скачать книгу бесплатно
Зеркало Лукреции Борджиа
Наталья Николаевна Александрова
Артефакт-детектив
В семье Людмилы много веков передавалось фамильное сокровище – небольшое серебряное зеркало, по легенде принадлежавшее роковой красавице Лукреции Борджиа. Жизнь Людмилы странным образом переплетается с судьбой далекой родственницы. Так же как и Лукрецией, Людмилой с детства манипулируют жесткий отец и жестокий брат. Ее тоже несколько раз выдавали замуж за влиятельных и нужных для бизнеса отца людей. Последний муж Антон умирает при более чем странных обстоятельствах. Обычный грипп приводит к летальному исходу. Но Людмила находит медицинские анализы Антона, по которым видно, что он был отравлен. Излюбленным оружием итальянских Борджиа также долгое время являлся редкий экзотический яд. Видимо, Антона устранили, когда он перестал быть полезен влиятельному семейству Соловьевых…
Наталья Александрова
Зеркало Лукреции Борджиа
– Водки у нас нет, – с бесконечным терпением повторила стюардесса. – И вообще, по нашим правилам пить в полете запрещено.
– А мне на ваши правила наплевать! – орал рыжий мужик с необхватной шеей и багровым лицом. – Вы нас по жизни должны французским коньяком поить, после того как отдых испоганили!
– Мы тут ни при чем, – терпеливо повторила стюардесса и перешла к дожидавшейся ее женщине с ребенком.
– Нет, ты не уходи! – Красномордый мужик попытался схватить стюардессу за руку, но та увернулась. – Я с тобой еще не разобрался! Мало того, что этот спиногрыз меня всю дорогу своими криками достает, так теперь ему все внимание!.. Я за что деньги заплатил? Немалые, между прочим, деньги!
– Угомонись, мужик! – подал голос до сих пор дремавший худощавый мужчина в льняном пиджаке. – Угомонись, и без тебя тошно!
– Ты еще будешь меня учить? – вызверился на него красномордый, обрадовавшись новому развлечению. – Да я тебя, червяк дождевой, сейчас по стенке размажу!
Он тяжело поднялся из своего кресла, шагнул через проход, наклонился, но худощавый, не глядя, ткнул его кулаком в живот. Красномордый закашлялся, хватая ртом воздух, удивленно выпучил на обидчика глаза, попятился, плюхнулся в кресло и неожиданно заснул, открыв рот и время от времени всхрапывая.
Людмила тоже прикрыла глаза, перед ее внутренним взором побежали, словно кадры старой черно-белой кинохроники, события последнего месяца: внезапная смерть Антона, тяжелый разговор с отцом и братом, полет в Сиам, уличные беспорядки…
Отец и брат отправили ее в Сиам, убедив, что ей необходимо отдохнуть, справиться со стрессом после смерти мужа. Она не хотела никуда лететь, все случилось так неожиданно, она ничего толком не осознала. И прилично ли вдове так быстро начать радоваться жизни?
«Ерунда, – сказал на это отец, – какая разница, где ты проведешь это время? И не спорь, так будет лучше для тебя».
Он всегда мог если не убедить, то заставить ее. Хотя она никогда с отцом не спорила, с ним вообще никто не спорил, он всегда был прав. Брат отваживался возражать ему только наедине. Но Людмила никогда не вникала в суть их споров, они ее не допускали до решения деловых вопросов.
Людмила удивилась только, что в этот раз они отпустили ее одну. Это было не в правилах, которые твердо установил отец: она нигде не должна была появляться одна.
«Мы слишком на виду, – говорил он, – я и моя семья. Ни к чему провоцировать журналистов и разных прощелыг. Ты красива и абсолютно не разбираешься в людях, не хватало еще, чтобы тебя охмурил какой-нибудь авантюрист».
Брат в таких случаях выражался более резко, он вообще не следил за своей речью. Иногда Людмилу просто коробило от этого.
В загородный дом, в салоны красоты и по магазинам она ездила на машине с водителем, на курорт – только с мужем. Изредка появлялась какая-нибудь женщина вроде компаньонки, чтобы сопровождать куда-нибудь, если Антона призывали дела. Но после того как одна из них оказалась журналисткой и написала в Интернете, как она отдыхала на курорте в обществе сильных мира сего, отец распорядился никого не брать со стороны.
