скачать книгу бесплатно
– Куда писать-то, ты первый пиши, адреса твоего же не знаю.
– Береги себя, завтра председателю расскажу, пусть тебе работу подыщет полегче. Человек он обязательный. Как думаешь, сын у нас или дочка? – задал вопрос жене, не дав время ей ответить, сказал: – А не все ли равно, одним ребенком не остановимся, семья богата детьми. Вот вернусь с войны, срубим себе новый дом, ох и весело заживем! За стол гурьбой сядем, в чашках ложки запляшут гопаком.
– Председателю обо мне не говори, не надо торопить событие, счастье сглазим.
Иван с Татьяной еще какое-то время проговорили и заснули. Анна Андриановна под утро испекла хлеб, села на лавку и стала смотреть на часы-ходики. Стрелки в это утро шли быстрее обычного, ей показалось, что у них сломался механизм. Посмотрела в окно, над холмом засверкали первые лучи солнца. «Пора», – произнесла вслух это слово с тяжестью в груди.
– Ты чего, – поддела ее бабушка Прасковея, лежа на кровати.
Не ответив ей, зашла в горницу, и, осторожно ступая по половикам, подошла к кровати молодых. Они, обнявшись, крепко спали, рука потянулась к голове сына, захотелось погладить по его русым волосам, но убрала, думая, – пусть еще чуть поспит. Смотрела на его лицо, как бы запоминая, почему раньше не замечала, что сын так возмужал. Совсем недавно бегал по двору в сатиновых штанах, размахивая ракитовой палкой, крича на всю ивановскую: «Ура!». И вот ему скоро идти в атаку на настоящего врага. Может, сына спрятать в погреб, председатель придет, скажу, не знаю, где он прячется, а там и война закончится. Опять же уполномоченный и в погребе найдет, человек он с опытом, не зря в округе весь народ его боится.
Иван, как бы чувствуя взгляд матери, открыл глаза и прошептал:
– Мам, что пора? – от его слов проснулась и Татьяна.
– Сынок, светает, – смогла она сказать ему лишь такие слова, заплакав, вытирая кончиком платка на глазах слезы.
Иван встал с кровати оделся, подошел к матери и ее обнял.
– Мама, вернусь живым, обещаю. Сначала солдат учат воевать, время пройдет, я и до фронта-то не доеду, а там и война закончится, – веря, что так и произойдет. – Пойду, умоюсь, машина подойдет, а я не готов, подведу председателя.
– Сынок, поешь в дорогу, я тебе картовницу спекла, щас в погреб за молоком схожу, – заторопилась она, продолжая плакать.
– Я на двор пойду, за одним и слажу в погреб. – Зайдя на кухню, сказал: – Татьяна, а твои родители ушли, но скоро, видно, вернутся, по хозяйству управятся. – Иван пытался держать себя в руках, чтоб не расстраивать родных.
Иван, выйдя на крыльцо, широко разбросил в стороны руки и с упоением вдохнул утреннего прохладного воздуха. Подбежала собака, села напротив, повернув набок голову, высунула язык и стала смотреть на него.
– Что, Жучка, есть захотелось, щас тебе покормят. Ты давай без меня не балуй, за хозяйством присматривай, стереги двор. – Жучка, не спуская с него взгляда, облизывала языком свой рот. Подошел петух, опустил крылья и, клюнув собаке в хвост, отбежал и снова намерился повторить свой удар. – У вас друзья, когда мировая наступит, двор большой всем места хватит, – высказал им такие слова, обведя двор глазами. Новый дом поставлю на бугорке, как у отца. Дом, та же церковь, чем выше стоит, тем ближе к богу, – пришли такие мысли. Надо же какое интересное существо человек, идет воевать, не знает, что с ним завтра произойдет, а строит планы на будущее. Так его учили в школе учителя. Хорошие в деревне учителя подобрались, и школа большая, деревянная, спасибо властям. Дед Самойл рассказывал, раньше учили детей при церкви. За провинность батюшка ребятишек ставил коленками на горох, указкой по голове лупил, как коня подгоняют. В строгости учили. «Что же я, – произнес вслух, как бы очнулся, – пора поторапливаться. Сходил по нужде и в катке с дождевой водой умылся. Спустился в погреб, сел на ступеньку лестницы, взял крынку, из нее отпил молока. Вот также, еще ребенком, утрами залезал в погреб и пил парное молоко. Перед смертью не напьешься, – это что же такое со мной происходит, как будто умирать собрался. Нет, надо гнать дурные мысли, еще нужно выдержать свои проводы. Рева будет на полверсты».
