скачать книгу бесплатно
В машине мы молчали, а дома, пока он ставил машину на стоянку, я быстро умылась, почистила зубы и легла. Увидев, что у меня в комнате темно, Борька не посмел постучать, хотя, как я понимаю, хотел задать мне множество вопросов и получить на них вразумительные ответы.
Среда, 24 марта
Получив очередной сигнал в «Заре», Мастер позвонил по нужному номеру.
– Телемастера заказывали?
– Заказывали.
– Какой у вас телевизор?
– «Панасоник».
– Как – «Панасоник»?! – Мастер почувствовал легкое волнение. – «Панасоник» же уже отремонтировали! Теперь вы должны оплатить ремонт.
– Что вы несете! Только сейчас сложилась подходящая обстановка для «ремонта»!
– Ваш адрес не на улице Смирницкого?
– Какой еще Смирницкий? Наш адрес – улица Руднева, дом 5, квартира 15.
Мастер стоял в телефонной будке, лихорадочно обдумывая ситуацию. Одно из двух: или заказчик пытается играть с ним, с Мастером, пытается уклониться от оплаты или получить два заказа вместо одного – или… или произошла чудовищная ошибка, и он проделал никем не заказанную работу. В первом случае заказчик должен быть обязательно наказан. В этом нет ничего личного, ничего эмоционального – Мастер при его профессии не мог быть человеком эмоциональным; это было необходимо для сохранения репутации. Каждый потенциальный заказчик должен знать, что дела с ним можно вести только честно. Во втором случае в общем-то никто не виноват, просто цепь нелепых случайных совпадений, – и тогда заказ надо выполнять. Правда, жизненный опыт приучил Мастера верить только в один вид случайных совпадений – в совпадения, хорошо подготовленные. Но за версию случайности говорили два факта: показавшийся ему странным предыдущий разговор с заказчиком и явное несходство голосов. Голос, конечно, можно изменить…
Решения надо было принимать немедленно. Все размышления заняли не больше секунды, Мастер продолжил разговор совершенно спокойным тоном:
– Время?
Перед работой я позвонила этой Нине по телефону-автомату возле метро. Трубку снял мужчина.
– Доброе утро, могу я попросить Нину?
– А кто ее спрашивает?
– Это подруга, а Нина-то дома?
– Представьтесь, пожалуйста, – сказал мужчина официальным голосом.
– Валя, – брякнула я первое попавшееся имя.
– Нет, назовите имя, фамилию и отчество.
– Пошел ты. – Я повесила трубку и вылетела из будки.
Что-то тут не так, голос мужской может только мужу принадлежать, а мужья так не разговаривают. Что же у них там происходит?
На работе я застала только Сергея. Витька с Натальей Ивановной уехали в налоговую разбираться с документами. Я села за компьютер и нашла программу базы данных ГУВД, с помощью которой можно было выяснить по телефону и фамилии человека его домашний адрес и вообще все паспортные данные. Так, Березина Нина Алексеевна, год рождения, домашний адрес, это где-то в Выборгском районе, муж, тоже Березин, детей нет. Я записала адрес, в это время зазвонил телефон. Это был все тот же Лерин муж, вернее, бывший муж. Умирающим голосом он сообщил мне, что на работу звонила какая-то Нинина родственница и сказала, что Нину с мужем вчера нашли в их квартире убитыми и что, похоже, муж Нину убил из ревности, а потом – сам себя, потому что соседи слышали жуткий скандал.
– А больше ничего не известно? – Я намекала на деньги.
– Пока ничего. – Я различала в трубке стук его зубов.
Да, влетел мужичок здорово, с одной стороны – мертвая жена в сумке, с другой – мертвая любовница, он вроде бы никого не убивал, но подозрения против него сильнейшие и там, и тут. Вот на чьем месте я не хотела бы сейчас оказаться; впрочем, мне и на моем несладко.
– Сиди тихо, от всего отпирайся. Не видел, не знаю. Я сама с тобой свяжусь. Все, отбой.