Отдых ее начался плохо: не успела Людмила прилететь в Сиам, как там начались беспорядки.
Сперва на всех углах собирались маленькие группки местных. Они о чем-то разговаривали, бурно жестикулируя, перебивая друг друга. Потом эти группки стали сливаться в большие группы, как капли дождя сливаются в лужицы, потом они соединились в одну огромную бурлящую толпу. Над этой толпой возникли разноцветные флаги, чаще – красно-зеленые, и плакаты с непонятными надписями, среди демонстрантов появились многочисленные смуглые люди с красно-зелеными головными повязками. Потом в руках демонстрантов обнаружились палки и булыжники, с жалобным звоном начали разбиваться витрины сувенирных лавок и магазинчиков.
Отель, в котором поселилась Людмила, был не дорогой, а очень дорогой, и на первых порах беспорядки ничуть не беспокоили его обитателей. Обслуживание оставалось по-прежнему безупречным, кухня – отменной, и пятен на солнце не предвиделось. Однако на второй день половина официантов и горничных куда-то пропала, а оставшиеся стали невнимательными и нерасторопными.
На третий день беспорядков обитателей отеля предупредили, что выходить на улицы небезопасно, что лучше вообще не покидать территорию отеля. Но потом в разных концах города начались пожары, и администрация объявила, что всех клиентов в ближайшие два дня эвакуируют из страны, пока восставшие еще не захватили аэропорт.
Людмила поспешно покидала вещи в чемодан и села в автобус, который ждал на площадке возле отеля.
Где бы ни появлялась Людмила, вокруг нее тут же начинали сновать возбужденные мужчины. Она к этому привыкла и пыталась не обращать внимания, как на досадную мелочь, – ну, живут же люди с плохим от природы зрением, приноровились, очки носят. Или, к примеру, кто-то высоты боится – тоже привык, терпит, на гору не лезет. А ей вот досталась от природы красота. И на красоту эту летят мужчины, как мотыльки к свету, ничего тут не сделаешь.
Даже здесь, возле автобуса, в суете эвакуации, двое или трое чуть не подрались за право поднести ее чемодан и найти ей самое лучшее место.
Однако, когда автобус высадил их в аэропорту, они погрузились в атмосферу хаоса и паники. Огромное здание аэропорта было переполнено, люди метались с безумными глазами, плакали дети, на табло мелькали какие-то бессмысленные слова и цифры. Людмилины поклонники тут же утратили к ней интерес, у них сделались такие же безумные глаза, они заметались в поисках какой-то информации.
Людмила с трудом выбралась из толпы, нашла тихий уголок и села там на чемодан, ни на что не надеясь.
И вдруг рядом с ней оказался симпатичный русский летчик, который по неуловимым признакам узнал в ней соотечественницу и помог ей сесть на самолет.
Правда, первого класса в этом самолете не имелось, и вообще, неизвестно было, куда он летит, но на такие мелочи уже никто не обращал внимания: главное, на нем можно было улететь из хаоса и страха бунтующей, ломающей устои страны.
Кроме того, самолет был российский, и летел он в Россию – а что еще нужно людям, чудом спасшимся из самого пекла сиамского бунта, такого же бессмысленного и беспощадного, как всякий другой?
Правда, как только самолет оторвался от земли, в нем началась такая же склочная и скандальная жизнь, как в любом другом дальнем рейсе: кто-то ссорился, кто-то качал права, кто-то требовал выпивки…
– Уважаемые пассажиры, – раздался в динамиках уверенный мужской голос, – просьба занять свои места и пристегнуть ремни. Через сорок минут мы совершим посадку в аэропорту Ангарска.
– Почему Ангарск? – снова заголосил красномордый мужик. – Что мы там забыли, в этом Ангарске? Был я там в девяносто пятом году. Дыра дырой, гостиницы нормальной, и то нет…
Он поймал за рукав проходившую мимо стюардессу и завелся:
– Вы че, в натуре! С какого перепугу в этот Ангарск садитесь? Мне ваще в Мааскву надо!
