скачать книгу бесплатно
Мы посмотрели на воду, ее внимания хватило секунд на тридцать. Взяла телефон.
– А еще я хочу написать универсальную инструкцию для всех фотоаппаратов. Электрички вообще не ходят тут?
– Ходят, но редко. Две-три в день. Какая центральная тема романа?
– Девственность.
– Ха-ха, ты, кажется, от нее далек.
– Сейчас далек. Но когда вернусь к себе, она снова будет близко. По большому счету я ее и не лишился. Вот я и пытаюсь понять, что должно с мужиком произойти, почему некоторые чувствуют себя мужиками. А че ты не ешь?
– Хочешь мой батончик?
– Давай.
– Вернулся аппетит?
– Морскую капусту я теперь долго не буду есть.
Девчонка скривила веснушчатое лицо:
– Просто не привык.
Я вгляделся в нее, чтобы запомнить.
– Капустка, – сказал и засмеялся.
– Капустка, – кивнула она как-то вбок и со смешком.
Она рассказала немного о себе. Вообще-то, во второй раз, не помнит, наверное, что уже все говорила в первую ночь. Но я все равно выслушал, глядя вниз на утекающее время.
По образованию актриса, сейчас преподает детям актерское мастерство. Уже жила в других городах: Перми и Петербурге, но сейчас хочет уехать в Норильск или в Воркуту. Девчонке интересно, что такое полярные ночь и день и как на это будет реагировать организм.
– А я вроде бы никогда не спал с актрисой, – только и ответил я. – Думал, что это дурная идея.
– Ну и как? Сойдет?
– Да вроде бы все нормально прошло. Понял, что это суеверие! – я поцеловал ее. Первый и последний раз сделал это не ночью и не в постели. Она беззвучно засмеялась, убрала губы и подставила щеку. Как будто действительно днем делать этого не следовало и дальше френдзоны маршрут можно проложить только в темноте.
Ну да, запомню ли я тебя? Последний месяц я живу на Русском острове и туда должен был завтра вернуться. Пару раз мне доводилось не узнавать хозяйку квартиры, которую я снимаю. Она помладше меня, бодрая женщина, можно даже сказать горячая, харизматичная. Хоть и никак это не проявляет, но чувствуется энергия. Но я могу встретиться с ней у падика и затупить: она это или нет? На всякий случай говорю «привет» всем женщинам ее возраста, а их, кажется, три или четыре живет в нашем подъезде. Сейчас подумал, что с моей спутницей та же ситуация. Ну, я мог бы описать какие-то особенности, цвет волос, фигуру или то, как она хихикает, как бы проявляя сочувствие словам. Вот она сидит рядом, но ее как будто и нет, то есть в ней уже нет смысла. Я провел с ней несколько дней и мог бы не узнать при встрече. Думаю, у меня начинается что-то вроде любовной деменции, межполовая слепота. Когда ты объездил страну несколько раз, подписывал книги, фотографировался, целовался с людьми, проводил время с сотней девчонок, все они в какой-то момент уже утратили важность, индивидуальность. У меня закончились ярлыки. Плохо ли это?
Но само творчество не ушло. Оно все еще со мной, и страсть к нему сейчас на пике. Последние два года бог репа дает ответную силу. Надеюсь, что это так, что это мне не кажется. Все-таки я чередую: песни, стихи, проза, видео, монтаж. Литература – главная любовь, работа с текстом. Монтаж я почитаю как отдельное и равновеликое божество, мои жертвы для него скромны, и не хочется даже приближаться к этой профессии, а ограничиваться только своими любительскими нуждами. Мне кажется, самое печальное и показательное – творческая деменция режиссера монтажа. В какой-то момент все эти сюжеты, истории, изображения судьбы перестают для тебя что-то значить. Ты просто кидаешь хлам на монтажную область, пялишься в монитор и уже ничего не видишь. Но продолжаешь врать, что разбираешься в вопросе, и получать деньги за свою работу, – которой становится ложь.
Я не хочу такого.
Ведь ты профессионал, и у тебя есть ряд тупых правил, за которыми можно спрятаться. Здесь у нас поворот истории. А здесь давайте возьмем крупняк. Это не отражение мира, это шляпа, залупа, чушь-хуета.
Когда мы ехали в маршрутке, водитель говорил по телефону. Он взял у меня тысячу рублей и несколько остановок не отдавал сдачу. Когда он закончил разговор, я спросил:
– Сударь, вы не желаете отдать мне сдачу?
Он ничего не ответил. Девчонка сказала:
– Похоже, что оскорбился. Это было грубо.
