banner banner banner
Жора-обжора. Рассказы о собаках и людях
Жора-обжора. Рассказы о собаках и людях
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Жора-обжора. Рассказы о собаках и людях

скачать книгу бесплатно

Жора-обжора. Рассказы о собаках и людях
Александр Сергеевич Елисеев

«Жора-обжора» – новая книга автора популярных рассказов Александра Елисеева о собаках и людях. Читателя ждут разные истории из жизни наших четвероногих друзей. Они короткие и длинные, смешные и трогательные, но всегда увлекательные и добрые. Книга порадует тех, кто устал от трудных и нервных обстоятельств жизни и хочет отдохнуть, развлечь себя и зарядиться позитивом.

Жора-обжора

Рассказы о собаках и людях

Александр Сергеевич Елисеев

Корректор Нина Берестовская

Дизайнер обложки Лилия Казанцева

© Александр Сергеевич Елисеев, 2024

© Лилия Казанцева, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0062-7928-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

УРОК ПСИХОЛОГИИ

Лёнька сдал последний экзамен. Да ещё как сдал! Пятёрка «с плюсом» – препод его очень хвалил и поставил всему курсу в пример. Эх, не зря пыхтел Лёнька над конспектами, старательно зубрил учебник да вникал в дополнительную литературу. В то время как друзья, напустив на себя строгости, говорили: «Алексей…» – на самом деле его так и звали, но почему-то с первого курса ещё с момента заселения в общагу, сокращали его не до «Лёши», а до «Лёньки», так вот:

«Алексей, – говорили они ему сурово, – вы загубите свою молодость в служении своей загадочной науке – психологии! Достаточно уже штудировать Фромма и Фрейда, внутренне полемизировать с Маслоу, осмысливать экзистенциальную фрустрацию Франкла и опровергать Карнеги. Пора покинуть родную неустроенность общаги и явить себя окружающему миру. Там столько всего прекрасного, Алексей, вы бы только знали: девочки в коротких юбочках, запотевшее пиво, тенистые аллеи набережной, прогревшийся, наконец-то, пляж!»

Лёнька отвечал, что обязательно, вот-вот, как только сдаст экзамены, приобщится ко всему прекрасному в летнем городе, но в то же время отчетливо понимал, что это не так: закрыв сессию, он соберёт вещи и помчится в родной посёлок, где его ждут с нетерпением мать и две маленьких сестрёнки, и где он будет подрабатывать у матери на овощебазе, да помогать по дому, а там глянуть не успеешь – новый сентябрь, пора брать в руки учебники и писать бесконечные конспекты.

И всё же Лёнька был доволен. Наконец-то свобода, можно не изводить себя напряжённым графиком подготовки, не повторять бесконечно в голове самые трудные вопросы, не вчитываться в закорючки набросанных в бешеном темпе конспектов.

День ещё такой хороший, солнечно, но не жарко, с реки тянул приятный прохладный ветерок. Лёнька не спешил в общагу: друзья его или носились по универу, пытаясь досдать хвосты и закрыть уже сессию, либо разъехались по домам – сегодняшний экзамен в графике сессии стоял самым последним.

Идти пешком было лениво, и Лёнька пришёл на остановку, откуда на маршрутке до общаги было ехать всего десять минут. Но в пыльную комнату не хотелось. Зато захотелось есть. Лёнька вдруг понял, что последний раз нормально ел вчера в обед: на ужин перехватил крепкого чаю, потом пол ночи повторял материал, так что к утру от усталости и нарастающего предэкзаменационного мандража есть не хотелось совершенно, к тому же в полупустой общаге имелся только пустой холодильник и совсем задубевшие сушки, забытые кем—то из гостей в их комнате года два назад.

«Эх, сейчас бы супчику! Лучше даже борщеца… да с пирожками! – подумалось Лёньке, – Или хотя бы просто свежего горячего пирожка!»

