Дотянуться до звезды

Александр Шляпин

Дотянуться до звезды

Боль в душе не прошла

Раны чувствую в сердце

Навсегда ты ушла

Громко хлопнула дверцей….

Корсунь-Шевченковский

ПИРУЭТЫ СУДЬБЫ

….а вот уже и первое октября,– тихо сказала Брагина себе под нос. Она стояла перед большим окном гостиничного номера, и, сложив руки на груди, смотрела на сырые московские улицы:

– Первое…. Первое октября, -повторила она почти шепотом, словно читала какие-то заклинания.

В этой дате, было что-то символическое. С первого числа начинался каждый месяц, словно это был старт к новой жизни и новым, не покоренным вершинам. Внезапно Лиза почувствовала, как за её спиной, с каким-то трепетом и закипающей страстью вздохнул её новый поклонник. Он был явно возбужден. Прикладывая силу воли, он старался не подавать ей вида, чтобы не выглядеть перед объектом воздыхания навязчиво и нелепо.

Он был француз по имени Жан-Поль Жене. Он появился в жизни Брагиной всего лишь несколько дней назад. Елизавета еще не успела узнать его, более открыто, чтобы безгранично доверять залетному виноделу.

Это было совсем нежданное и негаданное знакомство. С огромным букетом белых, пышных роз, разгоряченный Жан-Поль ворвался в её апартаменты, чтобы выразить восхищение её талантом, и её необыкновенной красотой. И она сдалась – сдалась потому, что перед благоуханием белых роз, Лиза устоять не могла. Это был тот предмет от которого она теряла разум и все мысли сводились только к созерцанию и восхищению природной красотой. И, словно наивная девочка, она поддалась соблазну опытного искусителя. Не смогла Брагина не впустить этого стройного, высокого француза в свой номер, и в свой закрытый мир. Странное чувство появилось в груди не только при виде цветов, но и самого импозантного поклонника, напоминающего своей удалью нетленный образ Д Артаньяна. Внезапно появившийся в дверях влюбленный француз застыл в её подсознании моментальной фотокарточкой, улыбающегося Михаила Боярского. На какой-то миг, Брагина даже представила его в роли своего суженного, и с удивлением обнаружила, что он ей чертовски мил и приятен, и совсем не отвергается внутренним состоянием души. Непонятно каким образом он подходил ей на эту роль, но это чувство её насторожило еще больше. Жан был душечка. Он был приятен настолько, что в её животе, как когда-то в юности, дружно вспорхнули мотыльки и наполнили душу еле уловимыми прикосновениями.

Жан-Поль стоял за спиной. Он таинственно и взволнованно пыхтел и сопел через нос, и это его дыхание, его случайные касания были настолько нежны и трогательны, что по телу Брагиной побежали миллионы мурашек, доводящих её до исступления. Его легкие и неуверенные телодвижения, как бы говорили о том, что француз поднялся в наивысшую точку морального и физического возбуждения. Она чувствовала, что еще мгновение и этого винодела было не остановить. И чувствовала, как в нем закипает невиданная страсть, которая даже через его дорогой костюм исходила теплом неведомых волн, которые беспрепятственно проникали в её сердце.

Лиза очнулась. Очнулась в тот момент, когда ощутила, как атмосфера вокруг неё накалилась до невообразимого предела. Она настолько нагрелась, что еще пару минут подобного флирта, и этот галантный месье, вряд ли сможет удержать себя в рамках приличия. Еще миг, и он рискнет перейти ту черту, за которой отношения перерастают в кипящий котёл страсти и физической близости. Его ухоженные пальцы нежно касались шеи Брагиной. В отражении хромированного светильника, Елизавета увидела, блеснувшую искру, а холодная «змейка» золотой цепочки тут же юркнула в таинственную ложбинку на женской груди. В тот момент, дыхание французского винодела достигло апогея. Оно сделалось настолько глубоким, словно он стоял на парапете Эйфелевой башни, и был готов сигануть вниз – без парашюта, доказывая, что влюблен, и ему нечего терять – кроме жизни. Руки Жана двигались по её телу вниз и вдруг остановились. Остановились на талии. Длинные пальцы, находились на линии живота. Они замерли, словно ожидая приглашения к более активным и чувственным движениям.

– Жан,– произнесла Лиза, интонацией предостережения.

В тот миг Брагина хотела было выскользнуть из его объятий, но в последнюю секунду ощутила, что француз хоть чрезмерно возбужден, но уверенно держит дистанцию. Он не торопил события. Он убрал руки.

