скачать книгу бесплатно
Вариант «Оцу» предусматривал создание на территории Маньчжурии трех фронтов – Западного, Северного и Восточного и одной воздушной армии. То есть планом предусматривалось проведение широких фронтовых наступательных операций, что отвечало современным требованиям военного искусства.
«Каждый фронт имел конкретную задачу. Так, войска Северного фронта (10 пехотных дивизий) должны были начать наступление из района западнее китайского города Хайкэ и оказывать поддержку войскам Западного фронта, наступавшим из района Калган – Баотоу во Внутренней Монголии. Перед Северным фронтом стояла задача нарушения движения по Транссибирской железнодорожной магистрали и разгром противостоящих ему советских войск. После перекрытия движения по Транссибу войска фронта выдвигались в район Рухлово (Сковородино) и далее к городу Хабаровску.
В состав Восточного тоже выделялось десять пехотных дивизий. Первоначально он должен был принять оборонительное положение и сдерживать советские войска с территории Приморья. После их разгрома Восточному фронту предписывалось оккупировать основные районы Приморья с городом Владивостоком (туда намечалось высадить морской десант) и развивать наступление вдоль реки Уссури на Хабаровск.
Наиболее мощным должен был стать Западный фронт, состоящий из 20 пехотных и 5 механизированных дивизий. Главный удар он наносил по району города Нерчинск в Забайкалье, где ему предстояло разгромить советские войска восточнее Читы. Далее фронту предстояло развивать наступление в сторону Улан-Удэ и Рухлово, одновременно оккупируя советское Забайкалье и Монгольскую Народную Республику»[53 - Шишов А.В. Разгром Японии и самурайская угроза. М., 2005. C.387–388.].
В докладе Генеральному штабу командование Квантунской армии утверждало, что Советскому Союзу для ведения боевых действий на западном направлении придется “затратить усилий в 10 раз больше, чем японской армии”»[54 - Там же.].
В период наступательной операции Квантунской армии против СССР намечалось приостановить активные действия японских войск в Китае.
Однако начавшиеся в мае и продолжавшиеся до сентября 1939 г. боевые действия «в полосе наступления Западного фронта» никакого отношения ни к плану «Хати-го», ни к его второму варианту «Оцу» («Б») не имели и развивались совсем по иному сценарию, в разработке которого японский генеральный штаб армии изначально участия не принимал (и если и подключился, то уже в ходе начала боевых действий).
В советской историографии эти события, как правило, называются «военным конфликтом на Халхин-Голе». В японской историографии термин «Халхин-Гол» употребляется только для наименования реки, а сам военный конфликт называется «инцидентом у Номон-Хана», по названию одной из высот Номон-Хан-Бурд-Обо в этом районе маньчжуро-монгольской границы.
Этот «конфликт» больше напоминал локальную, пограничную войну.
Япония стремилась нанести удар по СССР при удобном случае с тем, чтобы показать реальную мощь Токио. В результате происходили многочисленные пограничные инциденты. Генеральный штаб не только не пресекал действия штаба Квантунской армии по инспирированию пограничных столкновений, а наоборот дистанцировался от них, тем самым поощряя провоцирование пограничных инцидентов. Однако никто из японского военного руководства, как в Токио, так и в Маньчжурии, не считал, что столкновения на границе приведут к полномасштабной войне между СССР и Японией. Несомненно, одно, что часть командования Квантунской армии «хотела использовать эти пограничные столкновения для предлога форсирования вооружений к предстоящей войне с СССР»[55 - Мозохин О.Б. Противоборство. Указ. соч. С.368.].
В апреле командующий Квантунской армией генерал Уэда Кэнкити отдал приказ № 1488 о действиях войск в пограничной зоне – так называемые «Принципы разрешения пограничных конфликтов между Маньчжоу-Го и СССР»:
«1. В случае нарушения границы нарушители должны быть немедленно уничтожены. В этих целях допускается временное проникновение на советскую территорию.
2. В районах, где государственная граница точно не определена, командующий частями обороны сам определяет ее и указывает отрядам первой линии.
3. В случае возникновения конфликта отряды первой линии должны действовать решительно, активно и смело, предоставляя высшему командованию урегулирование могущих возникнуть последствий.
4. Все прежние указания и инструкции по данному вопросу отменяются»[56 - История войны на Тихом океане (в пяти томах). Том II. Японо-китайская война. М., 1957. С.282.].
Одновременно в приказе генерала Уэды командирам приграничных частей было рекомендовано «избегать ненужных конфликтов»[57 - Кошкин А.А. «Кантокуэн» – «Барбаросса» по- японски. Указ. соч. С.64; Шишов А.В. Разгром Японии и самурайская угроза. Указ. соч. С.398.]. Однако, судя по развитию событий на границе, к этой рекомендации командиры частей и подразделений Квантунской армии не прислушивались. Выполнение приказа № 1488 неизбежно вело к сознательному нарушению японскими и маньчжурскими военнослужащими советской и монгольской границ.
В конце января «Рамзай» сообщая из Токио о настроениях в японском Генштабе, доложил, что, по его мнению, «японцы весной пойдут на военные провокации, которые приведут к местным инцидентам»:
«Начальнику Разведуправления Красной Армии
Токио, 23 января 1939 г.
Я не думаю, что эта политика отвлечения внимания на войну с СССР уже претворяется в жизнь. Посол Отт считает, что Итагаки стоит за продвижение на север от Китая.
Майор Шолль сообщил послу Отт о растущем мнении в генеральном штабе за действия в северном направлении и ускорении организации армейских групп в Маньчжурии. Он считает, что это указывает на новую подготовку против СССР. На это отклонение в политике также указывает тревога по рыболовному вопросу. Даже иностран[58 - В ноябре 1938 года японское правительство обратилось к советскому правительству с предложением начать переговоры о пересмотре советско-японской рыболовной конвенции 1928 года и заключении новой конвенции на основе японского проекта 1936 года, ухудшавшего для СССР условия существовавшей рыболовной конвенции.]цы всех наций считают, что на севере что-то должно случиться. Но я и другие думаем, что это не означает подготовку войны с СССР, так как японцы не в состоянии затевать войну сейчас, когда они с трудом удерживаются в Китае.
