скачать книгу бесплатно
Слышала я, дорогая тетушка, что государь навещал Аннушку во Введенском. Выехал рано утром из Москвы в карете инкогнито под фамилией Павел Федотов. Но все, конечно, узнали императора. А как подъехал к Введенскому, пересел государь-рыцарь на белого коня и в черной полумаске поскакал ко дворцу по аллее, прорубленной Львовым среди вековых берез.
По приезде ко дворцу государя встречали с левой стороны церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы, а с правой стороны – великолепный конный двор, а посреди – круглая клумба с маргаритками, фиалками и васильками – любимыми цветами Анны Павловны.
Павел Петрович спешился, вбежал по мраморной лестнице и через анфиладу комнат в покои, где ждала его Аннушка.
Василиса».
А. П. Лопухина. Художник В. Л. Боровиковский
«Январь, 18-й день 1799 года
Дорогая, любезнейшая моему сердцу тетушка! Знаете ли Вы, что уже три недели живу я в столице? Самой не верится, однако, как говорится, “вышел случай”. Государь призвал возлюбленную Аннушку, и она вызволила меня к себе – вот! Знали бы Вы, какой дворец для княжны приготовил государь! Рядом с Зимним, на Дворцовой набережной, в три этажа! Весь уставлен скульптурами, дорогой мебелью, бронзой, вазами, а картин сколько – не счесть.
Благодаря ей на Лопухиных посыпались царские милости. Анна и князь – оба уже награждены орденами Мальтийскими. Раньше только одна статс-дама, госпожа Лита, имела этот орден. Петр Васильевич получил еще один орден – Андрея Первозванного, но главное – он теперь не просто князь, а “светлейший”! В мгновение ока отец Анны сделался генерал-губернатором. Лопухины получили восемь тысяч крепостных с землей в разных губерниях. Государь подарил им участок земли на Каменном острове, где выросла нарядная дача.
Мачеха Анны была возведена в звание статс-дамы, высшее придворное звание. Сестры Аннушки тоже были хорошо пристроены. Екатерину выдали замуж за Николая Демидова из богатейшей семьи, а Прасковью – за сына графа Кутайсова, любимца императора.
Писала ли я Вам, тетушка, что императрица Мария Федоровна, еще когда все были в Москве, отписала Анне гневное письмо, мол, не смей являться в Петербург! Про то узнал император, был взбешен – и с того дня заколотил дверь, ведущую в ее спальню…
Чуть не каждый вечер по Дворцовой набережной от Зимнего отправляется теперь пара лошадей, на запятках лакей в красном, и хотя карета закрытая, все знают: Павел едет к Лопухиной!
Свиданиям с Аннушкой государь придает почти мистическое значение.
Государь неизменно щедр и великодушен, держит себя как истинный рыцарь и прямо называет ее своей “дамой сердца”, а еще “божественное утешение”, “отрада души” и “благодать” – так переводится имя Анна.
Анна Петровна – брюнетка, любила малиновый цвет. Теперь он повсюду, даже придворные чины являются в малиновом.
Слово “благодать” стало девизом императора. Оно было начерчено на стандартах, которые получила конная гвардия в январе 1799 года.
Для государя, который был очень одинок, Аннушка становилась все более и более необходимой. Она действовала на него успокаивающе. Только не думай, тетушка, что всем этим безмерно счастлива Анна. Ей что бриллиантовое колье, что букетик маргариток – едино. Царские приближенные с Анной любезны, ласковы, а что говорят за спиной, неизвестно. Попала она в золотую клетку к паукам, которые плетут золотую паутину, – не тошно ли?..
На сем прощаюсь, дорогая тетушка, и желаю покоя, ночей без худых снов (меня-то они чуть не всякую ночь терзают).
Василиса».
«Февраль, 2-й день 1880 года
Тетушка! Давно я Вам не писала, почти целый год – Санкт-Петербург такой город, что тут не до писем. События происходят чрезвычайные, и всякий день новости, всего не опишешь.
…Как-то мы разговорились с Аннушкой о наших личных делах. В тот же вечер Анна сама призналась:
– Василисушка, не сказывала я тебе, что знакома с Павлом Гагариным, встречались в Ярославле, нравлюсь ему… Даже слово дал, после того, как отслужит в армии, женится… Да вот Бог не привел: коронация, Москва, император…
И, чуть не заливаясь слезами, поведала она мне, как прошлым летом сидели они с государем в Петергофе, а тут принесли конверт с сургучной печатью. То было донесение от Суворова. Он прочел вслух, что бои идут успешно и что в скором времени сюда прибудет с подробным донесением полковник Гагарин!..