И конечно, как водится, аккурат рядом с остановкой пристроился небольшой скромный киоск с выпечкой. А там на витрине чего только не было: пирожки с картошкой, пирожки с капустой, с яйцом, с луком, с оранжевым неровным тестом беляши, и ещё полно всего. На сладкое Лёнька даже не посмотрел. Взгляд его моментально приковал к себе здоровенный красавец эчпочмак. Печёный треугольник татарской, или, может, башкирской кухни из хрустящего теста, полный мяса, а внизу тонкий слой картошки. Это вам не самса, и не курник какой-нибудь, где один только лук и найдёшь в начинке. В этих эчпочмаках рубленое мясо – сочное, ароматное, чудодейственным образом насыщает студента на целый день. Лёнька уже как-то ел эчпочмаки этой сети и знал, насколько они гастрономически бесподобны.

Удивительное дело – Лёньке хватало денег как раз на эчпочмак и билет на маршрутку. Вот же удачный день! И он купил большой, обжигающий, умопомрачительно пахнущий треугольник. Вдыхая дивный аромат, Лёнька отошёл на газон за остановку, решив съесть его тут же, незамедлительно, не везти же в общагу – остынет, а то и нахлебники найдутся, они имеют чудесное свойство обнаруживаться всегда, даже когда общага бывает почти пустой, как сейчас.

Едва только упаковочная бумажка была развернута, а молодые зубы студента готовы были вонзиться в мясо-мучную плоть кулинарного изделия, как вдруг Лёнька то ли заметил краем глаза, то ли просто почувствовал на себе взгляд. Прямо как был с открытым ртом, и изготовленным к поеданию эчпочмаком, Лёнька обернулся и увидел за спиной, прямо у своих ног небольшую собачку. Обычную уличную собачку: лохматенькую, тёмненькую, с блестящими карими глазками и пуговкой чёрного носика. Собачка сидела и внимательно смотрела прямо Лёньке в глаза.

Вот ведь зараза какая, явно жрать просит. Лёнька не особо любил животных, точнее был равнодушен к собакам и кошкам, а всяких крыс и хомяков терпеть не мог. Но, как всякий нормальный человек, запросто мог отломить горбушку уличной псине или отдать попку колбасы котикам, жившим в гаражах рядом с общагой – живые же создания, а кушать хотят все божьи твари. Но сейчас собачка была прямо вот некстати. Маленькая, нечёсаная, с виду несчастная. Её как-то сразу стало жалко. И всё же Лёнька был жителем общаги уже несколько лет, и время это не прошло зря, научило кое-чему. Если кормить каждого, кого жалко, можно и с голоду загнуться. Нет, уж, собачка собачкой, а эчпочмак он честно заслужил, и сожрёт его сам единолично, здесь и сейчас. Ну ладно, не здесь. Лёнька повернулся и отошёл от остановки поглубже в газон.

Собачка пошла за ним, ступая осторожно и несмело. Глаза её всё также внимательно и неотрывно смотрели в Лёнькины, смотрели проникновенно и куда-то глубоко, прямиком в самое обиталище души.

– Тьфу ты, чёрт! – ругнулся Лёнька и вернулся обратно к остановке. Плевать на собачку, сейчас он съест эчпочмак, сядет в маршрутку, а через полчаса будет уже валяться на кровати в родной общаге, слушать музыку, сытый и довольный, а вечером пойдёт, наконец-то, гулять на набережную и…

В это время собачка снова осторожно подошла к Лёньке и вдруг: ап! Встала на задние лапки. Вот это номер! Лёнька оторопел от неожиданности и чуть машинально не засунул жирный эчпочмак в карман брюк, но вовремя спохватился. А собачка продолжала исполнять. Трогательно перебирая задними лапками, она подошла к Лёньке, почти вертикально, встала перед ним и помахала сложенными у мордочки передними лапками. Потом протянула одну лапку, чуть тронула Лёньку за штанину и после прижала обе лапки к груди.

Вид у собачки был и смешной, и несчастный, и старалась она усиленно, да так смотрела, что сердце Лёньки растаяло. Он отломил уголок эчпочмака, совсем маленький, где ещё не было даже мяса, и кинул собачке. Кинул неудачно, кусочек не долетел до собачьей пасти и упал к ногам. Собачка спрыгнула на все четыре лапы, понюхала кусок и вопросительно посмотрела на Лёньку.