Витька с Натальей вернулись из налоговой. Штрафов, конечно, насчитали, но не смертельно, но Витька, как всегда, был на взводе. Наорав на нас, обозвав дармоедами и кое-чем похлеще, он выскочил в магазин и там обложил продавцов. Наталья в это время тихонько рассказала нам, что, если бы этот урод, она имела в виду Витьку, вел себя в налоговой по-другому, то штрафов насчитали бы вполовину меньше. Понемногу все вошло в привычную колею, а после обеда началось.
Приехали двое из милиции, заперлись с Витькой, долго говорили, а потом стали вызывать всех нас. Уж не знаю, как за такое короткое время, но они определили, что мертвая женщина в клетчатой сумке – это наша Лера. Витька сказал им, что отпустил нас с Лерой поработать над товарным отчетом, а про налоговую инспекцию мы ничего не знали. Я со своей стороны рассказала про троллейбус, про то, как свалилась и в доказательство предъявила забинтованную коленку. И про первый визит к Лериному мужу я тоже рассказала. Ничего не сказала я работникам милиции только про то, что видела, как муж увозил Лерин труп в сумке, про его Нину, этого еще не хватало, про избитого на помойке человека и про Лерин паспорт, который я нашла в кармане его куртки. Словом, уголовная ответственность за дачу ложных показаний мне была обеспечена. Менты сказали, что Лериного мужа уже допрашивали, он говорит, что домой зашел случайно, Леру не видел, не приходила она домой. Что ж, пока этот козел держится правильно, вопрос, надолго ли его хватит?
Милиционеры ушли, магазин Витька закрыл, продавцов отпустил. Наталья с Серегой закончили свои дела и тоже ушли. Мне Витька велел остаться. Был он какой-то непривычно тихий, жалел Леру, может быть, действительно она ему так сильно нравилась? Он завел меня в кабинет, усадил и спросил:
– Ну, говори быстро и подробно, что там случилось?
Я только открыла рот, чтобы наконец рассказать ему всю эту невероятную историю, но он вдруг зашипел на меня:
– Говори, сука, что ты с ней сделала?
Я так и села на месте.
– Витя, да ты что, что я могла сама с ней сделать?
– Знаю, что не сама, говори, кто тебе помогал, кого наняла и с кем деньги поделила?
– Витька, да ты что? – Я уже начала злиться, понятно, в горе человек, но не до такой же степени, надо же своим словам отчет отдавать! – Витя, да ты не на меня ли думаешь?
– А на кого же мне еще думать? Тебя с ней последний раз видели, а потом она пропала вдруг. А денежки-то пятьдесят тысяч баксов – тю-тю! Для тебя это сумма, ты нищая, мужиком брошенная, ходишь вон чуть не с голым задом, вот и польстилась на денежки.
– Да ты что? Как ты можешь? Да мы же с тобой больше двадцати лет знакомы! Мы же с тобой к Ленке в роддом вместе ходили, когда дочка твоя родилась!
– Ну и что? – спросил он равнодушно, и я поняла, что для него все мои аргументы – тьфу!
– В общем, так. Деньги ты мне все эти вернешь. Все до рубля. В память о нашей прежней дружбе не буду с тебя проценты брать. А потом, когда деньги вернешь, я подумаю, какое тебе наказание назначить за мой моральный ущерб.
Тут я поняла, что, если расскажу ему все в подробностях, он все равно мне не поверит.
– Где же я возьму эти деньги? У меня их нет.
– Твои проблемы. Квартиру продавай.
Ах, сволочь какая! Значит, верит он мне, знает, что не брала я этих денег, а все равно требует.
– А если я не отдам их?
– Есть способы, сама знаешь какие.
Я заглянула ему в глаза и поняла, что он действительно напустит на меня своих отморозков с утюгами и паяльниками, и я отдам им все, что у меня есть, и квартиру в придачу. Витька усмехнулся, как-то странно оскалив зубы.
– Разные есть способы, как от женщины деньги получить. Дети, например.
Я похолодела, а Витька все понял по моему лицу.
– Думаешь, Америка далеко? Теперь все близко, самолеты всюду летают. В общем, сроку тебе две недели. Теперь иди.