– Услыхав эту фамилию, я не сдержала замешательства, и это заметил государь. “Объяснитесь”, – сказал он. Мне пришлось признаться, что молодой князь Гагарин мне не чужой, мы встречались в Ярославле. Не знаю, сделал ли из сего казуса Павел Петрович вывод или в планы его и ранее входило выдать меня замуж… Только решил он поразить меня новым великодушным поступком. Сказал, что вышлет навстречу посланцу – князю Гагарину – офицеров и что мечтает устроить нашу свадьбу.
– Да сильно ли ты к нему расположена, Аннушка? – спросила я.
– Я расположена, однако страсти мне неведомы…
– Ну да Бог даст, все устроится.
Анна была в волнении, закашлялась, что-то в этом холодном городе часто стала она кашлять. Я ее успокоила… Мы почему-то вспоминали Шереметева и его театр: Петербург не Москва. Тут сырость, ветры, театр шереметевский надломился, а Жемчугова потеряла голос.
Ночью я думала: любит ли Аннушка государя? Любит ли Гагарина? И для чего так решил государь? Опять из рыцарских побуждений? Чтобы казаться образцовым? Иной раз мне кажется, будто живет он как в театре: играет для зрителей. И такую роль себе возьмет, что не знаешь, что и сказать. То брата молодого Гагарина болваном обзовет, то офицера за круглую шляпу велит избить розгами…
А вот еще какую штуку выкинул с молодым Гагариным! Вошел тот в кабинет императора, оставив шляпу в передней, а возвратившись назад, не обнаружил шляпы. Вернулся во второй раз – опять, там лежит чужая шляпа. Тут вышел царь и засмеялся: «Это твоя шляпа, князь, возьми ее». После этого князь из полковника стал генерал-адъютантом.
П. Г. Гагарин. Неизвестный художник
Это был подарок князю к свадьбе с Аннушкой. Через несколько дней состоялась свадьба Анны Лопухиной с князем Павлом Гагариным. Сам император был посаженым отцом на их свадьбе. Щедрость его не знала границ. Анна получила от государя сто тысяч рублей деньгами, бриллианты и необыкновенное жемчужное ожерелье, стоимостью в десять тысяч рублей. Павел велел купить три дома на набережной Невы и соединить их в один дворец, который подарил князю Гагарину. Сам Павел Гаврилович был посвящен в командоры Мальтийского ордена, что являлось знаком высшего расположения. Был один Павел, теперь – два. Ой, что-то будет!
Остаюсь любящей племянницей,
Ваша Василиса».
«Декабрь, 21-й день 1800 года
Дорогая тетушка! Господи, что это за несчастье – быть красавицей! Пусть не бросит на меня амурного взгляда – все же это лучше, чем быть осаждаемой со всех сторон… Зачем государь выдал замуж свою фаворитку? Выказал себя сторонником платонической любви, любил порядок и хотел казаться безгрешным в глазах своих подданных? Но одно дело – намерения, иное – чувства…
Ваша В.».
«Март, 15-й день 1801 года
Тетушка! Государь ведет спешное строительство Михайловского замка… Что-то будет? Впереди осень, зима, дом должен сохнуть долго, а прожект таков: к зиме туда переселиться…
– Верно ли, Анна Петровна, что замок будет выкрашен малиновой краской, под цвет Ваших перчаток? – спросил Львов.
Анна кивнула, довольная.
Первого февраля 1801 года состоялся переезд в Михайловский замок. Анна Петровна оставила дом своего мужа и была помещена в новом дворце под самым кабинетом государя. Вход к ней вел из покоев Павла Петровича через особую лестницу. Переход же, соединявший спальню императора с апартаментами его жены Марии Федоровны, был наглухо закрыт.
Анна не чувствовала себя здесь счастливой и спокойной. На каждом углу таилась тревога, было трудно дышать из-за непросохших стен. Она сильно кашляла.