– О как! – прокомментировал он собачке, – Без мяса тебе не нравится, да? Нормальные запросики!

Ладно, так уж и быть, Лёнька отломил кусочек уже с мясом и кинул собачке его. Та ловко поймала гостинчик зубами, чавкнула и выплюнула перед собой. Понюхала, укоризненно посмотрела на Лёньку и села на газон, не став есть.

– Да чтоб тебя! Что не так-то? – Лёнька поднёс к носу эчпочмак, он пах вроде бы как полагалось эчпочмаку: тестом, мясом, луком и специями. Лёнька разломил кулинарное изделие и понюхал снова, в самой глубине. Ну, вроде чем-то пахнет не таким, как надо, а может, и не пахнет.

Лёнька аккуратно пальцами выудил из самой середины выпечки кубик мяса и снова кинул собачке. Собачка понюхала кусочек, с презрением отвернулась и потеряв всякий интерес к Лёньке с его эчпочмаком, принялась глазеть на дорогу.

Нет, ну это что такое. Они там сдурели что ли? Несвежее продают. Опять же, как житель общаги Ленька не понаслышке знал, что бывает с организмом, накормленным испорченными продуктами, и подобных последствий совершенно не хотел. Как ни жаль, но придётся эчпочмак всё же выкинуть от греха подальше.

Совсем расстроившись, он отнёс дискредитировавший себя кулинарный продукт к урне, что врастала в асфальт рядом с остановкой, и опустил эчпочмак туда. Отойдя к людям, ожидавшим маршрутку, он грустно оглянулся и вдруг увидел, как собачка на всех парах семенит к урне. Подбежав, она ловко вскочила на задние лапки, на секунду занырнула внутрь и вытащила многострадальный эчпочмак, после чего с довольным видом улеглась рядом и принялась с аппетитом уминать его за обе свои нечёсаные щеки, кряхтя и чавкая от удовольствия.

Обалдевший Лёнька смотрел на собачкину трапезу и думал: ну надо же, она вот так взяла и обвела его вокруг пальца. Его, почти отличника, без малого уже профессионального психолога. Вот тебе Юнг, Карнеги и Хорни. Обыкновенная уличная собачка запросто преподала ему урок манипуляции самым наглядным образом, да ещё и подкрепила результат – простимулировала к успешному обучению, лишив вожделенного обеда. Лёнька даже не злился на собачку, он с умилением смотрел, как она доела последние крохи, глянула на Лёньку на прощание, словно бы даже подмигнув ему, и отправилась восвояси.

В кармане оставалось денег ровно ещё на один эчпочмак. Правда, до общаги тогда придётся идти пешком, но разве это проблема для молодого организма, который только что успешно сдал сессию, у которого впереди ещё половина лета, хотя и полного домашних забот? Да и день был такой приятный.

Лёнька купил ещё один эчпочмак, и, словно опасаясь потерять и его, немедленно откусил огромный кусок. Пережёвывая удивительное сочетание теста, рубленого мяса, лука и картошки, он думал о том, что позитивное подкрепление урока действует, поди, не хуже негативного, что, поскольку парни в основном разъехались по домам, особо и некому рассказать про сегодняшнее забавное происшествие, и что может быть, он когда-нибудь даже заведёт себе собачку, раз уж они такие умные.

МАМИНЫ ПИРОЖОЧКИ (рождественская история)

Посвящается моей маме Светлане Николаевне Елисеевой, которую в детстве звали просто Светочкой, и у неё были пухлые щёчки, курносый носик и выразительные голубые глаза.

Какая это невыносимая скука – ждать праздника, когда до него осталось совсем немного! Светочка сидела на большом деревянном стуле за большим деревянным столом посреди тщательно убранной и украшенной праздничной мишурой залы и болтала ногами.

Только утром они с мамой приехали отмечать Новый Год, а потом все новогодние праздники и, конечно, бабушкино любимое Рождество, сюда к бабушке в большой деревенский дом. До села добирались сначала на электричке, потом на пыхтяще-скрипящем стареньком автобусе, сидя на холодных сиденьях среди хмурых и тщательно укутавшихся от холода местных жителей. Папа не смог приехать, его вахта «на северах», как он выражался, совпала с праздниками в этом году. Зато Светочке были, как всегда, обещаны сельские зверюшки, кошечки-собачки, настоящая ель во дворе и развесёлые забавы с деревенскими ребятами.

