скачать книгу бесплатно
Половицы проскрипели рядом со мной. Кажется, мать снимала уличный плащ.
– В новых лампочках масса вредных веществ. Они загрязняют окружающую среду. Кстати, почему у нас открыт шкаф? Я помню, что он был заперт. Я же лично захлопнула дверцу перед уходом.
Я замер. Шубы и пальто зашевелились, и в шкафу стало теснее. Плащ повис прямо перед моим носом. Я мало знал о вредных веществах, но в этом шкафу воняло какой-то адской химией. Больше всего на свете мне хотелось чихнуть.
– Шкаф открыт потому, что я проветривала твою шубу, – сказала девушка, и я удивился и обрадовался. – Хорошо бы упрятать ее в полиэтиленовый мешок. Зима-то кончилась.
– Ты у меня помощница, – успокоилась мать. – Может быть, займемся прямо сейчас, пока не забыли?
Я перестал дышать.
– Нет, мама. Сделаем это после обеда. Очень хочется кушать.
– Хорошо, – ответила мать. – Только перестань говорить слово «кушать». Это не слишком культурно, когда имеешь в виду себя. Надо говорить: я… хочу… есть!
Тут она с недюжинной силой захлопнула дверцу шкафа. А потом повернула ключик в замке.
От неожиданности я все же чихнул – прямо в этот вонючий плащ. Учительница ничего не заметила. Продолжая что-то говорить, она проследовала вдаль по коридору – на кухню.
Несколько минут я сидел в тесноте, темноте и духоте. Потом толкнул дверь плечом. Дверь не поддавалась.
Я нахмурился.
Наверно, нужно было просто позвонить. Прямо из шкафа. Но тогда у девушки возникли бы серьезные неприятности. А мне не хотелось, чтобы ее вздорная мамаша учинила допрос.
С другой стороны, разве это мои проблемы? – думал я. Она даже не сказала, как ее зовут. Или я не спросил?
Мне было жарко. В ушах шумело. Перед глазами вертелись какие-то оранжевые круги. Наверно, химия уже действовала.
Я достал телефон и включил фонарик. Темнота обрела форму: оказывается, я удачно поместился между кошмарной бурой шубой (в ней хорошо впадать в спячку, подумал я) и длинным пальто из прошлого века. Над моей головой на длинной деревянной штанге висели пустые деревянные плечики, похожие на чьи-то хорошо высушенные ребра. Я посветил фонариком в глубину и рассмотрел стенку из темных, плотно пригнанных друг к другу дощечек. Этому шкафу было, наверно, лет сто.
Я протянул руку и уперся в стену. Нет, выход в другой мир не хотел открываться.
Зато дверца шкафа с легким скрипом распахнулась.
– Вы здесь? – вполголоса спросила девушка. – Выходите… только тихо…
Я не заставил себя упрашивать.
– Вы уже поняли, – сказала она негромко. – Это не портал. Просто старый душный шкаф. И принцессы из меня не вышло.
Я стоял в полутьме на холодном полу и смотрел на нее. Я силился понять, шутит ли она.
– А теперь идите.
Я пошевелил пальцами ног – в носках.
– Кеды там остались.
Она приоткрыла дверцу, нагнулась и извлекла мои кеды – сразу оба. Я поскорее взял их в руки, боясь снова потерять. А она вдруг снова задержала мою руку в своей. И легонько провела пальцами вверх, до запястья. Было приятно.
– Все равно спасибо вам, – сказала она. – Страшно даже представить, что было бы, если…
Вдалеке хлопнула дверь, и послышался голос матери – непривычно ласковый:
– Танечка! Иди уже мыть руки и кушать!
– Меня зовут, – сказала Таня.
– А меня зовут… Денис. Денис Брусникин.
– Очень приятно… только поспешите. Если я не отзываюсь, мама приходит за мной. Она очень беспокоится. Я открою вам дверь, вы сами не справитесь с этим замком…
Вот так, в носках и с кедами под мышкой, я стоял на залитой солнцем лестничной площадке, на холодных кафельных плитках. Плитки были старинные, белые, разделенные по углам крохотными синими ромбиками.
