скачать книгу бесплатно
– Джос говорит, что вы с ним общаетесь, – дружелюбно начинает шериф, я слегка удивляюсь выбранной им теме. Но потом понимаю, что так, должно быть, проще завязать разговор, установить необходимый темп и вид отношений.
– Да, правда. Мы дружим, – отвечаю я как можно спокойнее и ласковее.
– Я рад, Эммелин, что вы можете общаться, и что ты не переносишь на него своё отношение ко мне, – говорит шериф, и я заливаюсь краской. Неужели он знает о том, как сильно я злюсь?
– Я никогда не… Мистер Эгберт, – я не могу подобрать слова. Шериф улыбается.
– Я знаю, что ты злишься, тут не нужно иметь особый дар. Я не раскрыл дело твоего отца, я не наказал виновного. Я работаю шерифом уже очень давно и знаю, что чувствуют люди в таких ситуациях. Это нормально.
Внезапно мне становится стыдно. Возможно, шериф не был настолько виноват, как мне всегда это казалось. Может, мне просто нужно было найти того, на кого можно было злиться безнаказанно?
– Что-то случилось? – спрашиваю я, резко переводя тему. Не хочу больше ни секунды говорить об этом.
– Я хотел поговорить с тобой о мистере Энди Ройстоне, – спокойно отвечает шериф. Я вспоминаю, что это о нём шла речь пару дней назад.
– Член попечительского совета? Тот, которого убили на днях? – переспрашиваю я на всякий случай, шериф утвердительно кивает. – Что я могу рассказать Вам, если я не знала его? Не представляю, как он выглядит, и до того, как Джос рассказал мне о его должностях, даже и не представляла, чем он занимается.
– Ты уверена, что никогда не видела его раньше? – спрашивает шериф. Я лишь смотрю на него с непониманием. Эгберт лезет в карман и достаёт несколько фотографий, просматривает их и протягивает мне одну.
Я смотрю на мужчину на фотографии и судорожно пытаюсь вспомнить, где могла видеть его раньше. Его лицо мне действительно знакомо. Но встречались ли мы в жизни? Может, я видела его по телевизору или в школе случайно?
– Лицо кажется знакомым, но вряд ли мы встречались, – отвечаю я. Эгберт задумывается на пару секунд.
– Ты действительно уверена, что никогда не видела Ройстона в вашем доме? – спрашивает шериф, и я удивляюсь.
– У нас дома? Что он мог делать у нас дома? – я отрицательно качаю головой. Вижу, что Эгберт говорит не всё, что знает.
– Может, он приходил к твоей маме? – вновь задаёт он вопрос, который снова меня удивляет.
– К маме? Нет, мистер Эгберт, я никогда не видела его с мамой. Разве они были знакомы?
Шериф молчит около минуты, словно решает, рассказывать мне или нет. Потом он снова перебирает стопку фотографий, которую вытащил из кармана, и протягивает мне другое фото. Я словно перестаю дышать, когда вижу его.
На фотографии Ройстон целует красивую женщину. Они выглядят счастливыми. Энди Ройстон и Реджина Ллойд. Моя мама.
Не могу поверить своим глазам. Насколько давно сделано это фото? Присматриваюсь, хватаюсь за детали. Мама в сиреневом пиджаке, который купила меньше полугода назад. Это фото сделано недавно. У меня сжимается сердце.
У мамы был любовник, о котором никто из нас не знал. Неудивительно, что никто ничего не заметил. Я не бываю дома целыми днями, а если и прихожу, то закрываюсь в комнате, не обращая внимания на то, что происходит в доме. Так же поступает и Глэн, и Сади. Мама может ходить куда угодно и когда угодно. Наверное, никто из нас и не заметит, если её не будет дома всю ночь.
– Твоя мама встречалась с Энди несколько лет, – поясняет шериф, и я чувствую, как меня начинает подташнивать. Вся эта ситуация кажется мне такой мерзкой, такой низкой и грязной. – Эммелин, ты в порядке? Ты побледнела.
– Я не знала, извините, – только и произношу я. – Вы знаете, кто его убил? Моей маме ничего не грозит?