– Не надо Жан…. Еще не время, – прошептала Брагина, чуть слышно. – Мы еще не настолько близко знакомы с тобой, чтобы я могла принять от тебя такой дорогой подарок…. У нас в России – это не принято….

Елизавета аккуратно сняла с себя филигранную цепочку, и, обернувшись в пол- оборота к удивленному французу, вернула колье, опустив подарок в оклеенный бардовым бархатом дорогой футляр из эбенового дерева.

– Но, почьему,– заверещал обиженный винодел, – я ведь очьень тебя любить…. Это моё тебе подарок!

– Жан, дорогой – не моё тебе подарок, а мой тебе подарок,– поправила француза Лиза. Она кокетливо ухмыльнулась, и, щелкнув пультом телевизора, постаралась разрядить обстановку, чтобы разбавить мёд спонтанного романтического вечера, ложкой информационного дегтя российского телевидения.

Француз виконт по имени Жан- Поль Жене, был представителем шестого поколения древнейшего бургундского рода виноделов, одного из аппелласьонов предместья Дижон. Издавна они славились в России и Франции, своими красными бургундскими винами, произведенных в одном из богатейших монопольных поместий семьи негоцианта – производителя Жана-Поля Жене.

Влюбился Жан-Поль с первого взгляда. С того самого взгляда, как только увидел Брагину в роли «Мирей де Пуатье», в балете «Пламя Парижа». Он был настолько восхищен её грацией, её мастерством движения, и внешним очарованием, что не мог устоять перед русской красавицей. Его сердце, словно играющее вино, мгновенно наполнилось «пузырьками» любви. И он понял, что «влип», подобно мухе, которая села на клейкую ленту. Сначала Жан-Поль думал, что это пройдет, но мысли о русской балерине, мысли о молодой и красивой женщине настолько въелись в его мозг, что он не мог совладать с собой. Уже через две недели сердечных страданий, Жан-Поль был готов пасть перед ней на колени, и, лобызая нежную ножку в шелковых чулочках, просить руки.

В тот миг, что-то очень знакомое: имя и фамилию, услышала Брагина из включенного телевизора. Она, сконцентрировав внимание, медленно опустилась в кресло, и с непонятным трепетом уставилась, в мерцающую картинками плазму экрана. Её лицо, словно превратилось холодный мраморный лик Терпсихоры. Там, на плоском стекле, она вдруг увидела – его. Да, несомненно – это был Макс. Максим Никулин – стройный, подтянутый в парадной военной форме. Он стоял во всей красе перед Президентом России, который, на её глазах, вручал ему на грудь орден «Мужества». И тут сердце Брагиной ёкнуло. Нет – оно не просто ёкнуло, оно взорвалось, словно граната. Кровь, наполненная гормонами, помчалась по сосудам, гонимая мощным сердцебиением. Странный ком появился неоткуда, и застрял в горле, перекрывая доступ к воздуху. Горючие слезы мгновенно заполнили озера глаз, и тонкими ручейками потекли по её щеками, выдавая состояние её ранимой души.

– Элиз, что есть тобой,– спросил француз, увидев реакцию барышни на новости. – Тый плакать!?

Брагина аккуратно вытерла слезы носовым платком и сказала продолжая плакать.

– Посмотри Жан, какой красивый солдатик,– сказала балерина.– Он еще такой молоденький. И он Жан, настоящий герой! Понимаешь, настоящий русский герой!

– Тый знать его?

Брагина на какой-то миг задумалась. Естественно – она, как ни кто знала Макса Никулина. Знала, как самого близкого в этом мире человека. Просто она никому не хотела об этом говорить и Жану тоже. Ведь это был её маленький женский секрет – можно даже сказать – каприз.

Максим был не просто её знакомым, он был тем милым русым мальчишкой, с лицом, осыпанным веснушками. С ним прошло её детство, и с ним рядом пролетела её юность. Это был тот мужчина, которого она полюбила с первого класса.

Уже, со школьной скамьи они были вместе и везде. И друзья по двору кричали им в след – «жених и невеста тили-тили тесто». Несмотря на побои от «конкурирующих» ухажеров, Максим, ежедневно носил её портфель, а друзьям рассказывал, что когда вырастет, то обязательно женится на ней. Женится на своей «бражке – букашке», как шутливо, и с любовью называл он Лизку.

– Нет, не знаю, – глубоко вздохнув, откровенно соврала Брагина.– Просто Жан, он ведь настоящий русский герой. Наш президент, как и ваш тоже, награждает только достойных….

