скачать книгу бесплатно
– Зимою сменяется лето, воняет капустой со склада, и нету конца этой драме! – неожиданно продолжил Авдеич.
Здесь хочется заметить, что совместная хозяйственная деятельность со студентами значительно пополнила словарный запас и расширила границы сознания Петра Авдеича. Студенты тоже не остались внакладе. Пребывание на селе сильно упростило их мироощущение. Беседы о Толстом и Кьеркегоре, которые они вели в городе, заменили разговоры о творчестве писателя Леонида Леонова. Накурившись, студенты вслух читали избранные места из «Русского леса» и спорили о историософии «Пирамиды». Укурки до колик смеялись над литературными потугами московских литераторов, которые, по мнению студентов, деревни в глаза не видели, но брались рассуждать на темы крестьянского быта и земледелия. Сельская нива перепахала и закалила ребят, они очерствели, натрудили мозоли, выращивая коноплю и хлеб наш насущный. Видимо, этим и объясняется их критическое отношение к писаниям столичных «литературоведов».
Наконец стало светать. Доярки, ожидая сторожа, загремели бидонами у дверей коровника. Шалый петух прокричал зарю, хотя все последние дни солнца никто не видел. Серая мгла, закрывая дневное светило, висела так низко, что казалось со стороны, будто туча зацепилась брюхом за громоотвод, колом торчащий из свинарника.
Авдеич швырнул пустую бутылку в грязь, схватился за конец веревки и велел тащить, что есть сил. Студенты выволокли председателя наружу, растолкали сонного Женьку и сунули ему в руки веревку. То ли спросонья, то ли обессилив от едкого запаха, Женька долго не мог удержать скользкий конец в руках, и вытащить его из хлева удалось только с третьей попытки. При этом один сапог так и остался где-то внутри.
Идти домой в одном сапоге было неудобно, и Авдеич решил, что вчетвером они сделают это быстрее. Поддерживая друг друга, друзья отправились домой к председателю.
В домашней обстановке застолье продолжилось. Авдеич еще несколько раз шарил под лавкой, каждый раз извлекая на свет ликеро-водочное произведение бабы Дуси, и лазил в подпол за солеными огурцами. В какой-то момент председатель случайно включил телевизор. Это было ошибкой.
Ветер шумел в пролетах моста, ведущего в никуда – бессмысленного памятника позднего президента. Голосили бабы. Два хмельных гармониста в шапках-ушанках таскали меха в разные стороны. Вприсядку плясали чумные казаки в орденах и медалях. Рядом яростно скакал мужик в тельняшке. Расхристанная баба металась по сторонам. Вылупив в камеру героиновые глаза, кричала в микрофон безумная ведущая. Первый канал России показывал передачу «Играй, гармонь любимая».
Следом за гармонистами, после рекламы, выступала Юлия Розенберг в короткой юбке цвета хаки. Юля палила по сторонам из автомата и, задрав жопу кверху, лезла в дупло миномета. Розовые Юлины трусы отсвечивали блестками в глазах армейского капитана, стоящего рядом.
– Как они смотрят такое? – удивлялся Авдеич.
– Как они до такого дошли? – удивлялся Женька.
В процессе всеобщего удивления на столе зазвонил телефон. Авдеич ткнул в него пальцем, включив громкую связь.
– Ну чего? – спросил председатель, пуская дым во все стороны.
– Авдеич, где тебя носит, старый кобель! – закричал телефон голосом Тихоновны. – Иди скорее на ферму, корова утопла, надо вытаскивать.
– Так и вытаскивай, – засмеялся Авдеич. Ему было весело от самогона, гармонистов и розовых трусов Юлии Розенберг. – Бери трактор и тащи ее на хер!
– Ах, ты ж твою мать! – вскричала Тихоновна и начала матюкаться в телефон, призывая на помощь нечистую силу.
