Узел

скачать книгу бесплатно

Узел
Сергей Трофимович Алексеев

Таежный омут
Ранняя проза Сергея Трофимовича Алексеева, автора бестселлеров "Сокровища Валькирии", "Арвары", "Слово".

Сергей Алексеев

Узел

1

Доктор пасся в километре от разведочного участка, в густых молодых осинниках, вымахавших после пожара. На шее Доктора бренчало самодельное ботало, подвязанное брючным ремнем, однако глуховатый звук жестянки можно было услышать за сотню метров, не больше. А в дождливую погоду да в таких зарослях скорее лбом в круп коня врежешься, чем услышишь. С тех пор, как жеребец начальника партии Жорина сломал передние ноги на курумнике, лошадей на участке путать не стали. А те, почувствовав свободу, иногда забирались так далеко, что работавшему первый сезон коноводу Сычеву приходилось брать пару булок хлеба на дорогу и отправляться на поиски. Бывало, находил. Бывало, терялся, тогда искали и Сычева и коней.

Вся эта седельно-вьючная сила на участке числилась списанной. Таков тут был порядок аренды: взяли на сезон конягу в местном совхозе и тут же бумагу написали – копыта, мол, отбросила, заездили геологи. Как это, например, случилось с начальниковым жеребчиком – Несчастным. Несчастный выполз на коленях к лагерю, ржал тоненько, жалостно. Жорин не выдержал, погладил стриженую челку лошади и добил из револьвера в ухо. Потом повар несколько дней готовил отбивные и даже пельмени. Что поделаешь!..

Если коню удавалось пережить весь ад походной жизни, его возвращали в совхоз, а бумагу-похоронку уничтожали.

Доктор принадлежал участковому геологу Сереге Лиходееву и работал в поле второй сезон. Приходилось Сереге возить на нем грузы, и ходить в маршруты, и даже таскать резиновые лодки по реке. Доктор, хотя и имел звучное имя, на вид был страшноватый: на ходу задними ногами ступал не в «колею», ходил чуть бочком, шея короткая, голова здоровая и вечно опущенная. Но сообразительность имел докторскую: с пустыми руками – подходи и хоть обнимайся, с уздой – в мгновение поворачивался задом и прижимал уши. День вокруг него протопчешься – не поймаешь. Признавал только Серегу да еще повара, словно чувствуя в нем будущего распорядителя своих останков. Когда Серега первый раз надел Доктору ботало, тот подозрительно прислушался к звону, отковылял в сторонку, лег на бок, ловко зацепил копытом веревку, порвал ее, и ботало, звякнув, укатилось. Затем встал и спокойно ушел в тайгу. Утром Серега собрался уж пешком маршрут кончать, вылез из-под полога, а конь стоит в десятке метров от него, честно стоит, ждет, когда его заседлают и рюкзак на хребет взвалят. А до геологов ездил на Докторе совхозный врач, он же ему и кличку такую дал, и к свободе приучил.

За два сезона Доктор приноровился к порядкам геологов. Идет дождь – можно в лагерь не приходить, все равно маршрутов не будет. Сильный ветер – тоже. Кстати, от ветра он однажды пострадал. Пасся на том же горельнике, трава густая, хорошая, гнуса нет. И вдруг обгорелая сосна рухнула и вершиной зацепила по крупу. С тех пор и стал ходить он бочком. Тоже сначала пристрелить хотели, да Серега пожалел.

Сейчас Доктор бродил в осинниках, лениво щипал траву; прилизанная дождем рыхлая шерсть лоснилась от сырости, и вокруг шеи явственно проступали твердые шишки от паутовых укусов. А Серега Лиходеев в промокшей и стоящей колом брезентухе продирался через заросли, матерился себе под нос и время от времени, остановившись, звал Доктора, прислушивался: не зазвенит ли где? Это был редкий случай, когда Серега искал коня. Приспичило, надо! И не ему, а начальнику партии Жорину.

Две недели стояла непогода: то дождь, то низкая облачность. Вертолет с инкассатором для съемки добытого золота не прилетел. Золота скопилось многовато – пуд. Партия одновременно работала по двум проектам: поиски и разведка плюс добыча. И повезло. Россыпь хорошую зацепили, второй месяц на ней ковыряются, а она и не кончается. Серега на днях в бригаде ручного бурения был – интересно! Может, и на месторождение «россыпуха» вытянет… И как на зло – навесили обязанность (еще в начале сезона) инкассировать золото на случай нелетной погоды. Парень, говорят, честный, молодой, разворотливый – справится. Сложного, конечно, ничего нет: расписался в сорока бумагах, кинул в рюкзак опечатанные мешки и кати на здоровье Да вот беда: катить-то до базы две сотни верст и все по тайге. Рысью не поедешь, шагом всю дорогу, по речным косам, распадкам да болотам. В оба конца – неделя. Вызвал утром Жорин и говорит:

– Принимай груз.

