скачать книгу бесплатно
– Дама! – внушительно сказала брюнетка. – Вроде с виду вы – приличная женщина, немолодая даже, а такую ерунду несете – уши вянут! Мусоропровод в доме имеется? Имеется! Стало быть, там и тараканы, и крысы! О мышах и муравьях я не говорю!
При слове «крысы» Надежда схватилась за сердце, крыс она боялась, как любая женщина, за редким исключением. Однако наглая брюнетка перешла уже всякие границы. Ладно бы просто разговаривала хамским голосом, к такому Надежда привыкла. Но она еще осмелилась назвать Надежду немолодой женщиной!
«На себя бы поглядела, – злобно подумала Надежда, – сама небось тоже не девочка, сорок-то уж точно есть! А меня в старухи записывает! Тоже мне, цветочек невинный!»
Что-что, а цветочек брюнетка никак не напоминала, больше всего она была похожа на сержанта-сверхсрочника – и прическа, и голос…
Брюнетка натянула свой шлем и ушла, что-то недовольно бурча там внутри. Надежда гневно поглядела на оставшуюся женщину и собиралась уже захлопнуть дверь, но та не дала.
– Вы знаете, она права. Вот мы сейчас мусоропровод и все в подъезде обработаем, и насекомые пойдут по квартирам. Нужно обязательно обработать все вентиляционные отверстия и под плинтусами.
– А у меня там везде сеточки от тараканов поставлены, так что они не пройдут! – гордо сказала Надежда и представила себя в солнечной Испании, сражающейся против генерала Франко. – Но пассаран! – выкрикнула она любимые слова испанских революционеров. – Они не пройдут!
Блондинка поглядела на нее удивленно, но, в общем, осталась спокойной, очевидно, при своей работе она и не такого нагляделась.
– Тараканы может и не пройдут, – миролюбиво сказала она, – а муравьи?
И Надежда тотчас смешалась. Муравьи, эти микроскопические вредные создания, были кошмаром ее жизни в собственной квартире, так что если, не дай бог, они заведутся в этой, то невестка, вернувшись, никогда этого Надежде не простит. Да в таком случае Надежда просто сгорит от стыда!
– Что же делать? – спросила она слабым голосом и распахнула дверь.
– Вот возьмите у нас порошок и посыпьте везде, в каждую щель, – блондинка протягивала пакет.
– Порошок? – в ужасе завопила Надежда. – Я не могу, у меня кот! Порошок пристанет к лапам, он будет их облизывать… ни в коем случае!
– Да что вы! – отбивалась блондинка. – Вот тут написано, что для животных он безвреден!
«Ага, – подумала Надежда, – муравьев убивает, а для котов – безвреден! Так я и поверила! Сами-то вон как разоделись, чтобы ничего не попало!»
– Ни за что, – твердо ответила она, – здоровье кота для меня важнее всего!
– Ну тогда возьмите вот карандаш, – блондинка протягивала небольшой цилиндрик в красно-черной упаковке, – смажете им вокруг вентиляционных отверстий, туда ваш кот не достанет.
Надежда подумала, что для ее кота Бейсика нет никаких преград, но перед ней встало рассерженное лицо невестки, когда она увидит на своей чистенькой кухне противных муравьев. Надежда воочию услышала все слова, которые скажет невестка, и согласилась на карандаш. Пришлось лазать по верхотуре и смазывать отверстия. В результате Надежда чуть не свалилась с табуретки, а карандаш закатился под ванну. Надежда решила там его и оставить. Время поджимало, тетка небось уже высматривает в окно племянницу, а она еще из дома не вышла.
В лифте ее осенило, что сначала следует ехать в больницу, поскольку тетка не отпустит без чаепития, а это дело долгое. К тому же тетка обязательно заметит портфель, и тогда придется ей все объяснять, а вот уж этого Надежда очень не хотела.
Итак, через некоторое время она оказалась в маршрутке с тем же номером, что и вчера, и даже водитель был чем-то похож на вчерашнего.
– Остановите у больницы! – громко крикнула Надежда Николаевна.