Я полагаю, что японцы весной пойдут на военные провокации, которые приведут к местным инцидентам (выделено мной. – М.А.). Это будет сделано для того, чтобы отвлечь радикальные группы от войны в Китае, что диктуется необходимостью противодействия с той целью, чтобы не показать своей слабости».
Имеется помета: «НО-2. В спецсообщение по всем телеграммам Р[амзая]. Орлов. 25.1».
Орлов А.Г.[59 - Орлов Александр Григорьевич 30.07.1898-г. Пермь – 25.01.1940-Москва. Русский. Из дворян. Комдив (19.02.1938). В РККА с 1918. Член компартии с 1927. Окончил Алексеевское реальное училище в Перми (1908–1915), два курса юридического факультета Московского университета (1915–1916), ускоренный курс Михайловского артиллерийского училища (1916–1917), правоведческое отделение факультета общественных наук 1-го МГУ (1922–1925). В службе с 1916. Участник 1-й мировой войны (август 1917 – февраль 1918), прапорщик. Младший офицер 2-й батареи 1-го Горного артиллерийского дивизиона Румынского фронта. Прапорщик. Избран командиром той же батареи (ноябрь 1917 – февраль 1918). Работал в Перми репетитором, статистиком-регистратором в Союзе кооперативов (февраль – июль 1918). Участник гражданской войны (1918–1920). Командир 4-й батареи Пермской артиллерийской бригады (август – октябрь 1918), 1-й батареи, запасной легкой батареи 10-го артиллерийского дивизиона (октябрь 1918 – ноябрь 1919), командир легкой батареи Сводного артиллерийского дивизиона Приволжского ВО (ноябрь 1919 – март 1920), помощник командира этого дивизиона (март – июль 1920), старший инструктор учебной команды, командир 10-го легкого артиллерийского дивизиона Запасной армии Республики (июль – октябрь 1920), начальник артиллерии правой подгруппы войск 6-й армии (октябрь 1920 – апрель 1921). 14 октября 1920 получил тяжелое ранение, которое привело к ампутации ноги; в госпиталях до апреля 1921. Преподаватель и по совместительству полковой судья, врид председателя полкового суда 95-х Уфимских пехотных курсов (апрель 1921 – август 1922), штатный преподаватель, главный руководитель по артиллерии 1-й Объединенной военной школы им. ВЦИК (август 1922 – июль 1925), старший редактор законодательной части Юридическо-статистического отдела, помощник начальника Законодательного отдела Управления военного законодательства Главного управления РККА (июль 1925 – сентябрь 1926), помощник начальника 1-й части, юрисконсульт, начальник 3-го отдела, помощник управляющего делами НКВМ и РВС СССР (сентябрь 1926 – ноябрь 1931), начальник Управления военных приборов Главного артиллерийского управления РККА (ноябрь 1931 – декабрь 1933). Побывал в служебной командировке в Германии (1931), участвовал в Международной конференции по разоружению (Женева, Швейцария) в качестве начальника штаба военной части советской делегации и военного эксперта по сухопутным вооружениям (1933).], комдив, исполнял обязанности начальника Разведывательного управления РККА после отстранения в начале октября 1938 г. от исполнения обязанностей начальника Разведупра старшего майора госбезопасности С. Г. Гендина.
13 декабря 1938 года обе стороны приступили к обсуждению условий временного соглашения. Во время переговоров японская печать начала кампанию против Советского Союза, обвиняя его в «нарушении прав» Японии. Стали раздаваться неприкрытые угрозы в адрес СССР. В феврале-марте 1939 года переговоры о заключении рыболовного соглашения достигли наивысшего напряжения. 14 февраля 1939 года нижняя палата японского парламента приняла решение, обязывавшее правительство принять меры по охране интересов Японии. Японские дипломаты не скрывали возможности военного конфликта между СССР и Японией и зондировали позицию своих возможных союзников.
Советское правительство заняло твердую позицию, заявив, что СССР будет рассматривать попытку «свободного лова» рыбы в советских водах как нападение на Советский Союз со всеми вытекающими отсюда последствиями. В конечном итоге 2 апреля 1939 года сторонами был подписан протокол о продлении рыболовной конвенции на один год на условиях, предложенных советским правительством»[60 - Военная разведка информирует. Документы Разведуправления Красной Армии. Январь 1939 – июнь 1941 г.» / составитель В. Гаврилов. М., 2008. С.744].
В 1939 г. в состав Квантунской армии были включены 9 пехотных дивизий усиленного состава, авиационная дивизия, кавалерийская бригада, 13 пограничных охранных отрядов и другие отдельные части общей численностью более 300 тыс. человек (без учета местных формирований).
Япония продолжала изнурительную войну в Китае, где несла ощутимые потери в живой силе и технике. Очевидно, что в таких условиях японцы при всей своей агрессивности не были заинтересованы в раздувании еще одной «большой» войны, а вот пойти на военные провокации, которые, по словам «Рамзая», «приведут к местным инцидентам», была готова и, более того, готовилась.
Монгольская территория к востоку от озера Буир-Нур и р. Халхин-Гол (Халха) простиралась в глубину до 20 км и имела ширину по фронту 60–70 км. На этом сравнительно небольшом участке – в районе восточной части, так называемого Тамцак-Булакского выступа (Тамцак-Булак – административный центр этого района), который вклинивался в территорию Маньчжоу-Го) – и разыгрались основные боевые события летом 1939 г. – бои на Халхин-Голе. Ширина Халхин-Гола достигала 130 метров, что при глубине в два метра и сильном течении создавало серьезную преграду для войск. Боевую технику на восточный берег реки можно было переправлять только по наведённым паромным переправам. Долина реки представляла собою сильно заболоченную впадину шириной от одного до трёх километров[61 - Шишов А.В.Указ. соч. С.402.].