– До Москвы у нас не хватит горючего, – с немыслимым терпением ответила стюардесса. – Другие города не принимают, принимает только Ангарск…
– Горючего? – Красномордый опять набирал обороты. – Вы что же, как следует не заправились? Я за что деньги плачу?
– Вы забыли, что творилось в аэропорту? Удивительно, что нам вообще удалось вылететь!
– Памятник вам за это, что ли, поставить? – не унимался мужик, но стюардесса ловко вывернулась и пошла дальше. Тут самолет сильно тряхнуло, и скандальный мужик снова затих.
Самолет быстро снижался. Людмила выглянула в иллюминатор. Внизу горели редкие огни, в одном месте их скопление обозначало центр города. Цепочки движущихся огней отмечали дороги.
Самолет приземлился, пассажиры вышли на летное поле. Никакого автобуса, конечно, не было, и все потянулись к зданию аэропорта под противным моросящим дождем, переходящим в снег. Людмила застегнула легкую курточку, зябко передернула плечами: было холодно, а теплых вещей она с собой не брала.
Автобусов долго не было, наконец пришел один – обшарпанный и холодный, люди набились в него, как в часы пик, чуть ли не на подножках висели. Водитель орал в микрофон, что с открытой дверью не поедет и что сейчас лично выбросит тех, кто не дает закрыть двери. Ребенок проснулся и заорал с новой силой, водитель наконец тронулся с места, причем пару раз резко затормозил, чтобы утрамбовать пассажиров.
За окнами автобуса потянулись маленькие хмурые домики с мокрыми палисадниками, потом – унылые кварталы одинаковых хрущевских пятиэтажек.
Автобус остановился так резко, что Людмила едва успела схватиться за поручень.
– Приехали, граждане, конечная остановка, дальше некуда! – объявил водитель.
– Типун тебе на язык! – огрызнулась толстая тетка в цветастой кофте. – Везешь людей хуже, чем дрова!
– Ничего, не все вам по курортам разъезжать, на песочке загорать, поглядите, как мы живем, может, совесть проснется! – рыкнул водитель в ответ.
Из открытой двери повеяло холодом. Людмила вздрогнула и запахнула тонкую курточку. Кто берет с собой на курорт теплые вещи? Она-то думала, что долетит до Петербурга, а там пройдет через ВИП-зал и водитель подгонит машину прямо к выходу. Даже приятно пробежать в босоножках три шага по холоду, чтобы потом в салоне, пахнущем кожей, всем телом ощутить благодатное тепло. И попросить водителя включить тихую музыку, и сидеть в полудреме, лениво наблюдая, как за окном машины пробегают освещенные ночные улицы…
– Что встала? Шевели ластами! – Красномордый мужик, что всю дорогу скандалил в самолете, больно ткнул ее сумкой.
Людмила подхватила свой не слишком набитый чемодан и двинулась следом. Ноги мерзли невыносимо. Хоть бы колготки догадалась взять, идиотка несчастная!
Трехзвездочный отель, как обещали в аэропорту, оказался двухэтажной бетонной коробкой с темными окнами. Горел только фонарь у входа, и то вполнакала.
Толкаясь и обгоняя друг друга, пассажиры бежали к дверям. По ногам мела самая настоящая поземка.
«Снег… – удивилась Людмила, – не может быть… Хотя сейчас конец октября, тут скоро наступит зима…»
Холл гостиницы был крошечным, а люди все прибывали и прибывали. Администратор, полная, с мелкозавитыми соломенными кудряшками, в бордовом форменном пиджаке, кричала визгливым голосом:
– Нету мест, нету, ну куда я вас положу, куда?
Красномордый неугомонный дядька и тут ввязался в скандал. Плакал ребенок, люди были злые и усталые после трудного полета. Внезапно Людмиле показалось, что комната задвигалась, пол и потолок поменялись местами, сердитые лица замелькали перед глазами, уши как будто заложило ватой, она замахала руками, пытаясь найти опору, уцепиться хотя бы за что-нибудь, чтобы не упасть на пол, потому что тогда уже будет не встать, толпа затопчет насмерть…
Опоры она не нашла, потому что толпа шарахнулась от нее, и даже в таком небольшом холле образовалось вокруг Людмилы пустое пространство. Она непременно упала бы на пол, она уже видела, как приближаются каменные плитки с грязными разводами, как вдруг сухая, но сильная рука удержала ее.
