Лариса навсегда

Александра Казакова

Лариса навсегда

Не ищите меня нигде. Не просите адрес и номер телефона. И на странице в соцсетях сообщения могут только скапливаться. Я мертва. "Лишь двадцать семь навсегда осталось с тобой". Эта песня про убийство бизнесмена, а меня тоже убили в двадцать семь лет. Лариса Камболина – страница Вк, фото во весь рост на фоне стены, помечена как страница умершего.

Даша Собакина – милая девочка, жила по соседству. Словно с картинки сошла: фарфоровая кожа, светлые волосы в двух толстенных косах, ярко-голубые глаза. За длинные косы её очень хвалили все взрослые вокруг, хотя она сама недоумевала: с цветом волос родилась, а длину просто выбрала. Конечно, отличница. Пока не допишет домашнее задание, спать не пойдёт, часто и ложилась спать сразу после точки. Поделки, проекты и прочее. Портрет на стенде "Гордость класса"; учительница постоянно ставит в пример, отчего одноклассники обижаются и злятся на любимицу. Жалко Дашу, в классе нет друзей, но их тоже можно понять: когда непосильные проекты или поделки считаются посильными, а ставить за них двойки – нормальным только из-за того, что "одна Собакина всё сделала, имеет совесть", это выглядит как зазнайство отличницы.

Дружили семьями. Родители в одной школе учились. Когда я пошла в последний класс, родилась Даша. Я младшая в семье, восьмая, она первая и запланированная. Хотя я изначально была для неё тётенькой, а не подружкой для игр, почему-то она меня очень любила. Звала в гости, играла с моими детьми, вместе встречали праздники. Даша хотела быть похожей на меня. Я очень похожа на юную Си Си Кетч, только волосы очень тёмные, сильно вьющиеся, я стригла их выше плеч. И глаза карие.

Неоднократно Даша спрашивала свою маму:

– А я ведь буду как Лариса, когда вырасту?

– В чём-то да, как все люди. А зачем тебе такое сходство? Будь собой.

– Ну, просто я такая маленькая, а Лариса вся такая. Хочу внешность точь-в-точь.

– Тогда ты не будешь блондинкой, и глаза будут карими, как у большинства людей.

– Это я не хочу.

– Сейчас ты ребёнок, радуйся детству. Сейчас у тебя такая нежная кожа, детский прозрачный голос. Взрослая жизнь длится куда дольше детства, всё успеешь.

– А у меня волосы не потемнеют?

– Бабушка блондинка, не знаю…

– Не потемнеют? – Даша испытующе смотрела.

– Я в твоём возрасте темнее была. Поэтому, скорее всего, нет.

Помню, как однажды мы ночевали вдвоём. Это был её второй класс. Даша прыгала от радости. Олег с детьми уехал к маме, любил так. В пятницу вечером Дашина мама, старше меня на десять лет (она не родила после школы, как я, а решила подождать), проинструктировала. Даша делает уроки, сочинение. Выписывает на белоснежной странице тетради: "Я – Лариса Черникова. Я – Ирина Круг. Мне скоро исполнится восемь лет. Почему так путаются мысли? Почему так часто меркнет свет? Опять эти чёрные тени девяностых, которые ни разу не святые". Я увидела и засмеялась.

– Что смешного? Я хочу пятёрку.

– Не рановато ли тебе? В восемь лет замуж не выходят. Ты не понимаешь значения и песни этой не знаешь.

– Я хотела красивее.

– Но ведь видно будет, что списано.

У положительной девочки был и недостаток: приучилась быть совой.

– Лара, а ты что, уже спать? Десять часов.

– Да, ложусь. Устала.

– Что, спальную рубашку не надеваешь?

– Нет, неудобно.

– Что, прямо так и спите здесь вместе?

– Да. Вырастешь – тоже будешь.

– А всё-таки почему такое сочинение мне не по возрасту?

– У каждой из них мужа убили.

Я забыла про свой возраст, что Даша уже из другого поколения, которое не смотрело по телевизору фильмы со стрельбой. У них-то планшеты с рождения и родители, берегущие детскую психику. У меня-то дома не так. Вот и рассказала о временах моего раннего детства.

