скачать книгу бесплатно
Моя жена Любовь Орлова. Переписка на лезвии ножа
Григорий Васильевич Александров
Мемуары великих
Мэтр нашего кинематографа, создатель фейерверка советских кинокомедий «Веселые ребята», «Цирк», «Волга-Волга», Григорий Александров начинал свою карьеру помощником великого Сергея Эйзенштейна. Вместе снимал знаменитый на весь мир фильм «Броненосец «Потемкин». Режиссеров связывали долгие творческие и личные отношения, по поводу которых ходило немало кривотолков. Впоследствии их пути разошлись, и Александров «поставит точку» на подаренном Эйзенштейну буклете «Веселых ребят»: «Дорогому Учителю, учившему меня другому». Г. Александров был обласкан властью, его любил и поддерживал Сталин, но вокруг имени одного из немногих режиссеров, русских по национальности, плелись козни. В штыки встретила критика его «Веселых ребят». Картина была запрещена, пока не вмешался Горький, который помог организовать просмотр новой кинокомедии членами Политбюро. Эта книга, основанная на подлинных документах эпохи, с трудом добытых и уцелевших по счастливой случайности, во многом проясняет атмосферу закулисных интриг советского киноэкрана. Уникальны редчайшие, чудом сохранившиеся фрагменты переписки Александрова с его женой и музой – звездой советского кино Любовью Орловой.
Григорий Александров
Моя жена Любовь Орлова. Переписка на лезвии ножа
© Сааков Ю. С., составление, 2014
© ООО «Издательство Алгоритм», 2014
От «Броненосца “Потемкин”» до «скворца и лиры». Григорий Александров – почти 60 лет переписки (Вместо предисловия)
Архива Григория Васильевича Александрова как такового не существует.
В отличие от других, более радивых, наследников советских киноклассиков, издавших собрания сочинений Михаила Ромма, Сергея Герасимова, Ивана Пырьева, Григория Козинцева, – александровские палец о палец не ударили, чтобы сделать нечто подобное.
Ладно – наследники, но и созданная в свое время комиссия по литературному наследию Александрова не проявила здесь особого энтузиазма, во всяком случае, следов ее работы не существует.
В результате от архивов Александрова и Орловой осталось только то, что сумели сохранить люди, с которыми они общались по жизни и искусству. Особенно в этом смысле богат архив С. Эйзенштейна, работавшего с Александровым в течение десяти лет.
Но даже эйзенштейновское, сравнительно богатое собрание писем Александрова не позволяет их выстроить по наиболее желательному в таких случаях принципу: «вопрос – ответ». Что уж говорить об александровских «следах» в архивах других его респондентов.
В довершение ко всему некоторые из них вообще «позакрывали» свои архивы в РГАЛИ на неопределенные сроки. И если переписка Александрова с «закрытыми» Д. Шостаковичем и С. Прокофьевым, И. Эренбургом и Н. Тихоновым носит в основном поздравительный характер, то его письма к А. Довженко и Ю. Солнцевой наверняка более содержательны. Особенно если это касалось работы А. Довженко над «Мичуриным» в бытность Г. Александрова худруком «Мосфильма», когда последний, по его признанию, разрывался между защитой А. Довженко от его оппонентов, творческих и научных, и попыток склонить режиссера хоть к какому-то компромиссу.
Как бы то ни было, собранные в этой книге 300 писем Александрова, а также написанных ему, прослеживают в какой-то степени жизнь и творчество первого советского комедиографа на протяжении почти 60 лет. Особенно «плодовит» в этом смысле заграничный период: с 1929-го по 1932 г. (100 писем – 1/3 всей переписки!) Это естественно: оказавшись вдали ото всех, с кем связывали его на Родине жизнь и работа, режиссер ведет интенсивную переписку и сам тому удивляется: «Никогда не думал, что могу писать так много».
Но даже в этот загранпериод, не говоря уже о других, александровская переписка сохранилась, к сожалению, «в одни ворота». И мы уже никогда не узнаем, с каким сценарным предложением обратился к режиссеру в 50-х годах возмущенный его молчанием на этот счет Юрий Олеша или что, кроме новогодних поздравлений, писал ему Чарли Чаплин…
Любовь Орлова и Григорий Александров в Ессентуках во время выхода на экраны фильма «Цирк». Июль 1936 г.