Первое время она отлично справлялась с ролью укротительницы Павла Петровича, но потом… Ссоры становились чаще, она – нетерпеливее. Даже щедрые подарки – что они значили для красавицы. Ей было жалко маленького императора с таким некрасивым лицом, и она мирилась. Видно, ей не суждено испытать подлинную страсть: ни царь, ни муж Павел Гагарин не годились для этой роли. Спасибо, что муж пренебрегал сплетнями света при дворе…
В.».
Жизни ему оставалось меньше месяца – близилось 1 марта. Знала ли Анна о заговоре? Вероятно, знала. Присутствовала на том последнем ужине? Вероятно, да.
Почти каждый вечер император заходил к своей возлюбленной, потому что она давала ему утешение, ему было необходимо ее «благодатное» присутствие. Что касается того страшного вечера 1 марта, то маловероятно, что он нашел время для общения с Анной. Гостей была тьма, дворец кишел. Был накрыт ужин не менее чем на двадцать персон. Но обстановка была нервическая. Все это почувствовал граф Николай Шереметев.
Ужин носил зловещий характер. Павел был бледен, устало поводил вокруг водянистыми глазами. Что-то торопливое, заячье было в поведении Константина и Александра, сыновей Павла, которые, впрочем, скоро удалились.
Император вдруг стал весел. Подошел к зеркалу и в присутствии генерала Кутузова сказал: «Посмотрите, какое смешное зеркало, я вижу себя в нем с шеей на стороне».
Во всем Михайловском замке оставалась влажность еще не просохшей краски, и вся обстановка того вечера была неприятна графу Шереметеву, и, как только настал момент, он, ссылаясь на нездоровье, удалился. У него была более важная забота – его сын-первенец и здоровье его Жемчужинки.
Конечно, по приходе домой его ждали Пашенька и Татьяна Васильевна, и он успокоился, а зря… Не прошло и получаса, как в ворота Фонтанного дома громко застучали. Явился посыльный – всадник на коне, склонился к графу и громким шепотом проговорил: «Его величество скончались от апоплексического удара».
Но почему той ночью, когда в опочивальню Павла Петровича ворвались эти офицеры-убийцы, он не попытался спрятаться в покоях Анны Петровны, воспользовавшись лестницей? Наверняка заговорщики ворвались в его комнату так внезапно, что ни о чем-либо подумать уже было невозможно. Но, как говорят психологи, когда на пути появляется тигр, человек не будет думать ни о чем другом, как только о том, как ему скрыться. Павел не стал спасаться?.. Тайна сия есть, и никто ее не узнает…
После Павла императором стал внук Екатерины II – Александр I. Хотя долго будет он терзаться случившимся, однако он не преминул наказать всех близких к его отцу.
Какова дальнейшая судьба Анны? Анну Лопухину Александр распорядился отправить в Италию вместе с ее мужем. Спустя некоторое время на нее, которая никого по-настоящему еще не любила, вдруг обрушилась истинная страсть – князь Четвертинский. (Как это бывает с красивыми и холодными женщинами.) О ней и князе Четвертинском слагались легенды… Увы, не прошло и двух лет, как она скончалась во время родов.
Так печально, с убийства, начался XIX век.
Убийство императора Павла I. Старинная гравюра
Царствование Павла I, как и предсказывал монах, было коротким, с мечтами и фантазиями, полным необдуманных прожектов, которые не могли осуществиться. Более 30 лет он ожидал вступления на трон, мечтал на этом поприще совершить много великих дел, а править ему довелось всего четыре года. Его мечтательность стала отчасти проявлением русского национального характера. Известно, что он, например, хотел вступить в союз с Наполеоном, которого только недавно ненавидел, и вместе с ним идти в поход на Индию. Или хотел перевезти в Россию римского папу. Но все его замыслы не сбылись. К сожалению, энергия и деятельность его утонули в многочисленных бюрократических мелочах, изобилии приказов. Что творилось при дворе Павла I, прекрасно описано у Юрия Тынянова, в повести «Подпоручик Киже», в последнее время много и подробно писал о царствовании императора Павла историк Владимир Мединский.
Тайное венчание
Такого не могло быть в то время, скажут историки. Без согласия родителей, без венчания? Возмутятся даже… В седьмом классе (во время войны) в поисках психологической поддержки я почему-то в альбоме «Исторические портреты» выделила два портрета, мужской и женский, и целый год перерисовывала на два листа и приколола их на столе. Они простотой своей и гармонией укрепляли мой дух. Это были Мария Дьякова и Николай Львов. Сперва влюбленные, потом тайно обвенчанные, и навсегда ставшие мужем и женой. Они-то, тайно обвенчавшиеся, вступили в «гражданский брак».