Тихоновна, которая ненавидела все мужское, имела натянутые отношения с механизаторами. Это создавало определенные трудности и в производственных отношениях. Немногочисленные трактористы, оставшиеся в живых после непрерывной дегустации горюче-смазочных материалов бабы Дуси, отказывались подчиняться новоявленной феминистке. В ответ Тихоновна крыла их матом и снижала производственные показатели в ведомости на зарплату.
Поняв суть трудового конфликта, Авдеич приказал передать трубку трактористу. Но тот куда-то успел заховаться, игнорируя вышестоящие указания.
Осознав бесперспективность телефонных переговоров, Авдеич велел трубке ждать и засобирался на ферму. Вместе с ним отправился и Женя. Студенты, сославшись на дела, куда-то свинтили.
В свете дня ферма Авдеича выглядела не лучше, чем ночью. Большой скотный двор был полон жидкого навоза, среди которого в задумчивости бродили коровы. В углу у забора ковырялись чьи-то куры. Среди них нервно разгуливал ободранный петух**.
Петр Авдеич нашел тракториста и принялся руководить спасением утопшей скотины. Механизатор матерился, боясь подъехать ближе к животному и утонуть вместе с трактором. Наконец Авдеич изловчился и накинул петлю на ногу корове, сделал шаг назад, оступился и присел на задницу в навозную жижу. Выругавшись, председатель схватил другой конец веревки и зацепил ею трактор. Тракторист начал медленно тянуть, буксуя колесами в грязи.
Среди шумной возни Женя успел спросить у Тихоновны, стоящей неподалеку, почему в хозяйстве не используют навоз, из которого в Израиле получают биогаз и удобрения.
Тихоновна встрепенулась и, перейдя на трасянку, чередуя русские и белорусские выражения, неожиданно начала вспоминать местного механизатора, который по пьяни зачем-то полез рукою в работающий измельчитель и скрылся там навсегда. Все, что от него осталось – это полупустая бутылка бурякового самогона, которую он дал подержать своему приятелю-шоферу, прежде чем совершить последний в жизни поступок. Как утверждали очевидцы, тракториста вместе с соломой втянуло в широкую пасть машины, где он бесследно исчез.
Колхозный механик вместе с участковым разобрали измельчитель на мелкие части, но кроме дырявой подошвы ничего не нашли. На выходе была лишь мелко порубленная солома. Это явление в деревне причислили к очередному чуду. А чудеса случались в Новых Оглоблях регулярно, особенно в праздники.
– Чэрци яго дакладна забрали, – закончила свой рассказ Тихоновна. Она помолчала, потом махнула рукой и без всякого перехода продолжила: – Яки тут навоз, тут не да яго. Нам бы малака надаиць, да глядзеть, каб каровы не здохли.
Женя, еще не утративший энтузиазма, спросил про надои.
– Якия надои! Каровы па калена у гауне! – расстроенно воскликнула Тихоновна и зашагала прочь.
Авдеич с трактористом наконец вытянули корову из грязи. Привыкшее к такому животное отряхнулось, взмахнуло хвостом и как ни в чем не бывало пошлепало к стаду.
Председатель курил в задумчивости. Женя, у которого еще не пропала решимость постигнуть технологии аграрного производства, предложил сходить на свинарник. Но тот оказался закрыт из-за вспышки африканской чумы.
– А свиньи что? – не унимался Женя.
Авдеич только махнул рукой и предложил вернуться домой, натопить баню, а вечером, как он выразился, «напиться к свиньям».
– Как захрюкаем, так и пойдем ? развил свою мысль председатель.
*) Прозвища НЮРА и КЛАВА так прочно прикипели к студентам, что называть их настоящие имена не поднимается рука. Помимо этого, сами студенты не против, чтобы их так называли при условии, что все буквы имен будут заглавными.