По приезду все были рады Светочке, бабушка ласково гладила её по голове, а тётя Оля, мамина сестра, долго восхищалась Светочкиными пухлыми щёчками, курносым носиком, светлыми волосами и выразительными голубыми глазами. Тётя Оля несколько раз сказала, что Светочка похожа на куклу, что Светочке не очень понравилось, потому что куклы, которые были у Светочки и её подруг дома, а также продавались в магазинах, все имели глуповатые выражения лиц и полуоткрытый рот, а Светочка считала себя умненькой девочкой.

Бабушкин дом был и правда огромный. Вообще-то он был бабушкин и дедушкин, но в их семье почему-то говорили только «бабушкин». Отчасти, наверное, это потому, что дед всегда был чем-то занят в своей мастерской, и в доме появлялся только для приёмов пищи и сна. Дед был немногословен и постоянно после полутемной мастерской, где свет в основном зажигался только над верстаком, щурил глаза на свету под толстыми линзами очков, отчего бабушка называла деда «мой крот». Кроме деда-крота и бабушки, при доме жили: белая коза Машка, чёрная корова Цыганка, три трёхцветных кошки, каждую из которых звали Мурка, чтобы не путаться, и большая красивая собака Пушича. Светочка очень любила Пушичу – кошки были слишком независимы и жили абсолютно своей жизнью, почти не обращая внимание на людей, коза и корова казались слишком экзотическими и непонятными, а Пушича была общительной и ласковой собакой, поэтому каждый свой приезд Светочка привозила какую—нибудь вкусную косточку для своей «Пушиченьки» и всегда с нетерпением ждала их встречи.

В этот приезд, однако, всё пошло не так, как обычно. Примчавшуюся в радостном предвкушении Светочку огорошили сообщением, что поиграть с Пушичей не выйдет, у Пушичи щенки, и посмотреть их можно будет попозже, когда они поедят и поспят.

Бабушка дала Светочке ароматный свежайший пирожок с капустой, чтобы девочка не сильно огорчалась новости, отчего получила замечание Светочкиной мамы, что закармливать ребёнка не надо. У неё и так щёчки вон какие пухлые. Пирожок правда не отобрали, но на кухне внезапно разгорелся спор. Бабушка сказала, что праздничный стол готов: она напекла пирожков с разными начинками, достала из погреба соленья, есть копчёное сало для тех, кто не соблюдает пост, и на десерт большой пирог с вишнёвым вареньем. Мама и тётя Оля ей возражали, что новогодний стол должен быть более праздничным, а пирожки можно есть до Рождества, раз уж бабушка настаивает, чтобы они все выходные были вместе, и Рождество отметили масштабно, как полагается. Бабушка настаивала, что она старалась, целый день пекла. И что до Рождества положено есть постное, а мама и тётя Оля в ответ говорили, что очень любят мамины пирожочки, но придут ещё гости, и что в их доме стол должен быть не хуже, чем у других. Спор как быстро разгорелся, также резко и утих: бабушка в итоге сдалась, и все трое принялись усердно готовить.

На кухне они провели весь день, предоставив Светочку самой себе, а тут ещё выяснилось, что улицы замело снегом, и сразу же сильно похолодало, поэтому местная детвора гулять на улицу не пошла, телевизор показывал плохо, с помехами, всего одну программу и по той шёл какой-то очень уж скучный концерт. Светочка ходила по дому с несимпатичной куклой в руках, и всё вспоминала, как они летом играли с Пушичей, и какая Пушича умная. Она выполняла команды, приносила палочку, прыгала на яблоню за яблоками, следила за порядком во дворе, куда выпускали гулять цыплят, которых бабушка брала подращивать на лето, а осенью продавала, чтобы не кормить в холода, потому что у неё уже возраст не тот, как она сама говорила. Пушича внимательно смотрела, чтобы посторонние коты и кошки не заходили в их двор, свои к цыплятам были равнодушны то ли в силу привычки, то ли по своей кошачьей лени. Коза Машка на цыплят не охотилась, но могла подавить копытцами, и чтобы этого не случилось, Пушича следила, чтоб цыплята не шлялись у плетня, к которому бабушка привязывала козу. Корова Цыганка цыплятам была совсем не опасна: с утра она была всегда на пастбище, вечером – в хлеву. А вот хищники в округе водились. Однажды над двором принялся кружить коршун, а потом резко как бросился с неба прямо к земле на одного из цыплят, так Пушича, выскочив будто из-под земли, с лаем прыгнула на коршуна, так что птица резко отвернула и, взмыв вверх, убралась от бабушкиного двора куда подальше.