Вылез из погреба, пошел к крыльцу, как раз во двор заходили родители Татьяны и ее братья.
– Ребятишки, а вы что не спите, в такую рань встали?! – поприветствовал он их.
– Дядя Ваня, мы пришли вас проводить, – ответил младший из братьев Афоня.
– Тогда я вам дам наказ! У меня на речке у нашего огорода две корчашки стоят, так вы их снимите, некому их проверять, а то рыба протухнет.
– Мы щас сбегаем, – и братья нырнули со двора.
Тесть Ивана тут же вслед ребятишкам пошутил:
– Им только скажи слово «рыба» и как корова языком слизала. Дружки твои подошли, у дома деда Самойла стоят. Ждут. Всем селом проводим.
– Вот еще людей утруждать, – Иван стеснительно ему ответил…
Автомобиль ГАЗ – АА или, как в народе его называют полуторка, остановился посередине порядка, напротив дома деда Самойла. Он сидел на лавочке, окруженный парнями. В кузове находились несколько призывников и с ними за компанию председатель колхоза.
– Василий Степанович, это что получается и тебя в армию забрили, так и меня бери к себе ординарцем! – дед Самойл решил подбодрить будущих воинов.
Молодежь засмеялась.
– Так ты на коня без табуретки не залезешь, если что стремя до копыт опустить, – ответил председатель также шуткой.
– Что-что, а на бабу залезаю жеребцом, – похвалил себя «ординарец». Молодежь еще громче засмеялась.
– Ну-у тогда скорей беги к супруге, скажи, чтобы галифе и хромовые сапоги из сундука доставала, не по форме ходишь летом и в валенках, – ответил председатель, слезая с кузова. – Мужики, Иван не подходил, – не успел договорить, как из своих ворот вышел Иван в окружении родных. На его плече висел мешок. Подойдя к машине, поздоровался:
– Здорово, мужики!
Призывники вразнобой с ним поздоровались.
Иван сначала попрощался с дружками, затем с родителями Татьяны, погладив по головам Афоню и Ивана.
– Ребята, дедушку Самойла рыбой подкармливайте, он из гольянов пироги любит. Сосед, пообещай, что меня дождешься, не умирай. Договорились?!
– Щас точно не помру. Бей германца, как я его бил, бежал, только пятки сверкали. Сам бы пошел на войну, да вот ноги, – показав на них рукой.
Иван обнял свою мать. Сдерживая себя, чтобы не заплакать, прошептал:
– Мама, я тебя сильно люблю, не обижайте Татьяну.
– Что ты, сынок, об этом и не думай, береги себя, – теплыми словами обласкала сына.
Ей стало плохо, дружки Ивана, взяв ее под руки, довели до лавочки.
– Ваня, я тебя провожу за околицу, – сказала Татьяна.
Иван запрыгнул в кузов, взял ее за руки и легко поднял. Сели на деревянную скамью. Призывники не спускали глаз с Татьяны.
– Красивая у тебя жена, – осмелился один из призывников.
– Она у меня самая красивая! Ромашка! – и крепко прижал супругу к себе.
Над головой закружила стайка ласточек, стрекоча наперебой. Иван поднял голову:
– Вы-то чего прилетели, пришли провожать?! Спасибо, ждите, обязательно вернусь, – сказал он им.
Ласточки, как бы услышав его слова, взмыли ввысь и закружились в птичьем вальсе.
Выехали за околицу, Иван ладонью постучал по кабине:
– Приостанови на минутку, – крикнул шоферу.
Шофер остановил машину. Иван спрыгнул с кузова, принял на руки Татьяну:
– Я, мужики, сейчас, – и быстрым шагом дошел до кромки леса и на березе, где его отец завязал из веток узел, рядом завязал еще один.
Вернулся к машине. Татьяна, сразу обхватила его за шею руками, не давая ему сесть в кузов. Иван, поцеловал жену, разжал ее руки и ловко заскочил в кузов, сдерживая слезы, сказал:
– Таня, я обязательно вернусь. Береги себя.