– У меня есть несколько версий, – отвечает шериф, забирает у меня фотографию и вместе с остальными прячет её обратно в карман. – Не переживай, вам ничего не угрожает. Спасибо, что уделила мне время. Если у меня будут какие-то ещё вопросы, я заеду.
Я провожаю шерифа, закрываю за ним дверь и остаюсь наедине со своей болью. Я прохожу на кухню и вижу, как мама натирает стол тряпкой. Услышав мои шаги, она перестаёт это делать, но долго ждёт, прежде чем поднять на меня глаза. Мы смотрим друг на друга с ужасом и страхом во взглядах.
Только сейчас я замечаю, что моя мама не накрашена, глаза у неё опухли. Должно быть, она плачет не первый день. Как я могла не заметить, что у неё горе? Как мы все могли это не заметить? Хотя неудивительно. Ведь мы ничего не знали и о её счастье.
– Что ж, – тихо произношу я, – значит, тайный любовник.
Мама замирает и всё так же молчит. Это продолжается несколько минут. Тишина сводит меня с ума. Я не знаю, что именно чувствую. Злость на маму, обиду или чувство жалости к ней? Хочу ли я обвинить её или пожалеть? Я просто стою на пороге комнаты и ничего не делаю.
– Прости, Эммелин, – наконец произносит мама. – Не думала, что ты поймёшь. Что вы все поймёте. Нельзя было приводить кого-то в дом. После смерти папы вы могли… не понять этого, не принять.
– Ну, я вижу, что ты быстро смирилась с папиным отсутствием, – произношу я спокойным голосом, но внутри меня разрывает от боли. – Врала нам несколько лет. Устраивала никому не нужные поминальные обеды. Как же лицемерно, как же подло.
Мама смотрит на меня и снова молчит. Я вижу, что по её щекам текут слёзы. Я всё ещё злюсь, но делаю усилие над собой и подхожу ближе. Когда я страдала по папе, мама делала всё возможное, чтобы мне стало легче. Должно быть, сейчас моя очередь.
Я обнимаю маму, а она, уткнувшись мне в плечо, плачет.
– Мне жаль, что он погиб, – произношу я и только сейчас понимаю, что на самом деле чувствует мама. Второй мужчина в её жизни умирает от пули.
Когда мама успокаивается, я отвожу её в комнату, укрываю одеялом, а после приношу чай с мятой.
– Спасибо, – шепчет мама прежде, чем я закрываю дверь в её комнату.
Я понимаю, что событий сегодня хоть отбавляй, но заставляю себя выбросить всё из головы и ни о чём не думать. Я долго стою под душем, потом ложусь в постель и смотрю на потолок. Идея Сади о звёздах сейчас была бы кстати. Я тоже хочу считать их вечно, чтобы они никогда не заканчивались, чтобы не было возможности подумать о чём-то другом.
На следующий день после школы я не хочу идти домой. Не хочу видеть страдающую маму, вновь испытывать к ней жалость и злость, не хочу выбирать, какой мне быть по отношению к ней.
Я поднимаюсь на крышу сарая и долго смотрю на солнце, пока оно не прячется. Я ни о чём не думаю. Чувствую себя измотанной и несчастной, хотя понимаю, что это не самое правильное ощущение.
– Я знал, что ты будешь здесь, – слышу я знакомый голос и чувствую облегчение. В глубине души я рада, что буду не одна хотя бы несколько минут. Джос садится рядом. – Как ты? Знаю, тебе сейчас непросто.
– Разве расследование – это не тайна? – спрашиваю я и замечаю, что мой голос звучит агрессивно. – Имеет ли твой отец право рассказывать тебе всё, что касается моей семьи, если мы с тобой дружим?
– Ты, как всегда, во всём винишь моего отца, – усмехается Джос. Странно, что его голос, будь то злой, встревоженный или ласковый, всегда действует на меня успокаивающе. Я чувствую себя в безопасности. – Он мне не рассказывал. Никогда и ничего. Все уже знают эту историю. Не забывай, где мы живём.
Я понимаю, что он прав. Теперь это дело будут показывать по новостям, будут писать статьи в газеты, и очень повезёт, если не будут караулить всех членов нашей семьи у дома, чтобы взять интервью.