Однажды Даше пришлось самой идти из школы. Ноябрь, конец, лёд только сковался. Настя, одноклассница! Вода плещется. "Даша, помоги, я упала, никого нет". Может, шарф ей протянуть, как учили? Настя худенькая. "У каждого свои проблемы", – послышался из глубины души мамин голос. "Ты одна у родителей. Других людей много, а горе потери ребёнка хуже всего. Не надо никогда никакого героизма, не слушай то, что говорили в школе". Так, Настя троечница из бедной семьи. Мама её в конкурсах не участвует и проекты не делает. Даша нужнее родителям, в неё определённо больше вложено.

Домой, срочно! Даша бежала, тяжеленный рюкзак бил по спине и замедлял. Ей казалось, что под ногами ледяная река, и вот-вот пролом дойдёт до неё. Даже дома не оставляло это ощущение. На завтра очень много задано. Руки механически раскладывают содержимое портфеля. Аккуратнее надо писать, буквы красивее! А вдруг бы погибла там? Так, прочь эти мысли. Тут упражнение о птицах зимой.

Даша нагрела градусник. Завтра ни в коем случае нельзя идти в школу.

– Горло покажи. Чисто.

– Но мне плохо, я заболела.

– Воспаление хитрости лечится трудотерапией. Пятёрку вместо тебя кто получит? Настя?

– Мама, не говори о ней.

– Вы поссорились?

– Да так, ничего…

– Вот завтра помиритесь как раз.

– Мама, я не могу…

– Учительница поможет. Не бойся.

– Это что, переходный возраст в восемь лет? – вмешался папа.

– Да почти девять уже. Такое бывает. Хотя физически – ребёнок ребёнком.

Даша особенно долго, как трёхлетняя, сопротивлялась укладыванию спать. Спящей она будет похожа на мёртвую. Что сейчас думает Настя? Наверное, никогда не будет общаться с трусихой. Это не ерунда какая-нибудь, не синяк поставить и не наябедничать. А вдруг она так сильно простудилась, что скоро умрёт? Такое бывает. А вдруг… Дальше не хотелось думать.

Утром вставать особенно не хотелось. Собакина спала и на стуле, одеваясь, и за завтраком. Мама удивлялась. Может, подумает, что заболела, и оставит дома?

– Сегодня у вас ВПР. Пропуск – лишние проблемы.

– Мама, дело не в учёбе…

– Поругалась? Так будь смелой, не прячься. У меня в детстве трусов не уважали.

Даша шла, стараясь растянуть расстояние. В класс зашла уже после звонка.

– Ребята, печальная новость. Настя Щукина вчера утонула в реке.

Дальше мимо Даши пролетела вся ругань в адрес администрации, устроившей опасный тротуар. Откуда-то издалека доносились слова о прощании. Дружить не будет! Поганая ты, Дашенька. Фу.

Дальше хотелось углубиться в уроки, пятёрка за проект совсем не радовала. Даша должна была умереть. Сидеть здесь должна Настя. Собакина украла чужую жизнь. Лариса, рассказавшая, как человек погиб, защищая жену и тёщу, точно не поймёт и отвернётся. На уроке начали рассказывать про пионеров-героев. Как жжёт внутри! Учительница не знает. Потом коряво накалякала по русскому языку и не дописала с доски задачу по математике. Как-то всё равно уже.

Даша единственная в семье, желанный ребёнок, много вложено. Будет долго жить, окончит школу и вуз с пятёрками, родит таких же золотых детей, будет подкидывать деньги родителям. Она самая перспективная, будущее России. А вдруг Настя не будет учиться после школы? У слабых школьников интерес к учёбе быстро спадает, стоит на пороге появиться переходному возрасту. Это мама не раз говорила. Рано забеременеет, будет работать на кассе, плохому Дашу научит.

Собакина постоянно убеждала себя в том, что поступила правильно. Зачем лучшей отдавать жизнь за худшую? Ребёнок должен быть желанным, иначе без огромных вложений не станет достойным членом общества. А вряд ли Настю хотела слишком юная мама-школьница. Лучше малое потерять, не отличницу, а троечницу, залётную, а не долгожданную. Пыталась повеселеть, включила модную у сверстников песню, но подростковое пришепетывание совсем не цепляло. Может, Ларисины любимые послушать? Как-то неуютно. Эти взрослые мужчины и женщины обязательно пришли бы на помощь. Вот точно.

