скачать книгу бесплатно
– Жалую! Жалую! Молод ты, боярин! Молод и пример мой принял, я вижу. Токмо не все поняли того, что за Родину лили кровь Шереметев, Меншиков, Апраксин и били наголову тех, от кого переняли свой наряд, от которых научились многому и хорошему! Потому и вызвал тебя! Просьба есть у меня к тебе! Исполнишь? Доверие мое не обманешь?
– Клянусь! Клянусь, отец и воевода, буду только Родине служить и жизни не пожалею!
– Похвально! – Петр усадил Никиту за стол, заваленный картами и чертежами, документами и макетами маленьких иноземных галер и галиотов. – Знаешь, наверное, положение дел наших на Балтике? Несмотря на победы наши, флот вражеский славится силою! Я два раза предлагал мир Карлу, королю шведскому: сперва по необходимости, а потом по великодушию. Теперь же исторгну его у шведов силою!
Царь был возбужден и взволнован, это передалось и Никите.
– И сим повелеваю тебе, – продолжил Петр, – быть в Балтийском море и по прибытии в Ништадт, место мирных переговоров, находиться в услужении барона Остермана. Его глазами и ушами будешь! Надежу на тебя возлагает он, по моему совету, – царь внимательно посмотрел в голубые глаза Никиты. «Тверд мальчишка и храбр! Таких нам надобно воспитывать!» – думал он.
И, сопроводив Никиту рекомендацией и письмом, попрощался.
– Смотри, Никита, не посрами имя деда своего и отца!
– Служу царю и Отечеству!!! – с великой страстью крикнул Никита и, повернувшись на каблуках, вышел.
Петр глядел юноше вслед и вдруг вспомнил своего сына, Алексея непутевого. Тяжко стало царю, часто думал он о сыне, не принявшем все науки царя и отца по наущению матери своей.
Войдя в прохладную церковь, Петр пал на колени пред святыми образами и молвил:
– Благодарю Тя, Господи, что сподобил меня пожать плоды моих усилий! Сердцеведец! Ты зрел чистоту моих помыслов и благославил мои начинания. Свет наук начинает озарять Тобою вверенное мне царство. Трудолюбие и довольство проявляются в хижине земледельца. Суд и законы заменяют произвол. Боже, сыплющий щедрою рукою блага по земле, осени мя Твоею мудростию на предлежащем мне пути, укрепи силы мои на труд, мне предназначенный, вознеси и возвеличь Россию в походе будущем и дай врагам моим ума и терпения!
Почувствовав облегчение, царь вышел из храма и направился к своим полкам.
Никита, подъехав к дому на лихом вороном жеребце, кинул узду стремяному и радостно вошел внутрь.
– Матушка! Ольга! – закричал он. Встревоженные женщины выскочили в светлицу вместе с горничными и служанками.
Татьяна, узрев на челе сына родного волнение, схватилась за сердце.
– Чуяла, знала, что не кончились беды мои! Сына, Никитушку, на войну! Вот и снам моим разгадка! – причитала она, пока Никита делился радостной для себя новостью с Ольгой, кузиной своей и зазнобой.
Наконец, отстранив от себя рыдающую Ольгу, Никита подошел к матери и, тихо опустившись на колени перед ней, сказал:
– Посылает меня Петр на войну со шведами. Матушка, благослови и ты! Почестями обещал осыпать, как вернусь! Но не за них иду с войной! За деда, за отца своего. Не будет им совестно за меня на небесах! Все сделаю, а не посрамлю святое для меня имя!
Он прикоснулся губами к руке матери. Та лишь беззвучно залилась слезами горькими. А за ней и Дуня, и все женщины, находившиеся в доме, зашлись плачем. Никита гордо выпрямив спину, крикнул:
– Неужель хороните кого?! Что запричитали, как отпеваете? Я хозяин и засим приказываю – молчать и готовиться к моему отъезду! Да поживее!
Вмиг разбежались все, как мыши по норам. Суров оказался молодой Преонский. Суров и грозен. Впервые челядь увидела в нем настоящего воина и хозяина.
На кухне прислуга обсуждала участь Никиты и горе Ольги и матери его.
