скачать книгу бесплатно
– Правду ли ты говоришь, старик?
– Я тебе ничего не говорю, это тебе колдовское зелье сказало. А я только толкую то, что ты сам видел.
Боярин отпустил старика и снова склонился над котелком.
– Не довольно ли тебе, государь? – окликнул его колдун. – Может, остановишься?
– Не мешай мне, старик! Я должен знать все… все, до конца! А ты только толкуй мне видения…
– Ну, воля твоя… говори, что ты видишь!
– Вижу, как курица клюет своего цыпленка… как овца пожирает своего ягненка… вижу, как корова гложет теленка… что сие может значить?
– Голод большой будет в твое царствование. Такой голод, какого не видывали прежде на Руси!
– Голод? Велика ли беда! Главное, что я заранее о нем узнаю, велю приготовить большие запасы… казны не пожалею, но людей от голода спасу…
Он снова склонился над волшебным котелком – и отшатнулся в испуге, вскрикнул:
– А это что?
– Что ты увидел, государь?
– Увидел лицо младенца… мальчика малолетнего… в крови, весь он в крови! И свои руки увидел – а на них кровь… что это видение значит, старик?
– Не знаю, государь мой, ничего не ведаю! – колдун отвел глаза. – Ты сам про то больше моего знаешь. Что ты там видел – это только тебе самому ведомо… только тебе самому открыто… а сейчас уходи, прощай, государь мой, оставь меня, мне помолиться нужно, замолить нужно грехи свои тяжкие… столько на моей душе грехов накопилось, что вовек не отмолить…
– Ты мне, старик, зубы-то не заговаривай! – Боярин снова схватил колдуна за ворот. – Говори, что сие видение значит! Говори толком, а не то сей же час снесу тебе голову!
– Голову снесешь? – Колдун страшно, хрипло захохотал, ловко вывернулся из рук боярина, выпрямился во весь рост и вдруг стал вдвое выше самого боярина, вдвое выше любого человека.
Голова его уперлась в потолок землянки, он согнулся, нависнув над боярином. Лицо его осунулось, обтянулось сухой желтой кожей, а потом и вовсе превратилось в череп с пустыми страшными глазницами.
– Голову снесешь? – прошамкал череп безгубым ртом, и тут же колдун сам оторвал свой череп и швырнул его под ноги боярину.
Череп подкатился под ноги Годунова, сверкая черными провалами глазниц, открыл рот и прохрипел:
– Голову снесешь? – И дикий, отвратительный хохот заполнил всю землянку.
Боярин в ужасе вскрикнул, вылетел из землянки и побежал прочь, не разбирая дороги, спотыкаясь, крестясь на ходу и бормоча слова молитвы.
И бежал так, пока не выбежал на проезжую дорогу…
– …а еще есть навзрыд-трава, – бормотала бомжиха, – она растет на помойках позади круглосуточных магазинов, и собирать ее нужно непременно по понедельникам, тогда же, когда стеклотару. Если кто ту траву заварит с чабрецом и мятой да выпьет – ему непременно будет прибавка к пенсии…
«Господи, что я слушаю! – подумала Ирина, с отвращением глядя на Лялю. – Бред какой-то! Ничего я здесь не узнаю, только время впустую потрачу. Нужно скорее уходить, а то еще подхвачу от нее какую-нибудь заразу!»
– А еще есть трава-кровохлебка… – не унималась Ляля. – Если ее к ране вовремя приложить – кровь тут же остановится. Только ей никто ту траву к ране не приложил, вот она и померла, болезная! Померла, несчастная!
– Кто помер? – машинально переспросила Ирина. – Про кого это ты говоришь?
– Дык, она же! Та самая бабка! – ответила Ляля убежденно. – Вот тут она как раз лежала, а вокруг нее – крови целая лужа!
Ляля показала на асфальт под ногами Ирины.
– Прямо даже удивительно, сколько в одном человеке крови может быть! Целая, говорю, лужа натекла! Если бы ей тогда траву-кровохлебку приложили – все бы, может, и обошлось, но где же ее взять, кровохлебку? Тут-то, в городе? Она ведь, трава эта, только по старым дорогам растет, по которым больше никто не ходит и не ездит, и собирать ее нужно непременно после грозы… ох, и люблю я грозу, особенно если в начале мая… когда весенний первый гром…
– На этом месте кого-то убили? – Ирина попыталась вернуть бомжиху к интересующей ее теме.
– Ну да, а о чем я тебе толкую? Вот на этом самом месте… вот прямо где ты сейчас стоишь…
Ирина невольно отступила в сторону.
– А когда это случилось?
– Известно – когда. В прошлый вторник…
– Точно – во вторник? Двадцатого? Ты ничего не путаешь? Подумай хорошенько, Ляля!
– Насчет того, двадцатого или другого какого – это я не скажу, врать не буду, а что во вторник – это точно!
– Почему ты так в этом уверена? – недоверчиво переспросила Ирина. Она сомневалась в достоинствах Ляли как свидетеля.
