развратничая, пьянствуя и харкая в огромный портрет учителя Иррационализма, от чего последний превратился в неподражаемое произведение поп-арта. Через какой-то неопределённый историками промежуток времени восставшие начали издавать различные газеты, проповедовавшие массовость в протест против диктата гениальности.

Лицо массового человека – испито-жёлто-сине-буромалинового кривого – вы можете увидеть на полотнах художника Ван Гога, воспевшего чувства и ощущения оборванного, скитающегося в беднейших уголках стран, художника. Писал он – словно плевал! Так объяснил его творчество знаток Древней Греции и раннего периода Египта Обдурахман Миллер: “Когда смотришь на картины этого художника, то приходит на ум внезапно догадка: краски изрыгались из лона краскозачатия!”. А вообще-то, более подробно описал, расписал и выписал героя массовидности испанский затейник коррид, где в качестве быков выступают рогоносцы, а в качестве ответчиков неизвестные молодые люди, хорошо танцующие и поющие под гитару звонкие серенады, Отрыла-и-Гасит. Книга озаглавлена “Массовое нудистское купание в реке Стикс”.

После выхода книги Отрыла-и-Гасита художественной богеме стало ясно: что-то будет! А ничего не случилось! Гениев развелось так много, что они сами организовали массовое движение “Плевок – это что! А мы вас по морде!”. Две силы столкнулись в противоборстве.

По всему миру заполыхали революции: Франция, Германия, Италия, Венгрия, Африка, Россия тонули в крови. Правительства сменялись каждый час; проснуться можно было при царе батюшке, а заснуть при демократическом государстве с тёмными и малоизвестными личностями во главе управления. На другое же утро можно было и совсем не проснуться: гильотировали прямо спящих в постели. И, как это водится, именно в подобные периоды появляется на свет новое учение, в лучах истинности которого остальные подпадают под тень крыла прогресса.

В горной швейцарской деревушке жил дедушка по имени Фридя, и был у него внучек по имени Фродя. Фродя был прилежным мальчиком и поэтому лечил всех безгласых тварей в округе. Куры, овцы, свиньи, быки, бычки, лошади, коровы сами приходили к нему. Фродя перевязывал их раны, держал их в деревянном лазарете, выгуливал, делал операции. А больше всего он любил разговаривать с ними. Твари не могли ему ответить связно – да что там говорить! – и мычали-то в ответ не всегда, и кукарекали невпопад, и хрюкали спорадически. Как оказалось впоследствии, Фроде этого и не надо было: главное, что Фродя сам умел говорить. Самодостаточность определила его характер. Когда Фродя стал большим и сильным, он выучился на врача и поехал работать в Австрию. До сих пор это решение Фроди остаётся загадкой для исследователей его научной биографии. И я не нахожу ответа на столь замысловатый вопрос. И стал Фродя работать не просто врачом, а психоврачом: нравилось ему разговаривать с умалишёнными. И заметил он, что умалишённые по поведению похожи на безгласых тварей. Задумался Фродя и стал записывать свои наблюдения на досуге. Мысли его были прямолинейные и точные, как стрелы Робин Гуда: если человека в сознании лишить сознания, то он будет себя не сознавать, – следовательно, он будет находиться в бессознательном состоянии; чистое проявление бессознательного – умалишение, ибо умалишённые навсегда лишены сознательной жизни; сознательный человек может тоже находиться временно в бессознательном положении, если, например, он спит или потерял сознание от, предположим, удара палкой по голове, или, не дай Бог, впал в безумство наподобие мифического героя Геркулеса, убившего в ослеплении свою жену и ребёнка.

Тысячи раз проверял на практике свою теорию Фродя: он бил здоровенных добровольцев по голове тяжеленной дубиной, чтобы затем разговаривать с бессознательными подопытными, он спал со своими пациентами по вопросу выяснения их сознательно-бессознательного поведения во сне… Конечно, не всё ему было понятно. Но того, что Фродя выяснил, хватило на написание двадцати томов под общим названием “Ясная и красивая как солнце на небе среди облаков теория”.

Теория Фроди элементарна и напоминает таблицу умножения. Вначале, утверждает Фродя, человек рождается бессознательным существом. Бессознательность новорожденного лучше всего ощущается родителями: на все притязания близких людей ребёнок отвечает плачем либо мокрыми пелёнками. Затем, с возрастом, бессознательное существо начинает приспосабливаться к окружающему миру: требует дополнительной порции вкусненько-сладенького, тяжело просыпается по утрам, не слушается пап и мам. Им овладевает понимание того, что он не одинок в этом мире: кто-то неусыпно ухаживает за ним. Забота – вот первое условие пробуждения разумности!

Капля за каплей, благодаря неустанной опёке близких людей, сознание вкрадывается в бессознательное дитя природы. Родители, эти странные безостановочно суетящиеся объекты, становятся для него тем трамплином, отталкиваясь от которого он врывается в недремлющий, полный опасностей мир.

И в конечном счёте бессознательное существо становится сознательным до такой степени, что доля сознательности в его мозгу позволяет распознавать сознательность среди дебрей иного. Сознательный ребёнок на радость родителям всё делает сознательно: особенно ему удаются маленькие пакости, совершаемые с умыслом для проверки терпения и выдержки воспитателей.