Особое сожаление вызывает интимная переписка Григория Александрова и Любови Орловой. Те жалкие крохи из нее, которые удалось зафиксировать нам или запомнить другим, конечно, не в счет. А то, что, якобы в отместку Орловой, было уничтожено третьей женой кинорежиссера – его бывшей невесткой (по рассказам «очевидцев», ее ненависть к Любови Петровне была вызвана отношением актрисы к своему пасынку и его сыну – александровским сыну и внуку), уже не вернуть. Кстати, жена-невестка была еще и секретарем комиссии по литнаследству Александрова, так что ее действия в этом смысле непонятны, даже противозаконны. Хотя уничтожала она александровские бумаги, как выяснилось, выборочно. И по свидетельству журналиста Феликса Медведева, большого любителя таких раритетов, предлагала ему за определенную мзду несколько писем Л. Орловой к Г. Александрову. Предельно, как она утверждала, «личных».
…Впрочем, что теперь жалеть… При особом желании можно, конечно, поднять и другие архивы, если они еще сохранились. Бывшего, например, Института марксизма-ленинизма, куда Александров посылал совершенно одиозный запрос о возможности встречи своего героя, композитора М. Глинки, с К. Марксом и Ф. Энгельсом в Европе. Институт, правда, оказался на высоте и полностью исключил такую «счастливую» возможность. А уж потом, когда Александров увлекся «Лениным в Швейцарии», он вообще не вылезал из этого учреждения, согласовывая с тов. Обичкиным, его шефом, любую деталь в облике вождя-эмигранта. Вплоть до его знакомства и чуть ли не дружбы с молодым Б. Муссолини.
Можно еще поднять архив бывшей Академии общественных наук, где профессор Г. Александров просвещал по части кино таких столпов мирового коммунизма, как Г. Димитров, М. Торез, П. Тольятти, и поражался прилежности своих именитых учеников.
Можно поинтересоваться перепиской, пусть даже деловой, президента Общества «СССР – Италия», если она сохранилась, в архивах того, что называлось ССОДом («Союз советских обществ дружбы с заграничными странами») и размещалось, и размещается, сменив вывеску, в морозовском особняке на Арбате. Именно там когда-то, в театре Пролеткульта, Г. Александров ходил по проволоке в спектаклях С. Эйзенштейна.
Есть, в конце концов, и вгиковский архив, где в течение пяти лет преподавал Григорий Васильевич Александров. Наконец, архив Бакинской киностудии, где он был худруком в годы войны…
Все это, повторяем, возможно, но на это потребуется масса времени и средств. Настоящая книга – первый опыт такого издания, в котором, нам кажется, в достаточной мере раскрываются жизнь и личность выдающегося мастера кино.
От Ясной Поляны до заграницы. 1923–1929
Вот что, дорогой учитель, Сергей Михайлович…
Г. Александров
Г. АЛЕКСАНДРОВ – С. ЭЙЗЕНШТЕЙНУ
Ясная Поляна 1.X.23 г.
Впервые целую не очень крепко, но все-таки[1 - Чем вызвано такое «охлаждение»: «впервые» и «не очень» – сказать трудно.]. Сижу у камина и плачу с тоской.
Сыро – холодно – темно (фотографировать нельзя).
Сижу и ем яблоки – понимаете.
Яблок тут до черта: 5 тысяч яблонь вокруг.
Вчера тут была свадьба, и я выступал с комическими рассказами. И вот, представьте, одна из сестер Л. Н. Толстого (черт знает, как ее зовут) пела. Ей 75 лет, и поет еще, стерва. Да как поет![2 - Что это за толстовская, на 20 лет моложе брата, сестра?.. Впрочем, оставим это на совести 20-летнего Александрова, тем более что он не удосужился даже узнать имя 75-летней певицы.]
Читал, хорошо принимали, аплодисменты. Я думаю, что дальше можно было бы рассказывать, а эта 75-летняя спрашивает: «А у вас насчет жидов ничего нет?» Понимаете? Я говорю: «Нет». «Очень жаль», говорит.
Контрреволюционное гнездо такое не страшное, но грязь, мрак, бр-р!
Занимаюсь частными делами.
1. Сплю. Лежу (один).
2. Читаю Толстого.
3. Пишу, вернее, подвожу 10-летие моего пребывания в театре – итоги, так сказать[3 - Не рановато ли: 20-летний подводит свои 10-летние театральные итоги! Хотя, если считать началом работы в Екатерининском театре девятилетнего Александрова в должности помощника бутафора, – так и получается. Так что в свой последний, 80-летний, юбилей он мог смело сказать: «Мои 70 лет в искусстве».].