Ляля наверняка не знала, какое сегодня число и даже какой год, откуда же она так точно знает, какой тогда был день недели?
– Потому уверена, – отвечала бомжиха рассудительно, – что по вторникам нам возле Пяти углов одежку раздают благотворительную, и я как раз оттуда шла. Кофту мне хорошую дали, теплую. Натуральная кофта, чистая шерсть.
– И где ж та кофта? – Ирина с насмешкой показала на засаленный костюм бывшего фиолетового цвета. – Пропила уже? Или, может, потеряла?
– И ничего не пропила, – насупилась Ляля, – у меня привычки такой нету, чтобы хорошую вещь пропивать.
Она приосанилась и поучительным тоном проговорила:
– К одежде надо трепетно относиться, об ней надо заботиться. Чистить ее надо, не кидать на пол комом мятым. Тогда она тебе тем же отплатит, поможет тебе в трудную минуту. Платье так сядет, что все недостатки скроет, пальто обычное так запахнется, будто оно от самого «Диора». А вот если будешь к одежде пренебрежительно относиться, мять да пачкать – то она тебе обязательно отомстит. В самый неподходящий момент подол оторвется, да и провиснет. Или лямка у бюстгальтера лопнет. Что колготки поползут, я уж и не говорю.
– Пуговицы опять же… – машинально поддакнула Ирина, – или молния застрянет…
Она поразилась Лялиным рассуждениям. Надо же, никак от нее такого не ожидала… Вроде бы рвань рванью, а туда же, об одежде рассуждает. И ведь все правильно говорит.
Ирина с детства была приучена к порядку, оттого Гошка так и раздражал ее своей неряшливостью и жутким пофигизмом.
Вспомнив про Гошку, она расстроилась. Вот ведь, человека нет, говорят, о мертвых нужно помнить только хорошее, а она о нем только плохое вспоминает.
– Так что кофту ту я припрятала, чтобы на выход надеть, – сообщила Ляля.
«На выход? – удивилась Ирина. – Ну, надо же! Куда этой Ляле еще выходить?»
Но вслух ничего не сказала.
– Вот, значит, иду я оттуда, где вещи раздают, и смотрю – женщина упала, как раз вот на этом месте, и кровь вокруг… кровищи было – ужас! И машина та – прямо как кровь!
– Машина? – ухватилась Ирина за последнюю Лялину реплику. – Какая машина?
– Я же говорю – красная, как кровь! А травы-кровохлебки никто к ране не приложил, вот она и померла. Эти-то когда приехали, на «Скорой», она уже мертвая была… Совсем как есть мертвая, живые так не лежат. По живым-то видно, как им лежать неудобно да холодно, а мертвым – все едино, хоть жар, хоть холод, хоть под ними гвозди, хоть перина пуховая… уж Ляля знает…
– Нет, постой, что ты говорила про красную машину? При чем тут красная машина?
– Как это – при чем? Он же в этой машине сидел, который ее убил. Выстрелил – и сразу уехал, только его и видели… а еще есть трава-ворожея, если ее под подушку положить, непременно вещий сон приснится, и ты все узнаешь, что было и что будет, и даже чего отродясь не было… если бы эти, что потом приехали, положили эту траву себе под подушку – они бы непременно узнали, кто ту женщину убил. Но только где же они ее достанут? Она ведь только под виселицей растет, а где сейчас найдешь виселицу? Они вместо этого стали людей спрашивать – кто что видел. А никто ничего и не видел, одна Ляля видела. Потому как все люди спешат, торопятся… ничего не замечают. А куда торопятся? Все равно дальше кладбища не убежишь. Им бы у Ляли спросить…
– А они не спросили?
– Не, не спросили! Им с Лялей разговаривать неохота, они Лялю вообще не замечают, как будто ее нет, как будто она не человек. А вот ты со мной поговорила, и я тебе все рассказала, что знала да что видела. И даже про травы всякие. А вот ты еще его спроси, он тоже может тебе много чего порассказать…
Ляля показала пальцем куда-то за спину Ирины.
Ирина обернулась, но позади нее не было никого, заслуживающего внимания – только озабоченные, спешащие по своим делам пешеходы. Да еще черный кот, который сидел возле водосточной трубы, сосредоточенно вылизывая заднюю лапу, как будто находился не на оживленной городской улице, а в тихом провинциальном дворике.
Уж не его ли имела в виду Ляля?
С нее станется…
Ирина повернулась к Ляле, чтобы попросить у нее пояснений, но той уже не было в пределах видимости. Вроде бы только что сидела вот здесь со своим скарбом – и нету ее, ни сумки, ни коробочки, и даже запаха не осталось.
Ирина удивленно огляделась.
Не привиделась ли ей эта колоритная личность? Не померещился ли удивительный разговор? А что – день сегодня жаркий, прямо как летом, душно, парит, перед грозой, что ли…
Да нет, не может быть, никогда с ней такого не случалось. Только что она разговаривала с Лялей и узнала от нее, что на этом самом месте двадцатого мая, в тот самый день, о котором расспрашивал ее следователь Дятел, убили какую-то женщину.