– Сударь? Это грубо?
– Я это сделаю. Верните, пожалуйста, сдачу с тысячи!
Водитель сразу отсчитал ей. Может быть, я просто уже в книге? В реальности меня нет, а девчонка – медиум, и только она может взаимодействовать с обоими мирами.
Ей нужно было съездить к себе домой переодеться, а я остался один. Повалялся в постели, чередуя Ютуб и Порнхаб, написал пару строк к длинному стихотворению, которое, видимо, никогда не будет закончено. В одном рассказе из книги «Ангел на мосту» зацепился за мысль, что люди, приезжающие на курорт, часто заранее относятся к событиям как к своему прошлому. Ты вроде бы здесь, но это уже часть истории о том, как ты отдыхал в специализированном месте. Такое же было со мной в эти дни. Списанное время, об этом я думал – и вошел в транс, лежа на большой кровати, на которую была накинута маленькая и не подходящая по размеру простыня. Таращась на белые обои хаты – здесь, но мимо.
Вечером смотрели фильм «В погоне за Эми». Мне нужно было дойти до сцены, где герой Джейсона Ли рисует перекресток и предлагает герою Бэна Аффлека разгадать незамысловатую загадку:
– …смотри. В центре перекрестка лежит стодолларовая купюра. А на дороге стоят добрая лесбиянка, не преследующая никаких политических целей, злая феминистка и мужененавистница, а также Санта Клаус и пасхальный кролик…
Я остановил, перемотал на начало сцены и стал снимать на телефон этот фрагмент для сторис в инстаграме. Опять дошли до места, и далее по фильму следует вот что.
Бен Аффлек спрашивает:
– Ну и к чему ты это рассказал?
– Это важный психологический тест! Так кто из них первым возьмет купюру?
– Ну, злая лесбиянка. И что все это значит?
– А почему она? Да потому что все остальные – выдумка (Джейсон Ли использовал слово «фикшн»)! Они существуют только в твоем воображении!
Мы уже сильно хотели спать, и я надеялся, что не придется трахаться.
– Дальше ничего хорошего уже не будет – это главный момент в фильме. Захочешь, сама досмотришь, ладно? Тут Кевин Смит читает самый длинный монолог за свою актерскую карьеру. Хотя бы ради этого.
– Обязательно досмотрю.
Я рассказал девчонке, что режиссер Кевин Смит не так давно стал веганом, показал его инстаграм, порекомендовал подписаться. «Вот какой он сейчас худенький». Надеялся, что все-таки и она, молоденькая, приобщится к его гению, полюбит одну из значительнейших фигур для моего поколения. На том мы закончили день. Но ночью девчонка разбудила меня, крепко взяв за хуй. Какое-то время я не мог понять, снится это или нет, и она взяла в рот, а мне все еще не хотелось переступать через границу грез. Секс был работой, которая ждала меня. Неужели это все: три ночи желание было, но на четвертую фитилек погас? Открыл глаза, приучился видеть во тьме и сконцентрировался на черном секси-лифчике. Запустил в него руки, закинул ноги девчонки себе на плечи, двигался в ней плавно, до упора, останавливаясь в финальной точке, как бы треть секунды раздумывая. Менял ритм и одновременно пытался вспомнить сон, который не досмотрел. Нет, дело не в девчонке. Во сне я опять переписывался с К. – своей любовью этого года. Она была как черная глубина, в которую я спустил всю любовь к женщинам вообще, сила, теперь враждебная и лишенная сострадания. А я пытался напечатать ей послание, в ответ же раздавалась только злоба.
– Почему ты стала такой жадной? Почему ты не оплатила посылку в СДЭКе, ведь это низко, грубо, пошло, это чистое зло, чистое ебаное зло… – отстукивал я ей азбукой Морзе. – Ведь я и так все оставил тебе. Я отдавался тебе, служил тебе. А ты не оплатила посылку, да как же так, никакой брезгливости, какая же ты тварь, меркантильная и жадная, это невозможно!
К. выскребла все подчистую, хоть и строит из себя обиженную, это она – животное-хищник, или, как теперь говорят, абьюзер. Но я все-таки не останавливался, качал ей назло этот насос, пока не брызнул на живот девчонке. Где-то тут рядом валялось специальное полотенце, я потянулся за ним, бросил на лужицу, а сам лег на спину, чтобы отдышаться. Телефон лежал у кровати, и я дотронулся до экрана. До самолета оставалось шесть часов.