Японским войскам, сосредоточенным у восточных границ МНР, противостояли кавалерийские дивизии монгольской армии, соединения и части 57-го особого корпуса РККА (командир корпуса комдив Н.В. Фекленко, комиссар корпуса полковой комиссар М.С. Никишев, начальник штаба комбриг А.М. Кущев). Штаб корпуса располагался в Улан-Баторе. К февралю 1939 г. в МНР была сосредоточена почти 50-тысячная группировка войск Красной Армии. Ударная сила корпуса – 36-я мотострелковая дивизия, три мотоброневые бригады, одна танковая и одна кавалерийская бригады. В этих боевых частях по штату было около 22 тысяч человек – меньше половины численности корпуса. Все остальное – обслуживающие и вспомогательные части. Такова была цена того, что корпус в сентябре 37-го пришел на голое место. Все необходимое возили за сотни километров из Советского Союза, и 16 автомобильных батальонов, имевшие 8000 личного состава и более 4000 автомашин, работали с полной нагрузкой. Четыре строительных батальона, имевшие 4000 человек, также продолжали начатое в 37-м строительство. Основная ударная сила была представлена 360 танками и танкетками танковой бригады и других частей. Мотоброневые бригады имели на вооружении 360 бронемашин, дополняя танковый кулак. С воздуха войска корпуса прикрывала 100-я авиационная бригада. И хотя по списку числилось 127 самолетов, истребителей И-16 и И-15 было 44, а бомбардировщиков СБ – 36. Остальные машины были учебные или устаревшие Р-5. Части прикрывали юго-восточные и восточные границы республики и были разбросаны на расстоянии сотен километров друг от друга. Расстояния от мест дислокации соединений и частей 57-го особого корпуса до Халхин-Гола также измерялись сотнями километров, которые нужно было в случае возникновения конфликта пройти по безводной пустынной степи без дорог и каких-либо ориентиров[62 - Горбунов Е.А. Восточный рубеж. С. 290–291, 309.].
Фактическая граница между МНР и Маньчжоу-Го патрулировалась небольшими монгольскими погранзаставами, находившимися на расстоянии 40–60 км одна от другой, а регулярные советские войска были в нескольких сотнях километров от этой границы.
«С января 1939 г. японские войска начали периодически нарушать границу МНР. В середине апреля того же года в этот район был направлен специальный японский военно-топографический отряд, который произвел съемку местности для подготовки к боевым действиям. Начались также рейды через границу отрядов маньчжурской конницы из выдвинутого сюда полка народности барга, проживавшей на северо-востоке Маньчжоу-Го. В связи с этим для охраны линии границы в 20 км восточнее р. Халхин-Гол были направлены пограничники МНР. Против них с начала мая возобновились рейды баргутов»[63 - Черевко К.Е. Указ. соч. С.91.].
11 мая отряд японских солдат из состава 23-й пехотной дивизии Квантунской армии атаковал монгольскую пограничную заставу на высоте Номон-Хан-Бурд-Обо. С подходом к границе подкрепления японцы были оттеснены на исходный рубеж. 14 мая японцы атаковали 7-ю пограничную заставу МНР и занял высоту Дунгур-Обо. 15 мая к занятой высоте японцами были переброшены подкрепления.
О происходивших событиях Москва узнала из иностранной прессы и 15 мая потребовала от штаба корпуса сообщить, какие «имеются данные по существу этого вопроса, насколько достоверны сведения иностранной прессы», которая «уже в течение двух дней» помещала сведения о том, что на реке Халха между японскими и монгольскими войсками происходят боевые действия[64 - Горбунов Е.А. Восточный рубеж. Указ. соч. С.313.]. Был ли известен руководству корпуса этот факт или же о нем знали, но должным образом не реагировали и в Москву об этом не докладывали? Сказать трудно.
В своем докладе народному комиссару обороны СССР «О провокациях на границе», отосланном из Улан-Батора только 16 мая 1939 г., после окрика из Москвы, командир 57-го особого корпуса Н.В. Фекленко сообщил, что первое нарушение границы МНР «японо-баргутским подразделением численностью до 40 человек с минометом и ручными пулеметами» произошло 11 мая, о чем он, Фекленко, впервые узнал из сообщения штаба МНРА лишь 14 мая. В том же докладе Фекленко впервые сообщил и, в частности, о том, что 15 мая штаб МНРА информировал о нарушении и обстреле границы МНР двумя японскими самолетами 14 мая, а также и о том, что 15 мая пять японских бомбардировщиков подвергли бомбардировке и интенсивному пулеметному обстрелу пограничную заставу МНР, убив двоих и ранив 19 человек»[65 - Зинберг Я. Кто этот Фекленко? //Заметки еврейской истории. № 14(117). 2009.].
Авторы пятитомной «Истории войны на Тихом океане» дают свою версию возникновения конфликта. «События в районе реки Халхин-гол начались с того, что 12 мая отряд кавалерии монгольской армии в количестве 700 человек переправился через реку Халхин-гол. Японская армия признала такие действия нарушением границы и на основании вышеупомянутой инструкции атаковала этот отряд. В ответ на это монгольская армия направила в район боев новые силы и перешла в контратаку. В результате столкновение приобрело более широкий размах. Работники оперативного отдела штаба Квантунской армии Хаттори Такусиро и Цудзи Масанобу, считая этот инцидент попыткой Советского Союза повлиять на ход японских военных операций в Китае, решительно настаивали на немедленном уничтожении войск противника, возражая против мнения о необходимости более предусмотрительной политики с учетом происходивших в то время в Токио японо-английских переговоров. Исходя из того, что в отличие от ситуации, сложившейся во время событий в районе высоты Заозерной, на китайском фронте наступил сравнительно спокойный период, Генеральный штаб активно не вмешивался в инцидент, предоставив Квантунской армии “принять соответствующие меры”. В результате проведенной Квантунской армией бомбардировки Тамцаг-Булака и других тыловых баз монгольской армии Советский Союз в соответствии с договором о взаимопомощи, заключенным с МНР, выступил на стороне монгольских войск. Таким образом, масштабы боев неожиданно расширились. Генеральный штаб взял курс на локализацию конфликта, но в то же время не оставлял мысли о разрешении инцидента путем решительного наступления японской армии. В данном случае Генеральный штаб разрабатывал планы с учетом слабых коммуникаций у советско-монгольских войск, ибо конечный пункт железной дороги у японо-маньчжурской стороны был рядом, тогда как у советско-монгольской стороны он был отдален от района военных действий расстоянием в 150 миль, что, несомненно, ограничивало возможности советско-монгольской армии»[66 - История войны на Тихом океане (в пяти томах). Том II. Указ. соч. С.284.].