Светочка от воспоминаний так разволновалась, что решила пойти на кухню, поканючить, чтобы ей уже наконец-то показали Пушичу. Как это иногда случается, нытье вдруг неожиданно сработало, и тётя Оля, наверное, устав нарезать салат, накинула на Светочку полушубок, да отвела её на отапливаемую веранду, где на охапке старых одеял и обветшавшей одежды спала Пушича и пятеро щенков, все, как сама Пушича, лохматые и чёрно-белые, упитанного вида, пахнущие молоком, собачьей шерстью и ещё непонятно чем. Светочка тормошила и обнимала Пушичу, тискала её прекрасных детей, но дети никак не хотели просыпаться, вяло пищали и уползали к мамке, а сама Пушича слабо повиляла Светочке хвостом, лизнула ладонь и улеглась обратно, сонно разглядывая собственный приплод.

– Они уже большие, бегают вовсю! – сказала тётя Оля, – Вечером ты сможешь с ними поиграть.

– Какие они славные! – восхищалась Светочка, – Миленькие и пухлые такие!

– Ага, просто не щенки, а мамины пирожочки, – согласилось тётя Оля и увела Светочку обратно в дом.

Вечером долго накрывали стол, носили большие блюда, миски, тарелки, вскрывали консервы и нарезали колбасу и сыр. Мама и тётя Оля с мужем дядей Валентином, оказывается, привезли с собой много вкусных и редких продуктов, из которых некоторые Светочка прежде никогда не пробовала, например, каких-то кальмаров, форель и ещё всякое, чего она совсем не запомнила. Еды было столько, что пирожкам не хватило места и их оставили пока на кухне – до лучших времён, как выразилась мама.

Наконец стол был накрыт, гостей ожидали примерно через полчаса, и женщины ушли в комнаты наводить красоту, а дядя Валентин ушёл звать деда в мастерскую, да там и запропал. Светочке было ужасно скучно опять сидеть на стуле и чего-то ждать. Всё-таки Новый Год, а ни подарков, ни веселья, про неё опять все забыли и даже не нарядили в специальное новогоднее платье снегурочки, которое мама сшила сама, тарахтя по вечерам швейной машинкой.

Светочка подумала, что уже совсем вечер, а как раз вечером ей обещали поиграть со щенками, а раз никого нет, она возьмёт и пойдет поиграть сама. В конце концов, мама часто ей говорит, что она уже взрослая, и пора быть самостоятельной.

Она вышла в прихожую, которую бабушка почему-то смешно называла «сени», до полушубка дотянуться не сумела, поэтому повязала вокруг себя большой шерстяной бабушкин платок, который был ей размером как плед, и отодвинула засов, запиравший дверь на веранду. Аккуратно приоткрыв дверь, Светочка протиснулась в тёмное помещение и позвала: «Пушича! Пушича, вы проснулись?» Раздался шорох, потом грохот, и через секунду на Светочку напрыгнул целый ворох мохнатых щенков, обнюхал, облизал, пихнулся множеством лап, да и повалил Светочку попой прямо на пол. А сами щенки унеслись в распахнутую дверь. Светочке было не больно, но немного обидно, что Пушичины дети ей уделили совсем немного внимания, и тогда она принялась звать Пушичу, чтобы та усмирила и вернула своих щенков.