Может быть, даже слишком громко, потому что сидевшая рядом с ней худенькая бледная девушка вздрогнула, но маршрутка была изнутри оклеена грозными плакатами: «Говори громче – водитель глухой», «Тише говоришь – дальше проезжаешь», «Входи тихо, плати быстро, кричи громко». Водитель затормозил, и Надежда пробралась к выходу, покосившись на еще один предупреждающий плакат: «Место для удара головой». Этот плакат и сама маршрутка вызвали у нее не самые приятные воспоминания о вчерашней аварии.
В справочном окне больницы виднелась обрюзгшая тетка с выкрашенными в огненный цвет густыми, как пакля, волосами. Тетка громко разговаривала с кем-то по телефону.
– А стул? – спрашивала она озабоченным тоном. – Не жидкий? То есть как это не знаешь? Вообще нет? Ну, ты даешь! А аппетит? Не ест? Ничего не ест? Что, даже «китикет»? Как, даже «вискас»?
Надежда негромко кашлянула, чтобы ненавязчиво напомнить о своем существовании. Тетка неприязненно стрельнула в нее глазами, прикрыла трубку рукой и прошипела:
– Подождите! Видите – я разговариваю!
– Это я не тебе! – проговорила она в трубку. – Да есть тут некоторые, которым очень не терпится! А фарш сырой пробовали давать? Как, даже фарш не ест? А филе тресковое? Ну, тогда уж точно надо ветеринара вызывать! Если тресковое филе не ест, это уж ни в какие ворота!
Выслушав ответ, тетка многословно распрощалась со своей собеседницей, повесила трубку и наконец повернулась к Надежде:
– Ну?
Поскольку Надежда Николаевна несколько замешкалась, тетка повысила голос и весьма ядовито проговорила:
– То спешим, а то слова сказать не можем!
– Отчего же! Я хотела спросить о мужчине, которого привезли вчера около четырех часов после аварии.
– Фамилия! – рявкнула медсестра.
– Не знаю. – Надежда пожала плечами.
– А чего тогда интересуетесь?
– А вам-то какое дело? – не выдержала Надежда. – Вы обязаны справку дать!
– Обязана… – проворчала тетка, но тем не менее полезла в толстый журнал. – Утра или вечера?
– Что? – переспросила Надежда.
– Поступил в четыре утра или в четыре вечера?
– Вечера, конечно… какие же маршрутки в четыре утра?
– На пенсию пора, – вполголоса пробормотала тетка, листая журнал, – а все мужчинами интересуются!
– Это вы о ком? – ледяным голосом спросила Надежда.
– Не о вас, – тетка поняла, что переборщила, и поджала хвост. – Вот он, – она нашла наконец нужную запись, – больной Кулик, вторая хирургия, седьмая палата… только сейчас к нему нельзя. Состояние средней тяжести, постоянного пропуска к нему нету, так что приходите после четырех… А сейчас все равно не пустят.
– Я вещи его принесла. – Надежда Николаевна приподняла пакет с надписью «Севзапмолоко», в котором скрывался от посторонних глаз вишневый кейс Кулика. Кстати, Надежда подумала, что пострадавшему пассажиру удивительно подходит эта пернатая фамилия. Он был такой хрупкий и нездоровый…
– Вещи отдайте на склад, – равнодушно проворчала тетка, снова берясь за телефон.
Обращаться к ней за дополнительными уточнениями было небезопасно, поэтому Надежда спросила о местоположении склада пробегавшего мимо бородатого мужчину в зеленом халате.
– В подвале, – ответил тот, указав рукой направление вперед по коридору, и исчез в облаке пыли, как гоночный мотоцикл.
Надежда пошла в указанном направлении. Больничный коридор произвел на нее гнетущее впечатление: освещенный ярким голубоватым светом люминесцентных ламп, он выглядел особенно бедно и запущенно, каждая дырка на допотопном линолеуме бросалась в глаза. Навстречу попадались подозрительные личности со следами свежих травм и ушибов, заросшие трехдневной щетиной и облаченные в драные пижамы с черными больничными печатями. Причину такого внешнего вида пациентов она поняла, увидев на одной из дверей надпись: «Травматология».
Видимо, сюда привозили по «Скорой» пострадавших в пьяных драках и других подобных происшествиях.
Наконец, когда Надежда подумывала, не повернуть ли назад, она увидела многообещающую табличку:
«Склад. Оздоровительный центр «Березка».