Я шла к метро спотыкаясь и ничего не видя перед собой. Врет, все врет этот подонок. Станет он кого-то нанимать, чтобы Лешку в Америке убить. Тоже мне, мафиози нашелся. На самом-то деле наш Витюша мелкая сошка, но строит из себя! Женщину беспомощную напугать до полусмерти – это он может. Господи, за что мне все это?
Дома Борис ждал меня с ужином. Есть абсолютно не хотелось, я отказалась, тогда он стал меня воспитывать, что нужно нормально питаться, а то я заболею. Как раз сейчас вовремя! Борька глядел на меня жалостливо и готов был кормить чуть ли не с ложки. Я сказала, чтобы он оставил меня в покое, а если уж совсем нечего делать, то пусть займется бачком, а то мигом сгоню с квартиры. Он обиделся. А я хлопнула дверью и легла. Сон, естественно, не шел, какой уж тут сон!
Все рухнуло, теперь я останусь ни с чем, придется отдать квартиру, Витька не оставит меня в покое. Деньги, судя по всему, пропали, теперь не найти. И все мои планы рухнули как карточный домик.
Дело в том, что я задумала оставить Лешку в Штатах. Нечего ему делать здесь, у нас. После окончания университета кем бы он стал? Нищим физиком или безработным. А там, в Штатах, ученые не бедствуют. Но мое сокровище пожелало, видите ли, учиться если там, то только в Массачусетсском технологическом институте. Там, и только там, он может получить серьезное образование, ну и у нас, конечно. А остальные колледжи и университеты – это ерунда. Пожалуйста, если бы у меня были деньги – ради Бога! Этот институт там очень котируется, поэтому стипендию моему сыну не дадут. Зачем тратить деньги, когда можно взять на его место студента, способного оплатить обучение! Но Лешка был непреклонен: или он поступает в этот институт, или возвращается домой. За первый год обучения надо было платить 10 тысяч долларов.
Мой план был такой. Заработки в Витькиной фирме были неплохие. Мне удавалось откладывать в месяц долларов 200–250, конечно, при жесткой экономии. Поэтому Витька и издевался надо мной, что я хожу как бомж, я действительно не могла позволить себе покупать дорогую одежду. Таким образом, к лету, когда надо было вносить деньги, у меня было бы три тысячи. Две тысячи я собиралась вытрясти из Борьки, он неплохо зарабатывал, а если нет денег, то пусть попросит у свекрови, у нее есть кое-какой антиквариат, бриллианты. В конце концов, Лешка – ее единственный внук! Итого получалось пять тысяч. А за остальные пять я собиралась продаться Витьке душой и телом, занять их у него на год и отработать помаленьку. А потом там, в Массачусетсе, поймут, какой Лешка гениальный, и дадут ему стипендию.
И теперь все полетело псу под хвост! И Лешка вернется сюда, а где он будет жить, если даже квартиру придется продать?! Я почувствовала, что плачу. Слезы текли и текли, я не могла остановиться, облегчения не было, хотелось рыдать громко и со вкусом, но я боялась, что услышит Борька за стенкой. От этой мысли мне стало еще хуже: вот, в собственной квартире даже пореветь не могу в свое удовольствие. Я разозлилась, перестала сдерживаться и зарыдала от души. Дверь открылась, Борька подошел, молча меня обнял, стал гладить по голове, а я рыдала не переставая – было очень себя жалко и удобно на широкой мужской груди.
Через какое-то время понемногу я успокоилась и заметила по некоторым признакам, что его мысли приняли другое направление, не совсем утешительное, скажем так. Я сделала слабую попытку освободиться из его объятий, он не пустил, меня охватила какая-то невесомость, он уже целовал меня в лицо, в шею… в самом деле, какого черта! Я не зазывала его к себе, не соблазняла, он все сам. И пускай его стерва там, на своей Мальте, сгорит в уголья!
М-да-а, надо признать, что за эти два года он многому научился. Все было прекрасно, но это совершенно не решает моих проблем! Но думать о неприятностях не хотелось и разговаривать с Борькой тоже не хотелось. И пока он шептал разные ласковые слова, я тихонько свернулась калачиком и заснула так крепко, как давно уже не спала.