Даже если факт переправы 700 монгольских кавалеристов через Халхин-Гол и имел место, переправлялись они через реку на своей территории. Из этого отрывка следует, что как инициатором конфликта, так и сторонником его расширения выступал штаб Квантунской армии при последующем одобрении Генерального штаба и участии последнего в разработке планов операций.
19 мая посла Японии в СССР С. Того вызвали к народному комиссару иностранных дел СССР В.М. Молотову. Из записи беседы В. М. Молотова с послом Японии С. Того: «… За последнее время, 11–12 мая и позже, имел место ряд нарушений границы МНР японо-маньчжурскими частями, которые напали на монгольские части в районе Номон-Хан-Бурд-Обо, а также в районе Донгур-Обо. В воинских частях МНР имеются раненые и убитые. В этом вторжении в МНР участвовали также японо-маньчжурские самолеты. Имеются, таким образом, грубые нарушения границы МНР и другие недопустимые действия со стороны японо-маньчжурских частей. Я должен предупредить, что всякому терпению есть предел, и прошу посла передать японскому правительству, чтобы больше этого не было. Так будет лучше в интересах самого же японского правительства.
В ответ на это Того сказал, что о таких столкновениях на монгольской границе он читал только в газетах, по которым выходит, что именно Внешняя Монголия нападала и поэтому произошли столкновения. От японского правительства у него нет никаких сведений. Он доложит об этом в Токио и по получении ответа передаст его мне. Того сказал дальше, что … японское правительство не допускает угрозы и агрессию других стран и, если это будет иметь место, то будет давать отпор. …
Я ответил, что газетные сведения, о которых говорил посол, имеют явно смехотворный характер, что нет никакой необходимости опровергать такие измышления, это – явная выдумка. С другой стороны, имеется бесспорный факт, что японо-маньчжурские части нарушили границу МНР и открыли военные действия, что это нападение на территорию МНР совершили японо-маньчжурские войска и самолеты. Мы с этим мириться не будем. Нельзя испытывать терпение монгольского правительства и думать, что это будет проходить безнаказанно. Мое заявление находится в полном соответствии с пактом о взаимной помощи, заключенным между СССР и МНР; нападение же, о котором я говорю, было совершено не против советских, а против монгольских частей. …»[67 - СССР в борьбе за мир. Указ. соч. С. 406.].
16 мая по тревоге был поднят 149-й стрелковый полк из состава 57-го особого корпуса и направлен в Тамцак-Булак. В этот же день по сигналу боевой тревоги были подняты части 9-й мотоброневой бригады. В район боёв первые подразделения подошли к исходу дня 29 мая. 760 километров пути по безводной степи были пройдены частями бригады за 13 дней, что для техники того времени было хорошим достижением. 149-й полк прошёл из Улан-Батора до Халхин-Гола 1060 километров за 12 дней и вышел 28 мая к реке[68 - Горбунов Е.А. Восточный рубеж. Указ. соч. С.314.].
В период с 22 по 28 мая в районе конфликта сосредотачиваются значительные силы. В составе советско-монгольских войск было 668 штыков, 260 сабель, 58 пулеметов, 20 полевых артиллерийских орудий и 39 бронемашин. Остальные силы находились в районе городка Тамцак-Булак и пока к государственной границе не выдвигались. Общее руководство боевыми действиями в районе Халхин-Гола было возложено японским командованием на командира 23-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Камацубара. Японо-маньчжурские войска имели в своем составе 1676 штыков, 900 сабель, 32 пулемета, 18 орудий, один танк и 6 бронемашин[69 - Шишов А.Указ. соч. С.398.]. Японо-маньчжурские войска обладали численным превосходством по количеству штыков в 2,5 раза и сабель – в 3,5 раза, зато советско-монгольские войска превосходили их по орудиям крупных калибров в 1,5 раза и по бронемашинам в 5–6 раз. Это преимущество в тяжёлой боевой технике и решило, в конечном счёте, исход боя[70 - Горбунов Е.А. Восточный рубеж. Указ. соч. С.316.].
28 мая японские войска, обладая численным превосходством, перешли в наступление, имея целью окружить противника и отрезать его от переправы на западный берег Халхин-Гола. Советско-монгольские войска отступили, но план окружения был сорван. На следующий день советско-монгольские войска провели контрнаступление, оттеснив японцев на исходные позиции.
В небе с 22 мая развернулась воздушная война. Первые столкновения показали преимущество японских авиаторов. Так, за два дня боёв советский истребительный полк потерял 15 истребителей, в то время как японская сторона – всего одну машину.
Советское командование приняло радикальные меры. 29 мая из Москвы в район боевых действий вылетела группа лётчиков-асов во главе с заместителем начальника ВВС РККА Я. В. Смушкевичем. 17 из них были героями Советского Союза, многие имели боевой опыт войны в Испании и Китае. Они приступили к обучению пилотов, реорганизовали и укрепили систему воздушного наблюдения, оповещения и связи[71 - Шишов А.Указ. соч. С.404.].
