За горизонтом суеты

Александр Косвинцев

За горизонтом суеты

Все персонажи и события являются вымышленными, любые совпадения

с реальностьюслучайны.

КАК Я СТАЛ ЛУНАТИКОМ

Если бы лет тридцать-сорок назад кто-нибудь сказал мне, что я буду пытаться писать рассказы и повести, я бы расхохотался и напомнил собеседнику, что я журналист. Мой удел – криминальные репортажи, заметки и «жареные» статьи.

Однако судьба, этот великий мистификатор, решила сыграть со мной в шахматы, где моя пешка дошла до конца доски и превратилась в королеву литературы.

Шучу. Моя пешка как была, так пока и осталась пешкой. А я, хотя и набросал несколько якобы художественных произведений, все еще никакой не писатель и, скорее всего, никогда им не буду. Откуда такая уверенность? Да все очень просто: я ведь ничего не сочиняю, как писатель, и даже не перекладываю на бумагу то, что рождает воображение. Я просто тупо описываю то, что когда-то на самом деле происходило лично со мной или при мне. Типичная репортерская работа.

Смотрите. Недавно на досуге я «начиркал» (пишу карандашом, затем набиваю на ПК) рассказ в жанре иронической прозы. «Многодетный репортер» называется. И что? Это можно назвать плодом писательского труда? Нет, конечно. Я просто точно… ну, как… ну, почти точно изложил один случай, произошедший со мной много-много лет назад.

Я тогда еще не был таким старым и потертым, как сейчас, а был молодым и похожим – чистая правда! – на Алена Делона в юности. В одной из редакций, куда меня забросила судьба, у меня сложились романтические отношения с… четырьмя обаятельными особами. А что? Работе же это не мешало. Но… однажды девушки заявили, что забеременели от меня. Сразу все четыре. Представляете? Я был в таком шоке, что через несколько дней находился уже на другом конце страны, за несколько тысяч километров. И чем все это закончилось, до сих пор не знаю.

Эта история меня, конечно, не красит. Но учтите: я тогда был очень молод. Моложе, чем сейчас, почти на полвека. Так что пусть в меня бросит камень тот, кто в молодости ни разу не согрешил… Но я не собираюсь сейчас ни перед кем оправдываться: что было, то было. Рассказал об этом только потому, чтобы показать: ничего писательского в моих сочинениях не было. Налицо банальное репортерское ремесло. А уж складывать буквы в слова и слова в предложения я все-таки за многие годы работы в СМИ «нытыкался».

Поседев и потеряв половину своей былой каштановой шевелюры, очутился я в доме, стоявшем посреди большого сада в живописном поселке на берегу лимана в паре километров от моря. Дочка моя училась в столичном университете, а я коротал свою старость в одиночестве – так сложилась жизнь, что уж тут поделаешь.

Проходили мои дни, к слову, не так уж и погано. Утро начиналось с аромата моря, тишины и лая моих уличных друзей. Они приходили на завтрак – массивная восточно-европейская овчарка рыжего окраса и серебристо-мраморный хаски. Алиса и Сабур. Я накладывал в железные миски варево из крупы и мясных обрезков, стоял и смотрел, как ушастики уплетают, а голова моя по привычке набрасывала небольшие зарисовки об их жизни: о том, как великовозрастная матрона-овчарка обхаживает невозмутимого джигита-хаски, или что-то в этом роде.

Однако эти истории так и оставались в воздухе. Настоящие журналисты пишут, только если им есть где публиковать свои заметки, причем только за гонорар. Для журналиста писать без гонорара – это дилетантство.

Жил я так и не тужил. А однажды весной, когда в саду зацвела алыча, в мою жизнь ворвалась незнакомка. Дело было вечером. Я сидел на веранде, потягивал чай и думал, не съездить ли завтра на "Привоз" за косточками для собак, как вдруг услышал шорох у калитки. Там стояла она – тонкая женщина в старом, но аккуратном плаще.

– Извините, вы, случайно, не журналист? – спросила она голосом, который напоминал первые аккорды виолончели.

