Чёрные истории, сшитые белой ниткой

Александр Воронцов

Чёрные истории, сшитые белой ниткой

О чём эта книга?

Книги пишутся потому, что не можешь удержать в себе все то, что накопилось, что вырывается наружу, все те наблюдения, все обиды или радости, всё то, что произошло с тобой или с кем-то рядом – всё это становится материалом, из которого ты по кирпичику строишь своё повествование. И пускай сегодня в ходу больше книги из разряда табуреток – встал ребенок на табуретку, повысил свой горизонт, увидел что-то более интересное, уже несет стул, чтобы взобраться повыше и рассмотреть – а что там лежит на полке? А что на шкафу? А там уже и лестница нужна…

Сейчас читают фантастику, детективы, альтернативную историю – время такое. А там, глядишь, захотят прочитать что-то более серьезное. Впрочем, каждому своя книга и свой срок. Мои истории мне кажутся пока такими… нет, не мелкими, но недостаточно весомыми. Но я набираю в котомку свои истории, храню их, иногда достаю, разглаживаю, что-то подправляю, иногда заштопываю… чтобы потом когда-то достать и на кого-то надеть эту историю. И чтобы она пришлась впору.

А вся жизнь – это сложная штука. И потому я и пишу новую книгу, чтобы попытаться сложные истории этой сложной жизни уложить как-то рядышком, ровненько, чтобы они выглядели проще. Не топорщились, не бугрились, чтобы сразу было видно, где выпирает, а где западает. И чтобы любой человек, посмотрев на эти истории, смог примерить их на себя. И чтобы они пришлись ему впору. А он бы потом смог и на свою историю поглядеть и найти в ней, где что-то можно подправить, а что-то – убрать. Чтобы он в ней выглядел красиво, и все вокруг тоже выглядели красиво.

Хотя это пока еще чёрные истории, сшитые белой ниткой.

Предистория

Убитая «гостинка», скрипучий дряхлый паркетный пол, урчащий, как будто вечно голоден, старый холодильник, потрепанная замызганная кухня. Я сижу на этой кухне и ем наскоро приготовленный позавчера суп. Жарко – хотя и сентябрь. Здесь, на четвёртом этаже пластиковые окна надежно прикрывают эту квартирку от ветра. Поэтому жара, накопившись за лето, никак не хочет выползать отсюда на улицу. И словно старое ватное одеяло, жара кусками вываливается из квартиры то через форточку, то через дверь, когда я её открываю. Дверь такая же убитая, как и квартира. А уж коридор – точнее, коРРидор, ибо такое впечатление, что здесь шли бои быков – так вот, коридор этот не только убитый, но и похороненный. Расшматованый и давно уже ставший чёрным линолеум, как будто вспаханная минами передовая линия обороны. Он завернул, как в саван, разбитый деревянный пол, после чего так и застыл памятником погибшей цивилизации. Дополняют траурную картину жуткие запахи подъезда, в которых запах мусора – это еще не самый токсичный запах. Такое впечатление, что совсем недавно в этом подъезде полегло немало народу, а с ними еще и погибли полчища крыс, котов, собак и еще всякой живности. И все они куда-то были спрятаны. Но вот запах после них спрятать не удалось…

Я ем суп и салат, который настругал прямо в руках. Ведь у меня нет ни кухонной дощечки, ни вообще какой-нибудь посуды. Так, три тарелки, три чашки, две кастрюли и сковородка. Ах, да, ещё два ножа времен царского режима. Из чашек пить я боюсь. Мне кажется, они ещё помнят времена гражданской войны и тифа. У меня есть своя чашка, которую я привез из Португалии. Я кутал её в свою одежду, как маленького ребёнка, которого тайно решил провезти через границу. Это, пожалуй, единственное, что осталось у меня от этой страны. Одежда не в счет, она из сэконд-хэнда. Так что я храню эту чашку и очень бережно наливаю в неё кипяток.

Я до сих пор не понимаю – как так всё получилось? Как я, умный, образованный, талантливый человек, имевший семью, детей, страну, работу, дом, внезапно всего этого лишился? И вот сижу на окраине Киева, как говорит мой приятель Стас, в ебенях, то есть, в отдалённом спальном районе в убитой гостинке, сплю на двух продавленных матрацах, которые, наверное, мне достались после слона. А главное – я никому не нужен! Никому!