На часах было лишь полвторого. Как же много событий уместилось в шестьдесят минут, подумал я.
В задумчивости я достал из кармана деньги. Пересчитал. Спрятал получше.
Спустился на пролет ниже, уселся на высокий холодный каменный подоконник и принялся зашнуровывать кеды. Потом спрыгнул на пол и пошел вниз по широченной лестнице, все ускоряясь. И последний этаж пробежал уже вприпрыжку.
Теперь отвезти деньги в офис – и обратно на остров.
* * *
– То есть ты даже ее не сфоткал? – спросил Стас.
– Не до того было.
– Да я понимаю… то есть не понимаю, конечно… говоришь, она красивая?
– Ничего я не говорю…
Мы снова сидели на остановке возле моего дома. Парома в этот вечер не ожидалось, но на канале кипела жизнь. Три самоходные баржи с гранитным щебнем одна за другой прошли в порт, а потом за ними проплыл деловитый буксир-толкач, похожий на старый ботинок с задранным носом.
Буксир нагнал волну, и чайки еще долго кружили над водой, по привычке высматривая что-то интересное. Хотя я знал, что эти гордые птицы уже давно кормятся на городских свалках, но все равно верил, что они мечтают об открытом море.
Кажется, Стас думал о том же. Он посопел носом, сплюнул и сказал:
– Если честно, я завидую. Настоящая романтика. Со мной такого никогда не случалось.
Я покачал головой.
– Ничего и не случилось. Она меня даже не видела. И вряд ли увидит.
– Неважно, – сказал Стас. – Бывает любовь и без первого взгляда. Просто любовь, и все.
Я хотел возразить. Но почему-то не решился.
Когда я пришел домой, отец сидел на диване и смотрел новости. Впрочем, я знал, что ему все равно, что смотреть. Он просто убивает время всеми доступными способами – этот еще из самых безвредных.
– Привет, – сказал я.
Отец улыбнулся.
– Дениска, у тебя странный вид, – сказал он, прищурившись. – Может быть, ты влюбился?
«Да что же это такое сегодня», – подумал я. А вслух сказал:
– Если бы я влюбился, меня бы здесь не было.
Отец не поверил.
– Даже смертельно влюбленный мужчина не сможет отрицать пельмени на кухне, – сказал он. – Любовь, знаешь ли, приходит и уходит. А кушать хочется всегда.
– Да, я пойду поем, папа, – ответил я. – А кстати: ты согласен, что про себя самого нельзя говорить «кушаю»?
– Про себя – нельзя. Про меня – запросто, – отозвался отец.
– То есть слова «кушаю» не существует? Но ведь оно есть, раз я его говорю?
– Ты чертов софист. Неужели вас на работе учат нейролингвистическому программированию?
– Еще и не тому учат. Кстати, о работе. Скажи мне одну вещь, и я уйду: когда девушка держит тебя за руку… вот так… что она хочет этим сказать?
– Хочет проверить твой пульс – учащенный или нет? Я же говорю, ты влюбился. Срочно съешь что-нибудь.
Мне стало смешно. Отец, как всегда, был прав.
– Я все понял, папа, – сказал я, улыбаясь. – Пойду приму белков и углеводов. Завтра буду в порядке.
Ночью, лежа в постели, я попробовал вспомнить Танино лицо. Вспомнил только, как она улыбалась, а больше ничего. Если я встречу ее на улице, то могу и не узнать, подумал я. Разве можно узнать человека по улыбке?
Хотя почему нет. Можно. Если, например, ты в него влюбился. Совсем неожиданно и без объяснений.
Интересно, думал я, что она там пишет в своей книге?
* * *
Принцессу разбудил бой часов на башне.