Пушича проснулась где-то там, в глубине веранды и, видимо заметив, что дети словно испарились, помчалась на их поиски, прямиком мимо Светочки. Светочка поднялась на ноги и побежала за собаками.

А в комнате уже происходило настоящее стихийное бедствие: щенки, проявив чудеса смекалки, с маленькой табуреточки – бабушкиной подставки для ног, запрыгнули на стул, где три минуты назад скучала Светочка, а со стула – на стол, и моментально принялись впятером уплетать расставленное к празднику угощение. Салаты, колбаса, все форели и кальмары с катастрофической скоростью разметались с блюд по всему столу и поедались маленькими щеньячьими ртами с чмоканьем и чавканьем. А Пушича, вскочив на стул, пыталась по очереди за шкирку оттаскивать от праздничной еды разнуздавшихся детей, отчего становилось только хуже: на пол летели тарелки, объедки вперемешку с нетронутой снедью, еда растекалась по столу, и белая ещё недавно скатерть, уже предательски поехала со стола на пол, угрожая уронить вообще всё.

Светочка визжала, но сначала это не помогало, а потом внезапно помогло, когда мама с тётей Олей вбежали в комнату, постояли секунду в замешательстве, но, придя в себя, кое—как похватали всех пятерых щенков на руки, отправив Пушичу на её место, обратно на веранду.

Когда порядок был восстановлен, перед семьёй предстало удручающее зрелище. Безжалостный продуктовый погром уничтожил всё, что готовилось и подавалось к новогоднему празднику, а гости уже должны были подойти, даже чуть запаздывали, и до самого прихода Нового Года оставался примерно час времени. Взрослые вздыхали и разводили руками, а Светочка плакала. Бабушка снова ласково гладила её по голове.

– Это просто какой-то ужасный фарс! – объявила Светочкина мама.

– Вот тебе и миленькие щенки – мамины пирожочки! – заметила тётя Оля.

– Точно, пирожочки! У нас же полно пирожков! – обрадовалась бабушка, – А вы говорили, зачем я их напекла к Новому Году. А вишь, пригодились.

Дядя Валентин с дедом собрали побившуюся посуду, мама и тётя Оля вытерли следы раскиданной и размазанной еды, а бабушка со Светочкой принесли с кухни пирожки и остальную снедь, для которой не хватало места на столе. На стол постелили старую скатерть с вышитыми крестиком красно-чёрными петухами. Получилось, конечно, не очень по-новогоднему, но вполне прилично, вкусно и красиво.

Гости в итоге остались довольны и столом, и историей про внезапный налёт банды Пушичиных щенков, и Светочкиными стишками да песенками, которые она исполнила, по традиции стоя на маленькой табуреточке, с которой щенки транспортировались на праздничный стол. Светочке больше не было скучно, она десятый раз рассказывала гостям о происшествии, и гости каждый раз непременно начинали дружно хохотать. И ещё всем понравилось её платье. И было много подарков…

Да, тогда получился хороший праздник – милый и добрый Новый Год, а за ним весёлые новогодние выходные и, конечно, бабушкино любимое Рождество. А Пушичу и её шустрых детей больше к столу не подпускали. Светочка сама проследила.

ПЕТЯ И ЩЕН (рождественская история)

Моей жене с нежной любовью и благодарностью за идею

Мальчик Петя никогда не любил собак. Поэтому в тот момент, когда на перекрёстке Осенней и бульвара Восставших к нему подбежал щенок, он думал сначала, как обычно, оттолкнуть его ботинком в сторону, но никаких моральных сил на такое у Пети не было. Последние два дня у Пети вообще не было сил абсолютно ни на что. Это было бы удивительно, с учётом того, что Петя был крупным розовощёким парнишкой и выглядел явно старше своих восьми лет. И под стать внешнему облику, мальчиком он рос активным весёлым и общительным, даже экстравертным, как любил говорить про него школьный психолог, а уж он-то разбирался в характерах, будьте уверены. Однако буквально вот неделю назад приключилась с мальчиком Петей большая и досадная неприятность.