– С лица Никитка наш – Кузьма Петрович покойный, Бог даст, и норовом пойдет в него, – заметил старый Лука, в бывший управитель дома Преонских. Многие с ним согласились.
– Дед все-таки ему родный, – проворчала стряпуха Варвара.
Сгущались над городом уже сумерки, когда наконец-таки Никита и Ольга остались одни.
– Никита, – обратилась к нему Ольга, – и надолго ты едешь?
– Я все-все тебе расскажу, когда ночью встретимся в саду, хорошо? – он подошел к ней поближе и принялся теребить ее непослушный локон. Она слабо отстранилась от него.
– Ты же знаешь, что матушке не по нраву встречи наши, – ответила она, ускользая из его рук.
– Не переживай! Матушка знает о том, что родство наше дальнее, и мы можем обвенчаться, просто за нас переживает. Молоды мы еще для нее. Да на глазах растем, вот и мучает себя. Ей бы легче было, если бы мы просто поженились.
Не успела Ольга ответить, как в комнату влетел запыхавшийся гонец от гоф-лейтенанта Преображенского полка. Никита и Ольга в недоумении смотрели на него. Наконец он, отдышавшись, произнес:
– Гордон приказал создавшимся отрядам начать сборы на Переяславском озере! Завтра утром!
Никита смотрел то на гонца, то на Ольгу. Вошла мать Никиты и, утирая глаза платком, приказала накормить гонца и готовить Никитины вещи.
Пока челядь, сбиваясь с ног, выполняла приказания Татьяны, Никита увел Ольгу в сад.
– Так много хотел сказать тебе, а сейчас будто все слова растерял, – он переминался с ноги на ногу, – но, Ольга, верь мне, что обещание свое я сдержу и когда вернусь, мы обязательно обвенчаемся.
Ольга строго смотрела на Никиту, как бы проверяя, верит ли он сам в то, что говорит.
– Что ты так смотришь? Аль не веришь, что жениться на тебе хочу? – спросил он.
Ольга ничего не ответила, а лишь пошла по садовой дорожке, все ускоряя шаг. Никита, вспомнив думу свою, кинулся вслед.
– Обещай! Обещай, что дождешься! – с жаром произнес он. – И я обет даю не забывать тебя. И еще: колечко наше родовое у себя храни, – он снял перстень с пальца и протянул Ольге.
– Как же, Никитушка, тебе ведь его носить надлежит! Нельзя мне его брать! – Ольга совала перстень обратно в руки Никиты. Он силою разжал ее кулак и надел колечко на пальчик.
– Это и твое тоже, а вдруг со мной что случится, отдашь его детям своим, как дед завещал! – он отошел от нее и, взглянув на Ольгу в последний раз, прошептал:
– Прощай!
А она лишь стояла, и слезы, хлынувшие из глаз, скатывались по щекам и падали на каменные плиты аллеи. С тех пор носила Ольга кольцо в кармане нижней юбки и никогда с ним не расставалась.
Глава 8
Когда король Швеции убедился в том, что русские полки наносят его стране серьезный урон, он сам предложил мир России. Петр согласился и послал в финляндский городок Ништадт тайного советника Остермана, к которому и был приставлен Никита.
Долго упрямились шведы, надеясь на помощь англичан, но терпение русского царя кончилось, и он приказал флоту выступать. Никита в числе первых, кого Остерман сам благославил на этот поход, бросился выполнять это важное дело во благо России.
Остерман славился своим умом и удалью, был лучшим дипломатом петровского двора, и потому служить у него считалось большой честью.
* * *
– А леса на наши похожи, – сказал Сергей Шустров – одногодок Никиты, самый смекалистый, славившийся храбростью, которая граничила у него с безумием.
Но была в его характере и еще одна черта. Он был самым веселым из отряда Никиты. Шустров был известен тем, что сочинял колкие стишки про своих друзей и врагов. Ему часто за это влетало и по этому случаю было дано ему прозвище Перевертыш. Он мог доводить бывалых солдат от слез до смеха, но в ту же минуту, получив приказ, становился самым серьезным и храбрым солдатом и был уже далеко, выполняя поручения, когда его друзья и однополчане еще отходили от его очередной шутки.