– Бывший, – ответил я, осматривая её с головы до ног.

– Тогда вы мне подходите.

– Подождите, подождите! Я же сказал, что уже не работаю… – начал я, но женщина сказала так, словно все уже было решено:

– Мне нужно рассказать вам одну историю.

Так началось самое странное в моей жизни приключение. Незнакомка оказалась Анной, преподавательницей зарубежной литературы из Одессы. Она сказала, что ей срочно нужен человек, который «умеет находить слова».

– Моя жизнь слишком невероятна, чтобы в неё поверили, но вы сможете это исправить, – сказала она и села на ступеньки.

Не мог же я ее прогнать… Женщина, кстати, была очень интересная. Точеное лицо без единого изъяна, чистая, как у девочки, кожа, раскосые глаза с зеленоватым отблеском – в обрамлении сильных темно-рыжих волос, ниспадавших на плечи, все это выглядело, как картина маслом.

Женщина, поняв, что ее готовы выслушать, начала рассказывать. И рассказ её был парадоксален. Всё началось с того, как она нашла дневник XIX века, лежавший в песке на краю Собачьего пляжа, есть такой в Одессе. В дневнике был описан некий роман, который якобы покорил всю Европу, но затем был уничтожен по приказу одного монарха. Анна решила восстановить это произведение неизвестного автора.

– Но я не писатель, – призналась она. – Я могу только преподавать. Вы же – журналист, вы умеете создавать тексты из воздуха.

Последние ее слова меня немножко покоробили. Я начал отнекиваться, но… женщина была такая красивая, голос у нее звучал так нежно. В общем, в итоге я согласился. Мы работали ночами, пили много кофе, ругались и смеялись. Анна рассказывала, как её прабабка была любовницей французского дипломата, а потом вдруг вспоминала рецепт пирога. Она говорила об идеях и смысле, а я просто писал.

Книга получилась странной – смесь романа, автобиографии и истории об утраченной любви. Когда рукопись была закончена, я сказал Анне:

– Отдавайте в издательство, это ваше произведение.

Она покачала головой:

– Нет, это ваша книга. Вы её создали.

Так меня записали в писатели… К сожалению, издать книгу в нашей стране нам не удалось, но на выручку пришли друзья Анны из Франции. Там книга имела успех, меня приглашали в Париж на встречу с читателями, но у меня не нашлось приличных пиджака и брюк – и я отказался. Соврал, что боюсь летать на самолете.

А Анна на ту встречу слетала. Вернувшись, она дала мне фото одной юной девочки. Она сидела в инвалидной коляске, держала в руке букет алых роз и как будто протягивала его мне.

– Это Мирей, ей почти одиннадцать. Она просила вас написать для нее сказку.

Выбора у меня не было. Я понял, что мне придется стать писателем. Не навсегда, конечно, но придется.

Моя жизнь изменилась, хотя внешне всё оставалось по-прежнему. Лиман, сад, ушастые друзья. Утренний чай на веранде. Только теперь на столе рядом с чашкой всегда лежала толстая тетрадь – я постоянно о чем-то думал, пытался фантазировать, на всякий случай записывал всё, что приходило в голову. Истории, обрывки фраз, самые нелепые мысли… Но сюжет для сказки не рождался.

Писательство оказалось куда более трудным занятием, чем я себе представлял.

Анна иногда звонила – всегда неожиданно. Её голос по-прежнему звучал, как музыкальный инструмент: немного грустный, немного задумчивый.

– Из Парижа прислала сообщение Мирей, у нее возникла идея, – сказала Анна, набрав меня в один из вечеров. – Она хочет сказку про Луну, которая живёт в доме на берегу моря. Вы ведь напишете?

Что мне оставалось делать? Не мог же я отказать маленькой девочке на инвалидной коляске… И я начал писать о том, чего никогда не было в моей жизни… Про дом на берегу моря я знал все. Представить себя спутником Земли было труднее, но я сделал главными героями сказки Алису и Сабура – и дело пошло. А себе я отвел роль их усатого друга по имени Луна. Сказка получалась длинная и, наверное, не очень волшебная, но в ней были море, солнце, верные друзья и любовь. Чудесный элексир, согревающий сердца.