После боёв 27–29 мая стало ясно, что результат боёв как на земле, так и в воздухе является следствием неудовлетворительной подготовленности войск 57-го особого корпуса и очень низкого состояния управления во всех звеньях. Кроме того, было совершенно ясно, что для разгрома японских войск нужно срочно собирать и подтягивать достаточный кулак как наземных частей, так и воздушных сил. Поэтому одновременно с мероприятиями по усилению ВВС были разработаны и начали осуществляться мероприятия по усилению наземных войск[72 - Горбунов Е.А. Восточный рубеж. Указ. соч. С.321.].
Комдив Н.В. Фекленко оказался заложником ситуации, его части были разбросаны на очень большой территории. Все, что мог сделать командир корпуса, это бросать все новые части в бой. Однако у него не было средств вести активные боевые действия. Фекленко мог только обороняться. Тем не менее, судьба его была решена. 12 июня командование корпусом принял комдив К.Г. Жуков, изначально направленный из Москвы для «проверки состояния и боевой готовности частей 57-го отдельного корпуса» (последняя должность – заместитель командующего Белорусским Особым военным округом по кавалерии).
Ворошилов писал в своём письме Сталину, что: «По донесениям т. т. Смушкевича и Жукова командование корпусом и лично Фекленко распустили части, совершенно не наладили тыл, в войсках очень низкая дисциплина. Штаб корпуса и командование оказались неподготовленными к организации отпора японо-баргутам и не сумели организовать руководство и управление боем…»[73 - Там же. С.323.].
Весь июнь не велось наземных боевых действий и происходило сосредоточение войск сторон.
Воздушные бои в небе Монголии возобновились с новой силой с 20 июня. В результате проведённых воздушных боёв в июне, со слов лётного состава участников боёв, противник с 22 по 27 июня потерял сбитыми 42 истребителя, 2 бомбардировщика и один разведчик. В это число не вошли самолёты противника, сбитые в бою 25 июня, так как бой вёлся над территорией противника. Советская авиация за тот же период потеряла 41 самолёт, большая часть из которых составляла самолёты И-15. Счёт потерь был примерно равным, и советской авиации, несмотря на количественное превосходство в самолётах, не удалось добиться в июне господства в воздухе над японской авиацией.
Советская авиация в первый период боёв действовала неудовлетворительно. Основные причины: авиационные подразделения не были подготовлены для ведения группового боя, отсутствовало взаимодействие в воздушном бою между самолётами И-15 и И-16, что давало победу в воздушных боях в Испании и Китае. Негативное влияние оказывало и удаление передовых аэродромов от линии фронта, поэтому невозможно было наращивать силы при завязке боя. Однако, основная причина была в том, что самолёт биплан И-15, которым были оснащены полки корпуса, по своим лётно-тактическим качествам сильно отстал от истребителей противника И-96 и И-97[74 - Там же. С. 326–327.].
Из сообщения ТАСС о столкновениях на монгольско-маньчжурской границе от 26 июня 1939 г.:
Начиная с 15 мая ряд иностранных газет, основываясь на неверных сообщениях штаба Квантунской армии, дает сведения о столкновениях между частями Монгольской Народной Республики и японо-маньчжурскими войсками. Японские газеты лживо утверждают, что эти столкновения вызваны нарушением монгольскими войсками маньчжурской границы. В то же время японские газеты хвастливо кричат о «больших» потерях, понесенных войсками и авиацией Монгольской Народной Республики.
На основании данных, полученных из штаба монгольско-советских войск в МНР, ТАСС имеет возможность сообщить проверенные данные о событиях на монгольско-маньчжурской границе.
В действительности на границе с Маньчжурией в районе озера Буир-Нур произошли следующие события.
11 мая монгольские пограничные заставы, расположенные в районе Номон-Хан-Бурд-Обо (юго-восточнее озера Буир-Нур и в 16–20 км восточнее реки Халхин-Гол), подверглись неожиданному нападению со стороны японо-маньчжурских войск и вынуждены были отойти на запад от границы к реке Халхин-Гол. Начиная с 12 мая в течение 10 дней в этом районе почти ежедневно происходили пограничные столкновения, в результате которых были убитые и раненые с обеих сторон. 22 мая усилившиеся японо-маньчжурские войска, попытавшиеся атаковать наши части и углубиться на территорию МНР, с значительными потерями были отброшены за границу. 28 и 29 мая японо-маньчжурские войска, получив свежие значительные подкрепления японскими войсками, прибывшими из Хайлара с танками, бронемашинами, артиллерией и с большим количеством авиации, вновь вторглись на территорию Монгольской Народной Республики. Подошедшими войсками Монгольской Народной Республики налетчики были разбиты и рассеяны. Оставив на поле боя много убитых, раненых и брошенного вооружения, маньчжуро-японские войска отступили на свою территорию. В этом бою маньчжуро-японские войска потеряли более 400 убитыми.
Монгольская народно-революционная армия потеряла в этих боях 40 убитых и 70 человек раненых.
В числе захваченных документов трех разгромленных японских штабов, из которых один – штаб отряда подполковника Адзума, имеется подлинный приказ командира 23-й японской дивизии генерал-лейтенанта Комацубара из Хайлара от 21 мая. В этом приказе генерал Комацубара, между прочим, объявляет своим частям, что “дивизия одна своими частями должна уничтожить войска Внешней Монголии в районе Халхин-Гол”.
Наряду со столкновениями наземных войск имели место также столкновения авиации. 28 мая группа японских истребителей и бомбардировщиков, нарушив границу, неожиданно напала на два полевых аэродрома монгольской армии. Застигнутые врасплох, монгольско-советские истребители поднялись в воздух с некоторым опозданием, что дало противнику преимущество. В этом бою монгольско-советская авиация потеряла 9 самолетов, а японцы – 3 самолета. В конечном счете, японские самолеты вынуждены были поспешно отступить на свои базы. 22 июня произошло новое нападение японо-маньчжурской авиации в количестве 120 самолетов. Монгольско-советская авиация вступила в бой в составе 95 самолетов. В этом бою было сбито 31 японо-маньчжурский самолет и 12 монгольско-советских самолетов. 24 июня японо-маньчжурская авиация вновь предприняла нападение, уже в количестве 60 самолетов. Монгольско-советская авиация приняла бой тоже в количестве 60 самолетов и сбила 25 японо-маньчжурских самолетов.