Машина тут же тронулась. Татьяна прошла несколько шагов и остановилась. Помахивая платком, смотрела на машину, пока она не скрылась за поворотом. Дошла до березы, где Иван завязал узлом ветку, всю ее ощупала, как бы оценивая на прочность, вдруг без причины развяжется. Прислонилась к ней щекой, поцеловала и медленно пошла домой…
Полуторка только к вечеру добралась до Кургана. По пути заезжали в три деревни, призывников набилось полный кузов. Как и говорил председатель, на железнодорожном вокзале формировался состав из зауральцев. Спрыгнув с машины, встали кучкой на перроне. Возле теплушек курили призывники, в хвосте поезда играла гармошка, слышались обрывки матерных частушек вперемешку со смехом. В глаза бросилась полевая кухня, чувствовался запах гречневой каши. Полный мужчина в гимнастерке с поверх надетым белым фартуком поварешкой накладывал в чашки кашу подходившим к нему гуськом призывникам. Недовольным голосом на них покрикивал:
– Добавки нет, добавки нет, вас что дома не кормили…
Шофер ненадолго отлучился, с собой привел коренастого старшего лейтенанта на вид за тридцать.
– Мужики, прощевайте, дай бог еще увидимся, – попрощался шофер, завел машину и выехал с перрона.
– В шеренгу по одному становись, – скомандовал офицер, встав по стойке смирно, приподняв в сторону руку. Вышел на середину, встал лицом перед строем и громко скомандовал:
– Боец, подравняйся, – рукой указал на призывника, он на полшага выдвинулся впереди шеренги. – Равняйсь! – скомандовал он, выдержал паузу, – смирно! Отставить! Все служили или есть новички?
– Есть, – ответили несколько призывников, Иван был в их числе.
– Итак вижу, не лево не право не знаете, – огорчился старлей. – В армии, что не умеете, научат, что не хотите, заставят. Слушай приказ, по перрону не шататься, наш вагон вон тот, – указал рукой на первый вагон-теплушку за паровозом. – Сейчас всем поужинать, чашки и ложки получите у повара, их заберете с собой. Ясно или повторить.
– Ясно, что тут непонятного, – ответил один из призывников.
– Предупреждаю, бардака не допущу, кто везет с собой крепкое, вылейте на землю. Сейчас в это трудное время для страны нельзя нам, ребятки, гулять, немца надо остановить. Потом выпьем за победу, – уже сказал по-приятельски. – Зачитаю список, будьте внимательны, отвечать одним словом «я», и без всяких там тут, не знаем скоро подойдет. Гражданка для вас закончилась, вы – бойцы Красной армии. И помните, вас ждут родные, дисциплина – это ваше благополучное возвращение домой. Все вопросы решать через меня, если что не дай бог случится, живот скрутит, разные болячки вылезут, все через меня. Ко мне обращаться товарищ старший лейтенант. Фамилия моя Башлыков, величают Александр Васильевич. Я сейчас для вас бог, царь и отец родной, непосредственный командир.
И зачитал список, все отвечали одним словом – «я».
– А винтовки когда выдадут, – спросил призывник после проверки.
– Не волнуйтесь, без оружия никто не останется, как только пройдете курс молодого бойца. Все зависит от обстоятельств, сейчас на фронте каждый штык на счету. Обещаю, в тылу не задержитесь. Ваша задача научиться владеть оружием, гранатой, штыком. А сейчас всем строем ужинать и бегом к своему вагону. Состав полностью сформирован, ждем приказа на отправку. Это чтобы вы меня по сто раз не спрашивали. Ясно!
Дорога до Златоуста заняла несколько часов, так назывался город, куда привезли призывников для прохождения курса молодого бойца. Расселили по казармам, выдали военную форму: гимнастерку, кирзовые сапоги, пилотку, обрили наголо. Сразу же приступили к занятиям, утро начиналось с трехкилометрового кросса. Каждодневное прохождение полосы препятствий, умение рыть окопы, ориентироваться на местности в случае попасть в окружение к врагу. Прицельно стрелять из винтовки по мишени, орудовать штыком в рукопашной схватке, бросать гранаты по фанерному макету танка, обезвредить противопехотную мину, оказать первую медицинскую помощь, все, что нужно знать на первое время бойцу Красной армии Иван усвоил успешно. Подружился с серьезным парнем, кровати стояли рядом, тумбочку делили на двоих, решили держаться вместе. Солдату в одиночку прожить трудно, всегда можно положиться на плечо товарища. Шевченко Остап, так он ему представился, когда с ним познакомился. Рослый парень с улыбкой на лице, чуть темноволосый, со щербинкой в зубах. Родом из Украины, когда началась война, с отцом матерью и с сестренкой школьного возраста успели эвакуироваться. Жили почти на границе. Враг бомбил города, и они чудом спаслись. Останься они на оккупированной территории немец их не пожалел бы: у него мать еврейка, а отец украинец. Этого было достаточно, чтобы фашисты их расстреляли, ведь Гитлер ненавидит коммунистов и жидов. Поэтому Остап добровольцем пошел в военкомат и попросился на фронт бить врага.