Было это в 1780 году. Львов снял небольшую квартирку, и там они тайно встречались. Отец Машеньки был обер-прокурором и еще четыре года не позволял даже заговаривать об этом.
…Вообразим себе несколько картинок тех лет. Просторная гостиная в барском доме Соймонова, чиновника почтового ведомства. Зала для танцев, французские креслица и диваны, и множество свечей на столиках с зеленым покрытием. Этот человек, хозяин то есть, благоволил к небогатым молодым людям мелкопоместного дворянства. Они были не только светскими, но и всецело образованными, музыкальными. Молодые люди собирались, устраивали репетиции, веселились. В числе их был обаятельный, остроумный, насмешливый Николай Львов, душа любой компании, неизменно танцевавший и гавоты, и менуэты с красавицей Марией Дьяковой, дочкой сенатора, Василий Капнист, писатель с сатирическими наклонностями, и Гаврила Романович Державин.
Как весело они играли в фанты! Очень изобретательно, славная компания разыгрывала спектакли, и Мария Дьякова поражала хозяина низким грудным голосом в опере «Самсон и Далила», другой вечер – в «Фигаро» звонким колокольчиком. Какая радость стареющему чиновнику!
Н. А. Львов. Художник Д. Г. Левицкий
Главное, что, пока молодые люди веселились, танцевали, загадывали загадки и собирались идти в ближайшую церковь на Галерной улице договариваться со священником о не вполне законном венчании, на противоположной стороне Невы, на Английской набережной, собралось другое, более старшее поколение, в том числе обер-прокурор со своей супругой, Куракин, Безбородко, секретарь Екатерины, Демидов и другие. Музыканты располагались на балконе, человека четыре, заиграли гавот, сочиненный «русским Моцартом» (так называли композитора Бортнянского). Неторопливая музыка, чинные движения, и сенатор, не подозревавший о том, что его дочь в это самое время вышла из-под его повиновения. Музыка Бортнянского действительно – то ли заимствована, то ли такое время было – напоминала музыку Моцарта. Но не того блистательного и яркого, которого мы представляем сейчас, а неторопливого, раздумчивого, даже печального. С российским акцентом.
Откуда возникают симпатия и антипатия к людям – никому не ведомо, и даже если богат твой словарный запас – не объяснить. Демидов был человек заковыристый; первую жену, сказывали, невзлюбил, чуть ли не в гроб вогнал, а о второй и не думал. Должно, сам не рад был своему диковатому нраву. Не оттого ли жил подолгу одиночкой? Правда, появлялась в его апартаментах миловидная женщина лет тридцати пяти, терпеливая и заботливая. Дети вздумали выказать недовольство сим обстоятельством – и что же? Прокопий Акинфович отписал одну деревеньку с 30 крепостными душами на двух своих сыновей – и все! Назло!
Язык у него хоть и грубый, но богатый, а еще любил он бравировать происхождением своим: «Мы что, не князья, не графья! Мы кузнецовы дети! Мохнорылые мы!» Он мог квартального в меду и в пуху вывалять, мог оттузить секретаря какого и тут же штраф заплатить. Императрица называла его вралем московским, но прощала «благонамеренные подвиги», мирилась: миллионные деньги отпускал Демидов на городские нужды.
Никто не мог ему угодить. Чуть что – закричит: «Цыц! А не то раздавлю, как лягушек!» При этом он же построил Воспитательный дом, в который принимали незаконнорожденных младенцев-подкидышей, заложил Нескучный сад и порой снабжал саму императрицу Екатерину Великую деньгами. И вот поди ж ты – полюбил барин безродного недоросля Петьку, поверил в его талант, называл его Богом данным, и всем приходилось с этим мириться. Покорил маленький Петька сердце самодура и самородка. Когда тот собрался ехать в Петербург, Прокопий Акинфович ему говорил:
– Не пойму, откуда у тебя чернота? Мы-то староверы, а ты кто? Знать, к православной вере примешалась какая другая. Ну да ладно! Все люди – люди. Хочу я тебе кое-что сказать на прощанье. Знай: душу свою да совесть надобно беречь. Руки-ноги переломаешь – срастутся, а душу переломаешь – не сживется. Так что живи по совести. А не то – смотри! – встречу на том свете – не спущу!.. Бойся только знаешь чего? – денег и женщин. Запомни!
