Когда давали имена…

Когда давали имена…

Александр Галыга

© Александр Галыга, 2018

ISBN 978-5-4490-6229-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Подкатило лето всуе, незаметно

Виктору Жданову

Подкатило летовсуе, незаметно,и слезою божьей тихо у ручьявновь роса упаласонная на скалы,снова обогрета родина моя.И не как попало,медленно, помалу,солнце сотворило чудо из чудес,в зёрна хлорофилладивно обрядилоэти долы, скалы, небеса и лес.И опять смущенье,кто привёл в движенье,кто создал, лелея, эти существа?Разве от испугагибко и упругопо сырому лугу клонится трава.Остаётся спорным:гордым иль покорнымв стороне российской пребывает лес,и о нашем веке,человечьем веке,и о человеке, чуде из чудес.Под седую старостьпонимаешь малость,что дано невечно чудо из чудес,что и ты, прохожий,лишь немного вхожийв эти долы, скалы, небеса и лес.И что счастье в жизни,этак, лет за тысячи,раз войдя в него, в то чудо из чудес,помни: всё от бога,не обидь другого,эти долы, скалы, небеса и лес.

Как печальна картина сия

В. Т. Волошину

Как печальна картина сия,как грустна и печальна, ей богу.Сапоги, колеса колея,этот дикий намёк на дорогу.Я месил эту дикую грязь,эту землю родную до боли,до зари к ней по пояс склонясьи к заре разгибаясь от поля.И кому, не щадя моих сил,будто надо действительно, чтобыя, хребет надрывая, месилэту грязь, эту землю до гроба.кто, какой лицедей-ловелас,за какую казённую льготуободрал меня тысячи разлишь за то, что я много работал.Как печальна картина сия,как грустна и печальна, ей богу.Бог воздаст. А пока колея,сапоги и намёк на дорогу.

Песня

Б.А.В.

Метель легла дороге вспять,но трасса у развилавильнула вправо и опятьметель перехитрила.Рвут колёса дорогу со скоростью сто,напряжённо неся своё бремя,им увязывать выпало вместе заторасстоянье, пространство и время.Но слева ветру нипочём,всё ищет жертву где-то,и пляшут бесы под лучомуже под ближним светом.И опять по кривой в белоснежной огнепроплывает зелёная птица.Сотни верст за спиной, только хочется мнедо рассвета домой воротиться.И ветер правый, боковой,слабеет у залива…И снова трассу по кривоймы рубим торопливо…Не горюй, мы с мотором всегда заодно,мы умеем нести своё бремя,просто связывать, видно, не всем сужденорасстоянье, пространство и время.

Предосенний туман робко тронул подножия сосен

Предосенний туман робко тронул подножия сосенИх сейчас усыпит пелена потускневшей зари,и они поплывут, невесомые, медленно в осень.Только ты не спеши, ты постой, ты ещё посмотри.В этом мире мы все, все мы птицы немного, по-свойму.Ты прекрасна. Тебе высоко красоваться и петь.Я бескрылый давно и болотом бреду беспокойно.Мне идти и трубить, и уже никогда не взлететь.За собой не позвать с высоты белорылую стаю.И сейчас, созерцая, как сосны над миром плывут,я клянусь перед миром, клянусь пред тобой, дорогая,что взлечу лишь посмертно, к Олимпу, где боги живут.Мне б ботфорты надеть и на рынке сидеть,поторговывать,да тесна в сорок обувь на вырост, как видно уже.Несть свой крест, есть свой хлеб – что тут нового?Разве что все мы птицы, по-своему, где-то в душе.