В среду же утром на лестнице раздалось бодрое «гав-гав». Надежда открыла дверь. Симпатичный скотч-терьер стоял на площадке и хитро поглядывал на нее глазами-бусинками.
– Ой, Тяпочка, золотце, ты что – один?
– Да иду я, иду. – Соседка Мария Петровна поднималась по лестнице. – Опять лифт не работает. – Она остановилась отдышаться. – А ты что, сегодня не на работе?
– Да у нас отопление отключили за неуплату. Так что до тепла будем дома работать, раз в неделю только в институт приходить. Зарплату задерживают, так что дешевле дома сидеть, деньги на проезд не тратить.
Мария Петровна подошла поближе и, понизив голос, кивнула на дверь соседей:
– Что творится, а?
– Да, ужас!
Соседей по площадке, недавно въехавшую довольно молодую пару, вчера нашли мертвыми в собственной квартире. Мария Петровна была пенсионеркой, жила с убитыми соседями через стенку, имела массу знакомых собачников – словом, все всегда знала. Надежда хотела расспросить ее подробно не просто из праздного любопытства, поэтому пригласила:
– Заходите, Мария Петровна, кофейку выпьем.
– Да я еще не завтракала.
– Вот и позавтракаем.
– А твой-то где? – Это она про Надеждиного мужа Сан Саныча, которого она не то чтобы не любила, а немножко стеснялась.
Муж у Надежды был второй, старше ее на пять лет, то есть сейчас ему было уже за пятьдесят. Человек он был серьезный, положительный, посторонним казался даже немножко суховатым и занудливым; и, разумеется, такие простые мужские радости, как валяться в воскресенье перед телевизором в майке и старых тренировочных штанах, попивая пиво, были ему абсолютно недоступны. Дома он всегда ходил очень аккуратно, в чистой рубашке и чуть ли не в галстуке. Мария Петровна Надеждиного мужа уважала, но зайти по-соседски всегда предпочитала, когда он отсутствует.
– Да нет его, ушел сегодня пораньше.
– Ну ладно, сейчас Тяпку запру и приду.
Надеждин рыжий кот Бейсик относился к Тяпе по-соседски неплохо, хотя собак, естественно, не любил, но в собственной квартире, охраняя, так сказать, свою территорию, мог устроить скандал. Надеждин муж Сан Саныч, имея взрослого сына, невестку и внука, живущих отдельно, всю свою нерастраченную нежность перенес на кота и обожал его, по мнению Надежды, даже слишком сильно. Наглый котяра этим пользовался и абсолютно распустился.
Надежда сварила кофе, сделала бутерброды, поставила на стол вазочку с печеньем, усадила Марию Петровну поудобнее и приготовилась слушать. Долго молчать о вчерашних событиях соседка не могла, ее переполняли чувства.
– Подумай, Надя, что на свете творится, такие приличные люди и такое с собой сотворили!
– А как все случилось-то?
– Вчера утром сижу я дома, только с Тяпкой погуляла, вдруг слышу крики ужасные. Я сначала не поняла, думала, что телевизор кто-то врубил на полную мощность, а потом думаю – что же это за фильм, почему я не смотрю? Я включила, пощелкала – нет ничего похожего. А потом чувствую – за стенкой это орут.
– А что кричали-то?
– Мужской голос все больше, да ты такая-сякая, сука, да я тебя с твоим хахалем видел, да я давно все знаю, да у тебя, говорит, совести нет совсем, на кого меня променяла, а дальше совсем нехорошими словами. А она ему отвечает, что видеть его не может, осточертел он ей, и готова она хоть голая от него уйти, так он ее достал. И что в постели от него никакого толку, так по ее разговорам получается, что вообще он не мужик.
– Ну уж!
– Вот я тебе говорю все как есть! Мне так даже неудобно стало, как будто я подслушиваю, а куда денешься, если в наших домах слышимость такая! А потом там крики такие начались, она орет: «Гена, Гена, не надо, что ты, больно мне», – видно, он ее бить начал. И грохот такой, посуда бьется. Я прямо не знаю, что и делать, а потом стон раздался женский, потом возня какая-то – и все стихло.