Командиры разрешили солдатам написать письма родным, предупредив, чтобы в ответ не писали. В любой момент могут послать на фронт, и письма не дойдут до адресата. Иван отправил письмо Татьяне, описав, чем занят его день, с нетерпением ждет время, когда можно будет переписываться, но такая возможность появится только по прибытии на фронт. Но, как говорят командиры, к тому времени война закончится. Понимал расстраивать жену нельзя, вдруг она беременна.
Татьяна, получив письмо, прочитав и не на один раз, показав подружкам и соседям по порядку, радовалась, что ее муж живой. Ведь на двух жителей села пришли похоронки, на тех, кто был призван в Красную армию еще до начало войны. Нет весточки и от свекра, а так хочется многое рассказать, что произошло в деревне за последнее время. После того как пришли похоронки, один из призывников, испугавшись идти на войну, прятался в подполе, сделав себе потайной схрон. Ночью выходил во двор в женском платье подышать свежим воздухом. Уполномоченный его увез в Куртамыш, люди сказывают, дезертира судить не стали, отправили на войну. Председатель, обойдя все дворы, посоветовал не затягивать с заготовкой дров на зиму, лошадей заберут на фронт, а на корове много дел по хозяйству не сделаешь. Отец упрашивал военкома снять с него бронь. Но получил отказ, звероферма в это трудное время как никогда нужна государству, шкурки зверьков дорого стоят, и его рыболовецкая бригада с двойной силой должна помочь стране. Но хочется написать самое главное – она беременна, к рождению ребенка как раз закончится война. Так сказал дед Самойл, узнав о прибавлении в нашей семье. Он первым из жителей села, кто отвел свою лошадь в колхоз, дав всем пример, что, навалившись всем миром на немца, только так мы сможем его одолеть.
Как и говорил старший лейтенант на перроне курганского вокзала, призывники в учебном центре долго не задержатся, так и произошло. Не отбыв положенный трехмесячный срок прохождения курса молодого бойца, за два часа до подъема подняли по тревоге. Ничего не объясняя, старшина роты в каптерке выдал каждому плащ-палатку, матерчатый вещмешок, саперную лопатку, фляжку для воды, сухпаек на два дня. На железнодорожном вокзале погрузили в вагоны-теплушки, все произошло так быстро, что всем стало понятно, их везут на фронт. Ивана с Остапом определили в один взвод. Путь до Москвы занял ровно двое суток, согласно выданному пайку. Поезд прибыл на Казанский вокзал. Сразу же погрузили на полуторки. Проезжая по улицам Москвы, Иван, рассматривая многоэтажные дома, мечтал, как он в письме родным опишет красоту столицы. Жаль, что не получилось посмотреть Красную площадь, о которой много говорили в школе учителя. Но это поправимо, они сейчас бойцы Красной армии, скоро пойдут в бой и прогонят врага с родной земли. Ведь так думают и его товарищи, если всю дорогу только об этом и говорят. Настроение у всех солдат боевое, едут защищать свою родину, смелости им не занимать. Приближаясь к передовой, колонна остановилась у кромки леса, командиры разрешили бойцам сходить в туалет. Еще не все оправились по нужде, как прозвучала команда: «Всем в лес!». С западной стороны слышались звуки самолетов. Иван с Остапом все время держались вместе оставив в кузове свои вещмешки, забежали в лес и пластом упали в канаву. Звук самолетов приближался, и вот уже слышен свист падающей бомбы, затем второй, третий. Первый взрыв прозвучал в голове колоны, потом еще один и так по всей веренице машин. Ветки, срезанные осколками от разорвавшихся бомб, падали с деревьев, как осенью листья. Иван, прижавшись к земле, закрыл ладонями уши, боясь приподнять голову.
Самолеты, сделав круг, вернулись, и снова прошлись по колонне, побросав оставшиеся бомбы, скрылись за горизонтом.
– Остап, ты живой, – Иван спросил друга, видя, как на нем лежала ветка. Встал и отряхнул с себя землю от разорвавшихся бомб.