* * *
Второй раз подряд выпало худшее место в самолете: последний ряд и между людьми. Неужели все, кроме меня, даже здесь, на самом краю земли, научились проходить электронную регистрацию? Я ни разу в жизни ее не проходил: какой смысл, если тебе все равно надо подходить к стойке, оформлять багаж или получать бирку ручной клади. Электронные регистрации как очередная бюрократическая подлость – соглашаясь на нее, ты снова отсасываешь сатане. Ладно, перелет короткий, так что не страшно. Скоро я буду дома, на Русском острове. Выключил телефон, уснул, проснулся, и мы приземлились. Включил телефон и заказал такси, когда пассажиропоток двинулся на выход.
Таксист пожурил меня за то, что я сильно хлопнул дверцей. Что я могу поделать, просто ненавижу автомобили «Тойота-Приус». Такая же тачка была у Вероники, жестокой и чрезвычайно обаятельной женщины, к сожалению, лишенной глубинной эмпатии.
Подсознательно я мщу ей, хлопая дверцами всех «Приусов», на которых, кстати, ездит большинство таксистов Владивостока. Серебристый цвет – близнецы ее машины – самый частый раздражитель в этой большой деревне.
Первая точка маршрута – офис «Деловых линий», где нужно было получить матрас из «Икеа». Руки уже начинали зудеть, скоро я организую пространство и возьмусь за книгу. Пришло сообщение от мужа хозяйки в ватсап. Он спрашивал, в каком магазине я оставил ключ от квартиры. У его семьи два или три магазина в поселке, и я уже говорил ему, где оставлю ключ.
Но суть не в этом, а в том, что его сообщение означает, что: 1) он не вытащил разломанный диван за эти дни, 2) он не поменял протекающий бойлер, который еще и бьет меня током, когда я моюсь, 3) в рот я ебал жить у такого хозяина.
Мое жилье оплачено до 9 ноября, потом я лечу в Москву и Петербург по делам дней на десять. В этот момент я понял, что не хочу возвращаться. Я зашел в офис, отстоял очередь, и мне дали бумажку, с которой нужно было идти к складу. Там еще одна очередь. Я прикинул: ждать минимум час. Ладно, решил вернуться завтра, когда нервы мои окрепнут.
Дверцу «Приуса» закрыл максимально аккуратно, чтобы таксист простил мне все обиды.
– Все, мы уже едем? – спросил он.
– Да.
Сначала нужно въехать на красивый, как в Сан-Франциско, мост, соединяющий остров с материком, потом проехать Дальневосточный университет. То слева, то справа видно море, холмы, сопки. Одно из лучших мест на земле. Потом трасса заканчивается, какое-то время нужно ехать по грунтовке. Водитель начал задавать вопросы относительно острова и чуть не съехал в кювет. Часом ранее, когда он меня журил, я выставил ему три звезды, но теперь исправил на пятерку; меня развеселило, что он чуть нас не угробил. Ненадолго поднялось настроение.
Добравшись до поселка Подножье, я забрал ключ в магазине и вошел в дом. Пока я ехал в такси, они успели забрать грязное постельное белье и полотенца. Но чистых полотенец не было. Ладно, пошел на пляж, все равно.
Буду вытираться футболками. В мозгу начался процесс, формировалось какое-то препятствие, ненависть к миру, неверие в творчество, в то, что заряд сможет пробить эту воображаемую стену. Скепсис материализовался в неприятие всего вокруг. Сделал усилие: пока требовалось лишь не проверять Интернет и читать как можно больше. Пару дней впитывать в себя слова.
* * *
Я скачал на электронную книгу несколько романов, которые читал в юности, чтобы вернуться к себе тех пор, каким был в момент нашего знакомства с Элеонорой.
Погода испортилась, море стало почти холодным. Я нырнул и поплыл. Есть в архиве эпизод, который застыл и стал частью меня. Аккуратно заглянул в воображаемый ящик, и сразу же пошло. Эпизод ожил, пока я задержал дыхание и плыл под водой, промерзая до внутренностей. Эта сценка всегда была рядом, простенькая и вечная. Июнь 2003, 18 лет назад, ровно полжизни. Прохладно, мы сидим на лавочке за пятиэтажной змейкой. Вид на этот дом, там живут мои друзья Миша и Тимофей, там же раньше жил Лёджик, высоковольтную линию и гаражи.
Элеонора вытянула ноги и сложила их на меня. Вот-вот пойдет дождь, воздух остывает.
– Я передумала, – говорит она. – Теперь я ревную.
– Люблю, когда ты говоришь о себе не в мужском роде. Придурь какая-то. Будь девочкой всегда.