У меня нет работы. Ну, пока нет. Может, появится… Но сейчас работы нет, и мои профессиональные навыки, мой многолетний опыт, мои умения, знания здесь всем до одного места! Причем, скорее всего, мое резюме рассматривали такие фифочки, которым плевать на 25 лет опыта работы в журналистике, и вообще – они решают, что нужно телеканалу, а что не нужно. Они научились раскрывать рот для одной надобности, но теперь думают, что могут использовать свое ротовое отверстие и по другому назначению.

У меня нет друзей. Костя Тайсон, с которым я хожу боксировать в Гидропарк, и которого я знаю давно – он просто приятель. Такая большая машина убийства. Он очень похож по комплекции на настоящего Тайсона, правда, немного мелковат – даже до 90 килограмм явно не дотянул. Костя немного неадекватен, поэтому я побаиваюсь его в спаррингах – у него моментально падает планка, если он пропускает. Последний раз он мне зарядил в челюсть, когда пропустил мой удар справа на скачке. Он тут же взбесился и… После этого я решил немного погодить с ним драться. Надо набрать вначале форму. Четыре года я не одевал перчатки и не спарринговался по-настоящему. Разве что первый год моего пребывания в Португалии. Когда я еще надеялся, что смогу найти работу тренера…

Нет, на самом деле, хоть я и растерял друзей, но один друг у меня точно есть. Он остался в Португалии. Это Стас. Мы прожили с ним месяц в одной комнате, спали на полу, на матрасах. Потому что это был как бы офис фирмы промышленного альпинизма, где мы с ним работали. Мы там жили, ели практически из одной миски, готовили вместе, стирали, убирали. В такие моменты как раз очень хорошо узнаёшь человека. Так что одним другом я точно могу похвастаться.

У меня нет дома. Свою трёхкомнатную квартиру я сдал приятелю. Весьма дёшево. 10 тысяч гривен. Столько в Киеве стоит снять однокомнатную квартиру в том же районе, где находится моя «трёшка». Издержки, когда сдаешь квартиру своим. Вроде бы риска меньше, а потом… Да и разговоры о квартплате – это для меня просто нож в сердце. Бывшая жена постоянно выносила мне мозг, мол, надо повышать, надо повышать… Твой друг, а не мой…

Если бы друг…

У меня нет семьи. Нет, номинально даже после развода я остался отцом двоих детей. Но я – где-то здесь, а они – где-то там. В Португалии. И все эти новомодные скайпы и ватсапы не помогают. Если дочка, у которой в руках её смартфон, не хочет мне звонить или писать – всё, я её не увижу. А малого попробуй поймай, заставь поговорить с папой, если он скачет по всей квартире! Да и заставлять я не хочу, пусть скачет. Впрочем, он, уже как взрослый, мне один раз всё разложил.

– Папа, у меня осталось пять минут посмотреть мультик, а потом я должен идти ложится спать. Если я сейчас с тобой поговорю, то у меня не останется времени на мультик.

И ведь не поспоришь! Железная логика! Весь в меня!

В общем, простейшие коммуникации с детьми превращаются постоянно в какой-то запутанный квест, где невозможно собрать воедино все составляющие – телефон, зарядку для него, интернет, детей… Поэтому вижу своих деток я крайне редко. Чуть чаще слышу, а еще чаще читаю короткие сообщения от Насти. Максим писать ещё не умеет.

Но я далеко. И повлиять сейчас на воспитание своих детей не могу. И вот думаю – а всё ли я смог заложить в них, пока ещё мог? Всё ли сделал для того, чтобы появились в них какие-то основы? Чтобы потом это проросло? Думаю. Но пока ответить сам себе на этот вопрос не могу.

Я не могу сказать, что я был хорошим папой. Неплохим – да, был. Но не идеальным. Не самым лучшим. Сейчас я понимаю это особенно остро. Даже если бы всё вернуть опять назад – вряд ли бы что-то сильно поменялось. Нет, конечно, я старался бы какие-то вещи поменять, что-то сделать лучше. Только динамический стереотип в поведении очень быстро превращается в заезженное Колесо Сансары. Круговорот жизни в природе и Мироздании. Мы снова и снова сбиваемся на ту же колею и совершаем те же ошибки. Мы ленимся и порой не понимаем, что вот сейчас, в этот самый момент кого-то или что-то теряем…

Я какие-то выводы успел сделать. Я бил раньше своих детей. Точнее, шлёпал. Нечасто, конечно. И даже не потому, что они сильно уж не слушались или совершали нехорошие поступки. Чаще всего нехорошие поступки совершал я, а дети просто становились последней каплей чаши моего гнева. Своим непослушанием, капризами вызывали желание их ударить, заставить замолчать, подчиниться. И вот однажды, когда я снова нависал над моим маленьким беззащитным сыном, а он, закрываясь руками, пищал «Папа, не бей меня!», я вдруг остановился. Именно в тот момент я вдруг посмотрел на всё это как бы со стороны! И подумал – какое право я, большой и взрослый мужчина, могу обижать этого маленького человечка?! Он ведь даже не может защитится!