В отряде Остермана Сергей и Никита были самыми молодыми, потому они сразу сдружились. Сергей принимал и понимал шутки, порой совсем не безобидные, взрослых сотоварищей, так как сам мог выдать такое, что другим ничего не оставалось, как махнуть на него рукой, а вот Никите приходилось туго. Военному делу он посвятил себя сознательно, но вот в общении с однополчанами Никита часто попадал впросак.
С отрочества его учили выполнять только приказы командиров, но тут он столкнулся с неожиданными трудностями. Сначала все только и делали, что не допускали Никиту к делу, постоянно издеваясь над его происхождением.
Остерман, под руководством которого уже находилось более пяти тысяч человек, не всегда мог контролировать жизнь своих гвардейцев. Он передал отряд, в котором состоял Никита, угрюмому и прославившемуся в боях отвагой и храбростью Борису Николаевичу Калинину.
Никита как раз хотел помочь Сергею напоить лошадей, когда подошел Мишка Листов, который был на пять лет старше Никиты, и ядовито произнес:
– Зачем же вам, граф, ручки марать, давайте уж я выполню приказ Калинина.
Мишка Листов был влюблен в Ольгу Преонскую, и когда его отец заслал сватов в дом Татьяны, Никита заставил и Ольгу, и мать отказать Мишке. И теперь тот поставил для себя целью сделать жизнь Никиты невыносимой.
В тот момент не было рядом Сергея, иначе он бы нашел, что ответить задире. Гнев охватил Никиту:
– Я с восемнадцати лет служу царю и Отечеству, а ты, как я посмотрю, в мои года об этом и не помышлял. Ты только думал, как бы под бочок девке какой молодой привалиться…
– Что?! – перебил его Мишка. – Ты, сопляк! Ты еще пороху не нюхал, а меня неспособностью попрекаешь?
Никита бросил поводья на землю и, подойдя вплотную к Мишке, смотрел ему прямо в глаза. Мишку никто и никогда не смог бы обвинить в трусости, но холодный и тяжелый взгляд Никитиных глаз сковал все тело Листова, он даже пальцем шевельнуть не мог. Минутная и зловещая тишина повисла над головами двух молодых людей. Казалось, что все звуки в лесу стихли, ожидая конца этого действа.
– Никита-а-а! – послышался голос Сергея. Этот крик разбудил наконец все вокруг. Зашелестели листвой чужие деревья в чужом лесу. Затрещали и зашумели на все лады его обитатели.
Мишка первым отвел глаза. Никита, круто развернувшись в другую сторону, собрал поводья и повел лошадей к реке. Внезапно он остановился. Каким-то вторым чутьем он знал, что Мишка стоит позади и сверлит его взглядом, полным ненависти.
– Никогда, слышишь, никогда не смей переходить мне дорогу! – обернувшись, тихо и зло проговорил Никита.
Мишка в ответ процедил:
– Это мы еще посмотрим!
С тех пор Никита навсегда затаил злость и ненависть на Листова.
Сергей встретил его радостными криками:
– Никита, здесь столько рыбы! Ой! Наши «подруги» сейчас ее и расшугают.
Их «подруги» – лошади – огромным и шумным табуном вошли в реку. Сергей, взглянув на друга, враз изменился в лице.
– Ты что такой невеселый? Опять с этой Блохой поссорился? – Мишке Листову, отличавшемуся маленьким ростом, досталась эта кличка от Шустрова.
Сергей знал о натянутых отношениях Мишки и Никиты, но Никита попросил друга не вмешиваться в это дело, объяснив, что личные свои дела он уладит сам. Но Сергея было не остановить, и он придумал для Мишки такую шутку: «В шведской чаще лесной дружит Мишка со блохой, у него одна подруга, и живется им не туго». Об этом знал только Никита, и они частенько напевали вдвоем эту песенку, когда Листов был неподалеку, но старались, чтобы Мишка ничего не услышал.
– Нет, Сергей, все нормально, давай загонять лошадей. Нужно быть наготове, скоро Калинин пожалует, – Никита обошел мирный ряд лошадей и принялся сгонять их на равнину.
Пред вечерними сумерками прискакал Калинин и приказал собирать полк для дальнейшего похода.
– За предстоящую ночь нам надо добраться до Умео и расположиться у речки Уме-Элье.