– Живой, что мне сделается, хорошо, что дерево не упало, – спокойным голосом ответил он Ивану, тоже сбросив с себя ветку. – Думаю, больше не вернутся, бомбы кончились.
– У командиров надо спросить, им лучше знать.
Остап вытянулся, прислушиваясь, сказал:
– Слышишь канонаду, это что уже линия фронта?
– Щас командиры скажут, пойдем, а то команду не услышим.
Вышли из леса, перед глазами предстала жуткая картина. На месте, где стояла их машина, зияла глубокая воронка, из нее шел пар, в стороне лежала искореженная рама, кабина отсутствовала. Сама рама и шины горели. Иван, уставившись на нее, подумал: странно, железо и горит. Ему не раз приходилось в кузне с отцом ковать металл, но такого еще не видел. И вдруг как будто протрезвел, в метре лежал с открытыми глазами боец с обгоревшим лицом, захлебываясь кровью, повторяя слова: «Мама, мама». Иван над ним наклонился и тут же отскочил, у него по пояс не было ног. А сквозь лохмотья дымящейся гимнастерки виднелись сочащиеся кровью раны. Иван нервно стал ощупывать себя, сначала потрогал живот, потом спину, ноги. Остап, видя его замешательство, спокойным голосом, сказал:
– Мне приходилось бывать под бомбежкой, когда с родителями убегал от немцев. От домов печные трубы торчат, под завалами стоны детей, и помощи ждать им не от кого. Кругом пылало заревом, и так по всей дороги.
Раненный боец замолк.
Остап к нему подошел и пальцами закрыл у него глаза.
– Нам, Вань, в этот раз повезло, на его месте могли быть и мы, видишь, – показал рукой на пылающие машины впереди колонны, повернулся назад. – И там убитые.
Подошли еще несколько бойцов, уставились на убитого солдата. Один из них прослезился:
– Как мы будет воевать без вещмешков?
Никто из бойцов не ответил на его глупый вопрос.
Эхом прозвучал командный голос:
– Командирам собраться в середине колоны. Передайте по цепочке.
Бойцы продублировали команду.
Откуда-то вынырнули два усатых бойца с санитарными сумками наперевес:
– Бойцы, слушай команду: несите его вон к той березе, – в приказном тоне сказал один из них, подав новобранцам плащ-палатку, кивнув на кучку бойцов, они копали яму. – Ноги его поищете, если от них что осталось, – сказал спокойным голосом, как будто находится на скотобойне.
– Раненые, контуженные есть? – таким же спокойный голосом спросил второй санитар.
Бойцы молчали.
– Понятно, от страха в штаны наложили, – ответил он за них. – Мужики, послушайте совета: близко к сердцу не принимайте, всех убитых на войне не пожалеешь, себя жалейте. Нарожен не лезьте, а то в первом же бою погибнете, с окопов голову не высовывайте, когда ведется обстрел из минометов, в основном они нашего брата солдата косят. Щас вам выдадут оружие, командиры планировали раздать на передовой, но, видно, она уже тут рядом, эта передовая. Слышите, разрывы снарядов, немец прорвал оборону, бои идут. Хотим предупредить: не вздумайте самострелом заниматься, доктора – люди опытные, сразу в особый отдел сообщат, а там трибунал. Лучше быть убитым в бою, ваши родные получат пайку от государства, а так – последнее отберут. Вы покурите, пока командиры совещаются, табак расслабляет проверено на себе.
Солдаты наперебой оживились:
– У кого есть табак. – Мой мешок в кузове остался. – И мой. – У меня есть.
Иван с Остапом тоже закурили, скрутив самокрутку.
– Обещал жене не курить, не сдержал слово, – оправдался Иван.
– Откуда она узнает, что ты курил, вернешься, не рассказывай.
– Слово дал, ждем ребенка, боюсь сглазить. Приедем в часть, домой письмо напишу, сейчас по сроку должно быть ясно как там у нее.
– Мужики, командир идет, – суетливо выпалил один из бойцов. Все куряки тут же побросали самокрутки.
– Бойцы, слушай команду, – прикрикнул на подходе офицер. – В хвосте колонны у старшины срочно получить оружие. Патроны с гранатами сложите в вещмешки, у кого они сгорели, потеряли, поделитесь с товарищем. Доберемся до передовой, там разберемся. В километрах пяти проходит вторая линия обороны, пока не ясно – немец ее прорвал или… – последние слова проговорил неразборчиво, пробубнив их под нос. – Выполняйте!