**) Возможно, читатель разочарован нарисованной мною картиной хозяйства Петра Авдеича Тарасенко. Нельзя сказать, что такое хозяйство типично для всей Белоруссии, но и редким его не назвать. Бывший председатель колхоза, став бессменным главой государства, превратил всю страну в один огромный колхоз. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Акт девятый
В Лазареву субботу, 11 апреля, Варвара Васильевна вернулась из Москвы в Гомель. Женькина теща была разочарована посещением столицы. Несмотря на связи, ей не удалось осуществить план продвижения навозолечения среди представителей высшего общества. Российская элита, обуреваемая жадностью и страхом, отгородившись от «глубинного народа» заборами, заперлась на дачах, и взломать эту оборону Варвара Васильевна не смогла. А публичные дома, включая театры, рестораны и клубы, где раньше собирались «правильные люди», закрылись на карантин и работали подпольно.
Также сорвался тещин план привлечь к здоровому образу жизни миллиардера Мельниченко, с родителями которого Варвара Васильевна когда-то была знакома. Миллиардер вслед за другими олигархами уединился на собственной яхте. Оборудовав на судне личный госпиталь, Мельниченко пожертвовал больнице Ленинск-Кузнецкого дезинфицирующие средства. Взамен оказанной безвозмездно помощи в размере десяти тысяч рублей Мельниченко поднял тарифы на электроэнергию для жителей России. Про родной Гомель миллиардер, слава богу, не вспомнил, иначе оставил бы земляков без последних трусов производства фабрики «8 Марта».
Приехав в Оздоровительный центр, Варвара Васильевна подивилась произошедшим за время ее отсутствия переменам. К этому времени заведение имени д-ра Гишгорна почти опустело, потеряв большую часть клиентов из-за закрытых границ. Шесты для стриптиза и барные стойки, заменившие спортивные тренажеры, пустовали. Полуголые стриптизерки, не занятые работой, спали в подсобных помещениях. Обессиленный ветеринар дремал на бильярдном столе. Студенты, как обычно, курили у входа в бывший холодильник.
Осмотрев Центр, Варвара Васильевна велела украсить залы лечебницы ветками вербы и пригласить попа, чтобы отслужил молебен. На возражения Жени, что Центр называется «израильским» и отмечать нужно скорее Песах, а не Вербное воскресенье, Варвара Васильевна не реагировала. Она была настоящим коммунистом и вслед за партией резко сменила идеи атеизма на государственное православие. К счастью, священник ехать в здравницу отказался, предпочитая служить богу дистанционно.
Узнав про участкового Степана и снизошедший на него «благодатный огонь», Варвара Васильевна посетовала, что Новоявленного не удалось удержать в лоне Центра.
– Ну, что вы за мудаки-то такие, – жаловалась теща. – Как было можно его отпустить. Это же, можно сказать, дар божий. Чудо, что засранный участковый был освящен, выздоровел и обрел слово. Теперь сидит, гад такой, посреди города и раздает благодать всем подряд бесплатно.
Женька и Петр Авдеич стояли перед Варварой Васильевной, опустив головы. Им было стыдно за промах. Но Женькина теща была женщиной деловой и долго сердиться она не привыкла. Расспросив в деталях Авдеича – единственного свидетеля произошедшего чуда, Варвара Васильевна каким-то образом пришла к выводу, что к исцелению Степана привела смена методики лечения, а именно: наружное средство было одноразово принято внутрь.
– Если крашенный навоз вылечил идиота-участкового, то должен подействовать и на других, – вслух поделилась Варвара Васильевна.
Она по очереди стала разглядывать Женю, Петра Авдеича, ветеринара и студентов-укурков, явно что-то задумав.
– Нееет! Только не это! – выдавил Женя, почувствовав недоброе.
Но Варвара Васильевна уже выбрала сакральную жертву. Суд был коротким и на место нового мученика был назначен полумертвый от усталости ветеринар. Авдеич попытался было заступиться за новоизбранного, мотивируя это необходимостью оздоровления коровьего поголовья, но все его доводы были отвергнуты.
Опытная теща постаралась в точности воспроизвести «путь на Голгофу», который прошел участковый Степан. Сонного ветеринара раздели, ополоснули в навозе, помыли и в халате доставили в зал конференций. Здесь ему поочередно предложили напитки, закуски и передовую колхозницу Катю, которая к тому времени перебралась на работу в Центр, мотивируя это большим окладом и чаевыми.