И, по Лялиным словам, убийца стрелял из красной машины. Из машины цвета крови…
А по документам цвет ее собственной «Мазды» так и называется – «бычья кровь»…
Теперь понятно, почему следователь Дятел заинтересовался ее «Маздой»…
Хотя… мало ли в городе красных машин? Почему именно ее машина так заинтересовала следствие?
Ладно, надо уезжать отсюда, ничего она больше не выяснит, только себе навредит.
Ирина шла по проспекту, задумавшись, – и вдруг она почувствовала какой-то смутно знакомый запах.
Резкий, неприятный запах. Запах зверя. Запах крупного, опасного хищника. Точно такой же запах она ощутила, когда после командировки в первый раз оказалась в своей машине…
Ирина вздрогнула и обернулась.
Рядом с ней шел мужчина средних лет с желтовато-смуглым лицом и узкими рысьими глазами. Встретившись с ней взглядом, он прошипел, почти не открывая рта:
– Иди вперед, не поворачиваясь и не оглядываясь! Иди, я сказал, не пялься!
Ирина хотела возмутиться, хотела ответить ему резко и решительно, но во рту у нее неожиданно пересохло, язык прилип к небу, и даже дышать ей стало тяжело. С трудом вдохнув, она смогла выдавить из себя только одно слово:
– Почему?
– Вот почему! – узкоглазый незнакомец положил ей руку на талию, словно ласково приобняв, а другой рукой дотронулся до левого бока.
Ирина дернулась было, но почувствовала легкий укол. Она скосила глаза влево и увидела, что в руке незнакомца зажато маленькое шило с тонким, как швейная игла, жалом.
– Дернешься – и тебе конец. Я воткну шило тебе в сердце. Мгновенная смерть…
Ирина почувствовала, как кровь отлила от лица. Ноги у нее стали ватными, и она едва не упала. Не упала она только потому, что ужасный незнакомец поддержал ее.
Она огляделась.
Вокруг по-прежнему текла человеческая река. Десятки, сотни человек спешили куда-то по своим делам, и никому не было до нее дела. Да ее просто никто не замечал. Точнее, замечали на мгновение, потому что она стояла у многих на пути, и ее приходилось обходить.
Ирина увидела себя со стороны. Себя и своего страшного узкоглазого спутника.
Мужчина и женщина стоят рядышком, мужчина заботливо обнимает свою спутницу – а что она бледна, как полотно, так этому может быть множество причин. Ну, голова у нее закружилась от духоты, сегодня и правда душно, наверное, гроза будет. Или вообще беременная… (тьфу, чтоб не сглазить…)
– Иди вперед! – повторил узкоглазый.
– Я… я не могу! – пролепетала Ирина, с трудом справившись со своим голосом.
– Жить захочешь – сможешь! – И он ощутимо кольнул ее в бок кончиком шила.
Он вскинул голову и посмотрел по сторонам – так хищная птица оглядывает окрестности в поисках добычи.
Ирина взяла себя в руки – и действительно сделала один шаг, и еще один, и медленно пошла по проспекту.
– Так-то оно лучше! – прошипел узкоглазый удовлетворенно. – Теперь налево…
Она послушно свернула – и тут же оказалась перед запертыми железными воротами, которыми была перекрыта ведущая во двор арка. В этих воротах имелась небольшая калитка. Она тоже была заперта на кодовый замок.
– Здесь закрыто! – вполголоса констатировала Ирина, почувствовав странное злорадство.
– Закрыто – откроем! – Узкоглазый скользнул свободной рукой по замку, и он с негромким щелчком открылся.
Узкоглазый втолкнул Ирину в калитку и шагнул следом, по-прежнему прижимая кончик шила к ее боку.
Они оказались в узком дворе, заросшем сорняками. В углу двора был железный бак для отходов, на котором сидел облезлый кот с драным ухом. Узкоглазый подтолкнул Ирину к этому баку. Глаза его вспыхнули недобрым тусклым огнем.
В этих глазах Ирина увидела свою смерть. Эта смерть была настолько близка, настолько неизбежна, что Ирина даже не испугалась – она только огорчилась, что умрет в этом грязном, запущенном дворе, рядом с переполненным помойным баком, и единственным свидетелем ее смерти станет облезлый дворовый кот… И небось, пихнет ее тело этот злодей прямо в бак, а там воняет… Тут Ирина сообразила, что ей уже будет все равно, и покорилась судьбе.
Узкоглазый поднял руку с шилом.
Ирина попятилась – но отступать ей было некуда, за спиной у нее был тот самый бак для отходов. Она выдохнула и собралась закрыть глаза, чтобы больше не видеть страшное узкоглазое лицо, вообще ничего не видеть…
И в это мгновение за спиной убийцы промелькнула какая-то стремительная тень, и что-то большое и, наверное, тяжелое опустилось на его голову.