Я нарисую птицу

Елене

Я нарисую птицу,не натюрморт – портрет.Гордую, как орлицу,быструю, как синицу,птицу, которой нет.Я нарисую птицу:лебедя, журавля,птицу, что с детства снится,как в белосинем ситцеиздалека Земля.Певчую нарисую,чтобы с холста и рампеснь свою непростуюне налету, не всуепела мне по утрам.Ну а когда парилав два голубых крыла,чтоб утончённой, милойи превеликой силыптица моя была.Только, такое дело,прямо из под пера,выпорхнув, улетелаптица девочкой в белом…снова пришла пора.И не себе, отчасти,тысячи лет, портретделаем в одночасьетой, что приносит счастье,птицы, которой нет.

Когда раскрывалась душа

Когда раскрывалась душа,как редко она раскрывалась,и не наугад, не спеша,вначале на самую малость,и обожествляла собойистоки и перворожденье…И скалы, и моря прибой,и даже что до сотвореньясобой окрыляла душа…Как певчая из заточенья,была она так хороша,как таинство предощущеньячто скалы и злая волна,что вечно седыми казались,от тысячелетнего снапробудятся и пробуждались.Обряд виртуозно вершаволшебным смычком Паганини,одухотворяла душаи храмы, и звёзды над ними.А был он совсем не извне,и гения ярче найти ли?Жаль, скрипка играла не мне,но музыкой музы гордились.

Он так и умер в неизвестности

Он так и умер в неизвестности.Претила слава и ему.Упрёки: в музыке нет светскости,унёс непризнанным во тьму.А музыка, рекой бедовою,уйдя за стены, купола,не светскою и не церковною,она божественной была.Она, как крестное знамение,буравит лабиринты жили наполняет вдохновениевосторженным потоком сил.Потомок, наслаждайся, мучайся,иди за нею и покане сожалей о гордой участи —она переживёт века.Она уже всем миром узнана,и принята, и прощена,без импресарио, продюсерства,как запоздавшая весна.Она течёт и возвышаетсяиз глубины, издалека…Так виртуозно Бах общаетсяс тобой, мой друг, через века.

Песню жизни свою сам пою, создаю

Песню жизни свою сам пою, создаю.И когда не хватает кому-то тепла,всё, что в сердце имею своём, отдаю,чтобы поле радело и песня была.А взамен боль и горе людское беру,мутным выплеском ночью на лист уроню.Так рождаются строки кричать на миру,удивляясь и радуясь новому дню.По земле будут люди другие ходить,будут песни другие сопутствовать им.И на поле моём будут счастливо жить,называя его беззаботно своим.

Поэзия

Волочусь за тобой, волочусь столько лет безутешно,моя добрая-добрая, милая кляча моя.Или я несчастливый, или попросту отроду грешный,от того ли бреду за тобой неприкаянным я?Ты спокойна, расчётлива, просто невозмутима.Этот воз, не бунтуя и не пререкаясь, везёшь.Не по воле богов, по ошибке проказника джина,всё везёшь и везёшь, лишь ушами беззвучно прядёшь.Неужели тебе незнакома весны лихорадка?Неужели тебя не смутил соблазнитель – апрель?И не стать ли тебе, о моя горевая лошадка,вольнокрылым пегасом, парящим под гомон и трель?И она прозревала и делом, почти что последним,расправляла крыла, надлежащую выказав дрожь.Говорила: ты прав, распрягай меня, слышишь, немедля,а свой воз ты умеешь, ты сам без меня довезёшь.И уже отряхнувшись от вечно мозолившей сбруи,стороной, элегантно пройдя придорожный лужок,задала стрекача, так что огненным веером струи,струи искр разлетались, визжа, у неё из-под ног.И стонала планета, и падало небо с испугана весенний, пьянящий свободой и потом навоз…Я от связки устал, отпускаю последнего друга,чтоб тянуть одному этот грешный, пожизненный воз.