Ослабевший ветеринар едва сопротивлялся. Он выпил целебный коктейль Авдеича, поковырялся в закусках, а на Катю и не взглянул, привыкнув на работе щупать коровьи соски, а не сиськи доярок.
После всего ветеринара торжественно проводили в большой купальный зал. Стриптизерки и девушки низкой социальной ответственности успели украсить «храм здоровья» зелеными ветками. Студенты нацепили фраки и стали еще больше похожи на клоунов. Избраннику поднесли чашу с лекарством. Жидкость из джакузи шипела и пенилась, распространяя зловоние. Ничего не подозревая, ветеринар залпом хватил целебного зелья, вздрогнул и застыл на секунду. Затем его стало трясти и скручивать. Через минуту коровий лекарь замертво рухнул на пол.
– А Варвара Премудрая взмахнула рукой, обернулась три раза, ударилась оземь… да и убилась нахуй! – скорбно констатировал Петр Авдеич.
– Аминь! – отозвался Женя.
Акт десятый
Эпидемию, напавшую на людей в високосном 2020 году, можно разделить на несколько временных этапов. Началось все со скупки туалетной бумаги. Потом были песни с балкона и котики в инстаграме. Следом настал период, который условно можно назвать «А жизнь-то проходит» или «Психоз, переходящий в уныние». Чтобы побороть негативное состояние населения, президент Лукашенко сообщил, что в Белоруссии ни одна живая душа от коронавируса еще не погибла.
Про всю Белоруссию судить не берусь, но вот в деревне Новые Оглобли, действительно, кроме утопшей Красной Москвы жертв больше не было. Объяснить такую удачу можно обилием навоза в хозяйстве Петра Авдеича Тарасенко, который естественным путем, на сапогах, копытах и колесах, распространяется по всей округе.
Всезнающий интернет сообщает по этому поводу, что на Руси навоз всегда использовали при простуде, бронхиальной астме, зуде и крапивнице. При помощи него снимали жар и лечили ноги, пораженные грибком. То есть, Женька с Авдеичем были не совсем дураками, когда предложили навозолечение для борьбы с новой инфекцией. Все в том же интернете можно найти, что навоз богат аммиаком, сероводородом, антибиотиками и гормонами роста и куда эффективнее соды и уксуса, так популярных в нашем отечестве.
Но давайте вернемся в Новые Оглобли. После того как скорая забрала бездыханное тело ветеринара, сотрудники Центра разошлись по рабочим местам. Студенты суетились в баре. Колхозница Катя в форме официантки, оттопырив груди, заняла администраторский пост у входа. Варвара Васильевна убыла с ветеринаром в надежде, что он все же засияет. Потрясенные Женя с Авдеичем ушли готовить свежую порцию лекарства.
Прелый навоз ведрами черпали из бочек и лили в бывшую картофелечистку для гомогенизации с красителем и отдушкой.
– Может сегодня возьмем красную? – предложил Женька, рассматривая банки с краской.
Авдеич согласился. Из груды банок достали ту, что с красной отметкой. «Краска люминесцентная, акриловая, для наружных работ, 1 кг» – значилось на банке. Согласно этикетке, днем краска должна была светиться красным, а ночью – оранжевым.
– В себя прийти не могу, – не выдержал Женя, – как она могла!
– Что могла? – не понял председатель.
– Пожертвовать ветеринаром.
– Да, – согласился Авдеич, – на ферме без этого нельзя… то запор, то понос.
– У кого понос? – не понял Женя.
– У тракториста! – рассердился председатель и плюнул в чан с лекарством.
Неожиданно буро-зеленая смесь приобрела радикальный розовый цвет. То ли плевок Авдеича так повлиял на лекарство, то ли председатель в задумчивости вылил в смеситель больше чем нужно акриловой красной.
– Цвет какой-то странный, – удивился Женя.