Солдаты жадно ловили каждое слово. Им уже не терпелось оказаться в городе и усмирить непокорных шведов.
Добравшись в три утра до речки Уме-Элье, Калинин вызвал к себе Преонского, Шустрова, Листова и еще шесть человек.
– Я собрал вас здесь не просто так, ваш отряд под предводительством Преонского должен произвести разведку по берегам Уме-Элье до Веннеса, не доходя до Умео. Мы знаем о положении шведов на данный момент, так что зря рисковать и доставать языка не надо. Это приказ! Выступаете через четверть часа.
В этот момент Листов упал в обморок. Все девять человек вместе с Калининым в недоумении смотрели на неподвижного Мишку, распластавшегося на полу.
– Что это такое? – наконец спросил Калинин. Теперь все смотрели на Калинина, но ответить не могли.
– Поднять! Живо на лавку и лекаря! И узнайте, что с ним! Преонский, останься, – скомандовал он. Все врассыпную кинулись из землянки Калинина.
– Тебе придется искать замену и быстро, – сказал Калинин. В дверь землянки постучали.
– Входи, входи! – Калинин думал, что это лекарь, но вместо него вошел его сын Димитрий.
– Разрешите доложить!
– Ну?
– Я знаю, что с Листовым, у него падучая, но приступы бывают редко, – напыжившись, как индюк, Димитрий смотрел то на Преонского, то на Калинина.
– Откуда знаешь? – спросил командир.
– Сам сказывал!
– Хорошо, что хоть тебя предупредил. Ох, беда мне с вами.
Лекарь привел Листова в чувство и удалился. В землянке Калинина остались только трое.
– Ты, Миша, останешься здесь, – устало сказал Калинин. Листов с ненавистью посмотрел на Преонского, – а Никита найдет тебе замену, ну не расстраивайся ты, – сказал Калинин, видя, как изменился в лице Листов, – это на время. Отлежишься немного, потом выступишь вместе с нами. Ты, Никита, ступай собирать ребят. Бог в помощь!
– Gott mit uns![1 - С нами Бог! (нем.)] – громко ответил Никита и вышел. Калинин знал, что это любимая поговорка Остермана, и поэтому лишь улыбнулся в ответ, вспоминая бравого вояку.
Все знали, что Преонский был любимцем Остермана, который недавно стал пользоваться еще большим уважением Петра. А способствовал этому следующий случай: государь выдал ему сто тысяч червонцев на подкуп шведских уполномоченных, Остерман употребил всего десять, а девяносто возвратил обратно казне. Это пришлось по сердцу Петру, который всегда берег государственное достояние и строго наказывал казнокрадов. Такое отношение к делам его начальника благотворно влияло на Никиту, которому Остерманом была обещана хорошая служба и устойчивое положение при дворе.
* * *
Листова отправили в лазарет и на время забыли о нем, что было ему на руку. Выбравшись из лазарета, он окольными путями решил пойти следом за отрядом. Эта упорная настойчивость в деле иногда подводила его.
– Чем Преонский лучше меня? – спрашивал сам себя Мишка. Но с каждым шагом ему становилось все хуже и хуже.
«Наверно, надо немного отдохнуть и набраться сил», – подумал он и свалился под огромное раскидистое дерево.
Голова раскалывалась, казалось, что в затылок кто-то с мучительным остервенением вбивает сотни гвоздей.
Он решил немного притупить боль грибами, растущими на коре старых деревьев. Об этом старом способе часто рассказывала ему его бабка.
Тем временем отряд Преонского медленно и осторожно пробирался сквозь тернистый угрюмый лес. По пути им встретились обходные разведчики Голицина, которые шли с донесением к Калинину. Их было трое, один из них был отцом Мишки Листова – Виктор Тимофеевич Листов. Дороги они не знали и поэтому попросили помощи у Никиты.
– Сергей, – обратился Никита к своему другу, – у Листова срочное донесение к Калинину, потому ты должен его проводить в лагерь, а я с другими пойду дальше, – и, видя, как нахмурился Шустров, продолжил: – Это приказ!
Листов-старший, в свою очередь, оставил своих людей в отряде Преонского и вместе с Сергеем двинулся в лагерь Калинина.