Как и многие другие мальчики, Петя обожал салюты, фейерверки и петарды. И на Новый год он, конечно, упросил родителей накупить всякого пиротехнического добра, чтобы они с соседом Борькой могли посоревноваться в праздничную ночь, чье грохочущее светопреставление оставляет больше впечатлений: позитивных у его организаторов, и совсем противоположных у большинства окружающих. Но на этих окружающих можно было внимания не обращать, так думал Петя, потому что ни папа, ни мама, ни даже бабушка и дедушка никогда не говорили ему про это, а наоборот, максимально обращали внимание на самого Петю.

Так что Петю ничего не смущало, когда они с Борькой пулялись своей пиротехникой, нервируя прохожих, да сотрясая грохотом новогодние окрестности. Но в этот раз что-то пошло не так. Вместо того чтобы выстрелить вверх грохочущим залпом, размётывая по небу цветастые звёзды, пиротехническая коробка подскочила сама, приземлилась возле ног Пети, после чего громоподобно рванула, оставив в сугробе приличного размера воронку.

Мальчик Петя сначала оглох, потом несколько минут не мог вдохнуть воздух, потом немножечко позаикался и, наконец, заплакал навзрыд, а когда рыдания иссякли, он вдруг понял, что не может вымолвить ни слова. Он очень испугался, часто и нервно задышал, почти как собака в жару, разве что язык не высунул, потом похлопал себя руками по щекам и по лбу, попробовал закричать, но и это не удалось. Рот раскрывался в абсолютной тишине и не издавал ни звука.

На следующий день мама и бабушка повели Петю в больницу, где врач с окладистой бородой и блестящим фонендоскопом, очень похожий на доктора Айболита из мультика, долго осматривал его, стучал молоточком по коленкам, цокал языком и что-то активно писал в медицинской карте. Потом он долго и непонятно объяснял маме и бабушке, что же приключилось с Петей, но сам мальчик понял только, что у него какая-то «нервическая реакция» и она пройдёт сама, но только не понятно, когда, может быть, через час, а может быть, через день.

Однако со взрыва прошло уже шесть дней, а голос и речь к Пете всё никак не возвращались. Родители и бабушка с дедом консультировались с разными специалистами, но те в основном пожимали плечами или давали дурацкие советы навроде пить чай с валерианой, принимать успокоительные ванны, а один даже предложил напугать Петю тем же самым способом второй раз, дабы вызвать повторный шок, который иногда (оказывается даже не всегда) помогает в подобных случаях. Ванны и валериана не помогали, а идею шоковой терапии родители, и особенно бабушка с дедушкой, с негодованием отмели.

Что делать с голосом, было совершенно непонятно. Так и проводил Петя новогодние каникулы в полном молчании, что, казалось бы, в наш век интернета и социальных сетей не так уж и страшно: куда ни глянь, всюду сидят отроки, уткнувшись в телефоны, где проживают своё бодрое и весёлое детство, но в тоже время личное общение, смех и задорные вопли никто отменять не хотел, так же как и Петя. От этого своего вынужденного молчания Петя стал смурной и кислый как прошлогодний лимон, забытый где-то в дебрях кухни, внутри пакетика из-под продуктов с фирменным логотипом торговой сети.

Молча играть с друзьями в подаренные Дедом Морозом игрушки Пете не хотелось, смотреть телевизор и сидеть в интернете подзадолбало, поэтому сегодня Петя вышел из подъезда и просто побрёл куда глаза глядят, без цели, лишь бы не торчать дома под сочувственными вздохами и печальными взглядами родни.

На перекрёстке Осенней и бульвара Восставших Петя остановился и задумался, по какой из улиц идти дальше. На Осенней располагался известный магазин «Сказка детства», где продавались радиоуправляемые модели, какую-нибудь из которых очень хотел себе Петя, но ни родители, ни бабушка с дедушкой, ни даже Дед Мороз никак не соглашались это Пете подарить. На бульваре был каток и большая снежная горка, с которой Петя любил кататься на ледянке, а когда ледянки с собой не было, подходила любая картонка или просто ничего.

И именно в этот момент, здесь, на перекрёстке Осенней и бульвара Восставших к нему подбежал щенок, Петя хотел сначала, как обычно, оттолкнуть его ботинком в сторону, но никаких моральных сил на это, как уже говорилось, у Пети не было.

«Ну и чего тебе нужно?» – мысленно, про себя, проговорил Петя.

«Привет!» – ответил щенок.

Петя аж вздрогнул. Голос щенка отчётливо прозвучал, но не в ушах, а сразу в голове, громкий, детский, с лёгкой хрипотцой, какой бывает у актрис, озвучивающих мальчиков в мультфильмах и иностранном кино.

«Показалось?» – подумал Петя.

«Нет, не показалось! Это я тебе говорю: привет!» – снова раздался голос.

«Ты что, мои мысли читаешь?» – испугался мальчик. Не то, чтобы он имел какие-то особенно крамольные мысли в своей голове, но, согласитесь, очень неприятно было бы, если бы все наши мысли сразу становились известны другим. Иногда мы думаем всякие глупости, сами не желая того.

«Глупыш, мысли нельзя читать. Я слышу слова, которые ты произносишь в своей голове, а слова – это уже оформленные мысли», – щенок сел попой в заснеженный газон и смотрел на Петю умными чёрными глазками.

«Я что, спятил? Мама! Надо срочно домой, рассказать всё маме с бабушкой!» – Петя знал, что взрослые всегда готовы помочь там, где он сам не может справиться, например, со сложными уроками, тяжёлыми вещами или всякими там болезнями.

«Ну, беги!»

Пете показалось, что щенок смеётся: его глазки-пуговки немного прищурились и рот растянулся в улыбке.

«Тебя и так считают нервно больным, а теперь вообще в психушку отправят! Хочешь полежать среди настоящих психов? Тебе не понравится!»

Петя, уже было развернувшийся в сторону дома, остановился. А ведь щенок прав, лучше взрослым о таком не рассказывать. Опять потащат ко врачам, а там вдруг и правда психом посчитают. А какой Петя псих? Просто разговаривает со щенком. Щенок устанет, уйдёт к себе домой в будку, или где он там живет, и это прекратится само собой. Петя сразу успокоился и даже повеселел.

«И чего ты от меня хочешь, шибздик блохастый?» – поинтересовался у себя в голове Петя, стараясь придать мысленной фразе нагловато-развязный тон. На одноклассников и соседей по двору этот тон всегда действовал обескураживающе.

«Во-первых, я хочу, чтобы ты со мной поздоровался. Как это сделал я, и делают вообще все вежливые люди при встрече. Во-вторых, я хочу, чтобы ты был вежливым», – спокойно ответил щенок. В голосе его не было поучающего тона, но какая-то уверенность и твёрдость ощущалась настолько, что Петя сразу стушевался. А ещё ему вдруг стало стыдно.

«Ну, привет!» – хотел Петя буркнуть щенку недовольно, но в голове это прозвучало жалостно и как-то извинительно. Щенок снова как будто заулыбался и вильнул коротким полукруглым хвостиком.

«Как тебя зовут?» – спросил щенок.

«Я – Петя! А тебя как зовут?»

«Пока ещё никак. Я – абстракция, но ты можешь звать меня Щен»

«Какая абстракция?» – Петя недоуменно почесал подбородок.

«Обыкновенная. Я как бы есть, но меня как бы и нет, – серьёзно ответил Щен и внимательно посмотрел на Петю, – Это сложно тебе объяснить, лучше будет, если ты просто поверишь мне».

«Ты хочешь сказать, что тебя вижу только я? Остальные не видят?» – растерянно спросил щенка мальчик.

«А ты их сам спроси! Ой, прости, я забыл, ты же не можешь, – Щен подошёл к Пете и тронул лапой его ботинок. – Не расстраивайся, это обязательно пройдет».

«Почему ты не знаешь, как меня зовут, но знаешь, что я не могу говорить… ну, то есть, у меня не получается… перестало получаться?..» – Петя перестал смущаться происходящего и теперь говорил у себя в голове немного уверенней.

«Потому что имя не может быть видно, а твои проблемы и горести все у тебя на лице», – щенок слегка вздохнул.

«Как это – на лице? Написаны что ли?» – опять растерялся Петя.