– Сойдет, – пробурчал председатель, – давай, лей «Шанель»!
Друзья влили в картофелечистку пол-литра духов и оставили лекарство «созревать». При постоянном помешивании смесь доходила до нужной кондиции через сутки. После купажа лекарство фильтровали и пропускали через пюре-машину. Другие секреты приготовления целебного зелья авторы мне не раскрыли.
Вернувшись домой, друзья сели ужинать. Женька никак не мог успокоиться, чувствуя вину за насильно «освященного» ветеринара и за то, что позволил бывшей теще использовать лекаря в качестве подопытного образца.
– Да что с нее взять, – оправдывал председатель Варвару Васильевну. – Коммунисты! Привыкли народ доить, а кормить так и не научились за семьдесят лет. Превратили трудящих людей в производительные силы.
Услышав знакомые слова, Женя встрепенулся. Его давно мучил вопрос, почему эти самые «силы» живут в нашем отечестве в откровенной нищете при всех богатствах родных просторов.
– Евреи в песках живут богаче, – стал возмущаться Женя, – а тут всего полно: воды, земли, ископаемых, а такая бедность. Хаты кривые, заборы косые, грязь везде. Как такое возможно? – спрашивал Женя, тыча пальцем в Авдеича.
– Бедность от привычки, – начал объяснять председатель, – привыкли так жить. Деды так жили, отцы… и сын так живет… с кривым забором, в дырявой хате. Откуда народу знать, как жить по-другому. А если кто-то разбогател случайно, или там… работал много и не пропил нажитое, то периодически приходят татары, немцы или большевики и проводят экспроприацию вплоть до угона домашнего скота и поджога дворовых построек. Следующее поколение уже умнее – понимает бессмысленность накопления в условиях нашего быта.
– Вот, к примеру, у моего деда было три лошади и коровы, – продолжал Петр Авдеич. – Деда раскулачили, коров и лошадей забрали в колхоз, где они и померли с голоду. Моя мать, глядя на это, положила на этот колхоз с прибором, пошла в техникум по комсомольской путевке. Всю жизнь бумажки в конторе перебирала. Это тебе не в поле в жару и в холод, не на ферме по колено в говне. Нету у нас стимула работать, а кривой забор глаз не колет. Привыкли мы к кривому забору за тысячу лет.
– А государство на что? – допытывался Женя.
– Государство у нас для власти, – объяснял председатель, – как бы само для себя. Надстройка над обществом. Как при Иване Грозном сложилось, так до сих пор и есть: царь, бояре, стрельцы и холопы. Ну и попы, конечно, – подумав малость, хмыкнул Авдеич, – идеологическая прослойка, чтоб говно за боярами подбирать, да голову холопам морочить.
Председатель подпер голову кулаком и уныло продолжил:
– Живем в напряжении, будто чуем беду из ниоткуда. То одна напасть, то другая… то чума, то холера, то президент едет с осмотром. А хули на эти говна смотреть – давно что ли не видел!
Петр Авдеич закурил и, глубоко затянувшись, закончил мысль:
– Тут даже с похмелья присядешь над ямой по большому делу, а облегчения нет, потому как вечно ожидаешь несчастья. Капец крадется незаметно, вот как сейчас…
Размышления Авдеича прервал мобильник. Звонили студенты, чтобы сообщить, что приехали важные клиенты – столичные мажоры. Четверо парней и девушка после казино, желая лечиться и отдыхать, забронировали Оздоровительный центр на всю ночь. Проблема была в том, что гости не желали купаться в голубом лекарстве, капризничали и требовали «красного крепкого».
Женька с Авдеичем поехали в Центр. После коротких раздумий друзья решили испробовать новосмешанное лекарство. Зелье еще не созрело, но цвет был уже подходящий, розово-красный, как молодое вино.
– Божоле Нуво, – отрекомендовал лекарство Женя, – от лучших производителей. Весенний купаж, снимает усталость, устраняет эректильную дисфункцию, способствует омоложению и похуданию. Рекомендовано практикой ЗОЖ и инструкциями Всемирной ассоциации веганов и сыроедов.