Мария Петровна перевела дух и отхлебнула остывший кофе.
– И бежит вдруг Валентина с пятого этажа, что над ними в квартире живет. Ее с работы сократили, она сейчас с внуком сидит, а невестка работает. Звонит она ко мне прямо с ребенком на руках, что-то там, говорит, нехорошее случилось, такие крики, у меня Дениска проснулся, дома одной страшно. Послушали мы еще немного, там тишина. Она и говорит, давайте в квартиру позвоним. А я говорю, неудобно, может, там люди отношения выясняют, а мы тут припремся. Позвонила туда по телефону, трубку никто не берет. Тогда Валя звякнула им в звонок. Полная тишина в ответ. Ну что делать. Позвонила я участковому нашему Павлу Савельичу. Все ему рассказала, он говорит, подождите еще немного, я потом подойду. Пришел он где-то через час, звонил-звонил в дверь, потом Иван Иваныч из ЖЭКа подошел, замок сломали, нас-то милиция не пустила, но Павел Савельич говорит – кошмар! Она на кровати лежит зарезанная, а Гена, муж-то, – на полу. И кровищи кругом! Зарезал он ее, а потом – сам себя. Вот такая история. Прямо фильм ужасов.
– Выпейте еще кофейку, Мария Петровна.
– Спасибо, налей. Вот ты скажи мне, Надя, раз у них такие отношения были плохие, зачем им было с обменом заводиться, квартиру ремонтировать, ведь такие деньги на ремонт вгрохали! Ведь стену одну полностью сломали между комнатой и кухней, ты помнишь, выносили прямо глыбы бетонные!
– Да уж, помню.
Соседи въехали к ним недавно, сделали в трехкомнатной квартире евроремонт, что в их простом девятиэтажном доме было всем удивительно. Мария Петровна продолжала:
– И я на нее удивляюсь. Если уж так тебе плохо с мужем, что видеть его не можешь, то разводись. Детей нет, она сама зарабатывала, чего ж мучиться? А если это у нее было так, минутное увлечение, то зачем же было мужу такие слова кричать, что он в постели не мужик? Этого никто не вытерпит, вот он ее и убил.
– Да, странно все это, не похоже на них. Он такой мужчина был спокойный, вежливый, она, конечно, полегкомысленнее, повульгарнее, но тоже ничего. Молодые люди теперь рациональные, сильными страстями не живут. И вдруг – такое.
– Вот и я говорю. Всегда тишина у них; правда, конечно, в будни-то они оба на работе, а где он работал, ты не знаешь?
– Надо полагать, приличная у него была работа, раз квартиру купили и такой ремонт сделали.
– А ты, Надежда, небось и незнакома с ними была? Хоть и давно у нас в доме живешь, а с соседями не дружишь.
Надежда не стала рассказывать Марии Петровне, что с соседями новыми она была довольно хорошо знакома, что сосед, Геннадий, подвозил ее как-то по утрам на машине раза два и что она даже обменивалась с ними видеокассетами. Муж возился со своим видеомагнитофоном, как ребенок с новой игрушкой. Своих кассет у них пока еще было мало, поэтому Надежда с удовольствием согласилась меняться с соседями. Обмен был неравноценный: те давали три, а Надежда – одну. И в прошлую субботу Надежда тоже дала им кассету, и, что самое неприятное, не свою, а чужую. Муж принес с работы на несколько дней забавный фильм про животных. В понедельник Надежда пришла поздно, звонить к соседям было уже неудобно, а вчера Мария Петровна огорошила ее страшной новостью. И теперь надо было признаваться мужу, что чужая кассета пропала, потому что достать ее не было никакой возможности.
– Мария Петровна, а вы не знаете, почему они оба вчера дома были, на работу, что ли, не надо?
– Про вчера не знаю, а в понедельник я ее, Нину, встретила днем, идет такая расстроенная, руки в карманы, говорит, сумочку вырвали прямо на улице.
– Да что вы? А где же это было?
– Я не спросила, она такая расстроенная была, хорошо, говорит, что ключи в кармане были и карточка, а то и до дому не доехать, и в дом не попасть.