П. А. Демидов. Художник Д. Г. Левицкий
Петр погрузил свой нехитрый скарб в кибитку, простился с Демидовым, и скоро уже весело бежали лошади, неся торопливую тройку по Санкт-Петербургской дороге. В памяти его вставали столичные знакомцы: шумный Капнист, насмешливый Львов и милый Иван Хемницер. Вспоминал ссору с хозяином петербургской квартиры, зловещие звуки его возмущенной скрипки. Какие злые силы поднимались со дна души этого немца? И что он за злодей?
Приблизившись к Петербургской заставе, Петр задумался: ехать ли ему на Васильевский остров, в прежний дом, или поискать новую квартиру? Но решил все же ехать в прежнее жилье. Встретили его так, будто и не было ссоры, от немца он услыхал обычное ворчание:
– Доннерветтер, Пиотр! Шёрт возьми, приехал – когда надо! Зер гут! Работа много, будешь работат?
Немец получил заказ собрать бригаду потолочников, расписывать потолки в загородном царском дворце великого князя Павла Петровича.
– Много работ – много денег… Сирая краска, сирая потолок… Рисунки – греческая мифология… Лестница високий, голова кругом, а ты – юнге, зер гут!
В сером камзоле, худой, он ходил по комнате, потирая руки, седые волосы его развевались, он был похож на помешанного.
Каково было удивление Пети, когда следующим, воскресным утром (он только встал с постели) увидел он, что у ворот их дома остановился экипаж и из него вышел, направляясь к двери… Василий Васильевич Капнист.
– Здесь живет мастер-гравер?
Прошел в дом, и до Петра сквозь перегородку донесся разговор:
– Просьба друга: сделай шкафчик, дамский… На две стороны дверцы, и на каждой рисунок, вот этот…
Еще большее удивление испытал московский гость, когда увидел рисунки для того шкафчика. На одном он не без труда узнал Хемницера, то был его портрет, но какой! – преувеличенно толстогубый, преувеличенно курносый. На другом рисунке – девица, убегающая от сего означенного курносого образа, вернее образины. Присмотревшись, Петя узнал… Машу Дьякову. Что бы это значило, к чему?
Три сестры
Их звали Мария, Александра и Дарья. Три сестры, три дочери петербургского обер-прокурора Алексея Афанасьевича Дьякова. Не знал Петя, что таким способом, уезжая в Тверь, Львов решил «пошутить». Хотел выместить свою ревность: пусть его невеста, открыв шкафчик, посмеется над неудачливым соперником; смех – лучшее противоядие амурным чувствам. Оказывается, Капнист должен был вручить тот шкафчик Маше. Но – удивительно – Маша стала так ласкова с Хемницером, что он растаял от полноты чувств и тут же сделал ей предложение!
Шкафчик же Мария Алексеевна велела забросить на чердак, так, чтобы никто его не видел. Может быть, после того она встретила вернувшегося из Твери Львова грозными упреками? Ничуть не бывало! Тем более что Львов, как обнаружилось из чувствительной их беседы, всю дорогу терзаем был раскаянием и сожалением.
Разлука лишь усилила любовь, и, естественно, снова зашла речь о «камне преткновения» – об ее отце Алексее Афанасьевиче. Машенька уже отвергла нескольких женихов, отец и матушка гневались, а время, по своему обыкновению, не просто текло, а, можно сказать, бежало, Маше – увы! – было далеко за двадцать.
И вновь Николай Александрович направил свои стопы к суровому обер-прокурору. И выпалил со свойственной ему прямотой:
– Мы с Машей любим друг друга, наши чувства совпали, позвольте еще раз просить руки вашей дочери.
– Только с моими чувствованиями они не совпали, – пробурчал тот. – Сказывай, что поделываешь, чем живешь?
– За прошедшее время я получил повышение по службе… Сделал немало новых архитектурных проектов в Тверской губернии, – с достоинством ответствовал жених.