Сочетание было какое-то странное, но Надежда продолжила движение в прежнем направлении. Вскоре она увидела дверь, на которой залихватской славянской вязью было выведено:
«Березка». Сауна, бассейн, расслабляющий массаж».
Ниже, уже без завитушек, было приписано:
«Склад. Без документов не приходить».
«Интересно, что имеется в виду под расслабляющим массажем?» – подумала Надежда Николаевна, толкнув дверь.
Она оказалась в просторном холле, выложенном дорогой полированной плиткой и уставленном низкими кожаными диванами. После рваного линолеума, которым были покрыты полы в больничном коридоре, эта роскошь выглядела как-то неубедительно. Одна из дверей, выходивших в холл, открылась, из нее вышел огромный, как платяной шкаф, мужчина с выбритой наголо головой. С двух сторон его поддерживали две пухленькие девушки в коротких белых халатах, на фоне этого «шкафа» казавшиеся особенно маленькими.
«Массажистки», – догадалась Надежда.
Одна из девиц окликнула ее:
– Женщина, а вы куда? Вы же видите – здесь коммерческий оздоровительный центр!
– Вижу, – охотно отозвалась Надежда, – а мне нужен склад!
– Ах, склад! Это вон там, внизу, – девица указала на дверь в углу холла, – только голову берегите!
Уместность последнего замечания Надежда поняла сразу же, как только спустилась по лестнице и оказалась в длинном подвальном коридоре. Потолок в этом коридоре был такой низкий, что Надежда едва не задевала его головой, да еще время от времени его пересекали металлические балки, об которые, зазевавшись, можно было здорово расшибить лоб.
«Интересно, – думала Надежда Николаевна, в очередной раз пригибаясь, – если даже я, при своем не слишком большом росте, здесь прохожу с трудом, как тут перемещаются высокие мужчины?»
Это вопрос остался без ответа. Пройдя по коридору метров двадцать, Надежда наконец увидела на двери надпись: «Склад».
За этой дверью оказалась перегородка с широким столом, как в камере хранения. По ту сторону перегородки коренастая женщина в несвежем халате рылась в большой кожаной сумке. Услышав шаги Надежды, женщина вынырнула из сумки, торопливо застегнула «молнию» и повернула к двери лисье личико с вороватыми бегающими глазками.
– Что вам, женщина? – спросила она неприятным льстивым голоском. – Сдать или получить?
– Ничего, – резко ответила Надежда.
Ей отчего-то расхотелось отдавать этой вороватой личности дорогой кожаный кейс. Сам-то чемоданчик немало стоит, а судя по тому, как волновался из-за него Кулик, содержимое должно быть еще дороже… а тут к чужому имуществу относятся, судя по всему, без всякого почтения! Проще говоря, попрет тетка чемоданчик вместе со всем содержимым и в два счета докажет потом Кулику, что никто ей ничего не сдавал. И Надежда будет иметь бледный вид, еще на нее подумают.
– А если ничего, так зачем тогда пришли? – спросила кладовщица. Льстивые нотки испарились из ее голоса, но приятнее он от этого не стал.
– Дверью ошиблась! – весьма нелюбезно ответила Надежда Николаевна и отправилась в обратный путь.
По всему выходило, что придется ей вернуться в больницу после четырех часов и отдать кейс больному Кулику в собственные руки. Истинно говорят, вздохнула Надежда, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным! Вот проявила вчера человеколюбие, согласилась взять кейс, так теперь носись с ним по всему городу как с писаной торбой!
Вера открыла глаза и недоуменно уставилась на потолок. Потолок был не тот, который она привыкла видеть, просыпаясь. У нее в комнате ржавое пятно на потолке с левой стороны дивана, а здесь – с правой. И само пятно не такое. У Веры оно напоминает двугорбого верблюда, который долго и размеренно идет по пустыне, то есть по потолку. Здесь же пятно было гораздо больше и похоже на карту какого-то материка, кажется, Африки… Вера повернулась и поняла, что диван тоже не тот. Скрипят пружины и пахнет пылью и еще чем-то неуловимо знакомым и приятным. Вера села на диване, потрясла головой и наконец вспомнила все. Она сегодня спала в бабушкиной комнате, на бабушкином старом продавленном диване. И пахло здесь бабушкиной любимой лавандой. Она прокладывала шелковыми мешочками с сушеной лавандой белье в шкафу, полотенца и шерстяные вещи. Эти мешочки назывались забытым словом саше. Бабушки нет уже больше двух лет, а Вера все никак не может выбросить ее вещи. И даже отдать кому-то жалко. Так и висят в шкафу старенькие платья и вязаная шаль. В ящике стола бабушкины очки, записная книжка, какие-то ненужные уже теперь документы, Вера никак с ними не разберется.