В этом бою монгольско-советская авиация потеряла лишь 2 самолета.
25 июня не отмечено никаких инцидентов на границе МНР и Маньчжоу-Го.
Советско-монгольские войска занимают все пункты на границе с Маньчжурией восточнее реки Халхин-Гол. За весь период столкновений советско-монгольские войска ни разу не нарушали установленной границы, если не считать отдельных случаев, когда советско-монгольская авиация, преследуя японо-маньчжурскую авиацию, оказывалась вынужденной залетать на территорию Маньчжурии»[75 - Известия. 1939. 26 июня.].
Весь июнь в период затишья японские войска сосредотачивались у монгольской границы. «К 1 июля их сосредоточение закончилось. К этому времени штаб Квантунской армии разработал план операции, которая получила наименование “Второй период номонханского инцидента”. Идея плана была аналогична идее майской операции: наступление правофланговой ударной группировки с целью окружения и разгрома советско-монгольских войск на восточном берегу Халхин-Гола. Но на этот раз задача ставилась шире, чем в майских боях. Вместо наступления по восточному берегу реки предусматривалась переправа на западный берег, выход к центральной переправе и окружение, и разгром советско-монгольских войск. Затем предполагалось произвести расширение плацдарма западнее Халхин-Гола для последующих действий и разгрома подходящих из глубины резервов советско-монгольских войск. В соответствии с этими задачами проводилось и сосредоточение японских войск у монгольской границы»[76 - Горбунов Е.А. Восточный рубеж. Указ. соч. С.329].
В ударную группировку японских войск в районе Халхин-Гола входили: вся 23-я пехотная дивизия в составе 64, 71 и 72-го пехотных полков и 23-го кавалерийского полка, 7-я пехотная дивизия в составе 26-го и части 28-го пехотных полков, 3-й и 4-й танковые полки, хинганская кавалерийская дивизия в составе трёх кавалерийских полков, полк баргутской конницы, два артиллерийских полка, а также другие кавалерийские, артиллерийские и инженерные части, 21 953 штыка и 4768 сабель. Советские части имели, исходя из штатного состава, 11 184 штыка и около 1000 сабель. Ближайшие резервы, которые могли быть брошены советским командованием в бой, находились в Тамцак-Булаке в 140 километрах от линии фронта. У противника было превосходство в живой силе и артиллерии двойное, в противотанковой артиллерии – четверное. При равенстве в пулемётах мы имели 186 танков и 266 бронемашин против 130 танков в японских частях. Японские войска прикрывали с воздуха пять авиационных бригад, в составе которых имелось 225 истребителей и бомбардировщиков[77 - Там же. С. 329–330.].
В ночь со 2-го на 3-е июля войска генерал-майора Кобаяси форсировали реку Халхин-Гол и после ожесточённого боя захватили на её западном берегу гору Баян-Цаган, находящуюся в 40 километрах от маньчжурской границы. Сразу же после этого японцы сосредоточили здесь свои главные силы и стали чрезвычайно интенсивно строить фортификационные сооружения и возводить эшелонированную оборону. В дальнейшем планировалось, опираясь на господствовавшую над местностью гору Баян-Цаган, ударить в тыл оборонявшихся на восточном берегу реки Халхин-Гол советских войск, отрезать и в дальнейшем уничтожить их[78 - Шишов А.В.Указ. соч. С.416.].
На восточном берегу Халхин-Гола также начались ожесточённые бои.
«Соотношение сил в бою на Баин-Цагане по архивным данным было следующим: наши войска имели 1560 штыков, 1956 сабель (6-я кавалерийская дивизия) и 4414 бойцов и командиров других родов войск, 38 орудий, а также 182 танка и 154 бронемашины. Противник имел 6000 штыков, 250 сабель и 1320 бойцов и командиров других родов войск. Соотношение сил было примерно равным. Но противник имел 98 орудий полковой и дивизионной артиллерии и 50 противотанковых пушек. Танков и бронемашин на Баин-Цагане у него не было»[79 - Горбунов Е.А. Восточный рубеж. Указ. соч. С.332.].
В 11 часов 3 июля к Баин-Цагану подошли батальоны 11-й танковой бригады и сразу же без подготовки после длительного марша с ходу атаковали японские позиции. Ждать, когда подойдёт мотопехота, и провести совместную атаку времени не было. Командир корпуса взял на себя всю полноту ответственности за такое смелое решение. Уже после войны в 1950 г. в беседе с Константином Симоновым Жуков вспоминал о событиях 3 июля: «…Я принял решение атаковать японцев с ходу танковой бригадой Яковлева. Знал, что без поддержки пехоты она понесёт тяжёлые потери, но мы сознательно шли на это. Бригада была сильная, около 200 танков. Она развернулась, и смело пошла. Понесла большие потери от огня японской артиллерии, но – повторяю – мы к этому были готовы. Около половины личного состава бригада потеряла убитыми и ранеными и половину машин. Но мы шли на это. Ещё большие потери понесли советские и монгольские бронечасти, которые поддерживали атаку танковой бригады. Танки горели на моих глазах. На одном из участков развернулись 36 танков, и вскоре 24 из них уже горели. Но зато мы полностью раздавили японскую дивизию»[80 - Там же.].
Сражение у Баян-Цагана продолжалось день и ночь 3 и 4 июля. В отдельные моменты в небе над горой Баян-Цаган находилось до 300 самолетов воюющих сторон[81 - Шишов А.В. Указ. соч. С.417.]. И только к утру 5 июля японские части дрогнули и начали отступать с вершины по крутым скатам к переправе через Халхин-Гол. Под ударами советско-монгольских частей отступление переросло в паническое бегство. Переправлялись на восточный берег под огнём советской артиллерии и танков, теряя сотни убитых и раненых.