Время шло, глава за главой отправлялись с моего планшета на смартфон Анны. Мне даже начинала нравиться моя новая роль.

Но вот что было странно: как только я заканчивал очередную историю, Анна переставала отвечать на звонки. Это стимулировало мою мозговую деятельность – чтобы услышать ее голос, я старался побыстрее выдать новую главу сказки.

Однажды, в конце лета, Анна приехала без предупреждения. На этот раз не одна – с чемоданом.

– Мне нужно побыть здесь. Вы не против?

Вопрос прозвучал как утверждение, так что я просто кивнул. Она поселилась в старой комнате на втором этаже, где когда-то хранились газеты, и принесла с собой беспокойство. Моя тихая жизнь трещала по швам: Анна ходила по саду, рвала яблоки, что-то напевала и делала вид, будто всё это совершенно естественно.

А потом начались странности.

В одну из ночей я проснулся от громкого лая собак. Выглянул в окно – а у калитки кто-то стоял. Худая фигура в длинном плаще, с чем-то похожим на фонарь в руках. Я вышел, но когда добрался до калитки, там никого не оказалось.

Утром Анна сидела на веранде и пила чай.

– Видели призрака? – спросила она, не поднимая глаз от чашки.

– Какого призрака?

– Того, что стоял за калиткой. Он приходит, когда тебе нужно что-то важное понять.

Я только посмеялся. Призраки, да, конечно. Но с того дня фигура у калитки появлялась каждую ночь. Я пытался рассмотреть её, выходил с фонариком, но она словно растворялась. Анна ничего не объясняла, только иногда оставляла на моём столе старинные книги, которые я никогда раньше не видел.

– Читайте. Это вам полезно.

Книги оказались странными. Одна рассказывала о таинственной башне в степи, другая – о пропавшем корабле. Но что поразило меня больше всего: в каждой из них был кто-то, похожий на Анну.

Однажды я не выдержал и спросил свою гостью:

– Кто же вы?

Анна лишь улыбнулась:

– Я всего лишь муза. Ничего больше.

А потом она исчезла. Однажды утром её комната оказалась пуста, чемодан исчез. Только в саду, на старой скамейке, я нашёл записку: «Спасибо за все, а особенно – за сказку для Мирей. На днях она ушла на радугу, но вы очень скрасили ее последние дни. Желаю вам стать хорошим писателем! И помните: все ответы всегда за калиткой».

Я долго ломал голову, что все это значит, а затем… стал писать. Я часто вспоминал Мирей и думал: а вдруг кому-нибудь тоже поможет то, о чем я напишу?.. Истории сами приходили в голову, одна за другой. Иногда мне казалось, что это не я их придумываю, а они сами находят меня.

Однажды вечером я снова услышал шорох у калитки. Вышел и увидел незнакомую молодую женщину. Ей было лет тридцать, она была одета в джинсовую куртку и выглядела цветущей, но растерянной.

– Извините, вы случайно не писатель? – спросила незнакомка.

И тут я понял, что моя писательская история не заканчивается. Она только начинается.

Конечно, быть писателем – немножко хуже, чем быть журналистом. Но что ж поделаешь – видно, судьба моя такая…

ПРОШЛОГОДНИЕ ВАРЕЖКИ

Последний день уходящего года в редакции городской газеты «Правда коммунизма», в которой мне почти полвека назад довелось постигать азы профессии, всегда напоминал кульминацию затянувшейся пьесы.

Творческий состав редакции был драматично мал: редактор, ответственный секретарь, фотокор да три завотделами, они же корреспонденты. Работать приходилось не щадя живота. Выматывались изрядно, что уж тут. Поэтому, когда 31 декабря сдали праздничный, то бишь завтрашний номер в печать, с удовольствием открыли пару бутылок шампанского. Приготовили мандарины на закуску. Разлили по одноразовым стаканчикам. Осталось произнести тост и чокнуться.