И я вспомнил, как в детстве мама била меня. Как бабушка меня пыталась бить, дедушка… И мне так стало стыдно… Да, мои детки – они ведь тоже не ангелы. И могут выносить мозг очень качественно. Хотелось крикнуть, шлёпнуть… Но надо терпеть. Ведь дело не только в том, что ты их родил, воспитываешь и всё, что в них, вложил в них ты лично! Не только в этом дело! А в том, что ты сам спровоцировал любую конфликтную ситуацию! Дети ведь чего-то хотят! И если ты им этого не даёшь, они проявляют недовольство и пытаются достичь результата. Поэтому родители обязаны объяснить детям, почему, например, нельзя кушать мороженное перед обедом. А если не смогли объяснить, то должны удовлетворить их запросы. Есть еще и третий вариант – отвлечь ребёнка или пообещать ему какие-то блага. В общем, заболтать. Но если ты поленился, пренебрёг этим важным для детей вопросом или просто попытался подавить их своим авторитетом, прикрикнув и приказав им замолчать, то через некоторое время ты получишь уже цунами детского возмущения.

Увы, с детьми надо постоянно играть, постоянно ими заниматься, исполнять их желания и прихоти, в разумных, конечно, пределах. И это как раз и называется воспитанием. Не обязательно читать им лекции об устройстве Космоса, не нужно учить их правилам хорошего тона – достаточно просто показывать пример. Дети всегда вольно и невольно копируют поведение родителей. И если муж с женой постоянно ругаются, будьте уверены – дети последуют их примеру…

Я, конечно, не ангел. Я ругался при детях с женой, я кричал на них, даже бил. Но я всё же осознал свои ошибки, и в последние несколько лет, когда мы стали жить в Португалии, я не бил своих малышей, не шлёпал их. И даже старался на них не кричать. Ведь все мои негативные эмоции провоцировали вовсе не они, а моя бывшая жена. Теперь уже бывшая…

У меня нет жены. Когда у меня была жена, я чувствовал себя защищённым. Нет, не в том смысле, что я такой маленький мальчик и мне нужно спрятаться под женскую юбку. Так получилось, что жена была самым близким и самым родным для меня человеком, самым дорогим, пожалуй – после детей, конечно. Поэтому я доверял ей почти все свои мысли, у меня не было от неё тайн, я советовался с ней. И самое главное – я дал ей полную свободу во всём! А это было моей ошибкой.

У меня нет будущего. Или оно настолько туманно, что я не могу его разглядеть.

У меня нет цели в жизни. Я не знаю, к чему мне стремиться. Нет, какие-то цели у меня есть – например, написать эту книгу, заработать денег, прославиться. Но это так, всё сиюминутно и как-то мелко. А тех целей, которые когда-то я ставил себе в молодости – их нет. Наверное, я повзрослел и понял, что мечтать надо о чём-то приземлённом, достижимом. О таком, что действительно может сбыться.

И поэтому я решил свои мечты записывать. Ну, как мысли в дневник. Потому что часто ведь мечты забываются. Ну, те мечты, которые приземлённые, которые как бы на каждый день мечты. Нет, те, которые большие, которые на всю жизнь – те я помню. Разве их забудешь? Но они – как какие-то диковинные звери, которые живут где-то в дальних странах. Я знаю, что они есть, где-то там, далеко. Но я их никогда не увижу. Вживую не увижу, по телевизору я их видел и точно знаю, что они есть.

Вот поэтому я и записываю не те, большие мечты – я и так знаю, что они у меня были. А вот маленькие мечты надо записывать. Потому что они маленькие. Потеряться могут.

А еще я записываю свои истории из жизни. Из своей жизни и из жизни своих друзей, знакомых и даже незнакомых. Я ведь журналист, я много всяких историй видел и знаю. И все их помню. У меня хорошая память, профессиональная. И я все эти истории храню в коробочке своей памяти. Как бы коллекционирую их. К сожалению, почти все эти истории не очень красивые. Ведь жизнь – настоящая жизнь, а не та, которая описана в красивых глянцевых книгах – она некрасивая. И поэтому эти истории – они тоже некрасивые. А еще потемнели от времени и от горя. Поэтому все эти истории чёрные. А поскольку они уже немного стёрлись от времени, то я наживляю их на белую нитку. И так они становятся немного привлекательнее. Выглядят уже стильно. И их лучше видно. И первую такую историю я вам сейчас расскажу.