Победа советско-монгольскими частями у Баин-Цагана была одержана дорогой ценой. 11-я танковая бригада, наносившая главный удар по японским частям, потеряла половину личного состава и 82 танка. Не меньший урон понесли другие советские и монгольские броневые части. Всего в июле, в основном на Баин-Цагане, потери составили 175 танков и 143 бронемашины[82 - Горбунов Е.А. Восточный рубеж. Указ. соч. С.333.].
Это был первый крупный успех советско-монгольских войск за полтора месяца боёв. О дальнейших попытках переправиться через реку и захватить плацдарм на западном берегу не могло быть и речи. Однако сбросить советско-монгольские войска в Халхин-Гол и захватить монгольскую территорию к востоку от реки, рассчитывали по-прежнему.
События на монголо-маньчжурской границе показали, что там ведётся необъявленная война, которая в любой момент может охватить огромные территории.
По линии НКВД И.В. Сталину было доложено, что в Монголии «предательство» и что комдив Жуков «преднамеренно» бросил в бои танковую бригаду без разведки и пехотного сопровождения (что и соответствовало действительности). Для расследования действий комдива Жукова в район боев направляется следственная комиссия во главе с заместителем наркома обороны, командармом 1-го ранга Г.И. Куликом[83 - Шишов А.В. Указ. соч. С. 423–424.].
Прибыв на место боев, Кулик стал вмешиваться в оперативные дела 57-го особого корпуса.
8 июля японская сторона начала активные действия. Ночью они повели наступление крупными силами на восточном берегу Халхин-Гола. 12 июля сложилось критическое положение. Кулик в своём донесении Ворошилову 14 июля дал следующую оценку событиям этого дня: «12 июля являлось критическим днём и могло кончиться для нас потерей техники, артиллерии, а также значительной части людского состава, если бы противник повторил контратаку, потому что мы занимали кольцеобразный фронт, уцепившись за западные скаты бугров, и наступление противника на переправу грозило полным пленением и разгромом наших сил, так как никаких резервов для парирования не было»[84 - Горбунов Е.А. Восточный рубеж. Указ. соч. С.338.].
На следующий день Кулик, как старший по званию и должности на Халхин-Голе, исходя из общей обстановки дал указание ночью 13 июля вывести главные силы, технику, артиллерию на западный берег реки, оставив по одному усиленному батальону для обороны переправ на восточной стороне и начать приведение частей в порядок. В соответствии с этим указанием командир корпуса Жуков отдал 13 июля приказ № 09: «Корпус в ночь с 13 на 14 отводит главные силы с восточного берега реки на её западный берег в целях приведения в порядок частей, их доукомплектования, перегруппировки для активных действий. Плацдарм на восточном берегу прикрывается упорной обороной занимаемого рубежа усиленными отрядами…»[85 - Там же.].
Об отдаваемых приказах тут же сообщалось в Москву. И уже на следующий день оттуда было получено телеграфное распоряжение № 105 за подписью наркома. Распоряжение было адресовано Жукову, так как под приказом об отводе войск стояла его подпись: «Ваш приказ об отводе главных сил с восточного берега Халхин-Гола на западный, как неправильный, отменяю. Приказываю немедленно восстановить прежнее положение, то есть снова занять главными силами пункты, которые были ослаблены отводом большой части войск. Приведение в порядок и отдых войск организуйте на восточном берегу, поскольку противник не активен. Восточный берег должен быть удержан за нами при всех обстоятельствах. Подготовку ведите с учётом этого непременного условия»[86 - Там же.].
«Восточный берег должен быть удержан за нами при всех обстоятельствах», т. е. любой ценой.
Японские войска, обнаружив отвод советских войск на западный берег, тут же начали наступление на оставшиеся на восточном берегу два батальона. Эти части не выдержали натиска и отошли к переправе. И только кадровые части, оборонявшие переправу, спасли положение.
15 июля Ворошилов объявил выговор своему заместителю. В полученной Куликом из Москвы телеграмме говорилось: «Правительство объявляет Вам выговор за самоуправство, выразившееся в отдаче без ведома и санкции Наркомата обороны директивы командованию 57 ск об отводе главных сил с восточного берега реки Халхин-Гол. Этот недопустимый с Вашей стороны акт был совершен в момент, когда противник, измотанный нашими войсками, перестал представлять серьезную силу, и только ничем не оправданный отход наших войск, спровоцировал японцев на новые, хотя и слабые, активные действия. Главный военный совет обязывает Вас впредь не вмешиваться в оперативные дела корпуса, предоставив заниматься этим командованию корпуса…»[87 - Шишов А.В. Указ. соч. С.424.].
14 июля 1939 г. было опубликовано сообщение ТАСС «О действительной границе между Монгольской Народной Республикой и Маньчжурией в районе оз. Буир-Нур»:
«В оправдание своих провокационно-захватнических действий в отношении Монгольской Народной Республики японо-маньчжурские власти в своих сообщениях утверждают, что границей между Монгольской Народной Республикой и Маньчжурией в районе восточнее и юго-восточнее озера Буир-Нур служит река Халхин-Гол.
В действительности же, по официальным картам, граница МНР с Маньчжурией всегда проходила в этом районе не по реке Халхин-Гол, а восточнее этой реки по линии Хулат-Улийн-Обо и Номон-Хан-Бурд-Обо.
Это же подтверждается помещаемой ниже выкопировкой с карты № 43 китайского альбома, изданного в 1919 году в г. Пекине Генеральным директоратом почт Китая.
На этой линии со дня образования МНР и до последних дней постоянно находились посты пограничной охраны МНР. До начала событий эта граница МНР с Маньчжурией, проходящая восточнее реки Халхин-Гол, никем, в том числе и японо-маньчжурской стороной, не оспаривалась.
Утверждение японо-маньчжурской стороны о прохождении границы МНР с Маньчжурией по реке Халхин-Гол никакими документами не подтверждается и является сплошным вымыслом, придуманным японской военщиной для оправдания своих провокационно-захватнических действий»[88 - Известия. 1939. 14 июля.].