– Ну-ну… – сказал совсем рядом тихий голос, – не надо этого. Не ко времени вы в обморок падать наладились…
Людмила потрясла головой. Вату из ушей вытащили, теперь был слышен ровный гул, как будто она сидит на берегу моря. Лица перестали мелькать перед глазами, осталось одно лицо – внимательное и встревоженное.
Ее держала за руку немолодая женщина, высокая и худощавая. Волосы ее были забраны сзади в большой узел, глаза без очков смотрели участливо и спокойно. Женщина была одета в темно-красный пиджак, такой же, как на администраторше, только на той он сидел как на корове седло, а на этой – как будто был сшит специально на заказ в дорогом престижном ателье у портнихи, к которой запись на полгода вперед.
– Вам нужно присесть… – заговорила женщина, и тут голос ее прервался, глаза удивленно расширились, рука, поддерживающая Людмилу, задрожала.
– Л-лида?.. – едва выговорила она непослушными помертвевшими губами. – Лидуся?
– Вы ошиблись. – Людмила мягко, но настойчиво выдернула свою руку и повернулась, чтобы уйти.
Отец всегда говорил, что с такими людьми надо вести себя твердо.
«Ты не только красивая богатая женщина, – говорил он, – но еще и дочь публичного человека, облеченного властью. Поэтому всегда найдутся люди, которым от тебя что-то надо. Денег, иной помощи – похлопотать, выслушать, помочь с квартирой, устроить дочку в институт, отмазать сына от армии, напечатать графоманские стихи в толстом журнале. Простые люди думают, что ты, вернее я – все могу. Им не приходит в голову, что я-то могу, но не хочу этого делать. А которые чуть поумнее, те действуют более хитро. Ясно, что с незнакомцами ты разговаривать не станешь. Так они придумывают какую-то связь – дескать, когда-то вместе учились в школе, ходили в детский сад, жили в одном дворе. Им кажется, что знакомому трудно отказать. Вот и пользуются любым случаем – ах, привет, ты Люся? А помнишь Таню Иванову, с которой в десять лет на море отдыхала? Так это я… Всегда найдется какая-нибудь Иванова или Петрова… А если не прошло – ах, извините, обозналась, за другую Люсю вас приняла… Значит, выход только один – нет, вежливое, но твердое. Никого не помню, вы ошиблись, разрешите пройти…»
«И вообще я не Люся», – смеялась в таких случаях Людмила, но отец смотрел строго, он вообще человек серьезный, улыбается редко.
– Вы ошиблись, – повторила Людмила и сделала шаг в сторону.
Точнее, только хотела сделать. Но ничего не вышло, потому что вокруг стояли люди и буквально дышали ей в лицо. Странное дело, только что, когда ей стало плохо, вокруг мигом образовалась пустота, так что она вполне могла бы хлопнуться на грязный пол, а теперь в холле буквально яблоку негде было упасть.
– Постойте… – снова сказала женщина, – вы так похожи… Такого просто не может быть! Как звали вашу мать?
Людмила вздрогнула – при чем здесь мама? Что нужно от нее этой странной женщине?
Непрерывный шум прибоя в ушах наконец утих, Людмила взглянула на женщину в упор. Та тоже пришла в себя от удивления и смотрела теперь спокойно.
– Девочка… – сказала она тихо, и Людмила не успела возмутиться таким обращением, – дорогая моя девочка… Твою мать звали Лидия, не так ли? И она умерла очень давно, при родах…
– Откуда вы знаете? – против воли спросила Людмила, хотя буквально воочию видела перед собой гневное лицо отца – сколько раз он твердил, чтобы не вступала ни в какие разговоры. Ни с кем и никогда.
Но эта женщина смотрела так проницательно. Так… ласково. Никто никогда не смотрел так на Людмилу. Отец всегда глядел строго, даже в детстве, брат – насмешливо, высокомерно, муж – восхищенно и одобрительно, хороша, мол, как всегда. Но никто не смотрел ласково.
– Тебя зовут Людмила, так? – требовательно спросила женщина. – А фамилия? Как твоя фамилия?