Три доктора и два трупа

Эта история произошла не со мной, а с моим другом Костей. Костя был врачом. Реаниматологом. У меня вообще-то было два друга и оба они были врачами. Вторым другом был Максим Павленко, и он тоже был врачом, но участковым терапевтом. Мы в юности занимались скалолазанием и альпинизмом, лазили вместе по скалам, тренировались. А потом, в бурные 90-е организовали кооператив по промышленному альпинизму, красили на высоте всякие железяки на заводах и базах. Так и подружились.

Но история не про покрасочные работы. История про семью.

Костя вырос с отчимом. Который тоже бы врачом. Точнее, это его отчим был врачом, а Костя потом уже стал врачом. А вначале он стал студентом медицинского института. И выбрал профессию, точнее, специализацию реаниматолога. Отчим Кости тоже был реаниматологом. Точнее, наоборот, это Костин отчим был реаниматологом, потому и Костя, наверное, тоже стал реаниматологом. В общем, все эти семейные традиции почему-то не затронули только Костину мать – она работала обыкновенным бухгалтером.

Однажды Костя пришёл домой, когда отчим и мать сидели и обедали. А надо отметить, что, даже когда Костин отчим работал, он всегда приезжал домой обедать. Ну вот такая у него была традиция. Семейная. Чтобы не случилось, но обед – по распорядку. Как у него так получалось – непонятно, ведь реаниматологи – они же на вызовы выезжают, прямо как пожарные. Но, видимо, в смене тоже знали про эту семейную традицию, подменяли его, в общем Костин отчим всегда обедал дома.

И тут такой Костя заявляется домой. И сразу к матери с вопросами. Мол, а кто мой настоящий отец? Почему, мама, ты его бросила и вышла вот за него? И на отчима своего показывает. Тот вскакивает, мол, ты неблагодарный такой Костя, я тебя вырастил, можно сказать, на ноги поставил и помог профессию выбрать. А неблагодарный пасынок не унимается и матери новые вопросы задаёт. Неудобные.

Не знаю, откуда Костя всю эту информацию выкопал, наверное, в больнице, где он ординатуру проходил, нашёлся «добрый человек». Ну или так – добрый человек. Без кавычек. Сын ведь должен знать своего отца. Родного отца. Потому что если мать чего-то там набедокурила, не смогла вовремя разобраться со своими мужчинами, то чего же у отца сына отнимать? Да живи ты хоть с кем хочешь, но ребёнка-то от отца не скрывай, пусть общается отец с сыном! А то алименты у мужика отвоевала через суд, а сына, получается, спрятала?

Короче говоря, дело дошло до того, что Костин отчим в обморок грохнулся. Ну, сердце у реаниматолога прихватило. Что делать? На столе борщ дымится горячий, обед стынет, а тут рядом под столом стынет свеженький труп. Ну, это я так рассказываю, как обычно медики рассказывают, у них ведь специфическое чувство юмора. Чёрное. Как и мои истории.

Одним словом, образовался свежий труп. Но Костя – он же тоже как бы врач, хоть и недоделанный. А ещё он учился как раз на реаниматолога. То есть, умел трупы к жизни возвращать. Чем и начал сразу же успешно заниматься тут же, не отходя от обеденного стола. В общем, стал в своего отчима жизнь вдыхать. А мама тем временем вызвала «скорую». То есть, реанимационную бригаду.

Пока Костя там искусственное дыхание делал, рот в рот, массаж сердца или ещё какие-то там манипуляции, мама металась по квартире и рыдала. Я не знаю, возможно это тоже как-то помогает – ну, если душа ещё из тела не успела улететь на небеса, то она может испугаться мечущейся и орущей женщины. Ну и возвращается в тело обратно.

Наверное, в тот раз так всё и произошло – душа испугалась рыдающей женщины, в тело вернулась, и Костин отчим очнулся. Возможно, причина была в Костином профессионализме или его сильных лёгких, при помощи которых он вдувал в своего отчима порции свежего воздуха. Ну, относительно свежего, конечно. В общем, труп внезапно ожил. Казалось бы – аллилуйя! Спасли человека!

И тут приезжает «скорая помощь». Реанимационная бригада. Со всеми причандалами – дефибриллятором, всякими там лекарствами, аппаратурой. А трупа-то и нету. Вот досада, правда? Но, как оказалось – рано радовались. Потому что во главе этой бригады из «скорой» вылез… отец Кости. Настоящий.