Так всегда бывало по утрам. Тяжелый однообразный звон проникал сквозь окна спальни – стрельчатые, с цветными стеклами в свинцовых рамах. В ту же минуту первый солнечный луч заглядывал в комнату, и пылинки принимались плясать над широкой кроватью. Этот весенний луч приносил беспокойство. Он был нескромным и навязчивым. Он грел нос принцессы, заставлял розоветь щеки и трепетать ресницы. Он ждал, что делающая-вид-что-спит девчонка вот-вот откроет глаза и улыбнется разноцветным солнечным зайчикам, которых он заботливо развесил по стенам.
Но такого давно не случалось. Принцесса больше не могла видеть свет. Для чего же тогда просыпаться каждое утро? Для чего покидать мир снов – беззаботных и красочных, как в детстве?
Несчастная принцесса спрятала голову под подушку. Удалось укрыться от света, но не от времени: бронзовый гул настигал всюду.
С последним ударом часов она поднялась и села на постели.
Она хмурилась. Она куталась в лоскутное одеяло.
Она хотела вспомнить, что ей снилось. Но картинки ускользали, бледнели, растворялись в дневной темноте. Это было печальнее всего. Чей-то голос еще звучал, дружеский и приветливый, незнакомый мальчишеский голос, и она не имела ни малейшего понятия, кому бы он мог принадлежать. Он звал ее с собой, обратно в сон – и не дозвался.
За дверью послышались шаги. Кто-то взялся за ручку. Принцесса поспешно опустила босые ноги на соломенную циновку. Оправила рубашку, откинула назад свои прекрасные золотистые волосы. Тот, кто стоял за дверью, деликатно подождал – так было заведено, – а затем дверь отворилась.
– Доброе утро, Хлоя, – услышала принцесса свое имя. И ответила с улыбкой:
– Доброе утро, мама.
Королева приблизилась. Села рядом. Предложила дочери миску с теплой водой – умыться.
– Как тебе спалось, моя дорогая? – осведомилась она. – У тебя усталый вид.
– Спасибо, мама. Превосходно. Я не устаю от сновидений. Но это гадкое солнце светит прямо в глаза.
– Если хочешь, я прикажу занавесить окна.
– Не нужно. Боюсь, так будет еще грустнее.
– Не грусти. Мне больно, когда ты грустишь.
С этими словами королева погладила склоненную голову дочери. Поцеловала ее в лоб.
– Любовь моя, – сказала она.
Принцесса робко улыбнулась. Тогда королева помогла ей скинуть рубашку и примерить новое платье, которое она сшила собственноручно из тонкого льняного полотна. Пока дочь одевалась, зябко поеживаясь, мать помимо воли оглядела ее с ног до головы. Бедная малютка, думала она. Ведь это ее шестнадцатая весна – даже самой не верится, – уже шестнадцатая. Бедняжка расцветает с каждым днем, как нежная роза в заброшенном саду. Она даже не знает, как она прекрасна. И сказать некому.
– Платье тебе впору, – оценила королева. – Повернись… кажется, я забыла вынуть булавку…
– Спасибо, мама. Булавка добавила бы пикантности. Особенно если на нее сесть.
– Как я люблю твои шутки… тебе нужно их записывать. Получится веселая книга.
– Не желаю никого веселить. Впрочем, мне скоро сделают дощечки для письма. Такие небольшие восковые таблички. Я буду вычерчивать на них буквы. А если писать крупно, я смогу даже читать.
– Интересно. Кто же придумал такое чудо?
Принцесса поздно поняла, что проговорилась.
– Не сердись, мама, – сказала она. – Это один мой друг… из деревни… если помнишь, в детстве я сама научила его читать и писать.
– Уж не тот ли пастушок Дафнис, олух царя небесного?
– Да, мама. Он.
Королева с трудом скрыла свое раздражение.
– Слов нет, полезное знакомство. Третьего дня я встретила его на кухне. Он с аппетитом уплетал наш копченый окорок… даже за ушами трещало… Кстати, чего бы тебе хотелось на завтрак?
