скачать книгу бесплатно
Среднее ложе предназначалось для самого Ирода, два других обыкновенно занимали почетные гости из числа римских сановников или высшие придворные царя. Но сегодня оба ложа рядом с царем пустовали – никто из знатных римлян не почтил его своим присутствием, а разделить трапезу со своими приближенными Ирод не пожелал.
Тетрарх был мрачен.
Он был облачен в тяжелую пурпурную мантию, густо затканную золотым шитьем, его борода была расчесана и напудрена порошком лазоревого цвета, как и волосы под драгоценной диадемой. Но лицо его было бледно от невеселых дум.
Ирод щелкнул пальцами, и слуга поднес ему блюдо с фаршированными дроздами. Царь недовольно поморщился – и на смену дроздам появилась тыква с медом, затем – нильский окунь с каперсами. Ирод вытер пальцы специально предназначенной для этого лепешкой и лениво протянул руку за оливками и миндалем.
Позади царского ложа, за тяжелым парчовым занавесом, заиграли музыканты.
На свободную площадку перед царским возвышением выбежали фракийские танцовщицы, стройные, как пальмы, и гибкие, как тростинки Кенарета. Они побежали по кругу, изгибая тонкие станы, подняв над головой смуглые руки и колыша ими, как прибрежные деревья колышут ветвями.
Царь еще больше помрачнел.
– Фануил, – проговорил он негромко, и тотчас из-за того же занавеса вышел старый и худой человек в простой полотняной одежде, с узким костистым лицом и глубоко посаженными умными глазами преданного пса.
– Фануил, – повторил царь, не повышая голоса, ибо он привык, что его слова слушают внимательно. – Ты видишь, старик, что я окружен всяческим богатством и роскошью, что каждое мое желание исполняется без промедления, что слово мое – закон для всей страны. Отчего же мне сегодня так страшно и одиноко? Отчего меня не радуют ни изысканные кушанья, ни божественные напитки, ни музыка, ни эти танцовщицы, прекрасные, как ангелы? Отчего меня не радует даже власть над жизнью и смертью моих подданных?
– Это оттого, великий государь, – отвечал старик без промедления и без смущения. – Это оттого, что есть границы твоей власти. Оттого, что есть власть гораздо больше твоей…
– Ты говоришь о Риме? Говоришь о власти императора? Но у меня с ним прекрасные отношения: я не лезу в его дела, он не лезет в мои. Конечно, я время от времени шлю ему дары и заверения в своей верности, но это мне ничуть не мешает…
– Нет, великий государь, я говорю не об этом. Я говорю о другой, высшей власти!
– Ты заговариваешься, старик! – одернул царь Фануила. – Какая власть может быть выше императорской?
– Не гневайся, великий государь! – Старик низко склонился перед царем, но, несмотря на это, в его облике, по мнению Ирода, было слишком много гордости и самомнения. – Не гневайся, владыка, но ты и сам знаешь, что ни ты, ни даже император не властен над временем и над стихиями, над жизнью и смертью…
– Я властен над жизнью и смертью подданных! – недовольно прикрикнул царь.
– Да, ты можешь казнить или помиловать, но можешь ли ты оживить того, кто уже умер? Можешь ли хоть на один день продлить собственную жизнь?
– И никто этого не может! – мрачно проговорил тетрарх. – Ты говоришь пустое, старик!
– Отчего же? – Фануил чуть отступил и понизил голос, словно дразня царя. – Ты же знаешь, как много могут священники…
– Пустое! – Тетрарх небрежным жестом отмел его слова. – Они не могут ничего, кроме разговоров! Взгляни на них – они стары и дряхлы, если бы они могли продлевать жизнь и возвращать молодость – неужели они не начали бы с самих себя?
– Пусть не наши священники, – не сдавался Фануил. – Есть ведь египтяне, жрецы Осириса и Ра, Анубиса и Птаха… есть служители Ваала, наконец, служители Молоха…
– Не говори мне об этих кровожадных чудовищах! – Царь поморщился. – Как-то я посетил их тайное богослужение… ничего, кроме мерзости! И никакой особенной власти над силами природы! Они пытались удивить меня жалкими фокусами!
– Тогда, государь, я могу сказать только одно: тебе следует узнать про великую тайну Харкам Кумрат!
– Что ты сказал? – переспросил Ирод, почувствовав внезапный озноб в жарком зале.