– Сам будь девочкой, Евген, – капризным голосом отвечает Элеонора и в шутку ударяет в плечо кулачком.
У нее детское лицо, ей можно дать и пятнадцать, хотя она немного старше меня. Когда она кривится, похожа на капризного ребенка. Сначала мне это не нравилось, но потом стало вызывать эрекцию.
– Сейчас опять поднимется.
– Опять?
– То есть теперь ты ревнуешь?
– Да. Я тебя люблю. Я не хочу, чтобы ты с кем-то еще трахался.
– Ты раньше не говорила, что любишь, спасибо.
– Больше не скажу, будь спокоен.
– У меня и не встал тогда. Думаю, что у меня не встанет, только на тебя. К тому же ты уходила, помнишь? Я и не собирался ведь.
– Помню-помню. Больше я не уйду. Если не будешь ни с кем спать.
– Даже с Олей?
– С Олей можно. С той, кого я одобрю.
Да мне и не хотелось спать с Олей. Это была ее идея. Мы обнимаемся и молчим. Потом я еду из пригорода в центр проводить ее. Мы шаримся по каким-то кустам в поисках уединенного места.
– Давай прямо под деревом, да?
От возбуждения я не могу остановиться и быстро кончаю. Но она не ругается, гладит меня по волосам, пока я восстанавливаю дыхание, оперевшись о кору. Я отвожу Элеонору к девятиэтажке, где она живет у своего дедушки, журналиста и поэта, автора каких-то городских гимнов и пошлых текстов. Она гордится дедушкой. Поднимаюсь до двери и целую Элеонору. Не могу отпустить, но отпускаю. Еду на лифте один, иду на позднюю маршрутку, сижу на остановке под центральным почтамтом, долго сижу, голова ватная. С Олей у меня тоже не вышло, когда Элеонора пыталась устроить этот тройничок: по сути, девчонка у меня была одна, этого было достаточно. Мне кажется, что я был такой же моногамный мужичок, как и мой отец.
* * *
На второй день я простоял два часа в очереди у склада «Деловых линий». Мужчины молчали, плевались, теребили папки, спрашивали, кто крайний. Была даже одна бодренькая бабушка с клоком волос, растущим из щеки. Из огромного склада тянуло ветром, как из морга. Сотрудник, похожий на перекачанного хоббита, взял квитанцию, пошел за моим матрасом, но вдруг развернулся и протянул бумажку обратно:
– Какое сегодня число?
– Двадцать восьмое.
– А здесь двадцать седьмое. Так нельзя.
– Как «так нельзя», сударь?
Он нарисовал бесконечность в воздухе моим измятым клочком бумаги.
– Но я вчера не успел получить. Стоял здесь час и не успел.
– Я не могу выдать, вам придется брать новую квитанцию, – хоббит смотрел на меня непроницаемым и мертвым взглядом.
– То есть опять стоять два часа в очереди?
– Да.
– Может быть, вы пока вынесете матрас? Я схожу в офис и вернусь с новой квитанцией.
– Я попробую.
– Выносите. Второй раз стоять не буду, я ебал.
– Хорошо, я вынесу, – и себе под нос: – А я не ебал?
Я простоял на проходной минут двадцать, психанул и написал заявление на отказ от матраса. Отметил в инстаграме «Икеа» и «Деловые линии», выложил несколько снимков территории. Худшая служба доставки, а цены самые высокие в РФ, – запульнул им такую антирекламу.
Точно, как я забыл, ведь уже было с ними! Как-то раз типография отправила мне книги в город Калининград «Деловыми линиями». «Линии» взяли оплату, но заказ не отправили, так как в то время уже ужесточили таможенные правила из-за карантина. Мало того, что не вернули деньги за отправку, так еще взяли дополнительную оплату за то, чтобы привезти книги просто на адрес в Москве. Несколько дней звонил и пытался разобраться, а потом просто забил: и так понятно, что руководство этой обоссанной конторы поголовно передохнет от рака жопы. Спасать их не имело смысла.
Но я же не знал, что «Икеа» отправит этой службой. Или же в заказе было указано?
Ладно. Просто плюнь на это, есть вещи важнее. Черти уже живут в аду, не стоит пытаться с ними воевать на их территории. Просто не пускай их в свою жизнь. «Деловые линии» казнены в рот по факту. Эй, вы! Защеканы! Привет и пока!
Дома я подготовил письменный стол. Оставил только то, что мне может понадобиться: ноутбук, колонка, фотоаппарат, жидкость для протирки экрана и тряпичная салфетка. Наверное, завтра утром возьмусь за первую главу.
