Я иду

Александр Задорожный

Я иду

Почему люди бояться меня? Почему сторонятся? Избегают встретиться взглядом? Возможно, их пугает мой большой рост – два метра четыре сантиметра; или могучее телосложение; или что-то, что кроется у меня в глазах, вызывающее страх у случайных прохожих…

Мрачные мысли клубком змей путаются в голове, прячутся, уползают в глубины подсознания. В течение долгих томительных минут стою перед витриной магазина и смотрю в отражение: абсолютно лысая голова с низким, нависшим над впавшими глазницами лбом; выпирающая вперед тяжёлая челюсть; большой рот с толстыми бескровными губами и аккуратненькие, как у новорожденного младенца, маленькие ушки. Они такие крохотные, что никак не вяжутся с несоразмерными пропорциями большого тела. И когда я трогаю их сильными, с длинными пальцами, руками, то испытываю благоговейный трепет, боясь, что мои крохотные ушки осыплются, как лепестки, или оторвутся, как крылышки насекомого.

С Невы налетел порыв ветра. Фалды пальто захлопали по ногам. Защищаясь от холода, проникающего за пазуху, поднимаю воротник. Двойник в стекле синхронно повторяет движения.

Я уже полчаса стою на одном месте и смотрю в глубину витринного стекла, пытаясь проникнуть за невидимую грань зазеркалья, в пространство иного мира. В Петербурге ночь. Пустынные улицы, потусторонний ртутный свет уличных фонарей и пронизывающий холодный ветер с Невы.

Я люблю петербургскую ночь, когда можно раствориться в сумраке старых улиц, во мраке проходных дворов, где никто не обращает внимания на мои большие размеры. Ночью я раскрепощаюсь. Ночью я чувствую себя свободным.

У меня есть любимая игра, я придумал её сам – игра в слова. На одно слово я придумываю другое, связанное с чувством, которое вызвало первое, и так, пока последнее слово в цепочке не вызовет ассоциацию с первым, тогда круг замкнётся, и игра закончится. Например: Луна – свет – холод (свет от Луны холодный) – ночь (потому что ночью холодно) – Луна (потому что ночь), – круг замкнулся.

По улице, пересекая трамвайные пути, промчалась машина. Она проехала в сторону Невского проспекта. Там на перекрёстке перемигиваются светофоры и сияют яркие фонари уличного освещения. Противный жёлтый свет! Куда приятнее бледный, с синевой, свет ртутных ламп – он не раздражает, он успокаивает. Шум мотора стих, и я вновь уставился на серый силуэт по ту сторону стекла.

Но вдруг, когда я вновь хотел углубиться в созерцание собственного облика, словно чья-то осторожная рука коснулась моего плеча. Вздрогнув от неожиданности, я резко оборачиваюсь. Сзади никого. Улица совершенно пуста, как и минуту назад. В черноте подворотен не видно даже бездомных кошек. Только раскачивающиеся фонари и поскрипывающий под напором ветра дорожный знак ограничения скорости.

Однако прикосновение ощущалось чётко; оно не могло быть игрой воображения – что-то коснулось меня.

В надежде узнать источник, я использую телепатию. Но перед внутренним взором предстаёт лишь кромешная мгла. Усилия тщетны. Я слишком слаб. Мне не хватает ментальной энергии, чтобы пробиться сквозь шум эфира и потоки энергий. Требуется увеличить психический потенциал. За подзарядкой я и вышел на улицы Петербурга холодной ветреной ночью.

Оглядевшись, вхожу в подворотню пятиэтажного дома с магазином, в витрине которого только что разглядывал собственное отражение. Меня встречает широкая лестница, выкрашенная зелёной масляной краской. Справа из стены, будто неведомое существо из другого измерения, выпирают остатки камина. Под потолком на кривом проводе висит тусклая лампочка.

По стёртым от времени, мраморным ступеням поднимаюсь на второй этаж. Внимание привлекает двустворчатая деревянная дверь с множеством звонков.