После длинного дня Даше приснился сон. Роется она в мусорке и всё что-то ищет. А мимо идёт… выросшая Настя! Училище окончила, замуж вышла, счастлива. "Но я же отличница"! – во весь голос заорала Даша. – "Запланированная, долгожданная, со мной много занимались"! Топала ногами и злилась.

Второй день пустое место за партой. Опять одни пятёрки. Опять тетради цветом белый в синеву. Всё по единому орфографическому режиму, десять клеточек до слова "задача". В школу Даша шла теперь другой дорогой, где не видно того места. "А был ли мальчик? Может, мальчика-то и не было". Для Даши ничего не изменилось, те же уроки, те же внимательные мама с папой.

А может, всё-таки?.. Настя хорошая. Как не хочется жить, противно внутри! Осталась бы жива Даша, прохожий обнаружил через полчаса. Продержаться можно было! Да даже если бы погибла! Всё равно сейчас жить не хочется. Пятёрки сейчас – они на костях преданной подруги. Лучше бы одни двойки были. С кучей замечаний. Зачем вообще всё? Никто ничего не знает, думают, что Даша хорошая.

На прощании Собакина постояла со всеми, но так и не смогла пересилить себя и подойти, посмотреть в мёртвое лицо. Вот бы было сейчас не сегодня, а позапозавчера. Впервые случилось непоправимое. Не помарка в тетради. Когда Настя получала двойку, ей говорили: "Ничего, ты же никого не убила". А Собакина человека убила. Как жить не хочется! Вот бы не возвращаться домой, не дожить, как Настя не дожила.

Это был Дашин четвёртый класс. Незадолго до моей гибели. Я тогда была в больнице, и Даша не хотела мне звонить или писать. Боялась. И держала всё в себе. Ещё будет бесконечно много дней, со школой и без школы. Ещё семьдесят лет ей жить и уже не поговорить с Настей, не сказать "прости". Но домой всё же пришла. Одним днём больше, это погоды не сделает. Ещё завтра можно взять.

Правило по русскому языку совершенно не волнует. Зачем, если нет будущего? Даша ничего не пишет и смотрит невидящим взглядом. Архиважная тема по математике. Ну и пусть! Скоро выпускной в среднюю школу, тетради не смотрят по рядам, как у школьных новобранцев. Не отвечала совсем, учительница подумала, что отличница педагогично решила расшевелить других, не пропускать же уроки ради этого.

Уроки на пятёрку. На завтра, послезавтра и вообще все. Аутично раскладывать все предметы. Мама хвалит. Что ж, она не знает. Та же комната, тот же двор. Та же школа. Вот бы сменить вообще всё, зачеркнуть, с чистого листа. Но переезжать ни с того ни с сего по этой причине не согласятся. Как всё надоело, повторение одного и того же, как кондиционер гоняет один и тот же воздух.

Урок начался с Дашиных рыданий. Только бы учительница заметила! А то ведь у Даши был жуткий план. Все подумали, что опять из-за помарки. Или домашку не сделала.

– Даша, что ты плачешь?

– На перемене поговорим. Это долго.

Собакина постаралась успокоиться, чтобы чётко говорить. Всё, всё выложила учительнице. И про трусость, и про единственность. И про страшные мысли. И ещё про все плохие поступки, совершённые в жизни, что вспоминалось в последние дни особенно чётко. Урок уже начался, а разговор продолжался.

– Да, современные ценности – реальное зло. Всё равно ты поняла, что надо спасать.

– Настя уже меня не простит! Она мёртвая.

– Люди не исчезают. Попроси прощения.

Даша попросила, в тот же день. Но всё равно помнилась прочитанная на уроке притча, где за каждую нанесённую обиду герой забивал гвоздь, помирившись, вытаскивал, но дырка-то оставалась. Скоро ли зарастёт в душе путь трусости? Не побежит ли в следующий раз Даша по знакомому сценарию? А будет ли ещё такая ситуация, шанс исправиться? Настя неперспективная? Она бы так не поступила.

Трусы неперспективные всегда. Даже если не надо никого спасать. Трус не поделится знаниями с одноклассниками, боясь отвечать у доски. Побоится подружиться с новеньким в классе. Зароет в землю таланты, испугавшись труда и возможных неудач. Не подарит любовь парню или девушке, прекрасная пара не сложится, потому что оба из страха не сказали друг другу. Не родит детей.

Сектантам хотелось крови. После посвящения они чувствовали себя какими-то ненастоящими. Им шибко не понравилось, когда я остановила их попытку агитации на студенческом мероприятии, куда была приглашена как выпускница. На стадионе, куда они толпой меня вывели, было пусто. Вместо камер – муляжи. Не вырваться. Заговорили по очереди:

– Ты нам перешла дорогу очень сильно. Тогда, несколько лет назад, ты выключила молодёжную музыку, модного исполнителя, и включила старьё. Нам это не понравилось, но мы простили. Сейчас ты сорвала нашу презентацию. Теперь ты просто обязана забыть навсегда про свою религию (думаем, она у тебя есть, раз не смогла перенести жёсткие песенки) и принять у нас посвящение как рабыня.

– И это не выбор. Ты сдохнешь, если не согласишься.

– Может, лучше просто изнасилуем её?

– Да не, ещё ребёнок родится, будет хорошим человеком.

– После насилия делают аборт.

– А вдруг она против абортов?

– Ладно, не будем. Ведь секс бывает и приятным, а убийство – точно нет. И будет она жить долго и счастливо, любить этого ребёнка, потому что он не виноват.

– Зло в жизни победило, понимаешь? Вот сейчас ты испугаешься, задрожишь и быстренько согласишься. Против грубой силы нет приёма.

– Ты посвящённая в сатанизм или ты мёртвая. Третьего не дано. Решай очень быстро.

– Ты в любой момент можешь передумать, и мы тебя помилуем. Только не слишком поздно, а то не спасём.

– Ну, что, будешь посвящаться? Бадик зря тебя напугал, будешь просто числиться у нас и приходить иногда, насиловать не будем. Сделаем несколько тату и отпустим домой.

– Просто состоять в секте сатанистов. Для массы. Убивать никого не будешь. Ну что, идёт.

– Нет, – я сказала первые слова среди них.

Я что, не верю, что правда убьют? Как раз-таки это слишком похоже на правду. Что, их вера, которая против жизни, так сильна, что способна подчинить себе? Добро слабое и уступчивое? И отошло в прошлое, уже не в моде, своя рубашка ближе к телу? Нет, что это за вопросы, если я точно знаю ответ? Это как прятаться от вызова к доске, когда готова к уроку. Конечно, потерпеть несколько часов, а не потом всю жизнь презирать себя. Я отдам жизнь и домой не приду. Мои будут беспокоиться, звонить. Но проще пережить смерть любимого человека, чем его предательство. Я ведь не перестану существовать, просто перееду. Не увижу эти дома и улицы, не поговорю с теми людьми. Ну и пусть! Будет другое.

Я схвачена очень плотно, рот закрыт. Теперь зафиксировали и раздевают. Шапка и варежки полетели, как в детстве неприятные одноклассники отнимали и забрасывали. Мороз двадцать градусов, можно просто замёрзнуть насмерть. Куртку стянули. Уложили в снег. Дрожу, мокро и холодно. Шею жжёт, снег попал за шиворот. Сапоги с ног полетели, как мусор. Холод обжигает. Хотя в голоде, холоде, ожоге главная не боль, а страх – повреждения, что дальше будешь болеть. Мне всё равно умирать, поэтому надо расслабиться и принять эту боль. Как, бывает, сорвёшь заусенец, но сжимаешь этот палец снова и снова, чувствуя боль, ведь понимаешь, что опасности нет. Так и здесь, сейчас.

Самый первый взял нож и аккуратно провёл по щеке. Потом по другой, как в дикарском обряде.

– Может, передумаешь? Ты так молода, вся жизнь впереди. Просто пойдёшь домой.

– Мы пока только начали, как только передумаешь, сразу прекратим. Но не опоздай, а то умрёшь.

Я отрицательно промычала. Время работает на меня. Руку проткнули, ногу. И смотрят выжидательно. Нет, ребята. Ножом в живот, в грудь справа, фраза "ты полегче, а то сдохнет быстро". Жжёт морозом и трясёт, руки и ноги словно не мои, а косметические протезы. Может, выживу? Не через предательство, конечно. Может, кто обнаружит и прекратит казнь. Вот уже они поняли, что я хотела сказать, перешли к тяжёлой артиллерии: шея, запястья, все артерии.

Повреждённые крупные сосуды надо прижать. Но мне рук не хватает. Кровь течёт, меня совсем не пугает её количество. На снегу расплываются огромные пятна. Очень болит голова, тошно.

– Мы пошли. Всё!

– Точнее, побежали.

Снег звонко скрипел под их ногами. Кровь течёт уже слабее, ведь мало осталось. Не могу пошевелиться, не чувствую себя. Я умираю.

Медработник посмотрел в глаза моим родственникам:

– Будете кремировать или хоронить?

– Хоронить, – отвечал мой Олег. – Мы любим её.

Он вместе с моими родителями совсем не плакал, глядя на бугор мёрзлой земли:

– Ты ведь всё равно оживёшь потом, в конце времён. Что плакать?

– Что ж, лучше так видеть Ларочку, чем в рядах сатанистов.

Добрые слова, светлая печаль, переходящая в мир на душе. Признали спокойно, что у меня такой срок жизни. Поехали в командировку, нянчат малышей, дети спокойно учатся.

В этот же день у Собакиной день рождения, десять лет, прямо первый юбилей. В школе спели английскую песенку, а ещё бедному соседу по парте пришлось отвечать вместо неё и получить две двойки. В календаре ожидания, который Даша всегда начинала с первого сентября, вчера был вычеркнут последний день. Дома по семейной традиции спрятан страстно желаемый подарок.

Время перешло уже за семь часов.

– А где Лариса? Обещала ведь прийти.

– Она… уехала.

– А почему не сказала?

– Срочно, понимаешь?

– Пойду искать подарок.

Уже наедине:

– Я сделала вакуум.

– Аборт, что ли?

– Да.

– Опять!

– А что? Даша должна быть одна в семье.

– И про Ларису ребёнок будет спрашивать.

– Не портить же ребёнку настроение в такой праздник!

– Мне плохо, – застонала Даша.

Скорая помощь приехала быстро, но сразу же дали плохой прогноз:

– У вас другие дети есть?

– Нет, и никогда не будет! – зло отрезала мама.

Уже в больнице родители разговаривали:

– Я выбью больничный!

– Не спеши. Может, и не понадобится.

Врач вышел к родителям. Томительное ожидание заканчивалось.

– Мы сделали всё, что могли.

– Даша осталась инвалидом?

– Даша умерла.

– Где она?

– Смотрите.

– Она же подключена к аппаратам!

– Отключаем. Человек умер. Зачем нам вас обманывать?

– Подождите…. Дайте попрощаться.

Руки лезут в Интернет. Компания по заморозке, чтобы в будущем оживить. Но там умерших только. Их нет в живых официально. Не то. Так знакомые заморозили сына, разбившегося в аварии, хотят сделать человека будущего. Религия говорит, что душа ушла, и теперь искусственно уже не оживишь, только после конца мира.

– Даша жива, понимаешь?

– Увы, врач прав.

– Нет, Даша не умерла! Ты что, с ними заодно? Все мужики такие! Не умеете вы любить детей, потому что не рожаете и не кормите.

– Ещё успеете попрощаться, – напоминал врач, – когда будете кремировать или хоронить.

Несчастная мать повернулась к мужу:

– Мы что, Дашеньку закопаем, как Лариску? Она у нас что, тоже одна из восьми детей? И будет счастливая старость: семь детей живы, всё в порядке.

– Мёртвых тоже любят.

– Ага, любят. Зарыли и забыли. Мы что, тоже кукольное личико и милые косички скроем бугром земли, пусть исчезнут навсегда?

– А зачем держать мёртвое, тратя деньги?

– Умершие люди – их нет. Что, мы будем говорить, что у нас нет детей? Умершие аннулируются.

– Ну, например, вдова и девушка – не одно и то же…

– Сравнил! Мужей может быть много, а ребёнок один.

– Кстати, почему один? Может, подарим жизнь и любовь кому-нибудь ещё…

– Ты что, Дашу решил променять на здоровенького?! Стал ребёнок неудобным – сделаю нового?

– Ты не поняла. Это будет абсолютно другой человек. Никто не идентичен брату или сестре, даже близнецы – разные люди. Что, самой не интересно узнать, какие ещё дети у нас могут быть? Какие будут генетические комбинации, таланты, личности, судьбы. Лариса и её родители в чём-то правы.