– Зачем ты пришёл? – спрашиваю я тихо. Даже сквозь одежду я чувствую, как наши плечи соприкасаются. Как это всегда бывает наедине с Джосом, меня начинает бить дрожь. Щёки пылают, хорошо, что уже достаточно стемнело.
– Хотел тебя поддержать. Знал, что, если найду тебя здесь, значит, всё плохо, – отвечает Джос. Я смотрю на парня и чувствую, как грудь наполняется нежностью. Даже в слабом свете фонарей я хорошо вижу его лицо. На пару секунд наши глаза встречаются. По-моему, это впервые, когда мы смотрим друг другу в глаза, осознанно, долго. Это до мурашек интимный момент, я тяжело вздыхаю. Мне становится страшно, я боюсь собственных чувств. Решаю, что нужно уходить, хотя от себя никуда не убежать.
– Мне пора, – с трудом произношу я, но так и не встаю. – Я пойду.
– Мэли, перестань, прошу. Не убегай от меня всякий раз, как мы оказываемся наедине, – тихо говорит Джос, а у меня кружится голова. Я борюсь с желанием прикоснуться к парню хотя бы на мгновение. Меня пугает это.
– Ты не имеешь права так меня называть. Это только для близких, – фыркаю я в ответ, чтобы Джос не заметил моего смятения.
– Я знаю, – ещё тише произносит парень. А мне ещё сильнее хочется крепко обнять его, взять за руку по-настоящему, ощутить его кожу, полностью, а не так, украдкой, при случайном прикосновении плечами.
– Прости, Джос, – только и произношу я. – Не стоит мне так злиться. Не стоит срываться на тебе раз за разом.
Джос поворачивается ко мне лицом, и я впервые понимаю, что знаю это лицо наизусть, хоть никогда и не прикасалась к нему. Джос долго смотрит на меня, а после наклоняется и целует. Его губы горячие, на вкус как мята, это я, наверное, запомню навсегда. Я схожу с ума от того, что Джос так близко. Я чувствую его руку у себя на волосах и боюсь, что могу сгореть заживо от его прикосновений.
– Прости, Эммелин, – шепчет Джос, отстранившись. – Я бы не простил себе, если бы ушёл, не сделав этого. А теперь, пожалуй, не смогу простить, что сделал.
– О чём ты? – спрашиваю я. – Ушёл? Куда? Я не понимаю.
– Спокойной ночи, мисс Ллойд, – говорит Джос и спускается вниз.
Я сижу на крыше достаточно долго, чтобы видеть, как уходит Джос, как с каждой минутой он отдаляется. Я считаю его шаги, как звёзды из банки Сади. После считаю свои слёзы, одну за одной. Не понимаю, о чём говорил Джос, что он имел в виду. Но я всё ещё чувствую вкус мяты, и это сводит меня с ума.
Я возвращаюсь домой поздно вечером. Брат с сестрой уже спят, мама делает вид, что спит. Когда ты знаешь правду, замечать её становится намного легче. Мамины туфли не начищены, как раньше, на кухне на столе грязная посуда, дверь в комнату закрыта плотно, чтобы никто не слышал маминых слёз. Когда я захожу к себе, я делаю то же самое, чтобы никто не знал о моих переживаниях.
Утром меня будит не мамин голос и даже не будильник. Я просыпаюсь от звонка в дверь, настойчивого. Мы с мамой спускаемся вниз одновременно, вместе открываем дверь. На пороге снова шериф Эгберт.
– Миссис Реджина Ллойд, – произносит он строго. В дом входят ещё несколько человек в форме. Я не могу понять, что происходит. – Вы арестованы по подозрению в убийстве Энди Ройстона. Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права?
Мама утвердительно кивает. В её глазах я вижу страх и растерянность.
Я слушаю слова шерифа, вижу, как на маму надевают наручники, как выводят её из дома и сажают в полицейскую машину. Я вижу, как виновато смотрит на меня шериф Эгберт. И я понимаю, что с этого момента моя жизнь разрушена окончательно.
7
Я стою без движения, похоже, целую вечность. Чувствую, как шериф касается моей руки.
– Держись, Эммелин, – тихо говорит он мне, а я готова наброситься на него прямо здесь. Как он может пытаться поддержать меня после того, как арестовал мою мать? Неужели этот человек будет и дальше причинять мне такую боль?