Серега оптимистично стал предсказывать хорошую погоду в скором времени, но Жорин сунул вместе с кипой сопроводительных бумаг сводку погоды до конца месяца, и Серега сник.

– С кем ехать? – вяло спросил он.

– Сычева возьмешь, больше некого послать. Пусть идет коней ловит.

– Ладно…

– Отвезешь ненужные карты и возьмешь новые, я тут переписал какие, – Жорин вручил два десятка карт и список.

– Бу сделано…

– И вот что. Буровики просили деньги на сберкнижки положить. Тут шесть тысяч всего. Сделай, а? – уже попросил начальник. – Здесь все, – и он отдал объемистый пакет.

– Некогда мне будет по сберкассам таскаться, – хотел отказаться Серега, но Жорин его упросил:

– Я обещал мужикам. Сделай.

Собрал Серега полевую сумку, набил ее картами и деньгами, туда же засунул жоринский револьвер, золото уложил в рюкзак и, оставив все это у начальника, отправился к Сычеву.

Коновод Сычев лежал у себя в палатке, волосатая мощная грудь бугром вздымалась от глубокого дыхания, жесткая ядреная борода торчала вверх, из-под бороды виднелся крупный угловатый кадык. Серега с Сычевым встречался редко, мельком, когда тот привозил в лагерь продукты и кое-что по заказам: лучок, огурчики и всякую мелочь. Всегда Сычев какой-то одинокий, хмурый. Позовут его мужики выпить подпольной бражонки – откажется. Уйдет к себе в палатку, сядет, молчит, думает. Рассказывали, что когда он в одиночку ведет караван по тайге – всю дорогу поет, а как в лагерь пришел, так замолчал – слова не вытянешь.

Серега с минуту рассматривал спящего. Лицо словно забрызгано синими чернилами: пожалуй, с сотню мелких точек-наколок. «Чем это его так?» – подумал Серега и тронул Сычева:

– Вставай, поедем.

Сычев сразу проснулся.

– Куда это? – недовольно спросил он.

– Надо, понял?

– Не поеду, – отрезал Сычев. – Я день как сюда пришел. Отдохнуть хочу. Две недели по отрядам мотался…

– Жорин сказал тебя взять.

– Каво везти-то?

– Драгметалл. Со мной вместе.

– Золото? – с любопытством переспросил Сычев и уставился на Серегу.

– Ну…

Сычев секунду размышлял и вдруг согласился:

– Поехали!

Серега вышел из палатки, заглянул на кухню, отломил там кусок хлеба и, засунув его в карман, нырнул в гущу насквозь промокшего леса. Он не заметил, как из-под откинутого клапана палатки за ним пытливо наблюдает мрачноватый Сычев.

2

Выехали после обеда и весь остаток дня ехали молча. Сычев па поджарой тонконогой кобылке шел передом. Его широкая спина в зеленом дождевике и островерхий капюшон, из которого черным клочком торчала борода, до самого вечера маячили перед Серегиными глазами. Коновод, пока тащились по чистой пойме реки, дремал на ходу, его фигура, подрагивая, клонилась к лошадиной шее, он сползал в седле чуть набок, кобыла тоже, словно в дреме, убавляла шаг, и когда казалось, вот-вот свалится человек на землю, Сычев дергался, просыпаясь, хлестал концом повода по конскому заду и ворчал: «У?у! Скотина! Спишь на ходу!» К кому это относилось, Серега так и не понял.

Серегин Доктор, раньше никогда не подававший признаков любопытства к молодым кобылкам, здесь вдруг, с самого начала пути, проявил безудержный интерес к стройной «особе» впереди. Вскинул тяжелую голову и шел уже не опуская ее, а иногда еще настораживался и неожиданно звонко и отрывисто ржал. Сычевская кобылка тоже выражала беспокойство и раза два пробовала пойти в рысь.

Серега обычно ездил, привязав поводья к седлу, тут же, из-за редкой прыти Доктора, приходилось держать сырой и скользкий повод в руках.

Ближе к вечеру свернули в редколесный распадок, и сонливость как рукой сняло. То и дело надо было уворачиваться от рогатых сучьев или отяжелевших от воды пихтовых лап. Паутинные нити, обросшие изумрудными мельчайшими каплями и оттого казавшиеся толщиной в хороший шнур, неприятно липли к лицу, висли на бровях и ресницах. Несколько раз Серегу окатило лавиной воды с густых вершин пихтача, и он, догнав Сычева, сказал: