скачать книгу бесплатно
«Доеденный лисой собачий лай…»
Доеденный лисой собачий лай,
подобранный – где лыжник леденцовый,
на палки продевающий снежок —
летит как тень с оторванной спиною,
летит, сужаясь в эхо, тянет R,
в дагерротипы встав на половину —
когда пойму и эту чертовщину —
ты зашифруй меня скорей, скорей
чем эта необъятная страна
на клетку влезть почти по-черепашьи
успеет, путая следы сякой судьбой —
что, если вдуматься – вопрос почти вчерашний,
Что слухом видишь? – пса с собакой гул
неразличимы тёмной тишиною —
и если лыжник только что заснул,
лыжня его становится норою
широкой – как бывает снегопад
растёт над людом местным и неместным,
когда его какой-нибудь бомжак
в окошке наблюдает слишком честно.
Рассыпавшись, вернутся, как фонтан,
два тополя, запутавшись в кафтанах
детишек, что скребутся в рукавах
у воздуха морозного. Как ранка
не заживает голос тощий мой —
доеденный, как время, ненадолго —
бежит лисой с оторванной спиной
и лыжник спит пока ещё негромко:
когда – открывшись сбоку – ему бог
то в морду, то за спину мёртво дышит —
не приведи, Господь, так долго жить,
чтоб довелось – и вымолить, и выжить.
(05/01/14)
«Лишь несёт молчание. Я чаще…»
Лишь несёт молчание. Я чаще,
чем возможно, скатываюсь к чаше —
ничего, что ты ещё исполнишь [?]
что со мной как будто бы ты можешь [?],
и звезда горит не как прощанье,
а его во тьмах лишь обещанье,
обещанье пирога с уловом,
из коросты собранного, слова,
из проказы, слепоты. С порога
примешь ли [?] хоть принесу немного
примешь ли [?] дары овса и мёда
хворост слов из каменного свода,
умножая голод мой до света
горлового [местных птиц], ответа
наблюдая стебель родника
у младенца меж овец, у света,
где, как кровь, растут глаза отца.
(06/01/14)
Сверчок
То неизбывная старуха
в себя посмотрит через край
и выдохнет: опять разруха —
что тоже рай,
то сядет мне слепой
и тёплый – как шея дерева – сверчок,
то в дом покажется огромным
его щелчок
по мягкой ветке. Над морозом
нас видит сон
и просыпается негромко
когда подрос.
(08/01/14)
«В паренье снега…»
В паренье снега
видит человек,
как будто в гнёздах,
отпечатки Бога
в глазах – у снега —
очепятки – берег – брег,
считавший ожидание
итога
в скрипящей —
будто лодка – спит —
качель – раз-два-и три – и
крылья оторвавши —
у стрекозы – у
ласточки – метель —
в парах сугробов – ходит —
отозвавшись
на белый голос —
на пчелу – в окне —
которая лежит к нему —
прижавшись —
как будто бы
в налившейся груди —
пчелы – плывут – качели
– земляные —
у зимних ягод —
склёванных в ранет,
плывут – край
задержавшие у света
качели земляные
в улей свой
и пальцы – точно камни —
соляные.
(07/01/14)
«О, утро осени моей…»
О, утро осени моей,
когда могу я говорить
с тобой в открытое окно,
хрустящий воздух – как пёс – пить —
где – с окровавленным лицом —
нам осень мордой ткнётся в грудь,
в своё витражное стекло —
посмевши наконец взглянуть —
в до-человеческий язык
природ отсутствия тебя,
чтоб намертво обоих сшить,
в своей гортани шевеля
ключом несмертие моё,
входило в мой кипящий сад,
где раскрутило колесо,
свернув, как вещь свою, назад.
(09/01/14)
Прохожий
Александру Павлову
Или ангел отвердел здесь,
обернувшись в человека,
или в этом тёмном лесе
остаётся только веко,
лишние детали сбросив,
в облаках летит игрушкой,
у которой – между листьев —
взятая на память стружка,
у которой, где-то в пахе,
женщины остался запах
одинокий как мужчина
и прозрачный, чтобы плакать.
Или ангел отвердел здесь,
языком поранив горло,
или стал он человеком
от чего ему так мокро,
и ощупывает руки
незнакомые с начала
и солёную щетину трёт
и смотрит, как причалит
в первый раз его автобус,
И, агукая в печали,
срёт ему на туфли голубь,
чтоб они не заскучали.
Или ангел леденеет
или это веко, вздрогнув
закрывает ему двери
и гулит, уже замолкнув.
Его улица большая —
как бы трамвай не по размеру
удлиняется в русалок,
тащит нахрен, в смысле к небу.
И в пальто себя закутав,
смотрит в женщину прохожий,
как Эллада на цикуту,
на свою же смерть похожий.
(10/01/14)
Снегопад