Пока гости сидели в баре, старое зелье быстро слили, заполнив джакузи новым составом нужного цвета. Прибывших погрузили в навоз. Плавая, гости смеялись и пили шампанское. После процедур, приняв душ, молодежь облачилась в халаты и решила устроить себе дискотеку в пустом зале.
Студенты включили музыку и погасили свет. Под потолком крутился зеркальный шар, по сторонам мигали лазеры. Четыре парня и девушка светились. Этикетка на банке с краской не обманула – в темноте мажоры сияли ровным оранжевым цветом.
Акт одиннадцатый
Хорошо отдохнув в Центре оздоровления, молодые мажоры наутро неожиданно обнаружили, что окрашены сиятельным красным цветом, как пасхальные яйца. Акриловая краска не смывалась ни холодной, ни горячей водой, ни мыльной пеной, ни керосином.
Как принято в субпопуляции молодых и благополучных, в трудной ситуации трое парней и девушка принялись звонить и жаловаться родителям, среди которых нужно отметить районного прокурора, депутата и директора суперфосфатного завода. Следует подчеркнуть, что эти родители были и раньше озабочены деятельностью Израильского центра здоровья на территории Белоруссии. Прокурора и депутата Центр волновал как разносчик враждебной идеологии. Они на полном серьезе считали, что Израильский центр уменьшает белорусское население, насаждая разврат и ЛГБТ. Директор завода был далек от идеологии, но тоже был недоволен. Его беспокоил конкурент, предлагающий естественные удобрения вместо производимого им суперфосфата.
Как часто бывает, благородные родители быстренько сговорились. В Страстную пятницу в Оздоровительный центр прибыла прокурорская проверка. В ходе нее проверяющие выяснили, что в Центре не ведется журнал учета отходов и отсутствует навозный паспорт. По результатам прокуратура, которая относит навоз к вредным отходам, возбудила против Центра административное дело за неправильное хранение.
Женька с Авдеичем справедливо решили, что имеет место рейдерская атака на бывший промышленный холодильник и нужно срочно принимать ответные меры.
– Так эти суки и до колхоза доберутся, – с грустью констатировал Авдеич, – им только дай. Ни хера не умеют, только протоколы стряпать кривыми руками… Разорят хозяйство к чертям, народ пустят по миру.
Женька попытался было просить помощи у Варвары Васильевны, но та была занята куличами с яйцами, с помощью которых намеревалась вернуть к жизни ветеринара, пребывающего в коме. Не то, чтобы Варваре Васильевне особенно требовался сельский лекарь, но Женькина теща надеялась с помощью воскресения ветеринара вернуть себе самоуверенность, подмоченную в Москве.
Не получив помощи от тещи, Женя предложил объявить карантин на территории колхоза.
– Перекопаем дороги, народ оденем в костюмы химической защиты, – убеждал Женя Авдеича. – Нагоним такого страху, что ни один прокурор сюда не сунется.
– А по какой болезни карантин? – сомневался председатель. – Чтобы молоко в город возить. Иначе прогорим всем хозяйством.
– Куриный грипп, например, – предлагал Женя, – или чума свиней. Свиней-то на ферме нет!
– Свиней-то нет, болезнь выкосила поголовье, но как-то страшно звучит – чума. Народ и так перепуган, – возражал председатель.
В этот момент к дискуссии присоединились студенты, которые закончили дела в Центре и успели слегка укуриться. Идея карантина им очень понравилась.
– У нас урожай конопли погибает из-за мучнистого червеца, – сообщил НЮРА. – Аграрная наука предлагает собирать эту мандавошку пинцетом. Это дома в горшке можно пинцетом ковырять, а в поле наступает капец конопле… и удовольствию.
Авдеич полез под стол и достал «Справочник бригадира-полевода», которым обычно подпирал шаткую мебель. Он вслух прочел про эпифитотию, то есть эпидемию в царстве растений.