Львов мог бы сказать о том, что прошел курс лекций в Академии наук, что знает несколько языков, что сочинил музыкальную «Кантату на три голоса» и целую оперу, что в архитектурных проектах не повторяет чьи-то хвосты, а разрабатывает свой собственный, русский стиль. Но, как умный человек, Львов думал, что и другие не глупы и должны понимать, – и он молчал, не без горделивости глядя куда-то в потолок. А может быть, в его взоре читались слова из басни Хемницера: «Глупец – глупец, хоть будь в парче он золотой. А кто умен – умен в рогоже и простой».
Вспомнив, что Дьяков в прошлый раз ставил в упрек переводы Вольтера, добавил:
– Не только состояние мое увеличилось, но и… я не перевожу более Вольтера.
– Все едино, как был ты вертопрах, так и остался! – рявкнул тайный советник, и Львов выскочил из комнаты, словно ужаленный. Здесь столкнулся с Машенькой, которая в волнении ждала окончания разговора.
В ту ночь Маша заливалась слезами, и душа ее разрывалась от любви к милому Львовиньке!..
Что хорошо было в прежней российской жизни, так это свыше определенный порядок; перемены были не внезапны, а ожидаемы: на Рождество и на Пасху устраивались балы, на мясоед играли свадьбы, в летние месяцы трудились на земле, осенью охотились, заготавливали впрок.
И в один из рождественских дней в Петербурге назначено было обручение Василия Капниста с Сашенькой Дьяковой. «Васька-смелый» времени не тянул: с первого взгляда влюбился в Сашу, был обласкан и тут же сделал предложение. Алексей Афанасьевич Дьяков не препятствовал, ибо у жениха были не только имения в богатой Малороссии, но и родовой дом «на Аглицкой» в столице.
Совсем иное дело – Львов: и служба незавидная, и родители – мелкопоместные дворяне, и всего одно имение в Тверской губернии. Разве пара он одной из пяти дочерей грозного обер-прокурора Дьякова? Ситуация, можно сказать, шекспировская, Монтекки и Капулетти. К счастью, герои этой истории – Ромео и Джульетта «северного, русского разлива». Там – месть соседей, здесь – разные ступени социальной лестницы. Там – девочка-итальянка, здесь совсем иное – двадцатишестилетняя девица. Красавица с лучистыми глазами, умница, обладавшая голосом, способным взлетать от волшебного пиано к сильным высоким нотам, была к быстротечности чувств ничуть не склонна. Любовь ее разгоралась медленно, но пламенела все сильнее, женихов отвергала одного за другим. Подруги и сестры уже называли ее старой девой, свет осуждал, и никто не знал, что не только в ее сердце навеки поселился Львовинька, но и в ближайшие дни назначено у них тайное венчание.
Удалая голова, насмешник и острослов, избранник ее, как ни странно, не отличался пылкой смелостью в любви. Да и как тот нравоучительный век перенес бы излишнюю смелость? Утешения жених искал в разумных, разнообразных занятиях. Наука, искусство, архитектура, инженерное дело, музыка, поэзия – все занимало его, Львова уже называли энциклопедистом. Он же, возможно, убеждал себя, что неудовлетворенная любовь тоже есть источник знаний.
Однако известно, что нет ничего мудрее судьбы, и у Львова нашелся смелый друг Василий Капнист, решительный и благородный, как Меркуцио у Ромео. «Я помогу вам тайно обвенчаться, я уже все обдумал! На Рождество!»
Машенька согласилась на негласное венчание, она была счастлива… И сразу две пары обвенчает в ту ночь священник на Галерной: Капниста с невестой Сашей и Львова… Через несколько лет Дашенька выйдет замуж за Гаврилу Романовича Державина, еще одного большого друга Николая Львова.
В том венчании на Галерной принял участие и Петя: он был кучером. Вернулся поздно и, конечно, долго не мог заснуть. И все вспоминался ему тот шкафчик с несчастным Хемницером. А под утро он проснулся от диких заунывных звуков за стеной. Ох, опять этот немец-гравер со своей скрипкой? Что за чудовищные, злые силы владеют человеком, какие кошмары поднимаются со дна темной его души? «Нет, – решил Петр, – не стану я более квартировать в этом доме!» Бедный Иван Иванович, баснописец, только бы не увидал он того шкафчика. Впрочем, кажется, государыня хочет послать его за границу, никак в Турцию.