Привет Колесникову и Верочке отдельно, в уголке, на ушко[4 - Кто Колесников – не знаем, а Верочка – артистка театра «Пролеткульта» В. Янукова, неразделенная любовь С. Эйзенштейна, предпочтившая, как считают специалисты по этой части, Г. Александрова, который почему-то передает ей привет через отвергнутого «Верочкой» учителя.].
Ну, пишите, я вам тоже, может быть, напишу. Мне-то писать нечего, а вам много чего. Привет.
Гр. Мормоненко[5 - Настоящая фамилия Г. В. Александрова.]
Адрес: гор. Тула, почт. ящ. № 55, Ясная Поляна, А. П. Хмельницкому для передачи Грише».
Насчет Верочки не забудьте, пожалуйста.
Ждите большого письма.
ОЛЬГЕ ИВАНОВНЕ ГЛИЗЕР-АЛЕКСАНДРОВОЙ[6 - Шуточное письмо, посланное С. Эйзенштейном, Г. Александровым и М. Штраухом женам последних – Ольге Александровой (однофамилице) и Юдифь Глизер по дороге из Ленинграда в Одессу, куда они переезжали в августе 1925 года, ничего практически (из-за погоды) не сняв в Ленинграде для фильма «1905-й год» и надеясь сосредоточиться на материале, посвященном восстанию на броненосце «Потемкин», на юге.]
Поезд стоит в Киеве. Час ездили на машине. Город очень понравился. Целую, будьте здоровы.
Гриша.
Целую обеих девочек в Жмеринку[7 - Александровскую Ольгу и штрауховскую Юдифь.].
С. Эйзенштейн.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – ДИРЕКТОРУ ПЕРВОЙ ГОСКИНОФАБРИКИ М. КАПЧИНСКОМУ.
Во исполнение постановления заседания при Агитпроме ЦК РКП о показе картины «1905» в декабрьские юбилейные дни с. г. директором Первой госкинофабрики было созвано техническое совещание, которое выделило специальную комиссию в составе директора фабрики т. Капчинского, режиссера С. Эйзенштейна, сценариста Агаджановой-Шутко и оператора Левицкого. Комиссия решила, что для декабрьской программы наиболее цельными в политическом и художественном отношении являются 3-я и 4-я части сценария с включением в них эпизода восстания на броненосце «Потемкине» и сокращением некоторых незначительных пассажных сцен.
Эти части при детальной разработке постановочного плана займут 1500 метров, то есть 5 или 6 частей, и явятся вполне законченным эпизодом, рисующим участие в революции рабоче-крестьянской, солдатской и городской массы.
В эту программу войдут организация Совета рабочих депутатов, всеобщая забастовка и, как результат ее действий, – манифест 17 октября.
Кончается «декабрьская» программа выходом первого номера «Известий» Совета рабочих депутатов, правительством, загнанным в тупик, и выпуском манифеста.
В настоящее время заснято 1900 метров негатива, куда вошли следующие сцены:
1) Забастовка в типографии Сытина.
2) Стычки сытинцев с казаками.
3) Забастовка на Балтийском заводе.
4) Забастовка в Одесском порту.
5) Забастовка служащих и приказчиков.
6) Демонстрация на улицах Петербурга.
7) Сцены железнодорожной забастовки.
8) Замерший Петербург во время всеобщей забастовки[8 - Эту докладную записку, признался Г. Александров в мемуарах, он строчил то ли для успокоения московского киноруководства и автора сценария, то ли специально «для истории».].
В ближайшие дни будут закончены съемки разгрома помещичьих усадеб и восстание на броненосце «Потемкин»…
Гр. Александров.
Сентябрь 1925 года.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – Ю. ГЛИЗЕР
(Без даты)
Ай-яй-яй! Ида-ида! Как ты редко пишешь своему Максу[9 - М. Штрауху.] – мы его тут убедили, что ты ему изменяешь. Так что ты должна отвергнуть наши гнусные нападки и писать ему чаще. Ибо он много скучает. Привет Митричу и др. моим знакомым. И желаю тебе всего лучшего. Если зайдешь к Ольге[10 - Ольга Ивановна – жена Г. Александрова.], и скажешь ей, что я тоже скучаю до последнего и жду от нее писем.
С приветомГр. Мормоненко.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – С. ЭЙЗЕНШТЕЙНУ
26. XI.25 г., Севастополишка.
ХО! ХО! ХО! ХО!
Должно быть, независимо от удач и неудач.
ХО! ХО!
Должно быть, если мало времени и нет солнца!
ХО! ХО!