– Можно мне поехать с мамой? – спрашиваю я, понимая, что мои эмоции сейчас не главное.
– Нет, – отвечает мне Эгберт. – Ты должна остаться дома.
– Я не могу бросить маму. Ей нужна моя поддержка, – почти умоляю я. Шериф смотрит на меня тепло и ласково, но меня это раздражает ещё больше.
– Поддержка сейчас нужна твоим брату и сестре. Оставайся дома, сегодня к вам придёт работник социальной службы, – говорит Эгберт, и я еле сдерживаю себя, чтобы не закричать. Я понимаю, что это значит.
– Глэна и Сади заберут? Куда? – я не хочу верить в то, что происходит. Я всё ещё надеюсь, что сейчас проснусь, как всегда это бывает после ночных кошмаров. Я так хочу, чтобы всё это было неправдой.
– Вас никто никуда не заберёт, – поясняет шериф. Я вижу, как машина, в которую посадили маму, отъезжает от дома. Я борюсь со страхом, что больше никогда не увижу её.
– Нас? – уточняю я. – Не думала, что речь будет и обо мне. Я уже не ребёнок. Мне семнадцать лет.
– Ты несовершеннолетняя, – отвечает Эгберт. Я знаю это, я ненавижу сейчас все законы мира. – Твою судьбу будет решать социальная служба, так же, как и судьбу сестры и брата.
– Я хочу видеть маму. Я хочу, чтобы Вы объяснили, почему забрали её, – вскрикиваю я. Мне хочется кричать очень долго и громко, словно это может что-то изменить.
– Успокойся, наконец, Эммелин, – резко отвечает Эгберт. – Ты говоришь, что не ребёнок, но ведёшь себя, как маленькая. Будь сильной, раз ты такая взрослая. Позаботься о сестре и брате. Найди матери адвоката. Делай то, что делают взрослые, а не просто истери.
Шериф выходит и закрывает за собой дверь. Я остаюсь одна посреди комнаты с осознанием того, что вместо мамы теперь я. И в действительности я не имею ни малейшего представления, что делать дальше.
Теперь уже не до глупых игр с записками, не до переживаний о поцелуе с Хиксом, не о муках совести из-за Джоса. Хоть я и злюсь на мистера Эгберта, я вынуждена признать его правоту. Сейчас всё зависит от меня.
Я иду на кухню, спокойно готовлю завтрак для нас троих, потом поднимаюсь наверх разбудить брата и сестру. По всей видимости, они уже давно не спят, но вряд ли в курсе всего случившегося. Я прошу их спуститься вниз завтракать.
Мы сидим за столом на кухне и молча едим блинчики. Я вижу, как озабочен Глэн, он понимает больше, чем Сади, что что-то не так.
– Мама ещё спит? – спрашивает брат. Я долго молчу, а потом замечаю на себе взгляд Сади.
– Мамы дома нет, – отвечаю я как можно спокойнее. – Её не будет несколько дней. Пока поживём без неё, хорошо?
– Что-то случилось? – вновь спрашивает Глэн. Я смотрю на Сади и не могу решить, стоит ли ей знать правду. Но почти сразу же понимаю, что она узнает всё в любом случае. И будет лучше, если расскажу ей я, а не репортёр по телевизору.
– Маму арестовали, – отвечаю я, брат начинает кашлять. Сади молчит. Мы все смотрим друг на друга со страхом. – В школу сегодня никто не пойдёт. Должны приехать социальные работники.
– Нас заберут в социальный центр? – испуганно спрашивает Глэн.
– Я не знаю, – выдыхаю я несколько слов, будто они жгут моё горло.
Мы доедаем завтрак молча, потом расходимся по разным комнатам. Я мою посуду, убираю на кухне, а после иду в гостиную. Я сижу на диване и смотрю в пустоту. Я думаю о вчерашних словах Джоса и понимаю, что он всё знал заранее. Он был уверен, что после сегодняшнего случая я не смогу с ним общаться. Он попрощался со мной потому, что знал, что его отец вновь причинит мне боль, и я не смогу простить этого ни самому шерифу, ни его сыну.