– Если великий государь позволит, я покажу ему человека, посвященного в древнюю тайну… – Произнося эти слова, Фануил низко склонился, но в этом поклоне по-прежнему не было истинного смирения, Ирод чувствовал своеволие хитрого старика, и в душе его шевельнулось недоверие. – Если государь велит, этой ночью я отведу его к тому человеку… это недалеко от города…
Ночью… Ирод кожей, печенью почувствовал опасность. На его жизнь не раз уже покушались. Правда, Фануил до сих пор был верен ему, но всякая верность имеет свои границы и свою цену!
Может быть, Фануил сговорился с кем-то из влиятельных фарисеев? Может быть, его подкупила жена царя, Иродиада, которая вечно строит какие-то собственные козни?
А может… может быть, он действует по приказу римского наместника?
От этой мысли сердце Ирода мучительно сжалось.
– Я подумаю, – проговорил тетрарх, и губы его капризно искривились. – Я подумаю!
Он сделал легкий жест пальцами, и Фануил, низко кланяясь, удалился, а нумидийский прислужник поднес царю золотое блюдо с оливками и каперсами.
Пир продолжался своим чередом, но Ирод как бы не замечал происходящего, не чувствовал вкуса еды, не слышал музыки, не слышал льстивых речей придворных.
Он был далеко.
Наконец он махнул рукой, и двое чернокожих рабов помогли ему подняться с ложа.
– Веселитесь! – проговорил он негромко и зашагал по крытой галерее в глубину дворца.
Однако не успел он дойти до своих покоев, как из-под оплетенной вьющимися растениями арки показалась женская фигура в длинном пурпурном одеянии. Легким движением женщина откинула покрывало с лица, и царь узнал Иродиаду.
На царице не было ни драгоценных ожерелий, ни золотых серег. И большие темные глаза, и весь вид ее выражали озабоченность и волнение. За спиной Иродиады безмолвно стояла приближенная к ней чернокожая рабыня.
Бросив на жену холодный, неприязненный взгляд, Ирод хотел пройти мимо.
– Куда ты так спешишь, муж мой? – спросила царица, преграждая ему дорогу.
– Мне некогда, меня ждут важные дела! – резко бросил он, пытаясь обойти Иродиаду.
– Важные дела? – передразнила она мужа. – Какие же это важные дела? Ты проводишь свое время среди пиров и развлечений, а все важные дела остались на мою долю! Я подкупала приближенных императора Тиберия, я вскрывала письма сановников, я рассылала повсюду своих соглядатаев, переманивала на свою сторону доносчиков – и я добилась своего: император заключил в тюрьму твоего главного врага и соперника Агриппу!
– Слава Тиберию! – привычно проговорил Ирод.
– А ты – ты почувствовал хоть малую толику благодарности за все мои старания? – Иродиада подняла на него черные глаза, полные муки и обиды. – Ты забыл обо мне! Ради тебя я ничего не жалела! Я отреклась даже от собственной дочери!
– Я признателен тебе за все… – холодно процедил тетрарх.
– Это все, что ты можешь сказать? – Ноздри женщины трепетали, две черные косы извивались по ее плечам, как две ядовитые змеи. – Помнишь, как прежде мы часами беседовали с тобой? Помнишь, как проводили долгие вечера в садах, под неумолчное журчание фонтанов, среди арок из цветов? Помнишь, как мы любили друг друга на ложе из шкур леопарда?
– Это было давно… – Ирод опустил глаза, вздохнул. – Война и власть состарили меня… я уже не тот, что прежде…
– Все еще можно вернуть! – жарко выдохнула царица. – Все еще можно вернуть, если только ты захочешь!
Она отступила на шаг, оглядела царя горячим, нетерпимым взглядом и бросила неприязненно:
– Но ты не хочешь! Ты, кажется, забыл, из какого рода происходишь ты и из какого я!
– Моя семья ничуть не хуже твоей! – ответил тетрарх, невольно пряча глаза.