Поэт в России…

Е.А.Евтушенко

Любовь, как коротка она.Звездой ночною в утешеньеей упадать. Обреченапоэтом на самосожженье.И через муки маяты,под жерлами версификаций,он выливает, как цветы,под натиск света куст акаций,стихи. Сей выплеск – всплеск души,в них отзвук – звук сердцебиенья.Они постольку хороши,поскольку преданы забвенью.Когда поэтова душауже отделена от тела,строфой и рифмою дыша,к нам пробирается несмело,и по задворкам, и задамприходит, мучаясь, капризна,на пир ехидствующих дам,она на собственную тризну.Она является как тень,как призрак, еле уловима.Она не вздыблет жизни день,она не более, чем тень,а ночь долга неумолимо.Хотя и лёгок мысли бег,под солнцем ей не прокормиться,и потому свой долгий веквлачит поэзия в темнице.Не потому ль взведён курок?Нет, палачу поэт не пара,ему всегда прописан срок,десятка вместо гонорара.Вознёсся Лермонтов, глупя,за Пушкиным. Дуэль со всеми!Кому пожертвовал себяи Маяковский, и Есенин?А Гумилёв, а Мандельштам,а Хармс, а Кедрин? И кому жеих жизни помешали там,где сам поэт давно не нужен?Ахматова и Пастернак,и Заболоцкий, и Жигулин,сполна испив, лишь бог весть какне угодившие под пули.Ушли Цветаева, Рубцов,Высоцкий и Тальков, я вижустрану поэтов-мертвецови тишь задумчивую вышечуть впереди твоей судьбы…Зачем, Россия, с укоризнойтела их втиснуты в гробы,и наспех спета злая тризна?Постскриптум лживит, спасу нет.Помин. Похмел. Народ умаслен.Кому? И почему поэтв моём отечестве опасен?Кого смывал девятый валего порывов, откровений,и кто нам в головы вбивал,что враг народа дивный гений?Закрыты на лета, навек,живые кладези. Похоже,поэт в России – не поэт,заложник выстраданной ноши.И до поры лишь не убитотцами гор и нищим бытом,– ещё быть пишет, быть влачит,пока ещё не знаменитый…Пророки все умерщвлены,покуда денщики у власти.Не от того ли все напастии бездны у моей страны?

Обозлясь на себя и со зла

Обозлясь на себя и со зла,одурев от досады и злобы,я разбил все свои зеркалана осколки колючие, чтобыих уже никогда не сложить,ну а если и сложишь, не склеить,если сердцу уже не ожить,если попросту не во что верить.Зеркала. О мои зеркала!Вы привыкли, дурача, к изменам.Вы само отражение зла,и поэтому ртутью по стенамрастеклись. Видно, время пришло,но я слышал в их трепете, боже:Научись не разбрасывать зло,если доброе сеять не можешь.Никому не желаю со злане собрать – разбросать, не слукавить,и кривые свои зеркалапо осколкам укладывать в память.

Я стихи сослагал

Я стихи сослагал,но они никому не нужны,разве что лишь тебе,о бездомный, не спящий в ночи.И тогда я решил:запечатаю вещие сныв разноцветные кирпичи.И построю из нихмного, много домов и печей.И меня поминатьбудут многое множество лет.Будут счастливы людив домах из моих кирпичей,в кои душу вложил поэт.

Сыну

Ты вновь приснился маленьким во сне,за шею обхватив, как только мог,прижавшись детской щёчкою ко мне,к моей щеке. Прости меня сынок,что не всегда на помощь в трудный час,и мог узнать, и сразу поспешить,что судьбы рано разлучили наси так и не смогли соединить.И то, что боль отцовская былавсегда душевной раною со мной,что не хватало моего тепла,моей осталось болью и виной.Прости, что вспоминаю без концаи часто прихожу во сне к тебе,но всё же ты, не забывай отца,не всё решаем мы в своей судьбе.Прости за то, что дать тебе не смог.Будь к людям добр, старайся жить в чести.Прости за всё, что знает только бог,лишь ты и я. Прости, сынок, прости.

Мама

Годы пролетают быстрой птицей.Оглянуться некогда подчас…Лишь она мне видится и снится