Вера встала и босиком подошла к окну, чтобы раздернуть плотные занавески. Пахнуло пылью, и на улице было непривычно светло. Вера взглянула на часы – так и есть, она проспала! Одиннадцатый час, а на работу ей к половине десятого! Впрочем, какая уж теперь работа… Вера прислушалась. В квартире царила абсолютная тишина. Олег давно ушел на работу. Как только в голове всплыло имя мужа, Вера скривилась, как будто проглотила сразу половинку лимона без сахара. Она осторожно высунула голову в коридор. На вешалке не висела курка Олега, а под зеркалом отсутствовали ключи от машины. Вера приободрилась и направилась в ванную. Не то чтобы она боялась встречаться с мужем, после того, как она стояла вчера в Катиной квартире над телом мертвой подруги, Вера поняла, чего на самом деле нужно бояться, просто сейчас ей ужасно не хотелось видеть Олега. Вчера они так продуктивно пообщались, Вере хватит надолго.
Вчера вечером муж встретил Веру ужасно злой. Еще бы, жена пришла позже него, да еще и не приготовила никакой еды. Вера, конечно, знала первый постулат каждой замужней женщины: пока не накормишь супруга до отвала, нечего и думать приставать к нему с любой, даже самой малюсенькой просьбой. Но в данном случае речь шла не о просьбе, а о спасении ее, Вериной, свободы, а может быть, даже и жизни. Да честно говоря, все постулаты вылетели у Веры из головы.
– Олег! – сказала она звенящим голосом, войдя в комнату. – Выслушай меня, пожалуйста, мне нужно с тобой серьезно поговорить!
– Это нельзя сделать позже? – спросил Олег недовольно. – Может, сначала поедим? Хоть пельменей сварим…
Он терпеть не мог пельмени, говорил, что ими только дешевую водку закусывают, и то не нормальные мужчины, а брошенные женами алкоголики. Так что Вера пельмени никогда не покупала и сейчас мимоходом удивилась, с чего это ее муженек так оголодал, что даже на пельмени согласен. Но она тут же отогнала эту несвоевременную мысль.
– Олег! – устало сказала она, опускаясь на диван. – У меня огромные неприятности.
– В твоем музее украли ночной горшок писателя Панаева? – язвительно осведомился он. – Или бюстгальтер его жены? Хотя в то время, кажется, бюстгальтеров не носили… Тогда, значит, панталоны?
– Не ерничай, мне сейчас не до этого! – отмахнулась Вера. – Дело в том, что я была сегодня в доме семнадцать по улице Фиолетова…
Она подняла глаза на мужа и оторопела, до того изменилось его лицо. В глазах его только на миг мелькнул страх, который тут же сменился самой настоящей злостью. Лицо покраснело, подбородок затрясся.
– Что? – вскрикнул Олег не своим, севшим голосом. – Ты была там? Кто тебе дал этот адрес?
– Никто. – Вера несколько растерялась от такой его реакции.
Она думала, что муж смутится, начнет оправдываться, и тогда она отмахнется от его оправданий и скажет, что это сейчас неважно и что они разберутся с вопросом его измены позже, потому что сейчас нужно заниматься совершенно другими делами, надо спасать ее, Веру.
– Это Милка тебе наболтала, да? – не слушая, спрашивал Олег. – И ты ей поверила, да? Да если хочешь знать, она сама на меня виды имела, так что ей просто маслом по сердцу – меня заложить!
– Какая Милка? – сама того не желая, закричала Вера. – Я знать не знаю никакой Милки!
– А от кого ты узнала? – торжествующе спросил Олег. – Только от Милки, больше не от кого! Ух, я добьюсь, что ее уволят! Надоела, стерва, донельзя!
Вера поняла, что если она сейчас же не уведет разговор от неизвестной Милки, то не выдержит и разрыдается.