– Соловьева, Людмила Соловьева.
Это была ее девичья фамилия, отец настоял, чтобы она не меняла ее в связи с замужеством, как будто знал, что долго оно не продлится. Так было и с Димкой, и с Антоном.
– Все сходится. – Женщина крепко взяла ее за руку. – Пойдем, нам надо поговорить.
Людмила позволила провести себя через толпу к стойке.
– Я ухожу, – сказала женщина потной встрепанной администраторше, – уже полторы смены отработала.
– Ах, идите, конечно, идите! – отмахнулась та. – Все равно ничего уже не сделать. Селить их некуда, пускай вповалку на полу спят.
– Куда вы меня ведете? – Людмила очнулась от ступора только у входной двери.
– Я живу тут рядом. До утра никаких самолетов не будет, да и утром вряд ли. Метель ожидается, и вообще.
Отцовский голос в голове Людмилы грозно говорил, чтобы немедленно отделалась от подозрительной незнакомки. Но что ее ожидает здесь, в этой гнусной гостинице? Ночь, проведенная на грязном полу. И наверняка привяжется какой-нибудь тип. Или уведут чемодан. Господи, она же должна позвонить отцу! Он все устроит.
Людмила нашарила в кармане курточки мобильник. Она отключила его в самолете. Люда торопливо нажимала кнопки, но мобильник был глух. Так и есть: разрядился. А зарядку она оставила в номере, ну да, совершенно о ней забыла, и немудрено в такой суматохе.
Людмила оглянулась на стойку, возле которой творилось уже форменное безобразие. Снова скандалил тот самый красномордый мужик, ему вторила визгливая тетка в цветастой кофте. По-прежнему орал ребенок, переходя уже в ультразвуковой диапазон. Нет, позвонить ей здесь точно не удастся. Ладно, придется рисковать. Может быть, у этой женщины есть телефон?
Ее спутница уже была в далеко не новом пальтеце и протягивала Людмиле серый пуховый платок.
– Накинь, застынешь совсем!
На улице появились уже мелкие сугробы. Людмила ступала прямо по ним, и ноги в босоножках ничего не чувствовали. Идти оказалось и правда близко, они обошли гостиницу, свернули в проход между домами, пролезли через дырку в дощатом заборе, Людмила не запоминала направление, зная, что в темноте все равно ни за что не найдет дорогу назад. Брат с детства утверждал, что у нее топографический кретинизм, отец соглашался, что она в трех соснах заблудится, ну и ничего, она не пропадет. Кому надо, маршрут для нее определят, доведут, довезут и ему доложат, что с дочкой все в порядке.
При отце Людмила всегда чувствовала себя маленькой неразумной девочкой.
– Пришли! – Женщина остановилась возле длинного двухэтажного дома.
Над единственным подъездом горела тусклая лампочка в проволочном каркасе. Женщина отперла дверь своим ключом, и они оказались в длинном, уходящем в обе стороны коридоре. Пахло щами и застарелым табаком.
– Витька, паразит, дверью не хлопай, у меня штукатурка сыплется! – тотчас заворчал хриплый голос из-за крайней двери.
Женщина поднесла палец к губам и осторожно прикрыла дверь. Однако обладательница хриплого голоса не угомонилась. Она возникла на пороге в длинной ночной рубашке и войлочных тапках примерно сорок пятого размера, как лыжи. Седые космы свисали по бокам морщинистого лица. Людмила невольно отшатнулась – до того старуха напоминала ведьму из сказки.
– Ты, что ли, Аглая? – прошамкала она.
– Я, со смены, раньше никак не отпускали. – Женщина схватила Людмилу за руку и поскорее проскочила мимо старухи.
Коридор был длинный и узкий, весь завешанный какими-то тазами и заставленный допотопными сундуками и баулами. Такое Людмила видела только в старых фильмах.
Ловко лавируя между ломаной, ни на что не годной мебелью и тюками, женщина протащила Людмилу на буксире в дальний конец коридора и открыла дверь, безошибочно попав ключом в замочную скважину, хотя в коридоре не горела ни одна лампочка и свет давал только уличный фонарь, заглядывающий в маленькое оконце, и то наполовину закрытое фанерой.