Не знаю, сколько времени проходит прежде, чем раздаётся звонок в дверь. Я вижу на пороге незнакомую мне женщину, а позади неё тётю Мирту и Хикса. Я бросаюсь к брату. Он обнимает меня и гладит по волосам, не произнося ни слова. Это именно то, что мне нужно сейчас.
– Ты как, солнышко? – спрашивает тётя Мирта. – Держишься?
Я утвердительно киваю. Мы проходим в гостиную, садимся на диван. Я смотрю на социального работника и с ужасом жду её слов.
– Эммелин, меня зовут Диана Мэдисон. Я здесь для того, чтобы ты, твои брат и сестра были в полной безопасности, – говорит она. Её голос довольно приятный, я немного расслабляюсь. Хикс сидит рядом, и это придаёт мне ещё большей уверенности.
Я смотрю на брата, тяжело дышу. Он берёт меня за руку, по телу пробегают мурашки. А ещё внезапно в груди вспыхивает чувство вины. За что? Неужели за тот поцелуй с Джосом?
– Вы нас заберёте? – тихо спрашиваю я и боюсь услышать ответ. Меньше всего мне сейчас нужно быть вдали от своего дома, родных, от мамы, и не иметь возможности помочь ей.
– Нет, было решено, что вашим опекуном будет ваша тётя. Мирта О'Келли. Конечно же, если вы согласны с этим. Вы можете проживать с ней здесь или же переехать временно в её дом. Я буду заходить к вам довольно часто, чтобы узнать, как ваши дела, – говорит Диана. Наверное, это её работа – располагать к себе людей, но должна признать, что Диана владеет свой профессией блестяще. Каждое её слово меня успокаивает и заставляет верить этой женщине. – Также у вас будет психолог, который тоже будет приходить несколько раз в неделю, что помочь вам справиться с нынешней ситуацией. Что скажешь?
– Да, я согласна, – просто отвечаю я, не зная, что можно добавить. Хикс сжимает мою руку ещё сильнее, и я благодарна ему за это. Он не даёт мне сдаться.
Этот разговор длится ещё какое-то время. В основном Диана разговаривает с тётей Миртой, иногда задаёт мне какие-то вопросы, а после уходит наверх, чтобы пообщаться с Глэном и Сади. Тётя идёт следом, а я не могу сдвинуться с места. Мы сидим с Хиксом на диване и молчим довольно долго, прежде чем я понимаю, что тишина делает мне лишь больнее.
– Почему ты не в колледже? У тебя будут проблемы, – говорю я Хиксу, он лишь качает головой.
– О чём ты, Мэли, – отвечает он ласково. – Разве я мог оставить тебя в такой ситуации? Мама позвонила мне рано утром, я взял билет на экспресс.
– Потратил все свои сбережения? – спрашиваю я и чувствую невероятную благодарность вперемешку с нежностью. Если я и хочу кого-то видеть сегодня рядом, то только его.
Брат не отвечает. Мы долго смотрим друг другу в глаза, пока я не подвигаюсь ближе и не целую его. Я сразу же окунаюсь в мир огня и света, мир нежности и заботы, в мир Хикса. Кузен не спешит прерывать поцелуй, проходит пару минут прежде, чем мы отстраняемся друг от друга.
– Мне стоит запоминать этот поцелуй или забыть так же, как ты сделала это год назад? – тихо спрашивает Хикс. Я с трудом соображаю, потому отвечаю не сразу.
– Я никогда не забывала, Хикс, – говорю я ему и вижу, как парень нервно сглатывает.
– Иди сюда, – улыбается он и обнимает меня. Я утыкаюсь ему в грудь и с наслаждением вдыхаю аромат его парфюма вперемешку с запахом свежей травы. Это те объятья, которые Хикс дарил мне все эти годы, и я благодарна ему за отсутствие неловкости между нами сейчас.
Мы сидим так довольно долго, мне кажется, что я начинаю засыпать, а потом резко сажусь прямо. Как я могла забыть о самом важном? Полностью погрузившись в своё горе, я забыла, что должна помочь маме. В этом вся я. Как я раньше не замечала своего эгоизма?
– Маме нужен адвокат, – говорю я Хиксу, тот кивает головой.
