Шляпка

Александр Шумович

Шляпка

Маленьким девочкам многое запрещают.

Света сидела на прохладном полу в комнате летней кухни, где стояла мамина швейная машинка «Зингер». Воздух был густой, напоенный запахом нагретого дерева, ткани и сладких абрикосов, которые стояли, собранные в эмалированный тазик.

Ее мама – Дуся – сидела, наклонившись над отрезом ситцевой ткани. Ее темные кудри покачивались, нога мерно качала педаль, а игла быстро-быстро бегала вперед-назад, оставляя за собой ровную строчку.

Цок-цок-цок…

Этот звук заполнял весь дом, как тиканье большого часового механизма. Он был уютным, но в то утро Свете он казался слишком громким и скучным. Он заглушал пение птиц и шелест листьев.

Света подошла к окну. Их двор был большим и зеленым. Папа работал на стройке, он сам сложил белые стены их хаты-мазанки, построил крепкий забор. Это он посадил деревья: вот грецкий орех, вот та черешня, с которой они собирали ягоды, вот абрикос, с ветки которого Света в прошлом году слезть не могла, и ее снимали почти как котенка. У забора жужжал малинник – целое море из колючих веток, пчел и сладких ягод.

На конек сарая приземлились два диких голубя, они ворковали – «до-Дууууси, до-Дууууси». Голуби перебирали лапками и поворачивали туда-сюда головы. Света смотрела на них и думала о бабуле Агафье Амосовне. Бабуля жила в Кривом Роге, и у нее тоже были голуби, она кидала им горсти мокрого пшена и крошек во дворе. Горобцы воровали у них крошки. А еще у бабули пахло корицей и всегда стояло на столе блюдо с только что испеченными пирожками.

– Маму, – тихо сказала Света, не отрываясь от окна. Она подперла щечку рукой и поэтому скучала еще больше.

Цок-цок-цок… Машинка не умолкала.

– Маму! – громче повторила она, подходя к маминой спине.

– Да, доца? – откликнулась Дуся, закусив губу и аккуратно выводя закругленный шов на чьем-то новом платье.

– Маму, давай поедем к бабуле? – Света обняла маму сзади, уткнувшись носом в ее мягкую хлопковую блузку. Она пахла мамой – пирожками, душистым мылом и

нитками.

Дуся на секунду остановилась, чтобы поправить ткань, погладила дочку по головушке.

– Съездим, солнышко, вот закончу эти заказы…

Но в ее глазах Света увидела не поезд до Кривого Рога, а бесконечные метры ситца в горошек и цветочек. Она отпустила маму и отошла. Мамино «скоро» было таким же далеким, как луна на дневном небе.Она посмотрела на маму, снова склонившуюся над работой, на ее сосредоточенные брови. Посмотрела на голубей за окном, которые вот-вот улетят в большое небо. И приняла решение. Серьезное, взрослое, как у папы.

– Тогда я сама поеду, – объявила она тихо, но очень четко.

Цок-цок-цок… – педаль машинки сделала еще один оборот.

– Ну, езжай сама, – так же автоматически, не вслушиваясь в смысл, ответила мама, водя тканью под иглой.

Для пятилетней Светы это прозвучало не как отказ, а как самое настоящее, данное всерьез разрешение. Она кивнула самой себе, тронула рукой солнце, лежавшее пятном на полу, и вышла во дворе. До великого путешествия был еще бесконечно длинный летний день.

***

Следующее утро тоже было солнечным и звонким. Света проснулась рано, выпила с мамой холодного коровьего молока и принялась за дело.

Она прошла в свою комнатку, где стояла ее кроватка и комод. Из самого нижнего ящика, пахнущего сушеной мятой, она достала свое нарядное платьице белого цвета в красный горошек. Оно было немного жаткое на ощупь и такое нарядное, что надевать его в обычный день было нельзя. «А сегодня необычный день», – серьезно подумала Света, с трудом натягивая его через голову.

Затем настал черед пыльника и шляпки.

Он висел на нижней вешалке за дверью и пах дорогой. Легкая курточка песочного цвета была похожа на ту, что носили летчики и важные люди в кино.

Шляпка нужна была для важности и чтобы солнце не напекло. Она лежала на комоде, аккуратно завернутая в чистую газету, соломенная с широкими полями и алой ленточкой, что завязывалась под подбородком. Света подтащила табурет. Надев шляпку и посмотрев на свое отражение в темном стекле буфета, она увидела совсем взрослую и серьезную девочку. Готова к дороге!