– Успокойся, – сказала она. – Милка тут ни при чем, я видела тебя с женщиной у бистро «Мурена»…
– А! – Он несколько просветлел лицом и с облегчением перевел дыхание. – Так бы сразу и говорила! Так это же клиентка была, она большой заказ сделала, ну, я пригласил ее на ланч. Так полагается, понимаешь? Положение обязывает!
– Положение обязывает… – протянула Вера и поглядела на мужа.
Под ее взглядом до него очевидно дошло, что Вера видела его с дамой у дома на улице Фиолетова, стало быть, знает, что дама эта никакая не клиентка, и обед с ней имел потом продолжение. Хоть и не сразу, но муж понял, что оправданиями делу не поможешь. Как известно, лучшая оборона – это наступление. Олег тут же привел себя в боевое состояние. Снова щеки его стали малиновыми от злости, глаза загорелись. Он подошел к столу и с размаху стукнул по нему кулаком.
– Выследила? – прошипел он. – Подслушивала, кралась следом, ползла по-пластунски, подглядывала в замочную скважину? Добилась своего, вывела мужа на чистую воду! Рада теперь?
Вера вытаращила глаза в полном удивлении. С чего это ей радоваться? С того, что муж изменил?
– А ты спросила, почему я это сделал? – гремел Олег. – Ты поинтересовалась, отчего твой муж поглядел на другую?
Вера хотела сказать, что ей это совершенно неинтересно, что сейчас ее волнуют совершенно другие проблемы, она и начала-то этот разговор с другой целью. Но муж уже вошел в раж, он пер на нее как танк на блиндаж, и остановить его мог только героический боец с противотанковой гранатой, но никак не скромная сотрудница музея Панаева.
– Как мне обрыдло тут все! – орал Олег, бегая по комнате. – Как осточертело! Пыль кругом, бумажки всякие, старые кастрюли! Готовить не умеешь, вечно то недосолено, то недожарено! Завтрака не допросишься, уже привык, так еще и ужином не кормят!
Против воли Вера хотела включиться с ним в полемику. Как это – завтрака не допросишься? Да она только и делает, что по утрам готовит ему завтраки! Из-за этого на работу опаздывает! Вера вспомнила, как она утром мечется по квартире, а из ванной выходит аккуратно одетый, вымытый и выбритый Олег и с удовольствием втягивает носом запах свежезаваренного кофе. Вера ненавидит запах кофе, у нее каждый раз от него тошнота подступает к горлу. Ну что делать, такая особенность у ее организма, но ведь она преодолевает себя! И действительно, в квартире очень много книг, причем не детективов в глянцевых ярких обложках, а старых, из бабушкиной библиотеки, на них оседает множество пыли. И письменный стол у Веры забит бумагами, причем все нужные, Вера потихоньку собирает материал для диссертации и уже написала несколько статей в литературные журналы… И если муж уж так недоволен старыми кастрюлями, то взял бы и подарил Вере на день рождения набор новых и блестящих! Пускай не Цептер, если уж очень дорого, хотя почему бы и не Цептер? А Олег, между прочим, вообще не сделал ей никакого подарка, даже цветов не принес, просто сунул сколько-то денег и сказал, чтобы она сама купила себе что хочет. Она много чего хотела, но больше всего хотела бы, чтобы он сам выбрал ей подарок. Вера тогда отогнала от себя мысль, что он просто-напросто забыл про ее день рождения и вспомнил о нем только, когда увидел на столе праздничный торт. А пока Вера прикидывала, что бы ей себе купить, кончились деньги на хозяйство и пришлось тратить подарочные. Так и осталась она без подарка.
Вера очнулась от своих мыслей и смотрела на мужа. Он по-прежнему бегал по комнате и орал, некрасиво брызгая слюной. Глядя на него отстраненным взглядом, Вера вдруг заметила, какой он противный. Волосы растрепаны, глаза выпучены, рубашка вылезла из брюк. Лоб мокрый от пота, он вообще часто потел. Вера тут же опомнилась. Ведь это ее муж, ее Олег, как же она может так думать! То есть, конечно, он вел себя ужасно, но не далее как сегодня утром Вера глядела на этого человека с обожанием и готова была все для него сделать, даже варить ненавистный кофе! И, в конце концов, должна же она поговорить с ним о своих неприятностях!