Елизавета старалась скрыть волнение, но у неё ничего не получалось. Хоть и была она профессиональной актрисой, но сейчас фальшь на её лице была видна не вооруженным глазом, и француз почувствовал это. Слезы предательски текли из глаз, и она, прилагая все усилия, никак не могла остановить это бесконечный поток. Воспоминания о прошедшем детстве, вызывали в её душе приступ безудержной ностальгии, и это еще больше провоцировало её на плач.

– Тый плакать?! Что он такое делать,– спросил Жан-Поль.

– Подвиг, наверное…. Он ведь Жан, миротворец,– ответила Брагина. – Его наградили за спасение граждан Осетии, и принуждение Грузии к миру….

– Так у нас во Франции говорят – это Россия нападать на бедный и беззащитный Грузия,– сказал Жан. – Это ваш Россия – это он агрессор….

В тот миг Брагина, словно получила пощечину. Она выключила телевизор, и в нервах швырнула пульт на диван. В номере воцарилась напряженная звенящая тишина. Жан понял, что сморозил какую-то глупость, назвав Россию агрессором. Он даже захотел было извиниться за свою опрометчивость, но было уже поздно. Брагина глубоко и взволнованно задышала. Схватив из вазы букет с розами, она бросила их в сторону француза. Цветы веером рассыпались по полу, став невинной жертвой политических разногласий.

– Выйди отсюда вон,– крикнула она, прищуривая глаза, словно дикая пантера в минуту ярости. – Я не хочу больше тебя видеть….

– Прости! Я не подумать, что ты такой ранимый,– стал извиняться француз. Он почувствовал, как у него из рук «ускользает» его русская любовь. – Я не хотеть тебя обижать…. Я француз, и много не понимать ваш русский история….

– Вот иди, и учи эту самую – нашу историю,– сказала Елизавета. – Моя страна никогда не на кого не нападала в отличие от твоей родной Франции…. Надеюсь, имя Наполеон тебе о чем-то говорит,– сказала Брагина. – Или ты думаешь, мы сами сожгли Москву, чтобы зимой в ней было тепло добрым и милым французским парням, которые пришли в мою страну грабить состоятельных помещиков и богатые церковные приходы…. А может ты забыл, что делали французские военные из «АНТАНТЫ» в моей стране, когда Россия тонула в крови гражданской войны? И Крым-Крым вы не хотели отжать у нас в девятнадцатом веке?

– Ну, Элиз…. Я же просить прощения,– сказал Жан, собирая цветы с пола. – Я не знать, что у вас произходить з Грузия. Я Элиз, не политик, я просто делать во Франции вино. Очень короший вино. Я бизнесмен – я не политик….

Брагина смотрела на француза, и не могла понять, что в нем было такого, чем он мог тронуть её «сердечные струны». Ей с ним было необыкновенно хорошо и необыкновенно уютно. Где-то под сердцем, у неё шевелились странные пушистые шарики, которые придавали ей какие-то новые и приятные ощущения. С одной стороны: в её памяти всплыл влюбленный образ Макса, который она не имела право забыть, а с другой стороны – этот слегка наивный Жан–Пьер Жене. Эта загадочная двоякость вводила в ступор. Её мозг, не мог понять, что с ней в тот миг происходит. Надо было на что-то решаться, чтобы определить для себя, с кем ей хочется быть и с кем остаться. Выразив на лице маску «страданий», Брагина погрузилась в «роль». Тихо голосом «умирающего лебедя», она сказала:

– Прости Жан, у меня что-то сильно разболелась голова. Оставь меня, я хочу побыть одна. Мне сейчас нужен покой….

Жан понял всё. Не сводя с неё глаз, он трепетно положил цветы на стол и, попятившись назад, проговорил:

– Ты Элиз, меня совсем прогонять?.. Может мне вызывать тьебе доктор?

– Я прошу тебя, Жан – уйди…. Я сама позвоню тебе, когда мне станет лучше,– сказала Брагина. Изо всей силы она старалась сделать вид, что ей плохо – и у неё это получилось.

Француз глубоко вздохнул, и, оставив Брагину один на один со своими секретами, незаметно покинул гостиничный номер.

Как только он ушел, Лизка схватила трубку внутреннего телефона, и, позвонила на ресепшн.

– Алло, это вас Елизавета Брагина беспокоит, из триста пятнадцатого номера…. Вы не могли бы для меня добыть информацию, в каком отеле Москвы поселился военный молодой мужчина по фамилии, Максим Никулин. Его сейчас в новостях показали по телевизору. Ему Президент орден вручил…. Я хотела бы знать, где он мог посилиться?