– Нет, ни капельки не интересно. Я у родителей один ребёнок. Это Лариска привыкла ходить в школу ватагой и носить непонятно чью одежду из шкафа. И другой жизни не знает. Я однодетная мать, хочу дать всё по максимуму. Второй ребёнок мне иноприроден и немыслим. Как одежда должна быть индивидуальной, так и родители только свои. Родить ещё – это предать Дашу.

– Да это как в электрике – параллельное соединение! Дети будут разными!

– Ладно Лариска, но ты сам единственный в семье – и не понимаешь, как хорошо, когда всё одному! Когда родители всегда в доступе.

– От единственного ребёнка могут отмахиваться, а в большой семье больше вариантов для общения.

– Знай, что если наколдуешь что-нибудь на тему новой беременности, я её прерву. Мне нужна только Даша. Если мы согласимся с её смертью, то убьём её.

– Понимаешь, Даша уже мертва. Без нашего согласия. Такова жизнь.

– Знакомые вообще пропавшую без вести дочь признали погибшей ради какого-то имущественного вопроса. Представляешь? Это предательство! И нового ребёнка родили ещё.

– Даша улетела. Хоть десять детей роди, хоть ни одного, она всё равно отдельно будет у нас в душе. У человека такой срок жизни, это не нам решать. Ты что, принимаешь Дашу только в виде долгожителя, а она настоящая тебе не интересна? Отпусти. У неё своя жизнь, сейчас не в этом мире. Не привязывай, это не вещь.

– Слова о свободе ребёнка очень любят безответственные родители.

Чипом и Дейлом выступили представители частной клиники. Прилетели на своём микроавтобусе.

– Ваша дочь жива и будет жить! Успокойтесь.

– Правда?

– Конечно! Государственным врачам лишь бы не лечить.

Лёгким движением руки был подсунут и подписан кредитный договор. Милая работница с неслезающей улыбкой занесла над Дашиной головой руку с ножницами.

– Не режьте волосы! Это Дашино богатство!

– Новые вырастут потом. Сейчас ей не нужно.

– Но она не шевелится. Я буду ухаживать.

– Ну, хозяин – барин.

Мама Даши уволилась с работы. Искусственное питание, катетеры, приёмники, ещё много всего – это оборудование нельзя было поставить дома. Поэтому мать с дочерью поселились в одноместной палате. Дополнительный уход было уже не потянуть. Наступал Новый год.

– Пойдёшь к ёлке?

– Ты что? Тогда Даша решит, что нам не нужна, и умрёт. Я останусь.

Они уже втроём жили, сдавая квартиру приезжим, чтобы как-то расплачиваться. Все ходящие собрались в холле с ёлкой. И только мама приклеилась к Даше, слыша праздник лишь из-за стены.

Новогодние каникулы летели и тянулись. Впервые в семье праздника не было. Мама Даши запрещала себе всякое общение: "Я не имею права радоваться, раз моему ребёнку плохо". Муж звал её погулять, развеяться, но она неизменно отвечала: "Даша у нас такая, что надо посвятить ей всю жизнь". Никого не поздравляла, но другие-то не знали правду, и в их глазах причина "болезнь ребёнка" выглядела вполне уважительной.

В понедельник все дети пошли в школу. Вечером мама позвонила классной руководительнице:

– По состоянию здоровья Даше нужно обучение в больнице. Как оформить?

– А какое состояние? Что воспринимать может?

– Да всё. Просто надо быть в больнице.

– Хорошо, подъезжайте к завтрашнему дню, приносите заключение врача.

Папа крутил пальцем у виска:

– Ты сдурела? Она мёртвая!

– Посидишь с Дашей завтра, пока я езжу в школу.

– У меня важное совещание. Если случится чудо воскресения, обязательно позвонят.

– Совещание у него! А о единственном ребёнке ты подумал?

– Подумал, именно для этого зарабатываю деньги и терплю твои капризы!

На следующее утро:

– Выезжай уже, пробки, опоздаешь.

– Знаю, ты хочешь улизнуть от Даши на работу. Хитро.

– Да нет же!

Мама собиралась и шла крайне медленно, будто специально стараясь разозлить. Папа дождался отъезда, для верности помедлил пять минут и уехал на совещание. От клиники до работы – полчаса езды. До школы – час. В разные стороны. Глаза силились сделать дорогу до школы красной, а лучше малиновой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.