Должно быть, и тогда, когда девять кораблей выходят в море, и в море начинается смена одного – дождливого шквала другим – градовым, а град сменяет «вражеская тьма», и в небе за весь день образуется единственная дырка, в которую мигает единственный луч солнца (его вы увидите на экране – черное небо и светлые волны)[11 - 21 ноября 1925 года, меньше чем за месяц до намеченной премьеры юбилейного фильма, оставив Г. Александрова и Э. Тиссэ доснимать необходимое, С. Эйзенштейн уехал в Москву монтировать огромный материал.].
ХО! ХО! ХО!
И тогда должно быть, когда помощники во главе с администрацией не выполняют по выписке ни одного пункта вовремя.
И приходится сидеть у берега под великолепным солнцем полнокровных три часа и ждать, когда они проспятся, чтобы было все на месте.
Макет[12 - С. Эйзенштейн намеревался снять гибель крейсера «Варяг» и сделать поражение царской армии в Русско-японской войне прологом фильма как предпосылку революции 1905 года. Для «гибели» крейсера сделали его макет, нос снять не смогли из-за излишней «выдержки» Э. Тиссэ: пока он ждал нужного момента, «взорванный» макет развалился и затонул. Интересно, как 22 года спустя фильмы об этих двух кораблях – «Потемкине» и «Варяге» – «преломились» в сознании иностранного корреспондента в Москве:«…есть фильм, который великолепно символизирует превращение революционного большевизма в “национал-большевизм” – это “Крейсер «Варяг»”. В нем патриотизм переливается через край. Оба командира (“Варяга” и канонерской лодки “Кореец”. – Ю. С.) – настоящие герои, с радостью умирают за свою Родину. Когда “Варяг” выходит в открытое море, командир Руднев (в исполнении Б. Ливанова. – Ю. С.) собирает свой экипаж и заявляет: “Наш старый флаг – символ Родины – поднят, и мы никогда его не опустим. Запомните: умереть, как это сделаем мы, под таким знаменем, значит завоевать бессмертие. Мы покажем врагу, как русские моряки умеют биться за свое знамя и свою Родину”.Смотря “Крейсер «Варяг»” весной 1947 года (в Москве, в “Метрополе”. – Ю. С.), я вспоминал о восхитительном фильме С. Эйзенштейна “Броненосец «Потемкин»”, который рассказывал совсем другой эпизод из той же эпохи: убийство этих офицеров, которых выбрасывают за борт, в то время как на мачте развевается красный флаг. Нельзя себе представить более потрясающего контраста: вчера – революционный фильм, сегодня – патриотический, вчера – вызывающие ненависть офицеры, сегодня – обожаемые отцы-командиры, вчера – красное знамя “Интернационала”, сегодня – русский флаг, вчера – апология высшей жертвы русской отчизне…Доходишь до того, что спрашиваешь себя, потерпело бы правительство в 47-м году демонстрацию “Броненосца «Потемкин»” на русских экранах – настолько он кажется сейчас не модным в СССР». Интересно, приходила ли столь парадоксальная мысль живому еще Эйзенштейну?] отменили исключительно по их вине, и сегодня потеряли утро, а потом света больше не было и снимали детали встречи при «молоке».
Эдуард в связи с этим подал Котошеву[13 - Директор съемочной группы спустя 33 года оказался во ВГИКе директором курсовой А. Тарковского и А. Гордона «Сегодня увольнения не будет» – о нашумевшем тогда, в конце 50-х, разминировании в центре Курска склада немецких мин. Через три года А. Тарковский в руководимом Г. Александровым Первом творческом объединении «Мосфильма» снимает «Иваново детство», а Котошев в качестве начальника разных цехов проработает на «Мосфильме» до конца 60-х.] заявление: уезжаю 30-го при наличии трех солнечных дней – позаботьтесь о другом операторе.
Однако это не первая важность. В общем, сняли:
1. Волны (они годны только для тревожной ночи).
2. Другие волны – хорошие, но сняты без солнца.
3. Все с юпитерами на «Коминтерне».
4. Детали встречи.
5. Выстрелы из орудий.
6. Встреча с эскадрой.
Осталось:
1. Макет.
2. Взрывы.
3. Еще хвосты.
4. Вельбот.
5. Блокшив (в море).
6. Ялики.
7. Собрание.
Снимаем наспех, редко дублируем. Ибо солнце только урывками, в час по чайной ложке, да и то не каждый день. Сегодня второй день после Вашего отъезда приблизительно светло. Наезд носа на аппарат, кажется, будет хорош[14 - Изобретательно снятый Г. Александровым финальный кадр «Потемкина». Когда поставленный на тележку аппарат подъезжает под киль корабля, создавая впечатление движения последнего на камеру.].