– Ты так считаешь? – Иродиада расхохоталась. – Ты прекрасно знаешь, что это не так! Ты знаешь, что мой род восходит к царю Давиду, что среди моих предков были цари и первосвященники, а твой дед был простым храмовым прислужником! Другие твои родичи были нищими пастухами из Идумеи, простыми разбойниками, они водили в пустыне караваны и издавна платили дань Иудее! Пусть бы так, я готова смириться – но ты, ты равнодушен ко мне, ты равнодушен даже к собственной власти, ты во всем уступаешь предателям и фарисеям, ты терпишь, когда они поносят меня перед народом…
– Я должен учитывать настроения толпы! – пытался оправдываться тетрарх. – Я не хочу допустить нового восстания! Оно слишком дорого мне обойдется! Ты знаешь, что император мне не простит, если снова прольется кровь…
– А она прольется! – мстительно прошипела Иродиада. – Ты слышал, что в Галилее появился новый пророк? Его зовут, кажется, Иисус из Назарета, и народ слушает его речи, широко открыв глаза от восторга! Его называют Мессией!
– У нас в стране каждый день появляется новый пророк! – отмахнулся царь. – Пророков больше, чем пастухов и землепашцев! Если на каждого обращать внимание, некогда будет жить! Мне нет дела до ярмарочных шарлатанов и предсказателей!
– Трус! Трус! – бросила царица ему в лицо.
Наконец Ирод смог стряхнуть оцепенение, оттолкнул царицу и быстро зашагал к своим покоям.
Он уже подходил к своей опочивальне, как вдруг из сада метнулась сутулая фигура в поношенной льняной одежде. Телохранитель царя, рослый перс с выбритой наголо головой и рыжей бородой, завитой мелкими кольцами, схватил меч и шагнул навстречу незнакомцу, но Ирод поднял руку и выдохнул:
– Подожди!
Неизвестный был из секты ессеев – босой, в белом одеянии, с бледным узким лицом.
Ессеи были известны своей кротостью и никогда не выступали против царя. Они ограничивались проповедью бедности и добродетели, за что пользовались уважением среди бедняков.
– Выслушай меня, государь! – воскликнул ессей, касаясь лбом каменных плит.
– Говори, – позволил Ирод, едва заметно поморщившись: от просителя пахло бедностью, а этого запаха тетрарх не переносил. – Говори, только покороче.
– Ты знаешь, государь, что мы, ессеи, никогда не бунтовали против власти… мы считаем, что всякая власть от Бога, и почитаем властителей…
– Знаю, знаю… – недовольно процедил тетрарх. – Но я просил тебя быть кратким.
– Я буду краток… Ты знаешь, государь, что в Галилее появился новый пророк, которого зовут Иисус… Иисус из Назарета…
– Я слышал!.. – Ирод почувствовал нарастающее раздражение.
Не иначе как этого ессея подослала к нему Иродиада, чтобы заставить его прислушаться к ее словам…
– Государь! – Ессей поднял на царя глаза, и Ирод невольно попятился: столько фанатизма, столько слепой веры было в этом взгляде. – Государь! Иисус – Мессия! Подлинный Мессия! Спаситель, которого так давно ждет народ!
– Ты лжешь, ессей! – неприязненно проговорил царь. – Убирайся прочь!..
– Нет, государь, это правда!
Ессей начал подниматься с колен, глаза его пылали.
– Я слышал проповедь Иисуса, и я не сомневаюсь – он – Мессия, Спаситель! Государь, смирись перед высшей властью! Передай свою корону Иисусу – и имя твое будет благословенно в веках!
– Кто тебя подкупил? – прошипел Ирод, отступая перед пламенным взглядом фанатика. – Иродиада?
Телохранитель царя выступил вперед, вопросительно взглянул, взялся за рукоять меча.
– Меня никто не подкупал! – воскликнул ессей и снова смиренно опустил глаза. – Веру нельзя купить, как нельзя купить солнце и луну, рассвет или полночь.
– Точно, это она тебя подкупила! Я узнаю ее слова! Это она вложила их в твои уста!
– Я никогда не встречал царицу, а слова в мои уста вложил Всевышний…
– Убирайся прочь, ессей! – жестко произнес Ирод. – Убирайся прочь из моего дворца, если не хочешь сегодня же умереть страшной и позорной смертью!
– Я уйду, – покорно проговорил ессей и склонил голову. – Но запомни мои слова, государь: если ты не одумаешься, если не смиришься перед высшей властью, тебя будут помнить долго, твое имя сохранится в веках, но вспоминать тебя будут с ненавистью, и имя твое будет покрыто позором!
– Вышвырни его прочь! – бросил Ирод телохранителю. – И скажи стражам, чтобы его никогда больше не пускали во дворец. Тот, кто ослушается этого приказа, будет казнен.