С точки зрения международного права граница между Маньчжурией и Внешней Монголией (МНР) являлась только административной границей между различными провинциями Китая, так как в качестве государственной границы подавляющим большинством государств она признана не была (МНР формально считалась хотя и автономной, но неотъемлемой частью Китая, а образование Маньчжоу-Го как государства, отдельного от Китая, также не считалось законным государствами – членами Лиги Наций и др.)[89 - Черевко К.Е. Указ. соч. С.90.].
«В 1734 г: для того чтобы положить конец борьбе монгольских племен халха и баргутов (баргузинов) за этот район, правительство императорского Китая установило границу между ними по северному и восточному берегам р. Халхин-Гол (р. Халха).
Эта административная граница по той же реке (т. е. по ее середине, а не по северному и восточному берегам) была обозначена на физической карте с изображением этого района масштаба 1:84 000, изданной на основе топографических съемок в 1906 г. Забайкальского геодезического отряда России, а также физической карты Внешней Монголии масштаба 1:10 000 геодезического отряда генерального штаба армии Китайской Республики, изданной в 1918 г. (позднее на переговорах по урегулированию этого конфликта в Чите после его окончания японская сторона предъявила еще 18 таких карт).
И хотя большинство географических карт более позднего периода (карта Китайского почтового ведомства, изданная в Пекине в 1919 г., китайские карты, изданные в Шанхае в 1935 г., карты Квантунского генерал-губернаторства 1919, 1926 и 1934 гг., генерального штаба японской армии 1928 г. и Квантунской армии 1937 и 1938 гг.) свидетельствовали о том, что фактическая граница традиционно проходила в этом районе восточнее р. Халхин-Гол через высоту Номонхан, чем и руководствовались МНР и СССР, штаб Квантунской армии, для того чтобы оправдать свои агрессивные действия, влиянием приобретавшего авторитет среди офицерства экстремиста майора М. Цудзи, стал исходить в своих боевых приказах из карт разграничения этого района по р. Халхин-Гол»[90 - Там же.].
Увеличение советских войск на монгольской границе потребовало и реорганизации управления войсками 57-го особого корпуса. 19 июля нарком обороны подписал приказ о формировании на территории МНР 1-й армейской группы. Для улучшения руководства войсками управление 57-го особого корпуса переформировывалось в управление армейской группы. Этим же приказом командующим группой назначался Жуков. В состав 1-й армейской группы вошли две (57-я и 82-я) стрелковые дивизии и 36-я мотострелковая дивизия, 5-я стрелково-пулемётная, 212-я авиадесантная, 6-я и 11-я танковые и 7, 8 и 9-я мотоброневые бригады, а также шесть артиллерийских полков и другие части усиления[91 - Горбунов Е.А. Восточный рубеж. Указ. соч. С.335.].
Следствием происходивших событий на Халхин-Голе явилось решение Главного военного совета РККА от 5 июля об образовании в Чите нового органа стратегического руководства Вооруженными Силами, подчинив ему все войска, дислоцировавшиеся в то время на Дальнем Востоке. В соответствии с этим народный комиссар обороны издал приказ о создании фронтовой группы войск во главе с командующим – Г. М. Штерном. Командующим фронтовой группой был назначен командарм 2-го ранга Г. М. Штерн, членом Военного совета – дивизионный комиссар Н. И. Бирюков.
23 июля японцы после артиллерийской подготовки начали наступление на правобережный плацдарм советско-монгольских войск. Однако после двухдневных боёв, понеся значительные потери, японцам пришлось отойти на исходные позиции.
Весь июль происходили ожесточенные воздушные бои. С обеих сторон участвовали до сотен истребителей и бомбардировщиков. Для достижения господства в воздухе обе стороны бросали в бой, что имели.
В июле ВВС корпуса – 1-й армейской группы потеряли 39 истребителей И-16, 15 истребителей И-15 и 25 бомбардировщиков СБ. Вместе с 9 машинами, потерянными в катастрофах, это составляло 88 самолётов всех типов[92 - Там же. С.340.]. И чтобы добиться превосходства в воздухе, нужно было регулярно получать новую материальную часть и опытных лётчиков из Забайкальского ВО и центральных районов страны.
Конфликт на Халхин-Голе принимал всё большие масштабы. Стороны стягивали в район боевых действий ещё более значительные силы и готовились к решительным действиям.
В конце июля Зорге доложил информацию, которая, однако, не подтвердилась:
«МЕМО. От РАМЗАЯ – ЦЕНТРУ № 82–28.7.39
Сообщает, что по слухам известно: японцы отправили на Сахалин одну или две пехотные див. ОТТО не уверен в этих сведениях, но думает, что за ними что-то скрывается. Я не в состоянии проверить эти сведения, но считаю необходимым сообщить Вам, что японцы могут напасть на Сев. Сахалин».
В последних числах июля обстановка на Востоке настолько обострилась, что командующему фронтовой группой Штерну и члену военного совета фронтовой группы Бирюкову 1 августа была направлена директива наркома обороны СССР Ворошилова. В директиве указывалось, что нападение японской авиации на МНР и расположенные там советско-монгольские войска продолжаются и: «По всей вероятности, дело идёт к тому, что мы вынуждены будем начать атаку на врага на всех участках маньчжурской границы (выделено мной. – М.А.)»[93 - Там же.]. «Ворошилов приказал всю авиацию обеих армий и округа привести в полную боевую готовность. Истребительные части нужно было перебазировать на оперативные аэродромы, приняв меры маскировки и установив на всех аэродромах постоянное дежурство истребителей. По этой же директиве в боевую готовность приводились и части ПВО. Зенитные части занимали свои позиции для прикрытия войск с воздуха. В полную боевую готовность приводились и сухопутные войска. Гарнизоны УРов занимали передовые боевые сооружения, приводили их в боевую готовность и подготавливали боеприпасы. Основной приказ в директиве гласил: “Всем войскам быть готовыми по приказу главного командования перейти в наступление на всех участках маньчжурской границы”. И, конечно, заключительная фраза о том, что исполнение директивы донести немедленно»[94 - Там же.].