Телохранитель мощной рукой схватил ессея за ворот льняной хламиды, поволок его к воротам.
Ирод смотрел вслед фанатику и зло бормотал:
– Высшая власть! Выше моей власти только власть Рима, власть императора Тиберия, а там у меня хорошая репутация… гнусные, отвратительные люди! Мерзкие фанатики!
Марина проснулась оттого, что сильно колотилось сердце. Она села на кровати и нашарила на тумбочке часы. Было без четверти четыре, за окном – полная темнота. Ночная сорочка была мокра от пота – в номере стояла душная жара, из окна уже не тянуло свежестью.
Марина закрыла окно и включила кондиционер. И только тогда заметила, что кровать Ларисы пуста. Пуста и аккуратно заправлена еще горничной с утра.
Лариска не пришла ночевать… В затуманенной снотворным голове мысли бродили лениво, как крупные рыбы в аквариуме. Ну что ж, стало быть, нашла себе компанию на ночь. Такого за ней раньше не водилось – не потому что где-то там дома, в России, ждет ее муж. Кого останавливает наличие мужа где-то далеко?
Марина не успела удивиться своему цинизму, она поняла, что злится. Злится на всех и прежде всего на себя, такую никчемную, несчастную и неприкаянную. Все, как говорила мама, при деле, только она не нашла ничего лучше в последнюю ночь, чем мучиться бессонницей и головной болью.
Кстати, голова больше не болела. Была тяжелая, какая-то неудобная, как будто чужая, не со своего плеча. Марина усмехнулась в темноте. От прохлады кондиционера сердце перестало колотиться, дыхание выровнялось.
«Черт с ними со всеми, – подумала Марина, засыпая, – мне нет до них никакого дела…»
И тут же подскочила от сильного стука в дверь. Сквозь занавески просвечивал яркий солнечный луч.
«Проспала! – мысль молнией вспыхнула в мозгу. – Проспала и опоздала на самолет!»
Стук в дверь повторился, затем в замке заскрежетал ключ, и дверь распахнулась. Комната наполнилась людьми: здесь была испуганная горничная – та, что открыла дверь, их групповод Алла – бледная, с дрожащими губами, и двое мужчин, один молодой, в джинсовом костюме, второй постарше, в кипе и белой рубашке, из-под которой по религиозному обычаю высовывался талес.
Увидев такую толпу, Марина окаменела, машинально прикрываясь простыней. Мужчина помоложе отодвинул горничную и подошел к кровати Ларисы. Быстро осмотрел ее, ни к чему не прикасаясь, а старший в это время вытащил из шкафа почти собранный чемодан.
– Что… что они делают? – севшим от страха голосом пробормотала Марина, ища взгляд Аллы.
Та отвела глаза и махнула рукой. Марина заметила, что в коридоре толпятся соседи – вон Натэлла, непривычно серьезная, в огненно-красном шелковом халате, Ольга Васильевна – даже по утреннему времени она была аккуратно причесана и одета уже по-дорожному, еще кто-то.
Мужчина в кипе спросил что-то строго на иврите, и Алла тотчас указала ему на тумбочку. По тому, как мужчина профессионально быстро пролистал найденные там документы, Марина поняла, что эти двое – полицейские. Что за черт? Лариска влипла в какую-нибудь скверную историю?
Молодой полицейский вежливо, но твердо выпроводил из номера горничную и закрыл дверь перед носом любопытствующих, после чего повернулся к Марине и подал ей сумочку.
Она стала торопливо рыться в ней, выискивая паспорт, простыня все время падала вниз, ей было ужасно стыдно за свою старенькую ночную сорочку. Это мама уговорила ее взять простую, ситцевую, мотивируя это тем, что в шелковой пижаме будет жарко, а трикотажная занимает много места в чемодане.
– Сокольская Марина Дмитриевна, – прочитал полицейский, по-русски он говорил почти без акцента. – Когда вы видели свою соседку в последний раз?
– Да может мне кто-нибудь сказать, наконец, что случилось? – закричала Марина, до дрожи испугавшись этого «в последний раз».
Тот, в кипе, бросил что-то резкое, отрывистое, Марина испугалась еще больше и ответила упавшим голосом, что рассталась с Ларисой вчера вечером, сразу после ужина. Кажется, Лариса собиралась прогуляться по берегу.
